Читать книгу: «М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты», страница 12
Приложение. Интерпретация романа «Герой нашего времени»
Известно, что Н.В. Гоголь ставил М.Ю. Лермонтова-прозаика выше поэта. И между этими «ипостасями» трудно провести границу: стихи органично входили в прозу, драматургию. Кроме того, Лермонтов – художник. Он повторял одни и те же темы в прозе, в стихах, в живописи… Скажем так: все произведения Лермонтова можно рассматривать как этапы становления и продолжения его доминанты, наивысшее выражение которой нашло в романе «Герой нашего времени».
Произведения, события и поступки героев романа тесно сплелись в сознании читателя с фактами жизни Лермонтова. Это осложняет восприятие текста. Распространен взгляд на роман как на произведение нравоописательное, что справедливо лишь отчасти. Вообще, было бы странно, если бы Лермонтов после стихотворения «Смерть поэта» вдруг принялся бы за роман, где нравы общества и любовные истории являются доминирующими (по этой причине Лермонтов прекратил работу над романом «Княгиня Лиговская»). Скорее всего, поэт хотел бы «расширить» мысль, создать «панораму в прозе» следующих строк:
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Но Лермонтов уже очень осторожен. Поэтому пристальное внимание надо обратить на предисловие ко второму изданию романа «Герой нашего времени», где автор сетует на читателей, которые увидели в Печорине портрет автора:
…они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места…283
Кроме того, что Лермонтов дает понять отсутствие аналогии между ним и Печориным, он говорит о том, что особенно в России нельзя открыто обозначать свое противостояние, нельзя открыто воевать против большого света и потому только эзоповым языком можно обозначить свою позицию. Интересно, что смысл слова «ирония», употребленного в данном отрывке, отличается от современного толкования. В начале XIX века слово «ирония» Владимир Иванович Даль в своем словаре описывал так: «речь, которой смысл или значение противоположно буквальному смыслу слов; насмешливая похвала, одобрение, выражающее порицание…»284. Запомним этот момент.
Начало «Бэлы»:
Я ехал на перекладных из Тифлиса. Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастию для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастью для меня, остался цел285.
В первом же абзаце автор от имени неизвестного рассказчика опять подчеркивает мысль о том, что читатели лишены прямого понимания произведения: черновой вариант к рассказу «Бэла» отсутствует. Этим рассказом М.Ю. Лермонтов открывал цикл из пяти частей («Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»), входивших в «Героя нашего времени». Заметим особенность названий: это название образов, главных образов каждой части романа. Наверное, можно было бы озаглавить части иначе: к примеру, «Любовное приключение на Кавказе», «Случай в логове контрабандистов», «Дуэль» и т.д… Но М.Ю. Лермонтов уже названиями указал, на что надо обратить внимание.
Развитие сюжета «Бэлы» начинается с того, что рассказчик знакомится с штабс-капитаном Максимом Максимычем. Максим Максимыч (фамилия неизвестна) повествует о Бэле. Потом (во второй части) рассказчик повествует о Максиме Максимыче, а остальные три части романа – это дневники офицера, которые тот подарил Максиму Максимычу, а тот, в свою очередь, – Печорину. Получается, что без подарка Максима Максимыча читатель не узнал бы ни «Тамани», ни «Княжны Мери», ни «Фаталиста». Кроме того, роман завершается фразой о том, что Максим Максимыч «вообще не любит метафизических прений», что подталкивает к философскому осмыслению как образа начальника крепости, так и всего романа в целом. Следовательно, ключ к пониманию романа – образ Максима Максимыча.
В лермонтоведении вслед за В.Г. Белинским сложилась традиция, говоря о Максиме Максимыче, упоминать о том, какая у него «чистая душа, золотое сердце»286, или о том, «какое теплое, благородное, даже нежное сердце бьется в груди»287 штабс-капитана. Из огромного потока подобных оценок выделяются две работы: Е.Н. Иваницкой288 и Г. Волового-Борзенко289, где авторы отступают от традиции.
Первое, что обращает на себя внимание, – имя и отчество штабс-капитана. Неужели у М.Ю. Лермонтова было мало воображения и он не мог придумать отчество, отличное от имени персонажа? Зачем надо было перемешивать между собой рассказы, располагать их не в хронологическом порядке, начинать и заканчивать повествование каким-то Максимом Максимычем?
Имя Максим происходит от латинского слова «максимус» – величайший, превеликий. Дважды величайший! Кто во времена М.Ю. Лермонтова в России мог именоваться величайшим… Только император Николай I. Но почему дважды? И тут обнаруживается интересный факт, прекрасно известный современникам М.Ю. Лермонтова: Николай I – единственный император за всю историю Российской империи, который был коронован дважды: в 1826 году в Москве и в 1829 году в Варшаве (Польша).
До «Героя нашего времени» М.Ю. Лермонтов писал роман «Княгиня Лиговская» (на наш взгляд, в фамилии правильнее ставить ударение на первый слог), но намеренно прекратил работу над ним. В «Княгине Лиговской» есть не только Печорин и его возлюбленная Вера, но и персонаж с «двойным» именем: Степан Степанович (имя Степан с древнегреческого переводится как венец, корона). Фамилия Степана Степановича – Лиговской.
Известно, что М.Ю. Лермонтов возвеличивал Москву перед Петербургом, который для поэта ассоциировался с развратом, лицемерием и продажностью. Один из главных каналов Петербурга начала XIX века – Лиговский канал. По сей день многим и не петербуржцам известен Лиговский проспект – едва ли не основная магистраль Санкт-Петербурга. Ассоциация с императором и столицей Петербурга в «Княгине Лиговской» несомненна. Но вот в «Герое нашего времени» у «дважды великого» Максима Максимыча фамилии нет. Это странно: такой значимый персонаж и без фамилии, как безродный. Не выразил ли Лермонтов таким способом (отсутствие фамилии у Максима Максимыча) царящие после 1825 года настроения в обществе, когда многие полагали, что престол Николай I занял незаконно? Обратим еще внимание на то, что в отчестве «Максимыч» нет суффикса «-ович», который указывает на родственные отношения, на связь носителя такого отчества с отцом. (Суффикс «-ыч» характерен для простонародной, убыстренной речи…)
Очевидно то, что М.Ю. Лермонтов как минимум в двух произведениях описывал похожий образ «дважды великого» человека. В «Герое нашего времени» характеристика данного образа расширяется: Максим Максимыч еще и военный, хозяин русской крепости. Любовь Николая I ко всему военному общеизвестна…
Бэлу, в сущности, убивает Максим Максимыч. Видя, что Казбич похитил девушку и пытается уйти от погони, Максим Максимыч с Печориным преследуют похитителя. Печорин стреляет в ногу лошади, и Казбич соскакивает с Бэлой на руках. Далее, со слов Максима Максимыча: «Он (Казбич – О.В.) что-то закричал по-своему и занес над нею кинжал…»290. После чего тут же «наудачу» выстрелил Максим Максимыч, предположив после, что пуля попала в плечо Казбичу, вследствие чего тот опустил руку.
Вот тут можно пофантазировать. Казбич требовал возможности уйти в обмен на жизнь Бэлы? Стал бы стрелять Печорин, предполагая, что это может привести к смерти девушки? Мог ли случайно раненный Казбич опустить руку с кинжалом так, чтобы смертельно ранить Бэлу? Получается, что «пусковым механизмом», приведшим к трагедии, был, как ни странно, Максим Максимыч. Не поэтому ли Бэла перед смертью ни разу не вспомнила о штабс-капитане?291 И она точно знала, что говорил Казбич…
Бэла умирала два дня в ужасных муках.
Любопытна оценка поступка Казбича Максимом Максимычем:
Такой злодей; хоть бы в сердце ударил – ну, так уж и быть, одним разом все бы кончил, а то в спину… самый разбойничий удар!
Теперь вспомним об иронии М.Ю. Лермонтова, о которой он упоминал в предисловии. Общеизвестно, что Николай I чуть ли не гордился тем, что смертные приговоры были крайне редки. Популярно было другое наказание: шпицрутенами. По воспоминаниям свидетелей, это была мучительная казнь, во время которой человеку разрывали тело до костей. При этом почти никогда человек не умирал сразу: наказываемый, как правило, мучился день-два…
А какой иронией наполнены заключительные слова рассказчика в первой части романа:
Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек достойный уважения?292
Во второй части «Максим Максимыч» рассказчик дополняет портрет штабс-капитана:
Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и скривил рот на манер улыбки293.
Об чем было нам говорить?.. Он уж рассказал мне об себе все, что было занимательного…294
Мы простились довольно сухо. Добрый Максим Максимыч сделался упрямым, сварливым штабс-капитаном!295
Если еще дополнить эту характеристику тем, что Печорину тоже не о чем было говорить с Максимом Максимычем и простился он с ним вполне вежливо только из приличия или из сострадания (!), то штабс-капитан и вовсе теряет свою привлекательность.
Естественно, Максим Максимыч не копия портрета Николая I, а собирательный образ самодержавия первой половины XIX века, с его тягой к военному давлению на общество.
Теперь обратим внимание на фамилию главного героя – Печорин. М.Ю. Лермонтов выделяет фамилию главного героя курсивом. Можно предположить (если провести ассоциацию между княжной Мери и Эмилией Верзилиной), что в Печорине отражены черты Владимира Ивановича Барятинского. Есть версии, что прообразом Печорина мог быть известный в начале XIX века один из первых русских диссидентов Владимир Сергеевич Печерин296. В таком случае и первоначальное название М.Ю. Лермонтова «Один из героев начала века» правильнее формирует отношение к главному герою романа.
Рассказчик говорит о Печорине:
Признаюсь, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты в его характере показались мне замечательными)297.
Глаза Печорина «не смеялись, когда он смеялся»298, и рассказчик счел это признаком «или злого нрава, или глубокой постоянной грусти» (Выделено мной. – О.В.)299. Печорин покидал «милые места нашего отечества»300 (опять ирония) и направлялся в Персию. Политический подтекст несомненен. Здесь все: и перекличка с «Путешествием в Арзрум…» А.С. Пушкина, и смерть в Персии А.С. Грибоедова…301
Звали Печорина Григорий Александрович. С греческого Григорий переводится как «бодрствую», а Александр – муж, мужчина, защитник. В первой половине XIX века благодаря гражданской поэзии К.Ф. Рылеева (одного из казненных декабристов) слово «муж» стало синонимом слова «гражданин»:
За словом «муж» виделся тираноборец, готовый пресечь деспотизм и лично покарать тирана, ратующий за естественное право граждан на свободу, умудренный государственный деятель, превыше всего ставящий общественное благо302.
Итак, Печорин – собирательный образ человека, неравнодушного к бедам и боли страны, в которой родился и вырос. Это лучший из тех людей, что живут в России. Помимо ассоциаций с рекой Печорой (исследователи образуют при этом параллель с Онегой и смысловую пару пушкинского Онегина и лермонтовского Печорина, хотя у Печорина больше сходства с Гриневым из «Капитанской дочки») можно отметить, что этимологически фамилия Печорин образована от слова «печора», которое на древнерусском звучит как «печера», а на русском – «пещера». Тут могут быть ассоциации и с пещерами, в которых жили святые угодники, и с печью («пещера» от слова «печь»), которая главная и необходимая в доме. Печорин горячо любит Родину, желает помочь ей, но его усилия бесплодны. Оттого и неизбывная грусть главного героя.
Символическая картина в романе складывается следующим образом: Максим Максимыч – глава, крепость – «резиденция», диссидент – приближен к главе и находится у него в подчинении. Азиаты вокруг – Россия. Девушка Бэла – не только азиатка, она – «прекрасная» (так переводится имя Бэла). Рискнем соотнести Бэлу с Россией или частью России – Кавказом. Бэла нравится всем.
Ею желает обладать Казбич. Имя Казбич связано со словом Казбек – названием одной из горных вершин Кавказа, которое окончательно закрепилось не ранее 1804 года и произошло от названия селения у подножия горы, где был учрежден важнейший военный пост в начале 19 века303: таможня. Заметим, что характеристика Казбича – «разбойник» – повторяется несколько раз, и в то же время Казбич – «кунак»304 (приятель) Максима Максимыча.
Бэлу похищает Азамат. В переводе с арабского имя Азамат значит «Я – великий». Азамат как бы соперничает в величии с Максимом Максимычем и одерживает верх над Казбичем: конь символизирует власть и могущество. Азамат олицетворяет кавказский народ: не случайно он родной брат Бэлы.
Но получается, что больше всех Бэлу (и взаимно) любит Печорин. Почему же он в ней разочаровывается? Характеристика Бэлы – «невежество и простосердечие»305. Но увидев в любимой недостатки, Печорин вовсе не планировал покинуть ее, и уж тем более он непричастен к ее смерти. Печорин говорил о девушке:
…я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, – только мне с нею скучно…)306
Сцена прощания Печорина с Бэлой трогательна. Обращает внимание на себя то, что называл он Бэлу «душенькой»307, а она обнимала его так, «словно хотела передать ему свою душу…»308… Чем не символ связи Кавказа с Россией?
Третья часть романа, которая является первой в «Журнале Печорина» – «Тамань». Лермонтов в Тамани был. Происшествие с контрабандистами, которое там произошло, возможно, случилось с поэтом в реальности и послужило темой для рассказа. Но посмотрим на символику. Е. Первушина пишет: «Слово «Тамань» происходит из адыгского языка. В Топонимическом словаре Кавказа под редакцией А.В. Твёрдого есть слово «темен», означающее «болото», «плавни», и это вполне соответствует действительности»309. Кроме того, Тамань – место, являвшееся одним из древнейших городов Киевской Руси и носившее ранее название Тмутаракань. И во времена Лермонтова, и сейчас слово «тьмутаракань» – синоним слова «глушь». Глушь России.
Разбойник в «Тамани» носит имя Янко. В Болгарии и Словении Янко переводится как «милость, или милосердие Божие». Описание мужчины «человек в татарской шапке, но острижен он был по-казацки, а за ременным поясом его торчал большой нож»310 ассоциативно перекликается с описанием Пугачева в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина: «Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары…»311. Девушка, которая помогает Янко, имени своего не раскрывает, Печорин зовет ее ундиной. Незадолго до «Героя нашего времени» в печати вышел перевод В.А. Жуковского повести Фуке «Ундина». Этот перевод явился ярким событием в русской литературе. Жуковский обогатил идею первоисточника тем, что стер антагонизм двоемирия и представил Ундину образцом христианской любви. У Жуковского Ундина, желая обрести душу, сочеталась браком с земным человеком. У Лермонтова ундина связана с разбойником, очень напоминающим Пугачева; следовательно, ее душа – его душа. Но какая душа? И душа, может быть, только из милосердия Божьего обитающая в России? Пугачев и ундина – персонажи из мира мертвых. В квартире, где поселяют Печорина, нет «ни одного образа – дурной знак!»312. Ундина и Янко занимаются контрабандой и покидают мальчика-сироту с немощной старухой. Таким образом, символически «милосердие Божие» покидает глушь России. Печорины, оказывающиеся рядом, не способны с ним соседствовать. Преследуя мальчика, герой вспоминает перефразированные слова из Евангелия, которые в контексте происходящего звучат саркастически: «В тот день немые возопиют и слепые прозрят»313. Контрабандисты «прозрели» и покинули живых убогих – то последнее звено, на котором держится глушь России. Показательна сцена прощания с мальчиком:
– Послушай, слепой! – сказал Янко, – ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга…314
Какое место? Какие богатые товары? Может, место то – не только русская глубинка, но и Россия вся, с ее духовностью – ее богатством? И кому теперь Янко не слуга? Печорин не в состоянии сберечь это место, и поэтому опять ему «грустно», он задается вопросом: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие…»315. Выделенные слова «честных контрабандистов» характеризуют образ существования народа вдали от столицы, где трудно прожить, не погрешив против законов государства; а как следствие, и против совести. Тамань – мир «пугачевщины» (Восстание Пугачева, кстати, одна из первых тем в прозе М.Ю. Лермонтова).
Вторая часть в «Журнале Печорина» – четвертая в романе – «Княжна Мери». Тут поле ассоциаций. Предполагаемые прототипы княжны Мери исчисляются, наверное, десятками. Но мы уже сказали, что все образы – собирательные. В Мери, несомненно, есть черты Эмилии Верзилиной. Возможно, нечто намекает на дочь Николая I – княжну Марию Николаевну, которую в близком кругу звали Мэри… Но сначала посмотрим, что могло значить для М.Ю. Лермонтова имя Мария. Если мы уверены, что поэт, взрослея, проходил путь от богоискательства к богосыновству, можем ли предположить, что М.Ю. Лермонтов не подумал о Деве Марии, избирая имя Мария для героини романа? Мог ли М.Ю. Лермонтов не вспомнить свою родную мать, имя которой – Мария? Мог ли не знать М.Ю. Лермонтов, что в переводе с древнееврейского имя Мария звучит как любимая, желанная? Это представляется невозможным.
Читателей отвлекает описание любовной интриги, а между тем были верные предположения относительно смысла «Княжны Мери». Многие исследователи обратили внимание на имя второй женщины, за которой «ухаживал» Печорин: это Вера. Это вообще знаковое имя не только у Лермонтова, но во всей литературе316. Символика произведения «Княжна Мери», на наш взгляд, такова: Печорин, т. е. один из лучших представителей России, русский человек, не может и не сможет принести пользу Отечеству, потому что теряет веру в ее православном понимании. Но перед тем как потерять веру, у русского человека происходит отрыв от матери-церкви, которая вскормила его, которая больше, чем родная мать. Священное имя для русского человека Мария меняется на Мери. Не на Мэри (нормальный перевод английского имени Mary), а на Мери (ближе к английскому слову merry – забава). Православие для русского человека становится забавой, его больше привлекает игра в христианство (чем и занимались, кстати, масоны). Фамилия Мери – Лиговская. В предшествующем «Герою нашего времени» произведении Вера выходит замуж за нелюбимого князя Лиговского Степана Степановича. А тут Мери «становится» Лиговской. Рискнем трактовать возникающие ассоциации следующим образом: люди все больше отходят от православия, от традиционных норм поведения в семье под влиянием «прогресса» (или «регресса»?), принятого Петербургом из Запада. Это и есть та самая «болезнь» общества, на которую указывает М.Ю. Лермонтов в предисловии к роману.
Образ Грушницкого можно трактовать как некий плод раздора, как некоего представителя добра и зла, как «недообразование». Можно соотнести данного персонажа с символичным образом в стихотворении «Дума», написанном М.Ю. Лермонтовым в то же время, когда создавался «Герой нашего времени»:
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты – его паденья час!
Образ плода часто встречается в Евангелии. Лжепророки узнаются по плодам, т.е. по делам. И как «не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Мф. 7:18), так не может добрый человек делать злое, а злой – доброе.
Грушницкий решается на дуэль после совместных действий с фокусником Апфельбаумом, дословный перевод с немецкого – «яблоня». Фамилия фокусника выделена в тексте романа курсивом. Интересно рассуждает по поводу сочетания двух фамилий (Грушницкого и Апфельбаума) В. Мершавка:
«Грешник» Печорин после «падения груши» (символического «вкушения» плода своих и чужих мистификаций) был «изгнан» из светского Эдема, т.е. сослан служить в крепость N. Такая интерпретация, как любая символическая интерпретация вообще, может показаться слишком спорной и отвлеченной (например, по сравнению с клиническими интерпретациями), но, повторяю, я готов от нее отказаться, как только услышу более убедительные аргументы в пользу появления в книге «проходной» фигуры фокусника Апфельбаума317.
Лермонтоведы установили, что на Кавказе действительно работал иллюзионист Апфельбаум, но какую смысловую нагрузку несет этот образ в «Герое нашего времени»? Документальность присуща прозе Лермонтова, но за сухими фактами, которые он приводил, всегда скрывался бОльший смысл, чем сказано. И не кажется ли странным, что мы знаем, как звали какого-то иллюзиониста или дочку урядника, но понятия не имеем, как звали мать Мери.
Автор сообщает имя-отчество секунданта Грушницкого: Иван Игнатьевич. Традиционна версия, что имя Иван переводится с еврейского как «Бог помиловал», «благодать божья». Выдвинем другую версию для сюжета романа: это имя ассоциируется с именем Иоанна Крестителя, потому что на обряд крещения указывает патроним: Игнатьевич. Игнатий переводится с латинского как «огонь». В Евангелии от Матфея Иоанн Креститель говорит людям: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Мф. 3:11). Следовательно, смерть Грушницкого – это закономерный итог отвержения им покаяния.
Следующий персонаж – доктор Вернер. М.Ю. Лермонтов увлекался произведениями Гёте, что проявляется и в характеристике Вернера: «Молодежь прозвала его Мефистофелем»318. На этом основании В.В. Шитова, например, сопоставляет Печорина с Фаустом319. Но можно предложить и другую ассоциацию: Вернер – Фауст. На это указывает и то, что он – доктор, и его немецкая фамилия. «Настоящий Мефистофель» все-таки остается «за кадром». Вероятно еще, что Вернера Лермонтов наделил своими чертами (это можно заключить из описания героя) хоть традиционно в лермонтоведении прототипом Вернера считается пятигорский врач Майер Николай Васильевич.
Убив Грушницкого, порвав с Вернером, Печорин будто прерывает тягу к знанию и познанию, которая завела слишком далеко.
Последняя часть «Героя нашего времени» – «Фаталист». Поверхностное чтение определяет ее как занимательную историю в мистическом духе. Речь в «Фаталисте» идет о том, есть ли предопределенность. Мысли о предопределенности в романе высказываются еще в первой части «Бэла», когда рассказчик с Максимом Максимычем преодолевали путь в непогоду:
Один из наших извозчиков был русский ярославский мужик, другой осетин: осетин вел коренную под уздцы со всеми возможными предосторожностями, отпрягши заранее уносных, – а наш беспечный русак даже не слез с облучка! Когда я ему заметил, что он мог бы побеспокоиться в пользу хотя моего чемодана, за которым я вовсе не желал лазить в эту бездну, он отвечал мне: «И, барин! Бог даст, не хуже их доедем: ведь нам не впервые», – и он был прав: мы точно могли бы не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше рассуждали, то убедились бы, что жизнь не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…320
В этом отрывке предоставляется два крайних варианта отношения человека к судьбе: полное безверие и полная доверенность. Будем утверждать, что сам М.Ю. Лермонтов полагает правильным вариантом «середину». Предопределенность есть. Добро должно победить. Зло должно быть наказано. Мудрость полезна. Глупость вредна. Все это согласуется с христианским мировоззрением. Христианин понимает, что человек должен раздумывать, сомневаться и соотносить свои поступки с тем, что дОлжно делать, и только приняв решение, «откладывать попечение», доверяясь Всевышнему. Не об этом ли и говорит автор устами Печорина:
Я люблю сомневаться во всём: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперёд, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!321
Печорин верит в предопределение как раз в том смысле, что человек, желающий просто так застрелиться, непременно умрет. Видя, что Вулич хочет умереть, Печорин чувствует, что тот хочет умереть «нынче». Вулич не верит в предопределение, хоть «пари» заключается «наоборот»: Вулич должен доказать, что предопределение есть. Показателен диалог после пари, где Вулич спрашивает Печорина: «Вы начали верить в предопределение?», а Печорин отвечает: «Верю…»322.
Ощущение Вулича себя хозяином жизни и смерти приводит к смерти поручика.
Ощущал ли Печорин себя вершителем своей судьбы? Вовсе нет, о чем рассуждает не без иронии:
…имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги323.
И даже когда Печорин берет живым убийцу поручика – «испытывает судьбу» – он вовсе не поступает необдуманно. Печорин, посмотрев в щель ставня, оценил физическое и психическое состояние убийцы, «срежиссировал» разговор есаула с убийцей в присутствии трех казаков за дверью и «вычислил» нужное время и траекторию для проникновения в хату.
Теперь посмотрим на значение фамилии Вулич. В лермонтоведении упоминается как прототип некий серб Вуич, знакомый Лермонтову. Внесем другое предположение: слово Вулич (англ. Woolwich, что произносилось также Вулидж или чаще – Вулвич) во время Лермонтова было достаточно известным словом и означало город Англии (сейчас эта территория входит в состав Лондона). В Вулвиче находился королевский Арсенал, т. е. это было место сосредоточения военной мощи Англии. С начала XIX века в России набирала обороты неприязнь к Англии; В.Ф. Одоевский, М.П. Погодин, С.П. Шевырев, например, говорили о том, что Англия, отбросив все духовное, руководствуется только материальными интересами324; поклоняясь «мамоне», ничем не брезгует и преуспевает. Кстати, в мае 1844 года, уже после смерти Лермонтова, Николай I нанес визит в Англию, и город, который он посетил первым, – Вулвич.
Не хотел ли Лермонтов в произведении с названием «Фаталист» выразить веру в то, что путь без Бога как любого человека, так и любой страны – тупик. Финал безбожной жизни – смерть, и прежде всего смерть духовная. Народы, которые поклоняются «мамоне», все равно обречены на позорную смерть, даже если они неуязвимы для пули…
Убийца зарезал Вулича таким же образом, как за некоторое время до этого зарезал свинью – нечистое животное, если посмотреть библейские источники. Есаул назвал убийцу «братом Ефимычем»325 и «честным христианином»326. Греческое имя Ефим означает «несущий добро», или «предвещающий добро». Странный выбор антропонима персонажа. Заметим также, что Печорин, после того, как видит на дороге зарезанную свинью, целуется с дочкой урядника Настей! Имя Анастасия в переводе с древнегреческого означает «воскресение», «возвращение к жизни», «вставание, «подъем»… Евангельская символика имен в романе согласуется с мыслью о том, что убийца Вулича символизирует возмездие Божие, а слова Вулича перед смертью «Он прав!»327 относятся в символическом плане не к Печорину, а к констатации того факта, что прав суд Божий.
И последнее предложение романа, где, как уже говорилось, Печорин сообщает, что Максим Максимыч «вообще не любит метафизических прений», как раз предлагает читателю поразмыслить философски.
Надо сказать, Николай I прекрасно понял, кто подразумевается под образом штабс-капитана. Об этом свидетельствует личная переписка императора с супругой, где он делится впечатлением о романе «Герой нашего времени»:
Характер капитана набросан удачно. Приступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней <…>. Однако капитан появляется в этом сочинении как надежда, так и неосуществившаяся, и господин Лермонтов не сумел последовать за этим благородным и таким простым характером…<…> Счастливый путь, господин Лермонтов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову в среде, где сумеет завершить характер своего капитана, если вообще он способен его постичь и обрисовать328.
Попробуем обозначить ключевые моменты романа. В «Герое нашего времени» выделяется философская, духовная и политическая проблематика. Трактовать сюжет произведения возможно так: лучшие из людей, которые могли бы быть гордостью России и имели все необходимые задатки для любви к Родине, служат, по факту, ее гибели. Причина этого – неверная, на взгляд Лермонтова, политика самодержавия. Как следствие такого положения вещей – население любимой Родины тоже невежественно. Несправедливые и неразумные решения государственной политики вкупе с разрушительными действиями тех людей, чей «лучший цвет жизни»329 погублен властью, ведут к катастрофе. То, как живут люди вдали от столицы, – ужасно, и рано или поздно это может привести к восстаниям, подобным Пугачевскому. Люди (а более всего – лучшие представители России) все больше отходят от православия и веры под напором новшеств, вводимых во всех сферах общества Петербургом, а плоды познания (и особенно – иностранного, западного влияния) приводят к смерти. Однако зло все равно рано или поздно будет наказано, а добро восторжествует.
Части романа перепутаны по хронологии именно с той целью, чтобы иносказательная сюжетная линия выглядела именно так.
В вышеприведенном толковании романа «Герой нашего времени» обозначены лишь некоторые позиции, с которых может осуществляться герменевтический взгляд на тот или иной фрагмент произведения. Не учтены и не проанализированы все слова и словосочетания, выделенные курсивом самим М.Ю. Лермонтовым в тексте. Особый интерес могла бы представлять интерпретация дат в дневнике Печорина… Математик Лермонтов, вполне возможно, с числами связывал какие-то ассоциации. Без сомнения, в романе присутствуют указания на конкретных лиц и события, хорошо известные кругу посвященных. К сожалению, можно только предполагать, что в основе, к примеру, повести «Княжна Мери» лежит действительно имевший место случай на Кавказских водах, когда под нечаянное убийство была замаскирована дуэль. Возможно, знание Лермонтовым действующих лиц и обнародование их в «Герое нашего времени» являлось также одной из причин убийства поэта. Так или иначе, тайны «Героя нашего времени» до сих пор скрыты для литературоведов, философов, политиков, историков и богословов.
