Читать книгу: «Сатурналии эры стабильности»
Величайшую цену между человеческими вещами, а не только между драгоценными камнями, имеет алмаз, который долгое время только царям, да и то весьма немногим, был известен… Твердость его несказанна, он так сопротивляется ударам о наковальню, что железо с обоих концов разлетается, а сама наковальня растрескивается.
Плиний Старший, «Естественная история»
© Олег Селютов, 2020
ISBN 978-5-4498-7998-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I. Айвен
Если бы странник увидел весь свой путь целиком, мужество могло бы оставить его, поскольку он узрел бы все предстоящие трудности и испытания; вот почему путь открывается ему только шаг за шагом.
Ямвлих
Он, наверное, смог бы пройти весь этот маршрут с закрытыми глазами. Нет, ну справедливости ради скажем, что иногда все-таки пришлось бы подглядывать – есть же какие-то развязки, есть виадук через старинную железнодорожную ветку… Интересно, по ней еще ходят составы? Кажется, давненько не видел… Или просто внимания не обращал?
Так-то железнодорожные перевозки должны быть куда выгоднее, чем автомобильные. Электрическая энергия, на которой работает железная дорога, явно дешевле дизтоплива, а уж тем более бензина. Так ведь? Так. Получается, что чем больше расстояния, тем выгоднее доставлять груз по железной дороге. Если я все правильно понимаю… Сколько человек в экипаже электровоза, двое? Да пусть хоть трое, все равно за раз они перевезут больше, чем три фуры. Да и вообще, с полвека назад беспилотные электровозы появились, нет там теперь людей. Тоже экономия, потому что человека содержать надо. И безопаснее оно, если автоматика.
Хотя… Кто его знает? Может быть, теперь грузы не «железкой», а больше по воздуху доставляют. Прогресс, он же не стоит на месте. А у нас все так же, как раньше, все по старинке – погрузился, доставил, разгрузился. С другой стороны, это ведь и есть стабильность. Правильно? А стабильность – самое главное. Уверенность в завтрашнем дне, да. Ну а как же.
Говорят, что люди Железного века сами выбирали себе занятия. Хочешь, там работай, хочешь – сям. Мол, кем хочешь, тем и будь. А если захочется, можно вообще не работать. Да-да, вот так! Мы, кажется, и в школе что-то такое проходили… Только это все ерунда полнейшая, конечно. Выбирать себе занятие по душе возможно, когда очень много знаешь и умеешь или родился каким-то особенным, одаренным. Не всем это дано, в общем. Опять же, а если все захотят вдруг стать чиновниками в муниципалитете или, например, в полицию уйти служить? А кто ж тогда станет улицы убирать, за станками следить на производствах или сантехнику чинить? То-то и оно!
Как так, неужели они раньше не понимали, древние-то? Разве трудно было сообразить, что так дело не пойдет? И предки столетьями так жили, тысячелетьями! Страдали из-за этого беспорядка, голодали, революции устраивали кровавые, войны. А все от бестолкового устройства, не иначе!
Айвен неодобрительно покачал головой и расстегнул ворот рубашки. Становилось жарко – врывающийся в приоткрытое окно кабины сухой степной ветер быстро набирал температуру, а розовое рассветное солнце, все больше раскаляясь, успело выцвесть и побелеть, как белеют от злости. Нагретый воздух теперь плавился и трепетал над асфальтом. Ровная, как линейка, дорога уходила вперед, к бледно-сиреневым контурам далеких гор, а по сторонам, куда ни посмотри, лежала однообразная степь – бедная, сухая земля, покрытая помертвелой растительностью, измученной летним зноем. Низкий кустарник да каменные россыпи проплешин, а над этим всем – неподвижный воздушный океан. Кубические километры голубой пустоты и разреженных воздушных масс, разве что птица какая пролетит. А на самом дне океана – дорога и Айвен, потеющий за рулем своей машины.
Старушка мелко дрожала на невидимых с высоты водительского кресла неровностях. Тут и там в салоне что-то потрескивало и дребезжало, однако пожилая машина шла и шла себе, уверенно и мощно, как таран. Айвен улыбнулся, с восторгом и нежностью погладил обод руля. Защитное покрытие на нем местами стерлось, и руки теперь постоянно пачкались черной дрянью. Надо бы, наконец, собраться и обшить.
Она, старушка, досталась Айвену от отца, это было в порядке вещей. Однако ничто не вечно (кроме, конечно, Государства), и машина, которая и так была далеко не свежей, все больше дряхлела – даже несмотря на то, что Айвен ухаживал за ней так, как ни за одной девушкой никогда не ухаживал. У старушки постоянно что-то отваливалось, сыпалось и барахлило. Айвен прекрасно понимал, что отцовский грузовик давно уже отработал свое и место ему на свалке, но никак не мог накопить баллы на новый. Что ж, приходится довольствоваться тем, что имеешь. Остается только мечтать и надеяться, это не запрещено.
Баллы, баллы… Вечно приходится думать об этих чертовых баллах. Их хватает только на повседневную жизнь, на движение по накатанной задолго до него, Айвена, колее. Мать вздыхает и говорит осторожно, что, может быть, нужно чуть больше работать, пока молодой. Пока есть здоровье и силы. Брать дальние рейсы и вообще, мол, к чему-то стремиться. А зачем стремиться? Как ни крутись, будет то же самое. Водителем быть не перестанешь, это в крови. Лишняя двадцатка на балансе уйдет на ремонт драндулета и «нескучный газ» по выходным.
«Ты должен жениться», – настойчиво говорит мать, в этой теме она чувствует себя куда более уверенно. «Найди себе девушку, – повторяет мать раз за разом, – любовь может горы свернуть. А будет у тебя семья, дети – так сам захочешь большего». Ну, кивнешь согласно, а сам думаешь – ну вот зачем мне какие-то горы сворачивать? И что значит должен? Кому? Да и девушки… Жениться для этого дела необязательно, даже наоборот. Но маме, конечно, так не скажешь. Не поймет.
Айвен хмыкнул и покачал головой.
Ровная дорога была пуста до самого горизонта. Айвен бросил взгляд в зеркало заднего вида – далеко позади шла еще одна фура. Айвен отсюда не видел, кто, только точно это свой. Может быть, Чандр. Он тоже много лет гоняет свой грузовик в Москву и обратно. Или Курцхалия. Айвен представил себе лицо Натана Курцхалия – прядки темных волос, облепившие узкий покатый лоб, и капелька пота на кончике длинного мясистого носа. Натан хвастал, что знает своих предков до самого Железного века, да только кто ж его слушает. Опять сочиняет, как пить дать. За ним не заржавеет.
Почему-то вдруг вспомнился отец. Папа как-то давно говорил Айвену, что он немец. И он, Айвен, получается, тоже немец. По крайней мере, наполовину.
– А что это такое? – не понял Айвен.
Отец помедлил, будто не особенно желая продолжать разговор на эту тему, но все-таки ответил:
– Это народ такой, сын. Раньше не было каст, а были разные народы: немцы, французы, русские… Евреи.
– Как наши касты? – Айвен стоял рядом и ждал, когда отец закончит чинить его велосипед.
– Ну, не совсем… К примеру, сейчас мы все в Государстве говорим на одном языке, а раньше у каждого народа был свой собственный язык. И даже свое государство.
– Правда? – с недоверием улыбнулся Айвен. – Как же они друг друга понимали? Ну, народы эти?
– Как? Ну, им приходилось изучать чужие языки.
– А у немцев трудный был язык?
– Я не знаю, сын. Мы давно забыли этот язык. Вроде как общего на все хватает.
– Жаль, – подумав, сказал Айвен.
Отец пожал плечами и надел цепь на звездочку. Крутанул рукой педаль. Механизм зажужжал, как потревоженное насекомое.
– Забирай свой транспорт! Иди, покатайся часок и домой, скоро обедать будем…
Айвен поднял велосипед, но почему-то не спешил уходить. Переминался рядом, теребя серебристый рычажок звонка. Хромирование местами облезло от пальцев и случайных ударов. Отец вопросительно поглядел на Айвена.
– Папа…
– Да, сын?
– А мать – кто она?
– Мать? – переспросил отец и потер переносицу. – Я не знаю. Я никогда не спрашивал ее об этом. Да и какая разница, Айвен? Ведь в наше время это уже ничего не значит. Ерунда это, забудь…
Айвен тогда молча поднял и укатил свой велосипед, а отец остался сидеть на крыльце, будто задумавшись о чем-то. Айвен до сих пор помнит, как оно все было. Как фото – невысокое бетонное крыльцо в три ступеньки, белая стена дома, на которой шевелится сложная резная тень от пыльного куста сирени, и отец на крыльце. Тогда еще не старый, седина только-только начала пробиваться, и большие загорелые руки, покрытые золотистыми волосками, лежат на вытертых коленях.
Интересная штука – память. Отец умер несколько лет назад. Да-да, четыре года прошло. Помнится, была поздняя осень. Это плохо, когда люди умирают зимой или осенью. Все как-то уныло, бесприютно.
«Рак поджелудочной железы, – сказал доктор. – Метастазы. Что ж теперь поделаешь? Возьмите себя в руки, держитесь». При этом отец долго, упорно лечился, но… Да и как упорно, по возможностям. Все уперлось в социальный статус и проклятые баллы. И ничего нельзя было сделать, ничего.
Мать день-деньской бегала по разным инстанциям, а в оставшееся время заполняла бесконечные формы, близоруко щурясь в потрескавшийся экран своего планшета. И Айвен тоже участвовал, если требовалась помощь. Но ничего у них не вышло, сколько ни бились. Когда стало понятно, что конец неминуем, отец поджал губы и лично подписал заявление на эвтаназию.
На следующее утро приехал врач в хрустящем халате и сделал укол. Положил на салфетку пустой шприц и безучастно отвернулся к окну. Громко тикали часы на стене. Отец закрыл глаза и умер. Врач поднялся, коснулся отцовского запястья и, отметив время смерти, поклонился матери:
– Примите мои соболезнования.
В тот же вечер отца кремировали.
Все случилось так быстро и просто, что Айвен даже не успел расстроиться, что ли. На следующий день он, как всегда, вышел на работу, зачем-то прихватив с собой небольшую картонную коробочку, в которой лежала стеклянная капсула с мелким серым порошком – прахом отца. Так и возил с собой эту коробку несколько месяцев, пока мать не попросила вернуть.
«Я немец, – подумал Айвен, утерев пот со лба. – Может быть, в этом знании и нет никакого смысла, но отец передал его мне. И я буду помнить об этом ради памяти отца. А когда у меня родится сын, я обязательно передам ему это бесполезное знание. Пусть оно ничего не значит, но если это знание как-то связывает нас всех – прадеда, деда, отца, меня, моего будущего сына и так далее – значит, это важно. Очень важно».
«Сын, – язвительным тоном повторил другой Айвен, – ты сначала женись, а потом уже о сыне думай». Он всегда приходит в такие моменты, этот другой Айвен. «Кстати, почему именно сын, а не дочь? У тебя в любом случае не хватит баллов на планирование. Да и вообще… Где у тебя баллы на брак? Нету!»
«Заработаю, – ответил Айвен и тряхнул головой, отгоняя надоедливые мысли. – Значит, отец, да… Отец был светлокожий, а мать совсем смуглая. Но и она из дальнобойщиков, конечно, а цвет кожи тут не при чем. Каста есть каста. А цвет кожи – это пережиток, не больше. Хотя бывает красиво».
Между тем припекало все сильнее. Солнечный свет жег руки, лежащие на рулевом колесе. Впереди возникла точка; она быстро приближалась, превращаясь в автомобиль и обрастая деталями. Наконец, встречная машина с ревом промчалась мимо, обдав Айвена горячей смесью запахов летней степи и выхлопных газов.
«Каста, – продолжал думать свою мысль Айвен – как бы беседуя с неким не очень умным человеком, которому приходится объяснять очевидные вещи, – да, я водила-дальнобойщик, как и мои родители, как и родители моих родителей – далеко в глубину времен. Мы водим большие грузовики, а наши женщины держат дом и рожают новых дальнобойщиков, смену. Бывает, конечно, что и женщины садятся за руль – если, например, в семье одни только девчонки, а замуж выйти так и не получилось. Что поделаешь, бывает. Ведь баллы нужны, без работы никуда. Баллы, баллы… Опять эти баллы – ну никак без них. Чем ты ни занимайся, что ни делай, все равно вернешься к баллам, святой Дизель их возьми».
На мгновение Айвен перевел взгляд: справа, под лобовым стеклом, маленький Рудольф Дизель1 придирчиво глядел на Айвена сквозь очки, топорща седую щетку усов. Рядом с ним грустно хмурился святой Маркус2. Эти иконы когда-то принадлежали отцу Айвена, а до того – деду. Теперь они хранят Айвена.
Губы зашевелились сами собой, повторяя простые слова. Как всегда после дорожной молитвы, Айвен ощутил покой и тихую ровную радость. Машина стремительно неслась вперед и пожирала метры, как голодный механический монстр. Нет, не монстр, конечно, другое животное – доброе, хорошее. Но очень сильное. Буйвол, например. Или, может быть, слон.
Слон… Много лет тому назад Айвену довелось побывать в зоопарке и увидеть настоящего живого слона. Существо шевелило обвисшими ушами и все было какое-то грязное, пыльное, больное. Пусть довольно крупное, но жалкое. Такой слон совсем не понравился маленькому Айвену. Едва взглянув на него, Айвен утащил родителей к палатке с мороженым. Помнится, тоже было жарко, почти как сейчас. «Солнце… Утекает куда-то время, проходят века, а вечное солнце все так же встает по утрам и раскаляет степь, и сохнет от жара трава. Потом осенний ветер пригонит темные тучи, и будет лить дождь. А там и зима не за горами. И будет так повторяться снова и снова, а я буду гонять свою машину в Москву и обратно все по одной и той же однообразной степной дороге – до тех пор, пока могу держать руль. Да, у меня никогда не будет проблем с жильем и работой, потому что стабильность и забота о каждом гражданине, все такое. Но будет только так, установлено задолго до моего рождения, и никак иначе. Подумаешь об этом, и почему-то хочется на полном ходу крутануть руль – в любую сторону, и…»
«Да ты пойми, – мысленно оправдывался перед невидимым собеседником Айвен, – я счастлив. Конечно счастлив, а как же иначе? Мне не приходится с тревогой вглядываться в будущее, бояться неизвестности. Я не стану бездомным, я не умру от голода и холода. И если заболею, меня будут лечить. И меня, например, никогда не отправят на войну – для этого есть другие люди, профессионалы. Каста военных, у них это дело в крови. Но… Как человеку жить, когда все известно наперед? Я еще не такой старый, и я хочу – даже не верить, а просто предполагать вероятность того, что со мной однажды случится нечто необычное, из ряда вон выходящее. Чудо какое-то, что ли».
Тут Айвен с удивлением обнаружил, что его машина остановилась на обочине. Задумался, выходит, и утратил контроль над ситуацией. И это за рулем транспортного средства. Как безответственно и непрофессионально!
Айвен со смешанным чувством стыда и страха поглядел на святых, на Маркуса и Дизеля. Даже, кажется, покраснел. Потер лоб и потянулся было за сигаретами, но отдернул руку – не надо. Сигареты на крайний случай. Глянул в зеркало заднего вида и выпрыгнул из машины на черный асфальт.
Подошвы липли к нагретой поверхности. Фура, до этого все время шедшая позади, теперь быстро приближалась. «Все-таки это Чандр», – понял Айвен и заранее приветственно поднял руку. Через несколько секунд мимо него с воем промчался сине-красный вихрь, в котором мелькнула широкая белозубая улыбка. Чандр, высунувшись в окно, что-то прокричал, но Айвен из-за рева мотора и свиста рассеченного огромным автомобилем воздуха не расслышал ни слова. Проводив взглядом быстро удалявшуюся фуру, Айвен вздохнул и неторопливо обошел кругом свою машину, придирчиво оглядывая массивную тушу старушки. Убедившись, что с ней все в полном порядке, Айвен довольно кивнул и задрал голову к небу.
Солнце ползло к зениту, выжигая голубую небесную краску. Да, так оно и есть – высоко над Айвеном и его машиной уже повис полицейский дрон. Айвен некоторое время смотрел из-под руки, как маленький аппарат покачивается там, наверху, балансируя в восходящих потоках воздуха, словно пернатый хищник. Наверняка уже прицелился своей камерой и фиксирует. Айвен поскреб пальцами небритый подбородок и полез назад в кабину. «Полицейские делают нужное дело – следят за порядком на трассе. А я буду делать свое, то есть перевозить грузы. Вот так».
II. Девушка без карты
Случайная встреча – самая неслучайная вещь на свете, а люди, что назначают точное время и место свидания, это те самые, которые пишут только на разлинованной бумаге и выдавливают зубную пасту из тюбика, обязательно начиная снизу.
Хулио Кортасар, «Игра в классики»
Погруженный в свои мысли, Айвен не сразу заметил фигуру на обочине. А когда все же заметил, сразу же сбросил скорость. На всякий случай, мало ли что на уме у незнакомого человека. Два года назад вот так же стоял один на обочине, а потом взял и сиганул под машину – Айвен даже по тормозам не успел дать рефлекторно, да и хорошо, что не успел. А то было бы два трупа вместо одного.
Вот почему они так часто бросаются под машины? Жизнь есть жизнь, конечно, всякое бывает, но разве нельзя найти более приятный способ сказать «стоп»? Не такой омерзительный способ? Ведь страшно даже представить, что происходит в этот момент… Вообразите себе, что происходит с хрупкой человеческой головой под колесом многотонного грузовика. Череп вдребезги, в разные стороны жидкости брызжут. Человек, он на 70 процентов из воды состоит. Попробуйте наехать колесом на пластиковую бутылку с водой… И машина во всем этом, а до мойки пара сотен километров. И жара, например.
Поэтому Айвен предусмотрительно замедлил свою старушку. Человек на обочине, видимо, заметил это и тут же вытянул в сторону руку. «Ну надо же, – подумал Айвен. – Нашел место, чтобы попутки останавливать. Пять минут назад мелькнула справа придорожная забегаловка с автоматической автозаправкой. Там и надо было стоять».
Теперь Айвен явственно видел, что на обочине девушка. А это совсем другое дело! Рот Айвена сам собой растянулся в улыбке, и он молодцевато подвел машину к обочине, остановившись так, чтобы дверь оказалась точно напротив девушки. Не успел Айвен кивнуть, как девушка легко взлетела в кабину и плюхнулась на сиденье справа. Взвизгнули пружины.
– Спасибо!
– Москва? – деловито спросил Айвен.
– Москва, – кивнула девушка. – Как жарко сегодня!
– Давно стоишь? – улыбался Айвен. Он знал, что его широкая улыбка нравится женщинам, и пользовался этим при всяком подходящем случае.
– Нет, не очень… Жара просто.
– Это да… А чего не у закусочной? – полюбопытствовал Айвен. – Там больше шансов.
– Я там и стояла. Только вот не получилось у меня с первого раза далеко уехать, – поморщилась девушка.
Взгляд Айвена невольно опустился на ее загорелые ноги. Замечательные были ноги. Довольно короткая белая юбка и такие же белые матерчатые туфли делали эти ноги еще более загорелыми и стройными. Девушка, заметив любопытный взгляд водителя, сдвинула брови и водрузила на колени свой рюкзачок. Выпрямила спину и независимым видом уставилась вперед.
– Что же так?
– А-а, – девушка неопределенно взмахнула рукой. – Ерунда, не стоит…
– По-о-онял, – протянул Айвен и тоже стал глядеть вперед, все еще улыбаясь. «Ладно, – подумал он, – сейчас зайдем с другой стороны».
– Ты в Москве живешь?
– Нет, – отрицательно покачала головой девушка, отчего ее русые волосы рассыпались по плечам. – В гости еду. Собралась родных навестить.
– А чем занимаешься?
– Еду с вами в машине, – улыбнулась, повернув лицо, девушка.
«Хорошенькая, – подумал Айвен, – ты. Только вредная. Нельзя ответить по делу, что ли? Что это за тайны такие?»
– Кроме шуток, – сказал он, – кто ты? Ну, вообще? Чем занимаешься?
Девушка снова оглянулась на Айвена и пожала плечами.
– Не хочешь говорить?
– Нет, – обрубила девушка и снова уставилась перед собой. Впереди не было ничего интересного. Все та же прямая дорога.
– Как хочешь, – буркнул Айвен и обиженно умолк.
«Вот ведь какая попалась, а! Будто не знает, что разговор с водителем положено поддерживать. Это же, можно сказать, традиции автостопа. Эх, высадить бы тебя сейчас, —разозлился Айвен. – Так ты никогда до своей московской родни не доедешь, детка».
– Допустим, я учусь, – неожиданно подала голос девушка. – На врача.
– Врачи, как бы это сказать… не тормозят фуры на трассе, – покачал головой Айвен. – Сколько езжу, не было такого!
– Но я же только учусь…
– Все равно. Такого не может быть, не положено врачам опускаться до этого… Да и родители, ясное дело, не отпустили бы тебя одну…
– А давайте допустим, что они у меня люди широких взглядов. Умные и свободные от дурацких сословных предрассудков.
– Это как? – фыркнул Айвен.
– От этой чуши, которую вам навязывают.
– Кому это – вам? И кто навязывает? – Айвен все больше раздражался.
– Вам – это тем, кто в основании пирамиды. Тебе и таким, как ты. А кто навязывает, тоже понятно. Те, кто на самом верху.
– Слушай, а это не предрассудок – делить людей на низших и высших? Ты же знаешь, что по конституции…
– Все касты равноценны, – продолжила девушка с сарказмом.
– Конечно. Так оно и есть, – убежденно заявил Айвен.
– Равноценны, но не равны, – вставила девушка.
– Ну и правильно, – кивнул Айвен, – Каждому свое место!
– Вам самому не противно такое вот повторять? – фыркнула девушка. – Это же не ваши слова. И не ваши мысли. Потому что не может нормальный человек так думать.
Айвен даже рот разинул от возмущения. «Вот ты как заговорила!»
Девушка снова выпрямилась, сжав загорелые коленки. В кабине повисло облаком тягостное молчание.
– Знаешь, ты странные вещи говоришь… – покачал головой Айвен. – Очень странные, очень!
Девушка хмыкнула и дернула плечами. Потом повернулась к Айвену и неожиданно широко улыбнулась ему. Обезоруживающе улыбнулась, и все раздражение исчезло, как не было. «Какие ровные белые зубки, – подумал Айвен. – Здоровые зубки, чистая кожа, волосенки эти. И вся такая аккуратная, как с картинки. Самоуверенная. Может, и правда она из касты врачей. Какая мне разница, в общем-то? Совершенно никакой разницы. Просто подвожу симпатичную девчонку. Повезло, можно сказать, а я тут подозрения развел».
И только Айвен собрался поинтересоваться у симпатичной девчонки, как ее зовут, как она вдруг спросила первой:
– Скажите, вы Москву хорошо знаете?
– Хм… – Айвен даже растерялся. – Как сказать… Только по работе. То есть окраины неплохо знаю, а в центр большегрузы не пускают. Хотя я выбираюсь и в центр иногда, конечно. Когда время есть свободное или просто… Ну, пару раз ездил, чтобы развлечься. А что?
– Сегодня вечером мне нужно быть в «Собаке». Бывали там?
– «Собака»? – сморщил нос Айвен.
– Да. Ну, знаете, заведение такое… Ночной клуб, кажется.
– Н-нет, не помню никакой «Собаки». Где это хотя бы?
– Я у вас и хотела спросить, – засмеялась девушка. – Ладно, найду как-нибудь.
– Можно же в сети посмотреть… У тебя наверняка есть доступ.
– Угу.
– Потусить? – ухмыльнулся Айвен понимающе.
Девушка фыркнула.
– А что, нельзя?
– Почему нельзя? Когда я молодой был…
– И давно вы состарились? – хмыкнула девушка.
– Ну, как давно, – смутился Айвен. – Тридцать шесть мне все-таки.
– Серьезно? – изобразила искреннее удивление девушка. – Ни за что бы не подумала!
Айвен довольно осклабился – он и сам полагал, что выглядит гораздо моложе своих лет, и очень любил, когда об этом говорили другие. Но вдруг закралось подозрение, уж не издевается ли эта зубастая девица.
– Почему ж ты все-таки решила на попутках ехать? – спросил Айвен, чтобы как-то продолжить разговор. – Есть и другие способы попасть в Москву, гораздо более удобные и… менее опасные как бы.
Девушка бросила на Айвена быстрый оценивающий взгляд.
– Дело в том, что есть одна проблема. Представляете, я потеряла карту.
– ID-карту? – поразился Айвен. – Как так? Когда?
– Ох, – вздохнула девушка. – Вчера, кажется. Знаете, я ее на цепочке носила… Вот вместе с цепочкой и потеряла. Наверное, порвалась цепочка, и…
– Ну ты даешь! – Айвен неодобрительно покачал головой. – Это ни в какие ворота…
– Что ж теперь делать. Бывает.
– Слушай, – Айвен покосился на девушку. – Так ты в полицию-то заявила? Как положено.
– Нет пока. Я решила в Москве этим заняться. Не до этого было как-то…
– Это же серьезное нарушение! Смотри, баллы спишут! Да и вообще… Так-то я заявить должен.
Девушка промычала что-то неопределенное и отвернулась.
«Ексель-моксель, – подумал Айвен, – не нравится мне эта история. Девушка (далеко не глупая, судя по всему) едет без карты в другой город. Может быть, сумасшедшая? сейчас многие вот так, с бухты-барахты, сходят с ума почему-то. Кстати, а с чего бы ее высадили из той, другой машины? Что-то тут не ладно».
А девушка чего-то замолчала. Напряженно глядела перед собой, поджав губки, и молчала. «Ну надо же, – подумал Айвен, – смотри-ка на нее. Размолчалась тут. Уж и спросить ничего нельзя, да? А лезть в машину к порядочным людям вот так, без карты, можно, выходит? А ну остановит меня на въезде в город дорожная полиция. Спросит, а кого это мы везем? Так-так, предъявите карты! Что, нету ID? А ну-ка, капрал, давай обоих в участок до выяснения. У этого тоже историю проверь, что и как. И не забудь ему штраф выписать за то, что занимается незаконными пассажирскими перевозками на дальние расстояния, работу у других крадет.
Не хватало мне этих проблем, – занервничал Айвен. – Высадить ее к чертям, что ли? Да только нехорошо как-то, не по-человечески. Если уж на то пошло, мог бы и сразу карту спросить… Никто же не заставлял ее подбирать, сам остановился. А высадишь девку тут, так сколько ей, бедняжке, на жаре-то придется торчать? Опять же, полицейские дроны, наблюдение – практически моментально засекут, полиция заинтересуется, и… Если уже не заинтересовалась, кстати».
Айвен с тревогой открыл окно и, на секунду отвлекшись от дороги, высунул голову из кабины. Тяжело вздохнул.
«Ладно, довезу тебя до города, – решил он, – сделаю доброе дело, раз уж назвался груздем. Может, оно и обойдется. Наверняка все будет нормально, зря только накручиваю себя. Первый раз, что ли, подбираю людей на трассе? Да и все дальнобойщики испокон веков так поступают. Как-нибудь да обойдется!
Вот есть у меня такая черта, – подумал Айвен, – близко к сердцу все принимать. Слишком много думаю. Проще надо быть!»
– Ладно, – пробормотал он. – Сиди, довезу.
Девушка оглянулась, и что-то мелькнуло в ее взгляде. «Странная ты все-таки, – сказал себе Айвен, – очень странная. Такая недоступная и настороженная, а едешь на попутках черт знает куда. Кажется, боишься, а все равно едешь. И карту потеряла, говоришь? Ну-ну. Да ее за пару часов восстановить можно в любом отделении, разве это проблема? А вот на трассе без карты…»
И тут Айвена буквально осенило. Он даже хрюкнул от неожиданности, так все вдруг оказалось просто и понятно.
– Ты тага!
– Чего-о? – повернулась к нему девушка.
– Ты, – повторил Айвен, – тага?
На лице девушки мелькнуло выражение гнева и досады. Она уставилась на Айвена, будто не веря своим ушам и ожидая, что Айвен вот-вот извинится.
– Ну, правильно я догадался? – повторил Айвен, но уже с меньшей уверенностью. – Так?
Девушка вспыхнула. Краска залила ее лицо, и на тонкой переносице вдруг проступили веснушки. Айвен понял, что ему уже ничего не светит.
– Останови, – сказала она тихо, но при этом каждый звук в этом слове был четким и хрустел, как битое стекло. Айвену показалось даже, что в кабине на секунду стало как-то прохладнее.
– Останови. Я выйду.
Тон не предполагал никаких возражений. Айвен помимо своей воли повернул руль вправо. Тяжелая машина выкатилась на обочину и, пройдя по инерции сотню метров, остановилась, сильно качнувшись вперед. Девушка, не говоря ни слова, подхватила рюкзачок и выпрыгнула из кабины. Хлопнула металлическая дверь. Айвен сидел и смотрел, как девушка идет по обочине, быстро перебирая своими стройными загорелыми ногами в белых туфлях. Маленький рюкзак закинут за спину, юбка красиво облегает бедро. Из-под белых подошв в воздух поднимаются облачка пыли.
– Святые угодники, – пробормотал Айвен. Дизель и Маркус нахмурились и глядели теперь на Айвена с явным осуждением. «Зря я так, – подумал Айвен. – Ох, зря! Теперь один дальше поеду, как последний дурачок. Недотепа. И ведь даже имени ее не спросил».
