Читать книгу: «Кэшбэк. Белые столбы. Беседы», страница 6
– Вот таким излишне возвышенным слогом и формируется отношение к участникам событий. Ночная атака казарм называется подвигом. А еще более пронзительным было описание похорон 3 погибших юнкеров:
«Гнетуще действуют три, стоящих в старой маленькой церкви металлических гроба. Еще тяжелей от сознания, что это ненужные, лишние жертвы; жертвы, которых можно было бы избежать…На гробах лежат фуражки убитых, они напоминают о том, о чем говорит красная лента на венках нижегородского совета рабочих и солдатских депутатов. –Об исполненном революционном долге…Юнкера отдали свою жизнь за свободную Россию, погибли за революцию…Свободная Россия не забудет своих сыновей, павших за ее светлое будущее.»
– Обрати внимание на строчки: «…что это ненужные, лишние жертвы; жертвы, которых можно было бы избежать…». Это опубликовано в газете в августе 1917 года, а спустя 100 лет можно говорить о бессмысленности этих жертв перед Историей! Правда, это очень пафосно! Кстати, это и есть моя вторая мысль.
В глазах моего друга – профессора читалась некоторая хитринка, желание оппонировать:
–А как же Присяга?
В доме было очень тепло, немного разморило, и чтобы стряхнуть это состояние я громко стал объяснять свою мысль, вскочив из-за стола, вышагивая перед профессором:
– Смотри! В августе 17 года общественное мнение симпатизировало и действиям юнкеров, и погибшим юнкерам особенно. Отсчитываем 50 лет и нас учат, что согласно ленинской теории о поражении своего правительства в империалистической войне правы мятежные солдаты (погибло 40 человек!), а юнкера – представители класса эксплуататоров. Вспомни, так нас учили в школе, в институте. Предмет был такой – «История партии»! Проходит еще 50 лет, и ты говоришь: Присяга! Ладно, давай спать! Завтра собирались пойти за грибами. Надо пораньше – в субботу много народа в лесу. Тебе где стелить – на первом или на втором этаже?
–На первом! На второй, боюсь, не поднимусь – коньячка лишку выпил.
Утро. Октябрьское солнце бьет в окно. На подоконнике стоит керамический темно-коричневый с узким горлышком кувшин с пятью красными астрами. Рядом на столе горячие кофе и бутерброды. Мой друг входит, громко декларируя:
«Там листья не шуршат в таинственной тревоге,
А, скрючившись, легли и дремлют на ветру,
Но вот один со сна поплелся по дороге,
Как золотая мышь искать свою нору».
Профессор целеустремлен:
– Ну, что, завтракаем и в лес! Интернет здесь у тебя хорошо работает! А стихи – одного из моих любимых поэтов – Переца Маркиша, репрессированного в 1949 году.
Я разливаю по чашкам кофе. Вчера сразу заснуть не удалось, поэтому на просторах паутины решил подтвердиться в своих мыслях:
– Кстати, о присяге. Специально посмотрел в интернете текст «Присяга Временному Правительству», где, в частности, говорилось «…Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного собрания. …Клянусь повиноваться всем поставленным надо мной начальникам, чиня им полное послушание во всех случаях, когда этого требует мой долг офицера (солдата) и гражданина перед Отечеством.” То есть юнкера действовали как настоящие мужчины. Поклялись и исполнили свой долг. Троя погибших, три гроба – тебе это ничего не напоминает? Мы уже современники тех событий!
– А ты о ГКЧП?
– Конечно. Ты помнишь имена, фамилии тех ребят? Я-то готовился, поэтому могу назвать: Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. В отличие от событий лета 17 года клятву они никому никакую не давали. После гибели – митинг у Белого дома в память о погибших, затем траурное многотысячное шествие от Манежной площади до Ваганьковского кладбища. Президент РСФСР Б. Ельцин просит прощение у родителей и близких погибших, называя их героями. Тогда еще президент СССР М. Горбачев благодарит родителей погибших: «… от имени всей страны, всех россиян нужно низко поклониться им, отдавшим жизни, ставшим на пути тех, кто хотел вернуть страну в мрачные времена тоталитаризма, столкнуть в пропасть, привести к кровавой бойне. Спасибо их родителям!». Герои были и первыми награжденными медалью «Защитнику свободной России». Показ этого действия передавался в прямом эфире. Патетика речей, статей, несколько лет возложения цветов к могилам героев. Что дальше!? Развал Союза, чубайсовская приватизация, становление олигархии, «лихие» девяностые. Сомневаюсь, что кто-нибудь сейчас помнит о них. Может быть только в очередную годовщину событий – «Да, погибли трое!». А у меня те же две мысли: о переменах в отношении общественного сознания к этим жертвам и во имя чего?
Мой друг понял, что после завтрака в лес сразу мы не пойдем, не торопясь, налил себе еще кофе:
– А как же принцип историзма? То есть представление тех событий так, как они выглядели глазами участников тогда? А иначе большинство значимых событий в прошлом инициировали неудачники и двоечники! А в принципе, я с интересом слушаю все, что ты так активно педалируешь. И, чтобы тебе было приятно, готов лить воду на твою мельницу. Начинаю. Какой праздник отмечен красным цветом в календаре осенью сейчас. Правильно – 4 ноября –День народного единства, посвященный событиям, произошедшим четыре века назад. А большая часть нашей с тобой жизни пришлась на празднование другой даты – 7 ноября. Помнишь! Музыка повсеместно звучала в этот день, демонстрация, парад на Красной площади. К очередной годовщине Великой Октябрьской революции знатные рабочие и колхозники со страниц газет и с экранов телевизоров рапортовали о своих достижениях. Осознание, что это один из главных праздников страны, было закреплено, как мне казалось, навсегда!
Очередной пример манипулирования сознанием. До царя Петра русский народ некурящим был. Только пьющим, да до секса охочим. Петр 1 насадил повальное табакокурение, издал указ о разрешении продажи табака. А сейчас какое общественное мнение о табаке? Кстати, ты молодец – бросил курить, я- то давно! И тем не менее, есть предложение – собираться на прогулку в лес. Почти полдень! Посмотри на солнышко! Надо понаблюдать эти золотые мыши!
О родине.
– Занимаясь деятельностью в партбюро института, я успевал что-то привнести в диссертационную работу. Появились публикации: тезисы докладов в различных сборниках и статьи в журналах. Мне здорово повезло с научным руководителем, у которого был авторитет в научной области и в институте. Кроме того, своя научная школа предполагала защитившихся аспирантов. Я оказался одним из первых «детей-учеников». А, обычно, о первых детях заботятся особенно. Даже нельзя сказать, что меня постоянно опекали, но то, что «режим благоприятствования» присутствовал – это точно! Например, я узнавал, что будет проводиться конференция молодых ученых и специалистов, писал тезисы доклада. Первые эпистолярные опыты были очень слабые. Я приносил их научному руководителю, а он или при мне, или позднее возвращал перечеркнутыми с выстроенными акцентами и предполагаемыми результатами. Затем тезисы отсылались для публикации. Мой шеф был не только генератором идей, но и неплохим организатором. Он смог увидеть новое в разработках языков программирования специалистов другого отдела и привлечь их для решения задач той «веточки» его докторской диссертации, на которой находился я.
Под ногами шумела листва. Внизу между деревьями просвечивала река Ока. Лес радовал своими подарками. Наши корзинки постепенно наполнялись. Мы уселись на ствол березы, по которому «бежали» опята.
–Упоение! Восторг! – произнес мой друг, нарезая очередную партию грибов.
– Пока у нас некоторая передышка, хочешь рассказу, когда я испытал самый яркий восторг?
– Догадываюсь с кем, но могу ошибиться! – игриво поддержал профессор.
– Ой! Коту все сметана снится! Я не об этом! Слушай! Я – кандидат наук и меня направляют в командировку в город Тбилиси (это еще Советский Союз). Там я должен был прочитать лекции о внедрении ЭВМ в процесс проектирования. Представляешь, помимо зарплаты на основной работе и командировочных, в грузинских проектных институтах мне тоже платили как остепененному лектору. В общем, встал я на путь, современным языком говоря, монетизирования научных регалий.
В то время проходил чемпионат мира по футболу, и я как болельщик его ждал и надеялся посмотреть максимальное количество матчей. Поэтому, я – «великий» – ответил, что поеду в Тбилиси только, если у меня в гостинице будет отдельный номер с телевизором. Продолжаю о своих недостатках и пороках. Я курил и с собой взял блок сигарет «Ява» Ява. Это жаргон такой, то есть сигареты «Ява», изготовленные фабрикой «Ява», в отличие от менее качественных, фабрики «Дукат». В Москве свирепствовал Горбачевский сухой закон: огромные очереди за спиртным в магазинах, в ресторанах – норма потребления на посетителя.
Первые впечатления о столице Грузии. Поселился в гостинице «Сакартвело». Сталинский ампир, высоченные потолки, шикарные люстры, но какая-то обшарпанная казенная мебель. До центра города 15 минут медленным шагом. Июнь. Закончив «сеять разумное, доброе, вечное» и получив «спасибо …сердечное» от грузинских проектировщиков, я отправлялся гулять: проспект Руставели, подвесная канатная дорога. Меня поражало, что в середине рабочего дня было много молодых людей, в основном мужчин, которые сидели в открытых кафе. Перед каждым на столике обязательно лежала пачка сигарет «Космос» (в 2 раза дороже «Явы»), но не редко сигареты «Мальборо» официально непродаваемые. Я обычно старался где-то пообедать: лобио, харчо, хачапури и так далее, покупал бутылку сухого вина (в винных отделах никого нет!) и спешил в гостиницу.
– Так, когда-же экстаз? Восторг? Оргазм, наконец? – перебил мой друг.
– Так, вот. За день до отъезда никаких футбольных матчей не было и я, собрав вещи, пошел в центр города. Напротив магазина «Воды Лагидзе» был ресторан, куда и направился. Пятница, вечер, а ресторан почти пуст, только где-то в середине зала ближе к открытой веранде за длинным столом сидела компания человек восемь. Я заказал шашлык и бутылку «Цинандали». Пока ждал, естественно, рассматривал сидящих. Мужчинам было на вид за сорок, «в теле», некоторые с заметным брюшком. Общались громко на грузинском языке. Я никуда не спешил, ел, пил, наслаждался беззаботностью. Через какое-то время один, сидящий в торце стола, обращаясь ко мне по-русски, пригласил подсесть к ним. Моя бутылка была на исходе, а я – готов к приключениям. Захватив остатки шашлыка, я оказался в центре внимания. Разговор пошел только на русском языке. Познакомились. Они – медики и отмечают десятилетие окончания школы. Тот в торце стола – Мамука, а я для всех стал – Алик из Москвы завтра улетаю. Принесли еще вина. Пошли длинные тосты. Я, в свою очередь ответил, потом спел: «Ой, мороз, мороз, Не морозь меня…», «Ой, да не вечер, да не вечер Мне малым- мало спалось». Ты же знаешь, я, когда выпью, люблю петь песни. В общем, вечер достиг своего апогея, когда Мамука неожиданно встал и, обведя рукой стол, спросил:
– Алик, мы хотим тебе сделать, подарить на память что-то! Что ты хочешь?
Хлебосольный Мамука стремился, чтобы у меня от этой встречи остались яркие впечатления:
– Хочешь женщину?
Мою некоторую растерянность он перебил быстро другим предложением:
– А Мальборо?
В голове мелькнуло: или у них здесь женщины такие дешевые, или американские сигареты такие дорогие. Весь вечер я пел русские народные песни и рассчитывал услышать в ответ подобное. Поэтому ответил, что с удовольствием послушал бы как они поют.
Неожиданно Мамука куда-то исчез и через некоторое время появился с тремя аксакалами. Они были в черкесках с газырями и папахах. Один держал в руках небольшой барабан, другой – с дудочкой. И вот в двух шагах передо мной «в честь московского гостя» минут двадцать продолжался небольшой концерт. Я впервые слушал грузинское хоровое пение «а капелла». Возможно определенное количество выпитого сухого вина, возможно необычность обстановки и новизна многоголосного пения меня погрузили в состояние захлебывающегося восторга. Повторяющиеся распевы, казалось, меня обволакивали. Мужские голоса то парили высоко, то были у моих ног.
– У меня в тот год тоже была любопытная поездка. И обращались ко мне тоже «Алик», «вита -жизнь по-итальянски» опустив. И познакомился с Аллой Борисовной, разговаривал с ней, – профессор решил перехватить инициативу. –Ну, что, пойдем? Или слушаешь меня?
– Посидим еще! Сейчас только сделаю несколько фотографий! Потом, зимой так приятно пересматривать фото с грибами.
– Тебя в июне, а меня в июле направили в подобную командировку – «сеять разумное…» только в Ригу. Приезжаю, селюсь в гостинице «Даугава». Двуместный номер. Совпадение такое: сосед – грузин, бывший борец, с животиком. Выпили за знакомство. Тенгиз у меня спрашивает:
– Алик, ты мужчина?
Я отвечаю: – Мне, что – показать?
Тенгиз продолжал:
– Тогда у меня к тебе просьба. Понимаешь, я здесь познакомился с одной девушкой и хотел бы привести ее сюда вечером, полюбить немного! Погуляешь где-нибудь до одиннадцати, хорошо?
– Рига была обклеена плакатами о концертах Пугачевой. А я на своем шестом этаже в буфете часто встречал за сметаной с сосисками Бориса Моисеева с блондинкой и брюнеткой. На завтраке они появлялись в ветровках, на спине которых стильно по-английски было написано: Алла Пугачева, телефон, факс. Каждый день шли дожди, ехать на побережье в Юрмалу не хотелось. Чем занимался? Очень похоже, как у тебя. В первой половине дня – лекции, обед, прогулки в Старом городе Риги. Кофе с бальзамом, причем ни одна чашка так, что к вечеру сердце напоминало о себе. К одиннадцати часам возвращался в номер, где меня ждал большой бокал шампанского – гонорар. В четверг, закончив цикл лекций, очередной раз посетив Домский собор, мысленно попрощавшись с «Тремя братьями», как только можно убивая время, я, не спеша под зонтиком, пошел к гостинице. И тем не менее, появился я в ней раньше, чем надо. Побродил по фойе, внимательно рассмотрел все прилавки сувенирных киосков, приобрел два значка с гербом города, ждать надоело, и я направился к лифту. Лифт был расположен недалеко от центрального входа. Дождь усилился, и я вижу, что из машины, которая подъехала, выбегает пара, а когда двери открылись, за мной в маленькое замкнутое помещение грузоподъемностью четыре человека, вбежали Алла Пугачева и Владимир Кузьмин.
Лифт тронулся. Алла Пугачева то ли Кузьмину, рука которого была у нее на плече, то ли просто в воздух, то ли мне усталым голосом произнесла:
– Да, отвратительная погода!
Я согласился: «Да, конечно!»
Алла Борисовна то ли опять Кузьмину, то ли в воздух, то ли мне добавила:
– Месяц – июль, а каждый день дожди!
Я опять не мог не согласиться: «Да, конечно!»
Лифт на шестом этаже остановился, двери открылись, я вышел, а они поехали дальше. С тех пор, я всем рассказываю, как я познакомился и долго беседовал с Аллой Борисовной Пугачевой.
Путь назад на дачную поляну лежал через овраг. По крутому спуску идти было весело. На дне оврага лежала труба большого диаметра, а сверху насыпана дорога. Часть отверстия трубы была чем-то забита, поэтому из нее вытекал маленький ручеек. На другой стороне образовалась покрытая темно-зеленой тиной запруда, из которой торчали направленные под разными углами голые без коры деревья. Этот пугающий застоем мертвый пейзаж контрастировал с красками октябрьского леса. Многочасовая прогулка, полные корзины – наверх поднимались медленно. Вышли на поле собранной ржи. Впереди виднелась зеленая полоска леса. Нам туда. Справа от нас – поле бежало вниз к реке. Простор! Сразу в голове появилось: «Русское поле…!». Вот, наконец, шлагбаум, ворота и любимые синие стулья около дома. Вот на столе открытая баночка пива и два бокала для нас.
– Хочу задать тебе вопрос, мой дорогой друг. Что такое родина для тебя?
– Основываясь на этимологии этого слова, для меня родина – это город Нижний Тагил. Я там родился, – профессор пригубил пиво. Белые усы таяли. – Потом переехали в город Оренбург, где я провел детство и юность. Но если отправной точкой брать погост, а мои родители похоронены на деревенском кладбище и недалеко, как ты знаешь, у меня дача, то можно сказать, что моя родина – местность Яхрома Московской области. Ну, а у тебя?
– Следуя твоей логике, а я родился в Москве, ответ очевиден! Но визуально я представляю четыре места, причем, одно из них исключительно в зимних пейзажах. Первое – вот эта местность, где мы находимся. Помнишь, двадцать пять лет назад ты и я с женой приезжали на эту поляну, где ничего не было, кроме сорняка и лютика. С того времени появился дом, посажено ни одно дерево, разбиты дорожки из плитки, газон. С мая видишь, как растет трава, а с приходом тепла покрываются белым цветом яблони, груши, сливы, появляется завязь на кустах смородины, крыжовника. Борешься вместе с газонокосилкой с одуванчиком, затем осенью с плодосъемником с урожаем яблок. Каждый сезон что-то добавляешь, улучшаешь либо в доме, либо на участке. В какой-то год пришлось менять в доме деревянные рамы на пластиковые окна, в другой – углублять колодец. Надеюсь ты заметил, у нас, за редким исключением, нет глухих заборов. У большинства участки большие, а забор – обычная сетка-рабица с кустами жимолости или боярышника внутри. Поэтому, когда смотришь вдаль возникает ощущение пространства. С одной стороны, нашу поляну с дачными участками обрамляют высокие лиственницы, а с другой стороны вниз к реке – сосны. Ты видишь, сейчас лиственницы – рыжие, а у сосен стволы красного цвета. Такая здесь красота! Каждый раз, окапывая деревья, выкорчевывая пень, сжигая сухие обрезанные ветви, я понимаю, что отдаю частичку своей души этому участку, точнее, не только участку, но и этому лесу, где мы собирали грибы, этому склону к реке, местности, которая в весенне- осенний период становится моей малой родиной.
– Это первый вариант твоей родины. Давай тогда и об остальных трех. Заинтриговал. –Мой друг с удовольствием вытянул ноги вперед и, казалось, задремал на синем пластиковом стуле.
– Файв о клок! – Задумчиво произнес я.
– Что уже пять часов? И на английский манер опять пьем? – Профессор резко подтянулся на подлокотниках стула, проявляя боевую готовность.
– Да, нет! Это я о втором зимнем варианте! Файв о клок! – Хоть шерсти клок! Присказка такая, дальше – поймешь! В институте, где мы с тобой когда-то работали, особых перспектив служебного роста не было. Но защита диссертации и общественная работа дала хоть шерсти клок – возможность отдыхать в ведомственном пансионате на Клязьменском водохранилище в дефицитный зимний период. В то время этот пансионат был один из немногих, у которого был отдельно стоящий с куполообразной крышей комплекс с бассейном, сауной и тренажерами. Мы ездили в пансионат с тобой. В новогодние и весенние каникулы отправлялась туда жена с ребенком, а я к ним приезжал. Главным занятием после завтрака до обеда были прогулки на лыжах по окрестным лесам или по водохранилищу. Посещение бассейна было строго по расписанию – сеанс 45 минут. Старались брать время перед ужином. Ну, а после ужина – тихие забавы: книги, кинозал, лучше преферанс. Главное, что катание на лыжах приносило огромное удовольствие и сделало узнаваемой каждую просеку в лесу, каждый изгиб лыжни, а последующие приезды в пансионат делали эти места родными.
– Понятно! То, что делаешь регулярно и с удовольствием, становится родным, – выдал сентенцию мой друг.
– Да, конечно! Прошло уже столько лет, но я стараюсь несколько раз зимой выбраться в те места. Обычно в воскресенье на метро доезжаю до Медведково, далее пешком минут десять, и я – за МКАДом. Встаю на лыжи и знакомым маршрутом бегу на свидание с зимней сказкой. По пути буквально прорываюсь через один поселок. Как он разросся! Вот приближаюсь к цели, остается последняя просека и начинается пологий спуск. Набрав скорость, выскакиваешь на белое полотно водохранилища. В первые мгновения возникает чувство умиротворения, покоя от простора. На противоположном берегу видны дома небольшой деревни с маковкой церкви, хотя иногда рядом могут прорычать мчащиеся снегоходы. Бывает, что попадаешь в день, когда яркими пятнами на синем небе висят разноцветные шары и дельтапланы, а внизу все искрится. Бывает, что попадаешь в серый с густой пеленой снега день. Такие вот разные картины зимней сказки. Потом по водохранилищу минут десять до знакомого пансионата. Там переодеваю мокрую от пота футболку, обязательно немного пошатаюсь на первом этаже. Ничего не меняется: те же высоченные шахматы, те же коробейники. Точка ставится в баре – релаксируешь с пивом. Назад маршрутка, метро. Так что в моем случае родина многолика!
– Пойду пройдусь по саду, взгляну на урожай! – профессор направился по дорожке в другой конец участка.
Спустя некоторое время, перебирая грибы, слышу:
– А не густо у тебя в этом году с яблоками! – мой друг появился из-за угла дома.
– Яблоки родятся через год. Этот год – неяблочный! – поддерживаю я разговор. –Кстати, вспомнил один забавный эпизод в доисторическую эпоху, когда сотовых телефонов не было. Рассказать?
Я – молодой специалист после окончания ВУЗа. У меня появился ребенок. Конечно, я старался помогать молодой жене: постирушки, бесконечное глажение, недосыпание. Казалось, эти хлопоты никогда не кончатся! Случайно узнал, что начальник отдела собирается в командировку в Кишинев. Прихожу к нему на «мягких лапах» и прошу взять с собой. Он, вероятно, предполагал кого-то другого, но что-то не срослось. Поэтому он подумал, подумал и начал меня наставлять:
– Будешь пахать с утра до вечера! А в качестве награды привезешь яблоки из Молдавии!
Шеф любил щегольнуть импортной фразой, поэтому продолжал наставления. Запомни: «Прима – бизнес, бабслей – секонда!».
Летели порознь. Он раньше. Для меня это была первая командировка в жизни, и я готовился к трудным испытаниям и был уверен, что с честью их выдержу. В понедельник к обеду я прибыл в столицу Молдавии и поспешил в проектный институт – оправдать доверие – пахать с утра до вечера. В командировочном удостоверении было: согласование каких-то проектных решений. Какое же было мое удивление, когда мне сообщили, что моего начальника пока никто не видел. В гостинице его тоже не было, и я, перекусив, лег спать. На следующий день я рано был в организации, где, просидев до обеда, так его и не встретил. Никто из местных не знал, чем меня занять, поэтому посоветовали познакомиться с городом, что я делал последующие дни. Наконец, в четверг к вечеру в гостинице объявился мой шеф. Он поинтересовался все ли у меня в порядке, забрал командировочное удостоверение и сказал, чтобы завтра к 11 часам я был готов – поедем на рынок, а оттуда в аэропорт. Утром быстро управились: у меня – рюкзак, у него – портфель с яблоками. В здании аэровокзала шеф предложил перекусить, да и до рейса было много времени. Под триста грамм коньяка мы услышали, что до нашего взлета осталось полчаса. Ломая ноги, со второго этажа на первый подбежали к стойке регистрации. Нам сообщили, что она закончилась, на наши места приняты другие пассажиры, и свободных мест нет. Шеф начал скандалить, его послали к начальнику вокзала, он тоже послал, сообщил по буквам, что они Светлана Ульяна Кира Ира!
– Договорился, полетим на следующем через три часа! – бросил шеф, когда вернулся от начальника аэровокзала, и потащил меня на второй этаж коротать время.
Двести грамм коньяка шли настороженно. Я получил командировочное удостоверение с необходимыми отметками: прибыл – выбыл. Мы часто поглядывали на часы. Непредвиденное ожидание томило. Объявили посадку на последний рейс в Москву, и мы степенно встали в очередь. Когда подошли к сотруднику аэропорта, шеф помимо наших билетов протянул какую-то записочку.
– Да, да, конечно! Обязательно возьмем, но при наличии свободных мест! – услышали мы, а пока нас попросили отойти в сторону и не мешать.
Свободным оказалось одно место. Мой начальник зарегистрировался, победоносно дернулся к выходу, но вернулся ко мне.
– А он как? У него даже денег нет здесь ночевать!
– Ладно, в салоне есть пассажиры до 12 лет на полное взрослое место, договоритесь! – слышу и меня пропускают.
Два часа лета я провел в кресле, а на коленях сидел упитанный одиннадцатилетний мальчуган.
– Досталось тебе в командировке, наверно! – встретила меня жена.
– Да, не очень! – я скромно положил рюкзак яблок к ее ногам.
С тех пор, когда я слышу, что кто-то в командировке пахал с утра до вечера, то тихо усмехаюсь.
– Да, в нашем разговоре мелькают: Тбилиси, Рига, Кишинев – Советский Союз. Вот моя супруга считала, что понятие «Родина» – это понятие «Советский Союз», – мой друг решил обобщить. – Сейчас эта территория значительно сжалась. Численность населения уменьшилась. На то есть три причины. Первая на поверхности: – меньше территория, особенно с учетом «ухода» Средней Азии, меньше населения. Вторая – в 90-е и нулевые годы смертность превышала рождаемость. Третья – выезд за границу на постоянное место жительства.
– Третья группа людей, значит, бросила по твоей формулировке место, где они родились, и уехала обустраиваться на новой Родине, так? – для меня разговор повернул от милых воспоминаний в дискуссионную сторону.
Профессор решил завладеть инициативой:
– Если с первой и второй причинами все ясно, то третья – самая интересная! Вот ты говоришь: «Родина!». А это понятие есть результат внутренней эмоциональной работы во времени. У человека осознанно или не осознанно с рождения формируется отношение к месту, где он живет, к людям его окружающим, к обществу, одним словом – к мироустройству, в котором он субъективно центр вселенной. Если принять это определение в качестве критерия, то становятся более понятны перемещение людей на территории, да и эмиграция тоже. В итоге человек хочет жить, если ему позволяет возраст, финансовые возможности, если его не гонят с места внешние обстоятельства, в гармонии с самим собой.
– Ну умозрительно, сказано красиво. Но я уверен, что человек не просыпается каждый день, думая на Родине ли он или нет, в гармонии с самим собой или нет! – решил я поддеть моего друга.
Профессор, не обращая внимание на мою глупость, продолжал:
– И я, да и ты, знаем не мало примеров уехавших на постоянку. Есть группа людей, несмотря на отмену графы «национальность», ты понимаешь о ком я говорю, космополитов, для которых уехать с этой территории естественное движение. И уезжают они на историческую Родину! Кроме того, большое значение имеет знание языка той территории, куда ты перемещаешься. Конечно, существуют самодостаточные общины с традициями, культурой, например, многомиллионная турецкая община в Германии, но лучше язык страны твоего будущего постоянного пребывания знать.
– Навыки общения на местном языке полезны и в кратковременных поездках, – решил я облегчить тему. – Вот вспомнил эпизоды туризма, связанные с языкознанием!
Начало нулевых. Новогодние каникулы. Финляндия. Мы с женой катаемся на беговых лыжах в местечке Куусамо. Центр – небольшой одноименный городок, в шести километрах находился четырехзвездный отель, где мы и отдыхали. Не зря Финляндию называют страной озер. Даже в окрестностях нашего местечка было семь озер, вдоль которых были разбросаны группки коттеджей и была проложена лыжня. Отель – современный. Ресторан с панорамными окнами, расположенный над бассейном. Бассейн с тропическими деревьями, гидромассажные ванны, сауны. Публика в основном русскоговорящая. Поскольку отель находился несколько в стороне от центра, у главного входа дежурило несколько машин-такси. Вот как-то вечером я после ужина решил покурить, а это можно было сделать только на выходе из отеля. Вышел, стою и наблюдаю такую сцену. Из отеля появляется мужчина выше среднего роста, лет сорока в распахнутой дубленке. Он обнимает с двух сторон укутанных в шубы дам. Троица видно хорошо поужинала и привлекает внимание заливающимся смехом. Подойдя к головной машине-такси и обращаясь к выскочившему водителю, коренной командует:
– Поехали! На озеро! Сейчас, значит, прямо, потом – сам должен знать!
Представитель титульной нации с преданными глазами пытается понять – куда ехать, да и заработать хочется, и лопочет что-то по-фински. Вальяжный под хохот спутниц возмущается:
– Вот идиот! Я ему членораздельно по-русски говорю: «На озеро!», а он не понимает!
Водитель услужливо открывает двери машины и снова пытается понять конечную цель поездки, громко и медленно спрашивая по-фински. Оппонент, достав из внутреннего кармана купюры евро и видно закипая, чуть ли не кричит:
– Последний раз говорю: На озеро «Лескеляньярви»!
Услышав родное слово – Лескеляньярви-, оно же название цели поездки, водитель, вежливо улыбаясь, повторяя его снова и снова, завладел добычей, и машина тронулась.
Мой друг не с первого раза произнес:
– Лескеляньярви! Ну, давай, еще об языкознании. Обещал!
– Хорошо! Слушай дальше! Начало нулевых, август. Германия. Мы с женой отдыхали в Саксонской Швейцарии. Чтобы ты понимал – это национальный парк в долине реки Эльба недалеко от Дрездена. Парк, где все ухожено, не увидишь мусора, сломанных деревьев, веток. Гуляешь по аккуратно вымощенным широким дорожкам, на пересечении которых установлены деревянные резные указатели. Вот туда – долина небольшой горной речки с запрудами полными форели, а туда – популярный среди туристов водопад, где каждые полчаса под разные мелодии, открывая плотину, спускают воду.
Отель был расположен на верху горного массива с остроконечными скалами высотой порядка 200 метров над рекой. Украшением этого места, называемого Баштай, был, конечно, семипролетный мост. Я, кстати, привез настенную тарелку с изображением этого чуда. Пройдя по мосту, можно попасть на смотровую площадку, откуда открывался потрясающий обзор вниз на городок Ратен в долине реки Эльба.
Вот в день приезда, разместившись в гостинице, мы пошли знакомиться с парком. Недалеко обнаружили пробитую в скалах ведущую вниз тропу, ступени которой были довольно крутые и напоминали ступени эскалатора в московском метро. Я первый стал спускаться и через три или четыре марша встретил поднимающихся снизу двух женщин среднего возраста. Вид у них был усталый, пот не украшал лица. Подойдя ближе ко мне, одна из женщин по-немецки что-то спросила. Мои знания ограничивались фразами из советских фильмов о Великой Отечественной войне, поэтому в ответ громко прозвучало: «Йа, Йа!». Вижу, что женщины, очень расстроенные и еле держась за поручни лестницы, чуть выше меня завязали диалог с женой. Через несколько минут она, владеющая немецким языком, объяснила: «Тебя спросили, что еще столько же- 40 минут- подниматься? А ты им ответил: «Да, да!».
