Читать книгу: «Великие духи Барабинской степи», страница 6
Глава 12
Сон Аньки
Анька знала, что не заснет. Бессонница стала для нее неотъемлемой частью жизни. Не сразу, конечно. Спустя месяц после того, как отец бросил их с мамой и братом. Сначала Анька надеялась, что папа вернется, потом рыдала, а потом, в один момент – это был ее день рождения, слезы кончились. И началась новая жизнь, с книжками до рассвета, пересчитыванием баранов, и темными кругами под глазами. Это было особое состояние – Анька просто не хотела спать. И, после того, как она все—таки выключалась от усталости, сны ее не были приятными. Здесь, на свежем воздухе, спалось намного лучше. И иногда бессонница поднимала белый флаг уже через пятнадцать минут. Но, в какие—то ночи, все было по—прежнему. Сейчас Аня была даже рада этим, теперь уже редким, бессонным ночам. Иначе она проспала бы много чего интересного.
И сегодня, после насыщенного духотой, купанием и событиями дня, она снова глядела в брезентовый потолок палатки. Мысли и фантазии, как мухи, беспорядочно роились у нее в голове. Пока ее мозг окончательно не выдохся. Она уснула.
Первое, что она почувствовала, это – физическую силу. Много силы. Как будто внутри бушевал огонь, и хотел вырваться наружу. Во сне она была молодым мужчиной с крепкими горячими руками. Он оседлал коня и поскакал по степи, без всякой цели. Ему нравилось ощущать скорость, разрезать воздух своим голым до пояса, торсом. И еще он наслаждался властью. И свободой. Здесь ему никто не указывает. Вокруг – лишь бескрайняя степь, а он – ее хозяин. Точнее, когда—нибудь им станет.
Юноша вернулся в селение поздно вечером. Отец, мать и сестра сидели у очага. Они ужинали. По глиняным посудинам мать разливала горячую наваристую похлебку.
– Ты обещал вернуться до захода солнца, – сказал отец, не поворачивая головы.
– Я немного заблудился, – соврал сын. Почему, вообще, он должен перед ним отчитываться? И что он сделал такого, что отец опять недоволен? А в груди как будто дрогнула струна.
Молодой мужчина сел со всеми. Он ехал домой в прекрасном настроении, от которого сейчас не осталось и следа. Мать протянула ему сосуд с похлебкой и кусок лепешки.
– Завтра будет Совет, – сказал отец.
Сердце юноши забилось. Что, неужели отец решил? Он смотрел на крупного, широкоплечего мужчину перед собой, с гривой седых волос и цепким взглядом. Нет, он еще сто лет будет вождем. С такой—то силищей. Тогда что он задумал?
– А зачем я? Ведь я не участвую в Совете?
– Завтра будешь. Ты, Ной и Гай. Нам нужны ваши молодые умы.
– Да? – сын хмыкнул. Надо же, какая честь! Этих двоих еще там не хватало. – А что случилось? Это из-за засухи?
– Нет. Ведунья сказала, что на нас собираются напасть. Ей был знак.
– Отец, – юноша старался говорить, как можно мягче, – я объездил сегодня всю округу. Все тихо. Неужели ты веришь какой—то выжившей из ума старухе?
«Да ты и сам, похоже, спятил. Хотя нет, был такой всегда. Духи, знаки, закон степи. Смешно», – думал молодой мужчина.
Отец повернулся. И посмотрел долгим пристальным взглядом.
– Я знаю, ты думаешь, что умнее меня, – сказал он.
Сын вздрогнул. Как будто отец прочитал его мысли.
– Нет, я совсем не… – начал было юноша, и осекся. Он не просто думал, он знал. И придет день, он это докажет.
На следующий день собрался Совет. Причин для его созыва было две. Угроза нападения, действительно, беспокоила старейшин. Но ведунье был другой знак. Она предчувствовала скорую смерть старого вождя. Поэтому, вождь заодно решил проверить тех, кого рассматривал, как своих преемников. Ной, лучший охотник, молчаливый, упрямый, надежный. Гай, – его любимец, веселый, прыткий, ему можно было поручить любое дело, любые задачи. И сын. Самоуверенный, дерзкий и… что—то еще в нем было, пугающее, чуждое. Жесткость. С таким сердцем нельзя быть вождем. Но он умен, очень умен.
Совет собрали ровно в полдень, под деревянным навесом, крытым соломой. Как полагается, первыми сели старейшины, их было трое. Затем, пригласили молодых. Жена вождя принесла кувшин с прохладным травяным напитком, и удалилась.
– Мы слышали, что из далеких краев, где нет рек и озер, на нас надвигается кочевое племя. Они хотят наш скот и запасы зерна. И еще они хотят жить здесь, в наших домах, с нашими женами. – сказал вождь. – Что скажут наши молодые сородичи?
Повисла пауза. Юноши растерялись. Каждое слово, сказанное здесь, могло повлиять на их дальнейшую судьбу. Первым заговорил Гай.
– Нужно сделать укрепленное убежище, из которого можно будет отстреливаться. Там должны быть запасы еды и воды.
Старейшины одобрительно закачали головами.
– Построить наблюдательную вышку, на расстоянии от селения. Чтобы сторожевой, завидя неприятеля, мог вскочить на коня и предупредить об угрозе, – сказал сын вождя.
Седоголовые мужчины переглянулись, им понравилась эта идея.
– Нам нужно новое оружие. Луков и копий будет недостаточно, – сказа Ной.
– Хм… А что ты предлагаешь? – спросил его один из старцев, на глазу которого было большое белое пятно.
– Нам нужно что—то, что сбивало бы с ног их коней. Что—то покрупнее, – ответил Ной. И стал объяснять, как он видит устройство, метающее камни, или пропитанные смолой, горящие головешки.
Старцы оживились, глаза их горели. Они оживленно стали обсуждать возможность эту идею. Ной явно произвел на них впечатление. Глаза вождя светились восхищением и радостью. Все—таки, Ной.
Сын его, сидел в стороне. Он видел отцовский взгляд, обращенный на Ноя. И понимал, что этот взгляд означает. Юноша сжал кулаки, так, что ногти больно впились в ладонь. А в душе его кто—то неистово колотил по всем струнам, пока большая часть из них не лопнула.
Анька открыла глаза. Солнце пробивалось сквозь брезент палатки. Ксюшки не было. Пора вставать. Сажина вылезла из спальника, отталкиваясь пятками и лопатками, как змея выползает из своей шкуры. От сна осталось гадкое, разъедающее послевкусие.
***
Сажина пришла к столу, когда завтрак уже заканчивался. Ей не досталось каши. Дежурные засуетились, стали предлагать бутерброды. Похоже, они просто про Аньку забыли, потому что Костя доедал вторую добавку. Он даже предложил поделиться, но Анька отказалась.
В голове у нее было мутно. Хлеб с сыром не лез. Она молча выпила чаю, и пошла на раскоп.
Все ждали дождь. Небо сегодня затянуло, с раннего утра дул сильный ветер. Работать было приятнее, но в глаза попадала пыль и земля с отвала. Музыку из магнитофона не было слышно, ее сносило в другую сторону.
Лёшка с Генычем копали на соседних квадратах.
– Лёха, блин, ты можешь кидать землю в другу сторону? Всё на меня летит!
Лёша снимал третий слой. Землю со штыковой лопаты он кидал перед собой. Ветер сдувал ее на Генку. Тот работал на большей глубине, чем Лёша, и, получалось, что пыль попадает ему прямо в лицо.
Лёшка остановился на минутку, подумал. И сказал:
– А мне больше некуда кидать! Мне, что, на бровку складывать? – в его голосе слышался сарказм. Геныч был из враждебного ему лагеря одноклассников, и прогибаться перед ним Лёша не собирался. – Ты сам отойди, в другой угол квадрата встань и копай!
Гена промолчал, сплюнул, и немного отодвинулся с «горячей точки». Скандалить с Лёшкой ему хотелось меньше всего. Тот, как баба на базаре, в конце концов, начнет истерить, а Гене смотреть на это тошно.
Но история повторилась. Лёшка откинул землю, и она снова полетела Генке в лицо. Тот покраснел.
– Леший! – крикнул он, протирая глаза. – Ты не врубился?! Я тебе сказал, все летит на меня! Возьми тачку, и складывай в нее, если бросать некуда! Я так работать не могу!
Лёшка хмыкнул. Он, может, и сам хотел сходить за тачкой. Но, теперь, после того, как Геныч наорал на него и указал, что делать, он никуда не пойдет. У него тоже есть гордость. Лёша понимал, что провоцирует, но не мог остановиться. Он, как будто снова и снова оказывался в 205—м кабинете их школы, где одноклассники издеваются над ним и пинают его дипломат. А Геныч был там. Он стоял и смеялся.
И Лёшка, очень медленно, как будто на сцене, копнул и откинул землю. Получилось еще хуже, чем до этого. Сильный порыв ветра осыпал Геныча комьями грунта с ног до головы. Это была последняя капля. Гена выпрыгнул из своего квадрата, подлетел к Лёше и влепил ему затрещину.
Лёшка не ожидал, на секунду растерялся, а потом заорал:
– Ты, козел! Если ты меня… еще раз… хоть пальцем тронешь…
– Да? И что будет? – спросил Генка с насмешкой.
– Что будет? А вот узнаешь, что будет! – Лёшка бросил лопату, и с перекошенным от злости лицом, пошел в конец раскопа.
Тут Геныч сообразил, что Лёша хочет сделать.
– Лёх, ты это… Ты чего задумал? Не надо… Послушай…
– Ах, не надо? Испугался? А я все равно расскажу, понял! Убери руки! – Геныч пытался его остановить, но все было бесполезно.
Алиска в задумчивости снимала второй слой. Лёша подбежал к ней и выпалил:
– А ты знаешь, что никаких духов на самом деле нет? – Алиса застыла и посмотрела на Лёшу. Чего это он такой взбудораженный?
– Это Удав с Генычем вас тогда на кургане напугали! – Лёха сказал эту фразу прямо—таки с торжеством, и смотрел на Алиску, ожидая реакции.
– Очень смешно, – сказала та. Но её насторожил Лёшкин взгляд.
– Это правда.
И тут у Алиски перевернулось всё внутри. Ей даже показалось, что она знала всё с самого начала, но не хотела верить. Ведь тогда, получается, и сам Лёшка, и Сеня – соучастники. Они разыграли их, а потом поддерживали веру в духов? Генка, в котором она совсем недавно нашла друга… Сеня…
Алиске вдруг стало плохо. Ноги подкосились, она села на землю. Из глаз текли слезы. Она не хотела плакать. Она бы лучше спряталась сейчас ото всех. Но Лёша все еще стоял перед ней, и вид у него был злорадный.
–Уйди, Лёша… – сказала она.
К ней подошел Гена и попытался обнять.
– Алис, я все объясню…
Она сбросила его руку со своего плеча.
– Не надо. Я думала… Ты мне друг… – она побежала в сторону лагеря.
Лёша вернулся к работе. Остальные ребята на раскопе стали спрашивать, что случилось. Сажина не задавала вопросов. Она знала, что случилось. И была счастлива.
Ирина Алексеевна тоже все поняла, и, закончив план, пошла к Алисе в палатку.
***
В обед начался дождь. Все разбежались по своим палаткам.
Алиса все еще была грустная. Она вспоминала разговор с Ириной Алексеевной. «Все же, она – удивительная», думала девушка. «Говорила со мной, как со взрослой». Ирина убеждала простить мальчишек, ведь те думали, что это безобидная шутка. А потом побоялись признаться, боялись что «вы их разлюбите». Да, так она и сказала. И Алиса умом понимала, что никто не хотел им с Любкой сделать плохо. Ее больше всего расстраивало, что Геныч ничего ей не сказал тогда, ночью. И еще она чувствовала себя полной дурой, потому что искренне поверила в духов. И тут уже, парни вроде бы, были ни при чем. Злилась она больше на себя. Но ведь они заварили всю эту кашу…
В голове Алисы был сумбур. Она рассказала все Любке, когда они пришли в палатку после обеда. Хорошо, что Люба сидела, а так бы грохнулась от неожиданности. Она стала возмущаться, хотела тут же побежать, чтобы учинить расправу, но высунувшись на улицу, и увидев, какой там ливень, передумала. Она считала Олега главным виновником. А на Лёшу злилась из—за того, как он измывался над ними на кургане на следующий день. Этого она ему никогда не простит!
Когда эмоции улеглись, девчонки задумались над тем, что не всё здесь сходится. Во—первых, что было с Генычем той ночью? Да, он был на кургане с Удавом, но потом что—то произошло… Алиса рассказала Любке про белую тень между палаток. Если кто—то разыгрывал их в ту ночь, то это был не Геныч. Как—то не верилось, что это стал бы делать Олег. Да и по габаритам он не подходил. И уж совсем смешно приписывать Сеньке.
Девчонки сами не заметили, как помирились. И Алиса рассказала подруге про амулет, свой сон и сны Геныча. Они тут же забыли про духов, и стали обсуждать, странным образом совпадающие, детали их снов. Получалось, что они – разные части одной истории. Геныч видел себя охотником, убившим волка. Люба пыталась спасти волчат. Алиса готовила лечебную мазь для ребенка, и понесла ее в дом охотника.
Не было сомнений, что амулет обладал какой—то необъяснимой способностью переносить в прошлое. Причем, действие происходило на том же самом месте, где стоял сейчас их лагерь и раскоп. Конечно, тут кое—что изменилось за две с половиной тысячи лет. Река с тех пор измельчала и поменяла русло, но, в целом, это была та же степь, с бурной растительностью и точно таким небом.
Чтобы разгадать тайну этого золотого предмета, необходимо его сначала найти. И вот здесь девчонки зашли в тупик. Глупо было бы спрашивать у каждого, не находил ли он золотой амулет. Это вызвало бы кучу вопросов, в том числе и по поводу того, почему он сразу не перешел в народное достояние и откуда взялся. А ответов девчонки сами не знали.
***
Сильный дождь барабанил по палаткам и тентам. Капли с грохотом разбивались о пустые эмалированные ведра. Шум ливня напоминал глухой рев. И сквозь него, Ирине показалось, что кто—то ее зовет. У палатки стояла Анька, укрывшись куском полиэтиленовой пленки.
– Ирина Алексеевна, можно у вас перекись взять?
– Проходи в предбанник. Конечно, можно. А что случилось? – ответила руководительница.
Сажина молча показала свои пальцы с обгрызенными ногтями.
–Ого, – сказал Ирина и скрылась в палатке.
Анька сидела с видом ангела, спустившегося с небес. Ее брови были приподняты, отчего лицо стало казаться глуповатым, но более миловидным.
– Давай я тебе и зеленкой намажу, – предложила Ирина. Анька покорно кивнула головой.
–Ирина Алексеевна, – начала Анька. – А можно сегодня ночью пойти купаться? Говорят, ночью вода такая теплая…
– Не можно, – ответила та.
– Да? Я не знала… – Сажина вскинула брови еще выше. – Ребята вот ходили…
– Какие еще ребята? – Ирина нахмурилась.
– Да почти все… Ну, насчет, Брёмы и Стаса не уверена. И Ксюшка не ходила, она воды боится. А остальные все.
– Хм…Вот как?
– Ой, а я думала, вы знаете, – сказала Анька, все с тем же невинным лицом. – Ну нельзя, так нельзя! – Она поблагодарила Ирину Алексеевну, и ушла.
Ирина была расстроена. Час назад она успокаивала Алиску, так девчонка расстроилась из-за дурацкого розыгрыша. Да и она, Ирина, хороша. Пустила все на самотек, решила не вмешиваться. Теперь еще эта новость. Ее задело, что она доверяла своим воспитанникам. Она не стремилась контролировать каждый их шаг, и, по большому счету, никогда не наказывала. Ей казалось, они взрослые и ответственные люди. Она ошибалась? Купаться ночью опасно, все прекрасно знают, почему этого делать нельзя. Особенно те, кто в экспедиции уже не в первый раз. И все же пошли. Но, почему—то, особенно обидно было, что они не признались. Хотя, развешанные по лагерю купальники и плавки, однажды утром навели ее на кое—какие мысли, но она их тут же отогнала от себя.
«Наверное, я устала», – думала молодая женщина. «Раньше бы не стала расстраиваться из-за такой ерунды». Она любила детей. И своих воспитанников, особенно. Но, в последнее время Ирина все чаще задумывалась о собственной семье, которой у нее пока не было. О своем ребенке. Она представляла, какой была бы ее дочь, как они гуляли бы вместе по лесу, и собирали еловые шишечки. Ирина уже и имя придумала – Катерина. Ее любимый мужчина тоже настроен на серьезные отношения. И имя ему понравилось. Правда, он спросил, а что, если мальчик? Но Ирина точно знала – у них будет девочка.
Дождь продолжал. Его мерное постукивание успокаивало. Ирина прилегла на спальник и задремала.
***
А Анька в это время тоже уснула в своей палатке, убаюканная ливнем, и глубоко удовлетворенная событиями сегодняшнего дня.
Еще один сон Аньки
Ей снова приснился сон, где она была молодым и горячим юношей, сыном вождя. Старейшины одобрили сооружение смотровой башни. Сэй был назначен главным. Башню задумали довольно высокой, подходящих деревьев в степи не сыскать. Пришлось делать несколько ярусов. Лестницу соорудили параллельно опорам, она получилась отвесная. Для молодых проворных юношей взобраться по ней и слезть не составляло труда, но для людей постарше это было не так просто. Несмотря на все предупреждения, вождь захотел подняться на башню и осмотреть округу. Он любил степь всем сердцем, и с волнением думал, как она красива с высоты.
Старейшины тоже пытались отговорить вождя от рискованной затеи, но быстро сдались. Может, зная характер предводителя, понимали, что это бесполезно. А, возможно, посчитали что вождь благословит таким образом новое начинание.
Они стояли на самом верху. Вождь, его сын и Ной. Ветер трепал их густые волосы и бороды. А перед глазами, во все стороны, куда дотягивался взгляд, простирался зеленый, местами желтый, ковер степи. Узорами его стали колки и болота, изгиб речки, и заросли кустов по ее берегам. Издали их селение казалось маленьким и хрупким, все трое мужчин смотрели на него с трепетом в сердце. Там их семьи, друзья, дома с негаснущим никогда очагом. Они защитят своих близких. Теперь, глядя вдаль с высоты, они были в этом уверены.
Вождь потрепал сына по голове.
– Хорошая работа, сын, – сказал он.
Но Сэя похвала не тронула. Он видел, как отец смотрел на Ноя последние дни – с уважением и надеждой. На сына он не бросал таких взглядов никогда. Сэю было очевидно, что отец уже принял решение. На секунду у него промелькнула мысль, а не прыгнуть ли сейчас вниз? Пусть тогда поплачет его бессердечный отец, пусть до конца жизни винит себя в его смерти. Но нет, он не станет этого делать. Он будет бороться до конца. И так уж случилось, что конец этот наступил очень скоро.
Как рассказывал потом Ной, он стоял внизу и видел, как вождь осторожно начал спускаться вниз. В какой—то момент послышался крик вождя: «Сэй, помоги!». Что там произошло, Ной не разглядел. Кажется, одна из перекладин под ногой вождя надломилась, и руки соскользнули от неожиданности. Сэй в этот момент, был далеко, и помочь не смог бы.
Да, сын вождя стоял наверху. Он считал ступеньки: один, два, три… Когда спускался Ной, то на седьмой Сэй затаил дыхание. Но нет, ничего не случилось. Ной был легким и быстрым. Что ж, кому—то явно повезет меньше. И вот отец начал спуск: один, два, три…семь… Раздался треск, крик о помощи и, через секунду, глухой звук удара о землю.
Сэй был безутешен. Так казалось сородичам, и ему самому. Он на самом деле горевал. Потеряв отца, он неожиданно для себя, понял, как сильно его любил. Но темная часть его души ликовала. Отец не успел назначить преемника, а значит, по закону рода, власть перейдет к его сыну.
«Вот видишь, отец, я умнее тебя. Я жив. Я – новый вождь. Я все рассчитал правильно».
***
Дождь закончился к вечеру. Ирина Алексеевна собрала всех за столом и озвучила план работ на вечер. Люба с Алисой наведут порядок в камералке, Ксюша с Анькой – в хозпалатке. Старшие ребята займутся заготовкой дров, младшие – пойдут в деревню за молоком. Все уже собрались разойтись, как Ирина сказала:
– Подождите. Я хочу еще кое—что сказать, – вид у нее был непривычно серьезный, что насторожило ребят. – Я очень расстроена тем, что вы нарушили строгое правило не купаться ночью. Мне казалось, вы уже сознательные граждане, и сами все понимаете. надеюсь, этого больше не повторится… В любом случае, вот что решила. Вы просили тортик и лимонад. Пока все это отменяется. А там посмотрим.
Ирина посмотрела на ребят, на секунду остановившись на Сеньке, и ушла. За столом все молчали и поглядывали друг на друга. Брёма сказал:
– А что, кому—то в голову пришло ночью искупаться? Ведь ночью температура воздуха…
– Да помолчи ты! Иди в деревню уже, – сказала Любка, и направилась в сторону камералки. Алиска пошла за ней.
Анька, видя, что все собираются расходиться, встала и, как будто, самой себе, но довольно громко, сказала:
– Не знаю, зачем Алиска всё Ирине рассказала?..
Сенька, Геныч и Удав шли по полю в сторону ближайшего лесочка.
– Думаете, правда, Алиска сболтнула? – спросил Геныч.
– Они сегодня долго с Ириной разговаривали. Да, проговорилась, наверное, – ответил Удав.
– Может, она от обиды за розыгрыш? Решила нам отомстить? – предположил Гена.
– Да как—то не похоже на нее… – сказал Сеня.
– Эх, – вздохнул Удав. – Человеческая природа не постижима. У каждого из нас есть темная сторона, тень. Ты можешь думать о себе, какой ты хороший и правильный. А потом, в критической ситуации совершить нечто такое, от чего сам будешь в шоке… Так что, я ее понимаю.
Геныч молчал. Он вспомнил, как тогда, у реки, противный голосок внутри подбивал его не рассказывать правду. Как Гене хотелось тогда оставаться хорошим в ее, да и в собственных глазах. И этот же голос сейчас нашептывал ему: «смотри, да и она не идеальна? – сдала всех, и глазом не моргнула… из-за кого ты расстраиваешься?». От этих мыслей ему немного полегчало.
Сенька сомневался – он действительно не верит, что Алиска могла так поступить, или ему не хочется признавать, что она на такое способна? Он ведь ее совсем не знает. Она бывает грубой и резкой безо всякой причины, и образ ее хрупкости и нежности с этим совсем не сочетается. Если рассуждать логически, то да, так и есть – Алиса непредсказуема, и не такая, какой кажется. Значит, от нее можно ожидать чего угодно. И, в то же время, на уровне ощущений он чувствовал иное. Глубоко в душе он знал, что за всеми этими внешними декорациями спрятано большое чуткое сердце. Только, возможно, ему никогда туда не добраться. Она никого не пустит настолько близко. Сеня вздохнул. С грустью и смирением он подумал, что не будет больше стучаться в закрытые двери. Слишком больно, когда тебя вышвыривают вон.
***
После ужина у костра было непривычно тихо. В воздухе чувствовалось напряжение. Ирина Алексеевна ушла после ужина в свою палатку, ссылаясь на работу.
Сажина же была, напротив, в прекрасном настроении. Она распустила свои медного цвета волосы, которые до этого заплетала в тугие косы. И теперь они лежали мелкими ровными волнами. Надо признать, это выглядело красиво. Анька предлагала поиграть в какую—нибудь игру, но идея ни у кого энтузиазма не вызвала.
– Сеня, – начала она. – А расскажи про белого зверька! Помнишь, ты обещал.
– Да рассказывал уже… – сказал Сеня. Он держал над костром очередную ветку, и смотрел, как она вспыхивает и сгорает. – Лучше пусть Удав расскажет про змей.
Послышался смех.
– Да я так себе рассказчик, – ответил тот.
– У нас есть рассказчица, – сказал Лёша. – Правда, Алис?
Алиса слегка улыбнулась от неожиданности. Но вопроса она не поняла.
– Я не знаю. Что ты имеешь в виду?
– Да так. Слышал, ты секреты хранить не умеешь, – продолжал Лёша, явно наслаждаясь моментом. Костя хмыкнул. У Аньки горели глаза от предвкушения.
– Я? С чего ты взял? – Алиска недоумевала. Она смотрела на ребят, сидящих кружком. Брёма, Стасик и Кирилл о чем—то говорили между собой, происходящее их, похоже не интересовало. Остальные изучали свои ботинки, землю или созерцали пламя костра, и не смотрели в ее сторону. Сажина, правда, сверлила Алиску своими зелеными хищными глазами. Но она была не в счет.
– Что происходит? – спросила Алиса. Сердце ее застучало быстрее. – Лёша, давай уже, договаривай! Что за секреты я выдала?
– Ну… Ты с Ириной, так сказать, поделилась…
– Да она в курсе была! Она просто решила не вмешиваться, а потом сама пожалела. Она тоже не думала, что эта тема с духами так далеко зайдет! Так что никакой тайны в этом не было… – Никто не повернул головы.
– Не про духов речь, – сказал Лёша, после чего громко и наигранно зевнул.
– А про что?
– Ой, посмотрите на нее! Кончай уже из себя святошу строить, – сказала Сажина. Парни встрепенулась.
– Ты, это… рыжая… Помолчала бы, – буркнул Костя.
– А что вы все вокруг да около! А эта – дурочку из себя строит! Ну, рассказала Ирине про купание, что теперь… Призналась бы, а то «про что, про что»! – Анька разошлась. Ей уже было невыносимо ждать, когда кто—нибудь скажет прямо.
– Чего? – глаза Алиски округлились. – Я не рассказывала!
– Да ладно, Алиска, не переживай. Все мы не без греха, – сказал Удав. – Человек, вообще, существо непредсказуемое… – Олегу нравилось быть в образе циничного философа. Он чувствовал, что становится выше «всей этой бренной суеты».
– Да вы, что? – Алиса раскраснелась. Теперь ей стало понятно, почему ребята на нее не смотрят. – Вы подумали, что это я?
– Алисочка, хватит распыляться, – сказал Сеня, посмотрев на нее в упор. В голосе его слышалось раздражение. – Кто—то подумал, кто—то нет. Какая теперь разница. Не нервничай ты так.
– Кто подумал? Ты? – Сеня отвел глаза.
– Геныч, ты? – тот молчал, продолжая гипнотизировать шнурки.
– Любка, а ты, ты тоже подумала? – спросила Алиса. Она искала поддержки, и была уверена, что подруга на ее стороне. Но Любка растерялась. Она подумала, что упустила что—то. Может быть, Алиска опять за ее спиной общалась с кем—то из ребят, и вела активную жизнь, как тогда, ночью с Генычем. Старая обида была еще жива. И поэтому, Люба замялась с ответом:
– Я не знаю… Я, вообще, ничего не думаю…
Алиса почувствовала себя как ТОГДА. Когда она стояла у стены, в углу кабинета, двумя руками вцепившись в портфель, а одноклассницы по очереди высказывали ей свои претензии. Она что—то говорила в свое оправдание, но никто ее не слышал. И потом Любка, которую она считала своей подругой, убежала вместе со всеми, оставив ее одну. И сейчас, снова все против нее. Как будто вынесли ей приговор, без права его оспорить, без суда и следствия. И Люба, как в тот злополучный день, не поддержала ее. У Алиски зажгло в груди. Она чувствовала безысходность, и тотальное, космическое одиночество. Словно она с другой планеты, и никогда, никогда ей не быть принятой. В глазах у девушки поплыло, к горлу подступил комок. Она понимала, что это слезы, и не хотела, чтобы их кто—то увидел. Алиса встала и пошла прочь от костра.
Кто—то крикнул, кажется, Костя: «Да мы не в обиде!». Сенька сорвался было с места, а потом вспомнил про «закрытую дверь», горько усмехнулся и сел обратно. Любка вскочила, схватила подругу за руку: «Алиска, ты куда собралась, скоро стемнеет! Ты чего?». Та повернулась, посмотрела на нее глазами, полными слез, и сказала: «Отстань, поняла!», выдернула руку, и быстрым шагом пошла в сторону деревни.
Сажина тряхнула своими бесподобными волосами, и спросила:
– Так может, все—таки сыграем? – Глаза ее светились от счастья.
***
Сенька пошел к себе. Ему не хотелось ни во что играть, и на душе было погано.
– Тук, тук, – услышал он голос Аньки у палатки. – Можно войти? – Сенька ответил, что можно. К нему, как к старшему в отряде, часто обращались по каким—то вопросам.
Сажина была загадочной.
– Сень, мне нужен твой совет. Ты у нас главный, после Ирины Алексеевны. Поэтому я решила к тебе обратиться.
– Ну, выкладывай.
– Я тут нашла один предмет. Вчера. Он в траве валялся, за лагерем, – соврала она. – И я не знаю, что с ним делать. Вот, – Анька достала из кармана амулет.
– Ух ты, – сказал Сеня, рассматривая узоры. – Это не золото, сплав… Хотя, подожди, похоже.
У парня горели глаза. Анька ликовала. Она придвинулась к Ветрову, поправила волосы, так, чтобы они рассыпались по плечам, и сказала:
– Вот я и думаю, надо же Ирине Алексеевне отдать? Как ты считаешь?
Сеня повернулся, перед ним, почти вплотную, оказалось Анькино лицо, и он отпрянул назад.
– Да, конечно… – сказал Ветров, и протянул ей амулет.
– Нет, нет… Пусть останется у тебя. Отдай сам Ирине Алексеевне. Или, если хочешь, оставь себе, – ответила та. Глаза ее светились в темноте, как у кошки.
– Даже в мыслях такого нет! Все находки принадлежат институту, тем более, такие ценные! Хорошо, я сам передам. У тебя все?
Анька растерялась. В ее фантазиях этот разговор должен был закончиться по—другому. Ей казалось, он будет тронут ее отношением, тем, что она по собственной воле подарила ему кусок золота. А он… Что ж, надо идти до конца.
– Ну, у меня есть еще кое—что… – сказала Анька, и начала расстегивать пуговицы рубашки.
Сеня вытаращил глаза.
– Ты чего, совсем? Прекрати! Уходи отсюда!
Сеня отвернулся, Анька застыла в растерянности. У нее еще теплился последний уголек надежды.
– Сеня, я… – начала она.
И тут он неожиданно вспомнил, откуда ее знал. Это же младшая сестра Славки, парня из их футбольной команды. Она частенько приходила смотреть игру. Только этого ему еще хватало – разборок из-за нее.
– Аня, иди отсюда. И больше никогда так не делай. Поняла? – Голос его был очень жестким.
Сажина быстро застегнула рубашку, и ушла, бросив на прощание короткий взгляд. Глаза ее потухли.
Амулет остался лежать на спальнике. Сеня сунул его в карман, и вышел вдохнуть свежего воздуха. И тогда, узнав, что Алиса до сих пор не вернулась, он по—настоящему забеспокоился.
