– Нет, нет! – раздался ответный стон. – Не надо! Никуда не ходи! Никто не поможет… Нарком тоже не поможет… Медицина бессильна… Я знаю свою болезнь. Это надолго. Впереди – полный паралич, знаете да… – Он со значением помолчал и не торопясь стал обосновывать новую мысль. – Поскольку возможна полная неподвижность, к ней, знаете да, надо готовиться немедленно. – Пожевал бороду, вздохнул глубоко. – Только ты, Проша, можешь мне помочь. – Закрыл глаза, раскручивая про себя некий замысел, потом повеселевшим, вполне бодрым голосом: – Сделай, Прошка, следующее: во дворе, на полке у верстака, найдешь блок. Там же – связка новых веревок (летось подарил Михал Семенов из Крутиц)… Все бери и тащи сюда. Начнем делать приспособление для мово перевертывания, иначе я помру голодной смертью и от жажды. Иди скорей.
Прохор поспешно направился к двери, но отец остановил его:
– Еще вот что: найди там большой крюк с винтовой резьбой, но не ржавый, а новый (давеча Кузьма Петров, кузнец из Исад, принес). Да не забудь инструменты: коловорот, перо к нему – среднее, стамеску малую, на всякий случай, молоток и прочее – сам сообразишь… Дело, видишь ли, в следующем: перво-наперво, надо провернуть отверстие в балке на потолке, аккурат над серединой кровати, и ввернуть туда крюк… потом блок, и так далее… Иди.
Вскоре Прохор вернулся, нагруженный всем, что требовалось. Отец его с нетерпением ждал.
– Так. Все верно. Теперь тащи стремянку. Без нее не обойдемся.
Прохор размахнул дверь, через весь дом потянуло холодом.
– Избу выстудите – куда это годится! – заворчала бабушка. – Серёдь зимы двери настежь. Лето, что ль? Токо грубку истопили – обратно, что ль, за дровами итить?..
Прохор уже тащил из сеней стремянку.
– Знаешь, мать, для здоровья отца ничего не жаль. Если понадобится, кубометр в день станем жечь. Машину в день – во! Я так считаю. Не цените вы старика, забыли больного человека. – Он зло плюнул в таз под рукомойник. – Это сговор какой-то… И врачи-вредители с вами заодно.
Бабушка опять пыталась возразить, но сын только отмахнулся. Установил стремянку, скинул на сундук шубу и, не теряя времени, полез к потолку с коловоротом.
Начали выбирать место для крюка.
– Возьми веревку и гирьку – сделай отвес, – приказал дед, – иначе точности не будет никакой, знаете да.
Прохор слез со стремянки и удалился в сени искать гирьку. Вернулся, привязал к веревке.
– Сходи еще в сени – там в ящике есть мел кусковой – возьми, отметишь, где сверлить…
Прохор покорно, однако уже с некоторым раздражением отправился за мелом.
– Теперь полезай, наметим, – удовлетворенно сказал дед.
Прохор снова взобрался на стремянку.
– Спускай отвес.
Гирька закачалась возле бороды.
– Не туда. Подай подальше, чтоб пришлось у поясницы.
Гирька подвинулась.
– Еще подай. Так! – деловито покрикивал дед. – Хорош! Ставь мелом крест.
Оказалось, мел Прохор оставил внизу…
Все началось сначала. Прохор насупился, но не перечил. Поставив крест, взял коловорот и принялся сверлить.
– Ай, ай! Прошка, дьявол, да что ж ты делаешь! Все глаза мне запорошил! Ай, батюшки! Лицо-то мне закрой сначала!
Странновато заворчав, Прохор слез и прикрыл отца полотенцем. Сверление продолжалось.
– Ох, батюшки, задыхаюсь! Уморил… – глухо забубнил под полотенцем дед.
– Терпи, отец, кончаю, – деревянно отозвался Прохор.
Снимая полотенце, он не заметил ни одной крошки опилок и насупился.
Дед хватал воздух криво отверстым ртом.
– Уморил. Чуть не задохся… – Открыл глаза, деловито оглядел балку. – Ввертывай крюк!
Прохор неохотно полез на стремянку.
Дед с интересом следил за работой, подавая под руку советы, от которых у Прохора выступала пена в углах губ.
– Таперича, – весело крикнул дед (обычно так он это слово не произносил), – таперича, – вкусно подчеркнул он, – бери блок и крепи к нему веревку. Вяжи мертвым морским узлом.
– Отец, – хрипло, но смиренно ответил Прохор, – ты знаешь: я во флоте не служил и морских узлов вязать не умею.
– Иди сюда, – счастливо сказал дед, не заметив напряженного тона сыновнего голоса. – Просунь в дырку блока. Теперь захлестывай. Да не так! Двойной петлей! Не туда. Эх, Прошка, не плавал ты на барках – сразу видно!
– Не плавал, отец.
– Ну, подхлестывай и затягивай. Да сильней. Наперекос и крепче! – Почти стонал от восторга дед.
Блок подвязали.
– Теперь, знаете да, нужно примерить петлю мне под поясницу… – Он подумал и добавил с веселостью: – Но чтоб и под мышки!
Прохор в бессчетный раз полез под потолок и пропустил веревку через колесико блока, потом один конец отнес на середину горницы и захлестнул за спинку стула, а на другом принялся вязать петлю.
Едва петля была готова, дед, словно специально готовился к окончанию работ, застонал на весь дом:
– Ох, надо опростаться! Ай, терпежу нет! Мать, тащи судно! Прошка, налаживай петлю!
Веревку подвели под поясницу.
Раздался крик боли:
– Да как же ты меня подымаешь, дьявол! Как на дыбе…
Веревку отпустили.
– Заводи петлю под мышки, – совсем спокойно, с любопытством порекомендовал дед.
Петлю перевели под мышки.
– Теперь добро́! Тяни! Мать, ставь судно!
Прохор потянул с такой силой, что дед взвился под потолок; бабушка ловко кинула на кровать судно. Больного посадили.
– Вот добро́ так добро́! Какая штука-то: ни рукой, ни ногой не двинул – и без боли сел…
Поглядывая на родителя, Прохор в изнеможении крутил цигарку.
Постучались в уличную дверь. Бочком глянул с порога Парфен.
– Здоров, Касимыч! Али захворал?..
– Тяжело захворал, – мрачно подтвердил Прохор.
Дед, уже совершивший что требовалось, мельком поздоровался с Парфеном и бодро продолжал отдавать команды: