Читать книгу: «За стеной», страница 4
1990
Осень
Ратники любили проводить время с лошадьми. Уборка стойла и уход за животными были их каждодневной повинностью, но время от времени практически каждый старший учащийся заглядывал туда просто так, без причины. Там всегда пахло сеном, опилками и почему-то яблоками. Смесь этих запахов стала неотъемлемой частью жизни ратного выпуска. Эти ароматы гипнотизировали, смягчали ураган эмоций в теле, в котором постоянно боролся человек с животным. В поисках этой самой гармонии Регина и отправилась в конюшни.
Вихрь сразу же почуял ее приближение. Не успев переступить порог, девушка услышала его задорное ржание.
– Легко было догадаться, кто именно вошел сюда. Он только тебя так приветствует.
У стены на деревянной лавке сидела Нино. Девушка из компании кошек. Регина не была близко знакома ни с кем из них, хотя конкретно с Нино порой пересекалась в конюшне. Они иногда миролюбиво перекидывались парой-тройкой фраз.
Судя по всем внешним признакам, лошади на сей раз не сильно волновали Нино. Она с задумчивым видом поигрывала кинжалом, который всюду носила с собой. То резко подбрасывала его так, чтобы он закрутился в воздухе, то ловила за рукоятку, раз за разом монотонно повторяя движение. Снова и снова, и снова… Несмотря на природную красоту, выглядела девушка довольно устрашающе: волосы цвета смоли каскадом падали на плечи и спину, полностью сливаясь с черной одеждой. Обутая в ботфорты, вес которых был таков, что их легко можно было счесть изощренным видом оружия, она уложила правый ботинок на левое колено и помахивала носком ноги в такт своим мыслям.
Регина точно знала, что среди дежуривших в конюшне в тот день Нино в списке не было. Что ж, среди ратников это место давно стало некой панацеей от тягостных дум и шальных мыслей.
Придерживаясь привычного нейтралитета, Регина оставила Нино предаваться размышлениям, а сама достала из сумки несколько кусочков сахара и на вытянутой ладони поднесла их Вихрю. Конь тотчас же деснами и языком аккуратно слизал угощение.
– Ну как ты тут, дружок?
Она с наслаждением провела рукой по гриве гнедого коня и, закрыв глаза, уткнулась лицом в его морду. Вихрь, поняв ее настрой, замер, стараясь забрать себе часть беспокоящих подругу мыслей.
Но, видимо, ему это не удалось. Ласково похлопав коня по холке, Регина отошла от стойла.
Она взяла вилы и начала раскидывать сено, наваленное огромной кучей у дальней стены. Это была работа дежурных. И по графику ее день наступал нескоро. Но в тот момент физический труд доставлял ей огромное удовольствие. Она с легкостью орудовала вилами, раз за разом перекидывая сухие пучки.
– Они не перестанут, – послышалось с другого конца конюшни.
– Что?
Регина остановилась и тыльной стороной ладони вытерла пот со лба.
– Они не перестанут, – повторила Нино. – Можешь даже не надеяться. Лучше научись игнорировать их.
Судя по всему, Нино была осведомлена куда лучше о событиях в жизни Регины, чем Регина о проблемах готессы.
– Игнорировать четверть поселения?
Нино хмыкнула.
– Почему бы и нет?
Оставив сено в покое, Регина подошла к черноволосой девушке, продолжающей играть с кинжалом.
– Это не так уж просто сделать, знаешь ли. И, кроме того, я не пойму, какое им дело. Почему их так волнует моя жизнь? Меня, например, совершенно не интересует, кто чем живет и кто о чем думает.
– А должно бы интересовать.
Сказав это, Нино многозначительно вздернула бровь, как будто вложив в это движение какой-то глубинный смысл, и резким движением вогнала кинжал в дерево скамьи.
Регина даже не вздрогнула, хотя маневр был крайне неожиданным. Она лишь удивленно покосилась на воткнутое в ни в чем не повинную лавку острие.
– Начнем с того, что они тебе завидуют, и довольно давно.
– Чему, хотелось бы знать?
Взгляд Нино был полон удивления.
– Ты из самой крутой компании всего поселения и к тому же девушка вожака, неужели не понимаешь?
Положим, Регина понимала. Это вполне могло быть причиной агрессии некоторых сверстников, а скорее, даже сверстниц. Но объяснить неприязнь мужской половины и старших жителей поселения этот факт никак не мог.
– Окей, зависть. Это я приняла к сведению. Но ведь есть что-то еще?
Нино не успела ответить. Входная дверь скрипнула, и в конюшню вальяжной походкой ввалились Ник и Колдун.
– О, да мы прервали обмен девчачьими сплетнями, – сказал Колдун, окинув насмешливым взглядом девушек. – Пардон, дамы. Не будем вам мешать.
– Тут никто не сплетничает! – раздраженно произнесла Регина.
Ей была неприятна мысль Колдуна о сплетнях.
– В любом случае, нас это не касается.
Ник миролюбиво улыбнулся и направился к стойлам.
– Тебя, может, и нет. А вот Колдуна очень даже, – вдруг сказала Нино, указав в сторону парня предварительно вытащенным из скамьи кинжалом.
– Так, девчонки меня обсуждают! Интересненько!
Колдун явно воодушевился. Довольный, он разместился на лавке рядом с Нино, сев как раз в то место, куда еще недавно был воткнут кинжал.
Регина подумала, что она поостереглась бы так вальяжно рассиживаться рядом с черноволосой красавицей.
– Не тебя, но представителя твоей компании.
– Это кого же? – удивился Колдун.
– Ее.
На сей раз кинжал указал в сторону Регины.
– А в чем, собственно, суть вопроса?
– Суть вопроса, собственно, в том, – очень похоже передразнила Колдуна девушка, – что пассия нашего будущего вожака искренне не понимает, почему не все от нее без ума.
Колдун присвистнул.
– О, какие сложные материи вы затронули. Нет уж, на эти темы философствуйте без меня.
Колдун поднялся и хотел было уйти к стойлам, чтобы приступить к работе, но Регина его остановила.
– Нет, объяснись! Ты же понимаешь, в чем дело!
Регине очень уж не нравилось, что кто-то из ее близких друзей был в курсе грязи, так душившей ее, но отказывался прояснить этот вопрос.
Колдун молчал, явно не желая поддерживать разговор.
– Ну, что молчишь?
– Все дело в том, что ты волчица, – сказал вместо Колдуна Ник, расчесывающий гриву одного из коней.
Регина оторопело посмотрела на него.
– А что, собственно, ты имеешь против волков?
– Я – абсолютно ничего, – пожал плечами Ник. – Прекрасно к вам отношусь. Но я не из рода пернатых.
По спине Регины пробежали мурашки. О разделении среди поселенцев было не принято говорить. Все понимали, что так или иначе оно существует, но вслух этого практически никто никогда не обсуждал.
Регина молча перевела нахмуренный взгляд на Колдуна, тем самым побуждая его прокомментировать ситуацию.
Тот лишь развел руками.
– Ты считаешь, что такие, как я, недостойны общения с вами? – спросила девушка, интуитивно расправив плечи и выпрямив спину. – Думаешь, что делаешь нам одолжение?
Колдун продолжал молчать. Ник тактично больше не встревал в разговор.
– Отчего же? Думаю, что Колдуна более чем устраивают его приятели.
Эти слова принадлежали Нино. Колдун кивнул головой, подтверждая их.
– Что же тогда Колдуна НЕ устраивает? – спросила Регина, сделав ударение на отрицательной частице.
В голове девушки никак не укладывалось, почему Колдун молчал, если имел к ней какие-то претензии? Они бы миллион раз могли обсудить любые вопросы, скажи он хоть слово, дай хоть полунамек.
«И сейчас стоит как истукан и молчит, будто воды в рот набрал. Неужели не проще выложить все карты на стол? Чего он испугался?» – подумала Регина и осеклась. Пазлы сложились воедино.
– Тебя не устраиваю я. Я рядом с Павлом.
Регина схватилась за голову. Сколько их еще ходит по поселению, молчаливых злопыхателей, вынашивающих свои мыслишки, но трусливо избегающих говорить открыто? Сколько птиц смотрят с презрением на нее? Сколько звериных сердец ревностно следят за ней, надеясь, что она споткнется?
Регина сверлила Колдуна взглядом. Как ей хотелось, чтобы он опроверг ее слова! Но тот продолжал молчать.
– Скажи уже что-нибудь! Или твои манеры не позволяют тебе обсуждать такие щекотливые вещи, как разделение происхождения?
– Оставь его, – вновь подала голос Нино. – Скажи он хоть слово против тебя, и Павел моментально вышвырнет его из вашей богемной тусовки. А это ой как не в интересах Колдуна.
– Трус! – прорычала Регина.
– Ты постоянно твердила об учебе. Говорила, что хочешь просить старейшин учиться в городе. Я надеялся, что ты уедешь и все поменяется.
Произнося это, Колдун сверлили глазами пол.
– Но это же вопрос всего лишь нескольких лет. Я вернусь…
– С ума сошла? – на сей раз Ник вступил в беседу. – Совсем, что ли, умом тронулась? Уехав отсюда, ты навсегда сотрешь себя из жизни поселения.
Регина хотела было сказать, что Ник несет какую-то бессмыслицу, но поняла, что он как раз в корне прав.
– Твой отец… Он старейшина… Что он тебе говорил про мой отъезд? – Регина смело устремила взгляд на Колдуна.
– Что одобрит твое стремление.
Колдун по-прежнему не смотрел на нее.
– Одобрит стремление и…?
– И закроет для тебя поселение.
Слова полоснули ее больнее, чем это мог бы сделать кинжал.
Поселение для нее будет закрыто. А Павел, став вожаком, никогда не сможет покинуть его пределы. Амулет вожачества, который ему суждено получить от отца, навсегда прикрепит его к своей земле. Стена разделит их.
– Подленько, – ухмыльнулась Нино, оскалив два верхних клыка. – Проявление птичьего благородства во всей его красе.
Ник подошел к ошарашенной Регине и участливо положил ей руку на плечо.
– Тебе нельзя уезжать. Иначе рискуешь никогда не вернуться. Понимаешь?
Она понимала. Теперь она все слишком хорошо понимала.
– Павел знает?
– Не может не догадываться, – пожала плечами Нино. – Но наш будущий вожак страдает пороком вседозволенности и вряд ли воспринимает эти вещи всерьез. Все дело в том, ваше сиятельство, что с высоты птичьего полета земные интриги и неурядицы кажутся слишком уж незначительными.
Продолжать беседу Регина больше не могла. Она просто не находила в себе на это сил. Окинув еще раз взглядом опустившего голову Колдуна, равнодушно вертящую в руках кинжал Нино и участливо смотрящего на нее Ника, девушка покинула конюшню под недовольное ржание Вихря. Он привык, что Регина всегда берет его на прогулку.
Что ж, не он один столкнулся в тот день с изменениями в привычном ходе вещей. То ли еще будет.
Глава 5
Регина
1990
Очень удобно сидеть на этом старом потертом диване, спрятавшись под лестницей. Сюда никто никогда не заходит. Это место выглядит практически как чулан. Душный, пахнущий сыростью и абсолютно безлюдный. Но он отталкивает только на первый взгляд. На деле же это превосходное место, чтобы побыть наедине с собой, собраться с мыслями. В этом вся суть жизни в поселении – ты никогда не бываешь один. В основном это не очень-то мешает. Даже наоборот, чаще помогает. Но бывают такие дни, когда воздуха вокруг становится будто бы мало. И его совсем не хочется с кем-то делить. Тогда-то мне и приходит на выручку этот старый дырявый диван. Мне на нем с детства хорошо думается.
Вот живешь ты в обществе. В обществе крайне разнообразном. Пытаешься ладить со своим окружением, в чем-то помогать, где-то уступать. И все вроде бы хорошо. А потом бац – и вокруг тебя взрыв. И тебе сразу тесно. И ты опоясан всеобщими взглядами и перешептываниями неодобрения. А в чем ты виноват? Всего лишь в том, что имеешь свое мнение.
Вот она, правда жизни: тебя любят столь долго, сколь ты готов соглашаться. Как только посмел проявить на что-то взгляд под углом наклона – изволь пожинать плоды. Ты прямо-таки всех шокируешь.
А если ты при всем при этом дерзнул испытывать счастье, то совсем труба. На тебе ярлык, крест, печать. Или что там еще обычно вешают на особо неугодных.
При Павле, конечно, все молчат. В рот заглядывают. Улыбаются. Разве что поклоны не бьют. Лицемеры паршивые. Не все, конечно. Но все равно тошно. Стоит же мне одной где-нибудь очутиться, то впору обвешаться булавками от дурного глаза. Так бабушка часто делает. Я раньше шутила над ней. А теперь думаю: может, правда, булавочку позаимствовать? От разговоров не спасет, так хоть уколет побольнее.
Посижу здесь, пока у нас время самоподготовки. Не пойду в библиотеку. Мне просто не хватит энергии быть среди людей. Я и на рваном диване вполне продуктивно займусь своими делами.
Достала тетрадь. Люблю записывать все, что приходит в голову. Надеюсь, что однажды из этого получится что-то дельное. Читать свои заметки я никому не даю. А сама я слишком никчемный критик, чтобы оценить тексты адекватно. Так что это скорее дурная привычка, чем что-то полезное.
Раскрыв чистый лист, я уже хотела было приступить к записям. Но тут с другой стороны лестницы послышался шорох.
Кого там несет? Надеюсь, не ту отвратительную стайку лис, то ли нюхающих, то ли курящих какой-то жуткий смрад. Меня стошнит даже от намека на их продукты потребления.
– Вот ты где! А мы тебя повсюду ищем. Даже немного стали волноваться.
Это под лестницей показался силуэт Сокола. А через мгновение и сам Сокол, улыбающийся во все тридцать два. Но его улыбка тут же поникла.
– Ты чего, волчонок? Обидел кто?
Волчонком он меня называет еще с детских лет. Я тогда часто пряталась под лестницей на этом диване. Плакала над плохими оценками, несовершенствами внешности или просто скрывалась от дразнящихся мальчишек. Собственно, Сокол был одним из них. Однажды проследив за мной и обнаружив это укромное место, он не стал меня выдавать. А порой даже приходил поддержать.
– Нет. Просто решила собраться с мыслями, – уклончиво ответила я. Не жаловаться же в самом деле, что меня все обижают. Смех, да и только.
– И записать их? – Сокол кивком указал на тетрадь. – Когда ты уже дашь что-нибудь прочесть?
– Там нечего читать, – пожала я плечами и быстро закрыла тетрадь, собираясь сунуть ее в сумку. Карандаш выпал из рук и закатился под диван. Вот растяпа!
Сокол тут же встал на колени и засунул руку под низ дивана в поисках сбежавшего карандаша. Я сразу подумала, что наш заводила таким образом собрал на одежду всю пыль, которая десятилетиями скапливалась вокруг.
И действительно, поднявшись, он сразу же стал отряхивать брюки, покрытые серым слоем пыли.
– Так и не отучилась грызть карандаши, – Сокол протянул мне находку.
Кончики всех моих пишущих принадлежностей, и правда, всегда были погрызены. Это у меня с детства. Задумавшись на уроке над каким-то заданием, я начинала грызть ручки и карандаши. Волчонок вырос, но более утонченным, как видно, не стал.
– И как, собрала их?
– Кого? – не поняла я.
– Мысли. Во что они хоть собрались-то? Или их пересобирать теперь придется? – ухмыльнулся Сокол и плюхнулся рядом со мной на диван, отчего тот недовольно скрипнул.
– Не издевайся!
– А я, Волчонок, не издеваюсь. Давно привык, что твои мысли, как грибы. Их собирать надо только после дождя. В твоем случае соленого.
– Зануда.
Мне захотелось хоть чуть-чуть задеть Сокола. А то сидит тут такой все понимающий и видящий мои мокрые глаза. Тоже мне, сэнсэй. У Мормагона, что ли, этого нахватался?
– Это я-то зануда? Из нас двоих ты что-то непонятное строчишь в своих тетрадках. То ли стихи, то ли проклятия…
– За проклятиями обращайся к Колдуну, – съязвила я.
– Э, не-е-е, подруга, я стольким имуществом не владею, чтоб к нему с подобными просьбами обращаться. Я уж как-нибудь сам, без дополнительной помощи обойдусь.
Я рассмеялась. Это Сокол умел всегда – рассмешить. Даже когда очень грустно. Даже когда воздух вокруг будто начинает исчезать, а ты глотаешь его, как рыба. Сокол скажет что-нибудь, кажется, вовсе и не забавное, а кислорода вокруг будто больше становится.
Друг улыбнулся. Видимо, этого он и добивался: вернуть дыхание через смех. С воздухом он вообще в хороших отношениях. В работе с ним он на все крылья мастер.
– Ну, может, расскажешь другу-зануде, отчего это я застал тебя на плакательном диване?
Это он с детства так диван называл. Сначала чтобы дразниться. А потом по привычке.
Я внимательно посмотрела на Сокола. Его взъерошенные волосы непослушными прядками торчали в разные стороны. Густые коричневые брови нависали над чуть раскосыми, всегда будто с искорками глазами. Когда Сокол улыбался, на его щеках тотчас же появлялись задорные ямочки. Маленькой девочкой я думала, что это у него две дополнительные улыбки в запасе, чтобы подарить их большему количеству людей.
На самом деле он только с виду такой легкий и вечно парящий. Сокол, может, и улыбается всему миру, но секреты этого самого мира никому не выдает.
– Знаешь, раньше я думала, что для ненависти нужен конфликт. Какая-то причина, чтобы источать черноту. А выходит, это совсем необязательно. Чернота эта может появиться из-за пустяка и расползтись, оставляя за собой страшные следы.
Сокол присвистнул.
– Вон о чем ты думы думаешь… Не знаю, как по поводу ненависти. Но вот просто неприязнь легко могу испытывать к людям, которые вроде бы ничего плохого мне не сделали. Но они мне не нравятся, и все тут. Что ж поделаешь. Это мои чувства. Имею на них право.
Мне как-то сложно было представить Сокола, кого-то недолюбливающего исподтишка. Со стороны всегда казалось, будто он всем искренне рад или по крайней мере нейтрален. Выходит, демоны всех посещают время от времени.
Я молчала, обдумывая эту мысль. Сокол же, не получив от меня реакции, продолжил:
– Я совершенно точно осведомлен, что своей персоной вывожу из себя минимум четверть ратников. И это только те, о которых я знаю наверняка. Что ж поделать, тем хуже для них.
Я ахнула от такого заявления.
– Сокол, ты о чем? Да большинство из них свои ботинки на обед слопают, чтобы дружить с тобой!
– Не собираюсь дружить с тем, кто для этого ест ботинки. Так обуви не напасешься, – рассмеялся он. – Но в целом ты правильно сказала. Тем я их и бешу, что желающие наесться ботинок в очередь выстраиваются.
– Да уж, съеденная обувь дружбу крепкой не сделает, – вздохнула я.
– А вот проеденный молью диван и море слез, пролитых на нем, могут оказаться очень неплохим инструментом для строительства дружественного фундамента, – вновь улыбнулся Сокол. И из его глаз будто посыпались тысячи искорок.
И вновь как будто воздуха вокруг больше стало. Гораздо больше.
– Просто я не привыкла к такому… Это какой-то совсем новый опыт для меня. Опыт крайне отрицательный. Даже от псов, с которыми у меня всегда были прекрасные отношения, стало веять холодом. А я… я просто привыкла быть для всех хорошей…
Сказала это, и меня сразу же передернуло от того, как прозвучали последние слова. Жалко они прозвучали. И по-детски. Как была хнычущим волчонком, кусающим от обиды диван, так им и осталась.
Но Сокол не рассмеялся. Даже намека на глупость моих слов не выказал. Вместо этого он сам придумал невероятную околесицу:
– Это они скачкам завидуют.
– Что? Ты чего несешь?
– Ну а что? Никто из псов не способен так блистать на скачках, как ты. Даже птицы не показывают таких результатов. Вот они все зубы и скалят. Тоже хотят быть первыми в гонке.
– Шут гороховый!
Я не удержалась и рассмеялась. В этом весь Сокол: раз, и переключил мое внимание на какую-то безделицу.
– Чего обзываешься? Ты же правда выиграла.
– За это бойкоты не устраивают, – отмахнулась я от его чуши.
– А ты откуда знаешь? Ты что, специалист по бойкотам? – Сокол прищурился и лукаво посмотрел на меня.
Так и пытается подтрунивать с разных сторон. Умело отвлекает. Но я ему за это благодарна. Прятаться мне перехотелось.
– Пошли-ка в библиотеку. Надо информации к занятиям подсобрать. Нутром чую, после последнего урока Мормагон именно с меня опрос и начнет.
На прошлом занятии во время подготовки круглого стола я по ошибке достала из сумки сборник стихов вместо исторического справочника. Мормагон сразу же потребовал убрать книгу и не отвлекаться на его классах на «мертвые направления».
Так и сказал – мертвые направления. Это он про литературу так. Он не видит в ней никакой ценности.
– Это ты права. Он может с тебя начать. Пойдем-ка хорошенько проштудируем материал, чтобы не ударить в грязь лицом.
Сокол крайне трепетно относился к классам Мормагона. Впрочем, как и большинство студентов.
Уже поднимаясь по лестнице, я решилась высказать вслух мысль, которая назревала во мне с прошлого класса истории. Она маячила в голове, но все никак не могла обрести форму. А вот сейчас обрела.
– Сокол, ты, наверное, решишь, что я чокнутая и еретичка, но я считаю, что Мормагон неправ.
– Ого, сильное заявление, – Сокол даже остановился. Его брови удивленно поползли вверх.
– Да, он неправ. Мертвое направление – это история. Ну серьезно! – выпалила я. – В ней нет ничего живого. НИЧЕГО. Все давно закончилось, ушло, и даже запаха не осталось. Вдыхай – не вдыхай, никакого наслаждения. Литература же всегда про жизнь. Всегда о нас, понимаешь?
Я сказала это и как будто даже зажмурилась. Почему-то мне казалось, что Мормагон знает о том, что я только что произнесла. Будто у него сто ушей и сто глаз.
Ох и получу я сейчас от Сокола за нападки на его гуру-сэнсэя! Хорошо же я отплатила другу за поддержку, ничего не скажешь!
Но Сокол лишь пожал плечами и равнодушно бросил нашу детскую присказку:
– На вкус и цвет, как говорится…
– Фломастер разный, – подхватила я и, облегченно вздохнув, продолжила свой путь в библиотеку. Как-никак круглый стол никто не отменял.
