Как все же радует весна…
Сквозь стужу, прячась за метелью,
Она вначале, как струна,
Звенит веселою капелью.
А чуть апрель качнет крылами —
Снега осядут, треснет лед,
И черно-белыми следами
Весна на землю опадет.
Земля, счастливая, оттает.
Забудет завыванья вьюг.
И стаи птичьи бросят юг,
И север родиной им станет.
С певучим треском лопнут почки.
Листва проклюнется… и вдруг
По небу огненные строчки
Гроза разбрызгает вокруг.
(1980?)
Одуванчика тонкая ножка
И серебряный шар головы…
Потерпи, буйный ветер, немножко,
Дай цветку постоять у Невы.
Он реке подарил свое солнце,
Превратился в серебряный звон.
Потерпи, буйный ветер… В оконце
Парашютики выбросит он.
Одуванчика тонкая ножка
И серебряный шар головы…
Потерпи, буйный ветер, немножко,
Дай цветку постоять у Невы.
1978–80
***
Душа озарена! Рокочет гром.
Лечу! Куда? – Не ведаю покуда.
Иль то иных миров ракетодром,
И ждет меня неведомое чудо?
Глаза прикрою – видится звезда.
Сквозь голубой туннель – ее сиянье…
Так в детстве уносили поезда
Мечту мою на вечное свиданье.
Раскрепощаюсь. Выплываю в свет.
В блаженстве растворяюсь… И невольно,
Душа, забыв скрижали давних бед,
Парит над Вечностью привольно!
1980
Вершин не покоряют. К ним – восходят.
Там, на вершинах, душу познают.
И на подходах к ним – себя находят
Иль в слабости и трусости снуют.
Лавинам салютуют не для славы.
Их канонады бросят сильных в дрожь.
У гор свои законы, мир и нравы.
Там не в цене ни слезы и ни грош.
Там мужество – вот золотые слитки.
Там техника и стойкость – вот заслон.
Там камнепады бьют, словно зенитки,
В тебя в упор со всех пяти сторон.
И если не сорвешься с вертикали,
Расщелины и ледники пройдешь,
Твоя душа познает свет и дали.
Ты бесконечность сердцем обретешь.
1982
* Владимир Балыбердин (1948–1994) – первый советский альпинист, взошедший на Эверест 4 мая 1982 года.
***
Все у́же круг испытанных войной.
Все выше слава ратников Победы.
Немеркнущая память над страной
Хранит в себе и горечи и беды.
Год 45-ый… Майская теплынь…
И слезы счастья на лице солдата…
И радости прогоркшая полынь…
И, словно кровь, запекшаяся дата.
9 мая 1983
***
Опять в неведомые страны,
Душа, лети!
Пусть ждут тебя и боль, и раны,
Не отступи.
Не остудись, душа хмельная! —
Вперед и ввысь!
У времени рука стальная,
Не отступись.
Поэты знают: трудна дорога
Вперед и ввысь.
Поэты помнят: талант от Бога!
Не отступись!
1984
***
Мне снятся кони по ночам
Под шорох шин и лязг трамвайный.
И по асфальтовым плечам —
Копытный звон, как звон хрустальный.
И снится вместо черных труб,
Кадящих гарью и дымами,
Весельем пенящийся сруб,
Пропахший лесом и хлебами.
В нем вздохи желтых половиц,
Как женщин легкое раздумье.
И тень от елочных ресниц
На стенах, как вуаль колдуньи…
***
Как души мало объяснимы,
Так и костры в вечерней мгле.
И струи пламени, как нивы,
Качают песни на Земле.
Я эти песни сердцем слышу
В безмолвном трепете огня.
Парит душа все выше, выше
Над пеплом прожитого дня…
Я погружаюсь в размышленья,
Как солнце вечером в зарю!
И нежный аромат волненья
Стихам невольно подарю…
Ушел тяжелобровый говорун.
Опричнина повластвует теперь.
Россия знала мало звонких струн,
Куда привычнее ей стон потерь.
Душа болит в предчувствии беды.
У КГБ – история черна.
Меч обнажен. Кровавые следы
Дай Бог, чтоб не увидела страна.
Не повторись, истории спираль…
Народ опять насторожил свой слух.
Проложена стальная магистраль.
Куда и кем? Ответит время вслух!
22 ноября 1982
***
Терзать себя и ревностью, и гневом
Достойно ли твоих и дум, и лет!
Дарила женщина свою любовь с напевом,
И в нем звучал прощания сонет.
Истаял звук. И молодое тело
Уже другому дарует напев.
К чему же так угрюмо и так смело
Ты осуждаешь легкокрылость дев?
Поэту ли изменою терзаться!
Ушла – одна, другая – ждет тебя.
Любовь всегда любовью будет зваться,
Пока в ней страсть как всполохи огня.
1987
***
Я как в тюрьме: тоска и боль разлуки,
Лишь изредка мелькнет твое лицо.
Коснутся лба изнеженные руки,
И снова – одиночества кольцо.
Я задыхаюсь от раздумий часто,
От ревности сгораю по ночам,
А ты наивно легкое участье
Ко мне несешь, как уголья к свечам.
К чему уют в ознобе ожиданья?
К чему слова, когда ответа нет?
Мне радости короткого свиданья
Все чаще дарят горечи сонет.
1987–88
***
Ты помнишь ночь, и бухту сонную,
И лунный блеск в морской волне,
Сухумский рейд, дорогу звездную,
Настойку грусти на вине?
Тогда ты стала мне завещана,
Как богом врезанная грусть.
И пусть навеки боль обещана,
Я от тебя не отрекусь.
Не знаю: ждет меня удача ли,
Иль топкий берег неудач?
Меня не раз разлуке сватали
С тоскою, под надрывный плач…
И все-таки иду без трепета
На перекресток наших встреч,
Чтоб страсть твою и влагу лепета
В ладонях и душе беречь.
***
Каждый вечер, лишь только сумерки
Прокрадутся к тебе на крышу,
Я с тоскою иду переулками
И надежду любви колышу.
Мне навстречу плывут прохожие,
Смех стучит рикошетом в окна.
И мне кажутся все хорошими,
И весь мир из улыбок соткан.
Ты мне чудишься как сияние
И в меня ароматом входишь…
Ах, девчонка, мое отчаянье,
Ты с ума меня, видно, сводишь…
Каждый вечер, лишь только сумерки
Растворят силуэты зданий,
Я иду к тебе переулками,
Чтоб крутить карусель свиданий.
***
Листья бьются, как птицы,
С лёту в рампу окна.
И пронзают их спицы
Нудно-злого дождя.
Ветер буйствует пьяно,
Рвет с деревьев наряд.
На рябине лишь рьяно
Гроздья ягод горят.
Среди мрака и стужи
Пламенеют они,
Чтоб деревья, как лужи,
Застыть не могли…
Все же скоро морозы
Сдуют пламя с рябин,
И от зимней угрозы
Черным станет рубин.
А земли километры
Снега занесут.
И свирепые ветры
Начнут самосуд.
***
Нева осенними ночами,
Как нефть, тягуча и черна.
И трется о гранит плечами
До дна продрогшая волна.
Мосты как горбуны застыли
И молятся воде в ночи.
И желтый блеск фонарной пыли —
Как блеск засаленной парчи.
Вдоль отсыревших парапетов
Столбы угрюмые стоят.
А в шашках каменных паркетов
Плафоны льдинками скользят.
1969
***
Ночь расколота костылями —
Инвалид беспризорный пьян.
Он давно не гулял полями,
Ему ближе сухой бурьян.
Его дом – подворотни и лестницы.
Его жизнь – тугая петля.
Ночь всегда ему – крик предвестницы,
Что тоскует о нем земля.
Его силы давно на пределе.
Гарь помоек – его тепло.
На сухом и скрюченном теле —
Горе ужасом проросло.
На безликом лице щетина.
Хриплый голос – как крик грача.
Днем он держит беду, как плотина,
Пьяно тело свое волоча.
Только ночью, когда устало
Стихнет город, как жизнь сама,
Инвалид костыли, как кресало,
Бьет о трубы его и дома.
Колет ночь, безразличье и горе,
Раздвигает души тиски,
Чтобы днем захлебнуться в море
Безысходности и тоски.
1969
***
Я сгорал от вина и простуды,
От любви же давно не сгорал.
Чувств веселых звенящие трубы
Я в походы с собой не брал.
И боролся с внезапным порывом,
Сердце сдерживал, как орла.
Мне все чудилось: над обрывом
Все те годы душа плыла.
А теперь – ни вина, ни простуды.
Полыхает Любовь во мне.
И поют мои чувства, как трубы,
О веселом и Вечном Огне!
1976
Искромсаны. Без головы и рук
Вновь тополя стоят по Ленинграду.
Как будто враг свирепствует вокруг
И город хочет взять в блокаду.
И чудится мне: артобстрел и смерть.
Пожарищами память полыхает.
И жутко мне на тополя смотреть,
От их уродства сердце высыхает.
От этой жути не уснуть в ночи —
Все чудится измена где-то рядом.
И даже прилетевшие грачи
В отчаянье кричат над Ленинградом.
А по утрам, идя вдоль тополей,
Я будто прохожу по полю брани.
Мир за ночь стал бездушнее и злей,
Но как и прежде молится герани.
Я не кричу и не кусаю губ.
Лишь молчаливей становлюсь и суше.
И часто без причин бываю груб,
Да сердце бьется медленней и глуше.
Клен рыжий, как экскурсовод,
Мне улыбается листвою,
И будто пьяной головою
Качает желтой кроны свод.
Он что-то тоненькой рябине
Лукаво шепчет и поет.
А та любовь спокойно льет,
Свое смущенье скрыв в рубине.
А там седеющие горы
У ног осин поклоны бьют,
И сосны песни в небо льют,
И ветры лают, будто своры.
Березки стройные грустят,
Припоминают праздник мая.
И, в тучах клином утопая,
Уж гуси с севера летят.
Лишь ели сфинксами застыли,
Зеленым пламенем горят.
И никому не говорят,
Что пьяными от лета были.
Природа сентябрем грустит
И песни птиц припоминает,
И холодком листву снимает,
И грибникам грибами льстит.
Брусника высыпала рьяно
Из стынущей земли в ночи.
Но заморозки, как ключи,
Чуть северней звенят упрямо.
И осень поздняя бредет
С дождями мелкими и злыми.
Мы ж днями поживем былыми,
Пока листва не опадет.
1971
***
Ах, вы, чудачки, яхты белые,
Невинностью опять блистаете
И, словно девушки несмелые,
От шепота морского таете.
И все вам кажется таинственно,
Красиво, ласково и трепетно.
И льется песнь прибоя искренно,
И шорох волн, как звуки лепета.
О том, что вы, прекрасно-юные,
Свежи и для любви соструганы,
Что вы забыли ветры буйные,
Забыли чувства, что поруганы,
Как паруса с вас, будто юбочки,
Срывали шквалы в страсти бешеной,
Как в ваши трюмы, словно в рюмочки,
Бесстыдство, страх и боль замешаны.
Но это было прошлой осенью,
И вы по морю вновь соскучились,
И, занавесив память просинью,
Весной у моря снова скучились.
Намазали себя белилами,
Отшлифовали мачты тонкие.
Вам не собраться, видно, с силами,
Когда поют вам песни звонкие.
Когда ласкают ваши талии,
И мачта страсти томной молится.
Вы забываете баталии,
И то, как в них невинность колется.
Мне ж не забыть, как вы, усталые,
У берега на эллинг коситесь…
Но, чуть снега осядут талые,
Вновь у яхтсменов в море проситесь.
1969
Владимиру Балыбердину
Ледопад словно минное поле:
Сдетонирует эхо – прощай.
Лишь удаче, отчаянной воле
В те минуты судьбу завещай.
И на скользком карнизе не сетуй
Разгулявшимся диким ветрам.
Альпинисты – с особою метой,
Им вершина – торжественный храм.
Есть закон у нелегкой дороги:
В путь пошел – отступленья не жди.
И тебя не осилят тревоги,
Не осилят снега и дожди.
Прорубаться к победе не просто.
На высотах – труднее вдвойне.
Тропы там не уступят погостам,
Там живут, как живут на войне.
Эверест принимает не многих,
Он домой отпускает не всех,
Над вершиною нет середины,
Нет у мужества скрытых помех.
Ни судить, ни рядить не спешите.
Покоряют не зря Эверест.
Лучше собственной жизнью вершите
И любовь, и отвагу окрест…
Ледопад словно минное поле:
Сдетонирует эхо и – крест…
В человеческом сердце и доле
Есть у каждого свой Эверест.
1983
***
Я сегодня, как перст, один.
Безразличьем качаю время.
Помоги мне, волшебник Грин,
Одиночества сбросить бремя.
Пусть забрезжит в моей дали
Алый парус веселых дней,
И воздушные корабли
Принесут мне лихих коней.
Я коней в колесницу мечты
Запрягу, расстреножу ноги,
И помчу вдоль далекой черты,
За которой веселые боги.
Сбрую им разукрашу стихом,
Млечный путь расстелю под копытом.
Я им буду лихим ездоком,
Так давно на Земле позабытом.
И пригоршнями буду с небес
Рассыпать всем звенящие строки…
Дай мне, сердце, любви. Дай чудес,
Чтоб тоска не нудила уроки.
***
Петушки-гребешки,
Бусинки рябины,
А под сердцем стишки
Да любви глубины.
А над сердцем заря,
Праздника веселье,
Неужели не зря
Мучили сомненья.
Та была не мила,
Та криклива очень,
Та в тоску замела,
С тою жить нет мочи.
Ну а ты чем взяла,
Чем заворожила?
Вся душа расцвела,
Будто не тужила.
Не корите, друзья,
Не ругай, сестрица.
Опоила меня,
Знать, свята-водица.
1976
***
В Европе яблони в цвету,
В агонии Берлин.
Пройдет последнюю версту
Советский исполин.
Мечом последний раз взмахнет,
И рухнет враг у ног.
Солдат от смерти отдохнет
И от ее дорог…
Прошел он чертову версту,
И все ж в последний миг
Смерть скажет: «За победы крик
Прибью тебя к кресту.
Я буду жечь тебя огнем,
Потом четвертовать,
Иль ты отступишь этим днем,
Чтоб снова воевать.
Я землю искорежу вновь,
Засыплю пеплом все.
Воды дешевле будет кровь —
Мое в том ремесло.
Я женщин закую в броню
И погублю детей,
И голод с горем сохраню
Для старых матерей».
Тогда Солдат поднялся в рост
И мир прикрыл собой!
Ликуй, победа, плачь и тост
Скажи за этот бой.
1975
***
Апрель набухает весною.
Вплетаются в травы цветы.
И небо лазурной волною
Склонилось к земле с высоты.
И облако белою птицей
Купается в этой волне.
А взгляд чуть прикроют ресницы —
И всадник на белом коне.
И лес, растревоженный песней,
Хрустальным бокалом звенит.
Веселое солнце, хоть тресни,
Упрямо стремится в зенит.
В душе расцветает улыбка.
Я снова оттаю от бед.
Природа – волшебная скрипка —
Мне дарит покой и привет.