Читать книгу: «М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты», страница 11

Сначала за дуэль Николай Мартынов был приговорен к разжалованию и заключению в крепость. Затем заключение отменили, заменили вроде бы суровым пятнадцатилетним церковным наказанием. Но не где-нибудь в Сибири, а в стольном граде Киеве. После его просьб о помиловании уже в 1846 году, спустя четыре года Святейший синод пожалел «несчастного убийцу» и отменил епитимью. Ничего не стоят настойчиво публикуемые слухи о его покаянии и чуть ли не монашеском образе жизни, о его ежегодных панихидах по Лермонтову. Все эти сведения от родственников убийцы.

Сразу после снятия церковного наказания Николай Соломонович благополучно женился на Софье Проскур-Сущанской. Вскоре вернулся в свое родовое имение в Нижегородской губернии, родил 11 детей. Переехал в Москву. Всерьез увлекся мистикой и спиритизмом, масонскими обрядами. Не знаю, как его защитники совмещают якобы почти монашескую покаянную жизнь православного прихожанина с занятием спиритизмом и оккультными науками.<…>

Этого вольного или невольного служителя Сатаны хорошо описывает бывший московский голова князь В.М. Голицын: «…Он был мистик, по-видимому, занимался вызыванием духов, стены его кабинета были увешаны картинами самого таинственного содержания, но такое настроение не мешало ему каждый вечер вести в клубе крупную игру в карты, причем его партнеры ощущали тот холод, который, по-видимому, присущ был самой его натуре»²⁴⁹.

Даже если не верить всему из приведенного отрывка, то факт тесной связи Мартыновых с семейством Новиковых многое значит, однако не отвечает до конца на вопрос: почему Мартынов?

Почему на роль «дуэлянта» был назначен именно Мартынов?

Во-первых, конечно, он был свой, посвященный. Возможно, еще и связанный дополнительно карточными долгами (есть мнение, что и службу он покидал вынужденно из-за нечестной карточной игры²⁵⁰).

Во-вторых, Мартынов был в отставке. Если бы дело пошло не по намеченному руслу, то к военному ведомству не было бы много претензий: де-факто Мартынов уже был не военный. Кроме того, военного могли в течение 24 часов непредвиденно переместить приказом по разным обстоятельствам, и тогда план сорвался бы. С другой стороны, так как де-юре Мартынов не уволен (приказ еще не пришел), расследование легче передать военному ведомству, что давало возможность упростить процесс следствия и скрыть преступление.

В-третьих, Мартынов флиртовал с женщинами Верзилиными, проживал на их территории, мог ежедневно находиться рядом с Лермонтовым, и любую дружескую словесную перепалку с поэтом можно было в случае необходимости выдать за оскорбление. Мартынов был вооружен.

Кандидатура самая подходящая.

Но не им была организована большая игра, она была инициирована большим светом. Мартынов в этой игре – пешка. Он, вероятно, к 1841 году сознавал, что его близость к поэту приведет к тому, что рано или поздно придется оказаться рядом с Лермонтовым в неподходящий момент, и именно этим можно было бы объяснить слова Мартынова о том, что если не тогда, то в другой раз он убил бы Лермонтова. Слова эти, теперь уже всем известные, опубликовал А.С. Кончаловский в сборнике «Низкие истины»²⁵¹, где сообщил, что убийца Мартынов сам сказал об этом графу Алексею Алексеевичу Игнатьеву, а тот, в свою очередь, передал их Кончаловскому. Однако

…есть в этом рассказе режиссера одна неточность, которая разом разрушает всё это свидетельство «современника»: МАРТЫНОВ УМЕР ЕЩЕ В 1875 году, а ИГНАТЬЕВ РОДИЛСЯ ТОЛЬКО В 1877 году. И, значит, ВСТРЕТИТЬСЯ ОНИ НИКАК НЕ МОГЛИ!²⁵²

И, если уж многие до сих пор верят приведенному свидетельству Кончаловского, почему бы не поверить словам С.В. Чекалина о том, что он читал воспоминания вдовы Мартынова, опубликованные в 1911 году (к сожалению, не удалось установить источник). Примерные слова вдовы:

Мартынов был ширма. Его взвинтили на дуэль. И Мартынов был мучеником всю жизнь после этого убийства. В особенности когда понял свою роль подставного лица²⁵³.

Подчеркнем, что слова неточные. Вряд ли супруга называла своего мужа по фамилии. И тот, кто спрашивал, был уверен в «канонической» версии. А если представить, что точнее слова вдовы выглядели так:

Мой муж был ширма. Его уговорили на дуэль. И Николай был мучеником всю жизнь после этого убийства. В особенности когда понял свою роль подставного лица.

Согласимся, что звучит немножко иначе. Да и как можно быть «подставным лицом», будучи убийцей… Трагизм же роли заключается в мировой славе убийцы великого русского поэта. О такой славе, увеличивающейся с годами, Мартынов, похоже, вначале даже не задумался.

А теперь посмотрим, кто авторы первых известных биографий Пушкина и Лермонтова.

После смерти Пушкина немедленно к сбору документов приступил князь Петр Андреевич Вяземский, который, вероятно, был поставлен во главе комиссии по расследованию дуэли. Догадавшись о правде, Вяземский создает правдоподобную легенду, за что получает много благ, ласку двора и богатые возможности под покровительством… князя Александра Барятинского:

В 1860 году Вяземский пишет оду фельдмаршалу А.И. Барятинскому, покорителю Кавказа, восторженный панегирик, полный имперского самодовольства: «Вас избрал Царь – и глаз державный вождя по сердцу угадал. Ему в ответ, Ваш подвиг славный Его доверье оправдал. Ура Царю! Ура! три раза. Ура! младый фельдмаршал, Вам! Ура! Вам, ратникам Кавказа, Вам, древних дней богатырям».

С 1855 года Вяземский заведует делами печати, возглавляет цензуру. За несколько лет до этого он уже заявляет в печати, что в России «каждое слово есть обиняк» и «журналы наполнены этих обиняков и намеков».

Постепенно князь Петр Андреевич все выше и выше продвигается по государственной лестнице: он получает звание обер-шенка двора, посты товарища министра народного просвещения, сенатора, члена Государственного совета²⁵⁴.

За биографию Пушкина также одними из первых взялись Петр Иванович Бартенев и Павел Васильевич Анненков. Особенно постарались они придать организации, которую посещал А.С. Пушкин, характер… непотребности, даже некоторого… разврата, что ли. Речь идет о кружке «Зеленая лампа». Между тем, Щеголев называет утверждения биографов баснями²⁵⁵ и утверждает как минимум политический характер кружка.

У Лермонтова первым биографом был Владимир Харлампиевич Хохряков: бескорыстный ученый, предпринявший гигантские усилия по сбору материалов для биографии Лермонтова. Но Хохрякова почему-то постигла неудача: часть материалов были утеряны, лишь некоторые рукописи были сданы в Публичную библиотеку. Большая часть материалов была передана Хохряковым П.А. Висковатому по его просьбе с обещанием также отдать их в Публичную библиотеку. Висковатый не выполнил обещания. Материалы пропали. М.Г. Ашукина-Зенгер пишет:

Следует иметь в виду, что П.А. Висковатов (Висковатый) с 1868 г., около двух лет, числился по военному ведомству состоящим для особых поручений при фельдмаршале кн. А.И. Барятинском («Биографический словарь профессоров и преподавателей имп. Юрьевского (бывш. Дерптского) университета за сто лет его существования (1802 – 1902)», Юрьев, 1903, II, 359)²⁵⁶…

Понятно, что Висковатый просто не мог представить правдивую биографию Лермонтова, и утеря документов не была случайной.

Итак, подытожим нашу фантазию: убить Лермонтова с целью его дискредитации могла Эмилия Александровна Верзилина (не без ведома своей матери) по непосредственному заказу Барятинских. Надо полагать, что желания князей Барятинских совпадали еще с чьими-то желаниями.

В.А. Хачиков²⁵⁷, отдавая главную роль в инициировании убийства Эмилии Верзилиной (он полагал Эмилию заказчицей), подробно останавливается на каждом человеке из окружения Лермонтова в 1841 году в Пятигорске. Верной представляется мысль, что никто из «секундантов» не был единомышленником Лермонтова, поэтому вранье и молчание не было для них непосильно. Но убить его из них вряд ли бы кто решился. А если бы решился, то мог бы сделать это незаметно, свалив все на горцев. В принципе, свыше и планировалось, что горцы убьют. Но Лермонтов оставался жив, да еще постоянно отличался в операциях, что как бы «подымало рейтинг» поэта. Если бы в таких обстоятельствах состоялось убийство, то поэт вышел бы уже национальным героем.

Но и это было бы не страшно. Самое страшное и опасное для большого света – это замысел поэта написать явно, без шифровки серьезную вещь, о чем он сказал вслух. Потому что то, что могли понять посвященные, Лермонтов уже написал: в «Маскараде», «Герое нашего времени», в «Штоссе».

В этой связи представляется интересным исследование математика и социолога С.Н. Петрищева о произведении «Штосс». Так, исследователь полагает, что «Штосс» Лермонтова

…последнее произведение в прозе, специально мистифицированное им под новый роман для устного прочтения в узком, избранном кругу специально приглашенных («числом около тридцати», по воспоминаниям Е.П. Ростопчиной. – С.П.), среди которых, судя по всему, находились все бывшие в то время в Петербурге получатели «диплома Ордена рогоносцев» на имя Пушкина утренней почтой в среду 4 ноября 1836 года.

Дело в том, что повесть «Штосс» у Лермонтова такая же «неоконченная», как и «Альфонс садится на коня» у Пушкина, и мистифицированная подобно последней пушкинской мистификации «Последний из свойственников Иоанны Д'Арк», где они оба зашифровали результаты своих расследований происхождения пасквильного «диплома Ордена рогоносцев». Пушкин, используя культовый масонский роман Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», зашифровал результаты собственного расследования происхождения и авторства диплома рогоносца, а также символической печати с масонским циркулем и монограммой «А Г» на конверте на имя графа М.Ю. Виельгорского (главных пасквилянтов, к диплому руку приложивших, С.С. Уварова и князя А.Н. Голицына, «двух гитанов, двух славных братьев-атаманов». – С.П.), а Лермонтов зашифровал результаты собственного расследования имени главного виновника почтовой рассылки диплома рогоносца с использованием мелочных лавок, своеобразных аналогов нынешних почтовых отделений в Петербурге той поры (главного почтмейстера в царствовании Николая I, князя Александра Николаевича Голицына – самой мистической и загадочной фигуры при императорах Александре I и Николае I. – С.П.). И первым из приглашенных слушателей и получателей диплома рогоносца на имя Пушкина, кто обязан был, по-моему, догадаться о чём и о ком на самом деле речь идёт у Лермонтова, был не кто иной, как близкий друг и товарищ Пушкина князь Пётр Андреевич Вяземский!

В результате, после указанных «литературных опытов» Пушкину оставалось жить до своей гибели примерно полтора-два месяца, а Лермонтову, соответственно, три с небольшим – четыре месяца. Разница в сроках, очевидно, объясняется тем, что для организации двух указанных, по ряду признаков, постановочных «дуэлей» в столице графу Бенкендорфу и компании братьев-единомышленников потребовалось естественно меньше времени, чем на Кавказе²⁵⁸.

Как следует из вышеприведенного эпизода, Лермонтов уже был приговорен, а с мая 1841 года убийцам следовало сильно поторопиться, так как могло иметь место уже явное обнародование Лермонтовым тайной информации, и поэтому убийство поэта стало не главной целью. Главная цель – дискредитация, потому что еще в 1837 году Михаил Юрьевич заявил:

…правда всегда была моей святыней…

Те, кто заказал убийство Лермонтова, боялись правды, и после 15 июля 1841 года многие рукописи и письма поэта бесследно исчезли не случайно. А.А. Столыпин после смерти доставил Е.А. Арсеньевой вещи поэта, среди которых были иконы, одежда, посуда и прочее. Среди этих вещей

…из бумаг до наших дней дошла лишь записная книжка, подаренная Лермонтову князем Одоевским, но вот судьба «собственных сочинений покойного на разных ласкуточках бумаги кусков 7 и писем разных лиц и от родных – 17» нам неизвестна²⁵⁹.

А.С. Пушкин вел дневниковые записи. Те записи, что относятся к 1830-м годам, бесследно пропали (к слову, и в известных записях многое зашифровано). И.Л. Андроников в разговоре с С.В. Чекалиным говорил, что знакомый ему человек воочию видел дневник М.Ю. Лермонтова, хранящийся в советское время у художника Ильи Семеновича Остроухова. Факт существования дневника подтверждали другие очевидцы, но дневник бесследно пропал после смерти художника²⁶⁰. Как все похоже…

Что ж, Михаил Юрьевич Лермонтов знал, что «кольцо» вокруг него сужается, что вчерашние друзья могут перейти на сторону противника. Знал, сокрушаясь об участи А.С. Пушкина:

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет, завистливый и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он, с юных лет постигнувший людей?..

И пошел по следам великого предшественника.

Немного об отношении Лермонтовых к религии

Имя Лермонтова втоптали в грязь: выродок от неизвестно кого, избалованный бабушкин внучок, неуч, сумасброд, мучитель женщин, гомосексуалист, жадный до крови убийца горцев и, как итог, – существо, не могущее и дня прожить, чтобы не поиздеваться над другими, за что и заслужило собачью смерть. Таких, естественно, и хоронить по-человечески не надо. Да, литературные произведения хорошие, особенно стихотворение «Прощай, немытая Россия…» (которое поэт никогда не писал) и «Герой нашего времени» (где автор будто бы изобразил отвратительные черты своего характера).

Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят.

Неужели это можно говорить о человеке, который был одним из первых учеников во всех учебных заведениях, где бы ни учился; о гении поэзии и прозы, авторе более 400 произведений живописи и графики (и это только то, что дошло до наших дней), чьи некоторые картины (большинство из них с видами Кавказа) настолько профессионально написаны, что, не будь автор знаменит как поэт, он непременно прославился бы как художник.

Вероятно, одно только чтение книг отнимало у Лермонтова уйму времени. Когда же он успевал распутничать, пьянствовать, дебоширить… т.е. делать все то, что ему приписывали некоторые «вспоминальщики-сказочники».

Инсценированная дуэль завершила планы недоброжелателей Лермонтова: поэту приписали смертный грех – самоубийство. Не забыли и Е.А. Арсеньеву, смакуя эпизод о том, как отчаявшаяся бабушка велела унести из дома с глаз долой образ Спасителя.

Литературоведы, читатели, богословы как при жизни Лермонтова, так и после его смерти продолжают войну за его душу.

Что ж, вспомним и мы немного об отношении М.Ю. Лермонтова, а заодно и его бабушки к религии.

Мать Михаила Юрьевича – Мария Михайловна – родилась, как установил Д.А. Алексеев, в Москве и была крещена в церкви Успения Пресвятой Богородицы, «что на Могильцах, Пречистенского сорока г. Москвы»²⁶¹.

Имя матери поэта было выбрано не случайно.

Во-первых, так звали мать Елизаветы Алексеевны. Во-вторых, не будем забывать о названии церкви, где ее крестили. В-третьих, 17 марта приходилось на субботу Великого Акафиста (этот день также называется «Похвала Пресвятой Богородицы»), когда читается древнейший хвалебно-благодарственный гимн Пресвятой Деве Марии и воспоминание чудесного избавления Константинополя от нашествия персов и аварцев в 625 г. (с IX века вошел в состав богослужения субботы 5-ой недели Великого поста, а с XII века упоминается и в русской церкви). А следующий день 18 марта (пятое воскресенье Великого поста) был посвящен Св. Марии Египетской, жившей в VI веке, которая после многогрешной молодости посетила с паломниками Иерусалим, была допущена по предстательству Божьей Матери до Креста Господня, сделалась ревностной христианкой и провела 47 лет в покаянии в пустыне. На утрени 15 марта 1795 г. (в четверг пятой седмицы Великого поста), называемой в народе «Стояние Марии Египетской», в церкви читалось житие самой святой. Допустимо предположение, что на этом долгом богослужении присутствовала и беременная Елизавета Алексеевна²⁶².

Михаил Юрьевич Лермонтов был крещен в московской церкви Трёх святителей возле Красных ворот по православному обряду.

В Тарханах, куда переехали Лермонтовы, была церковь в честь Николая Чудотворца, построенная в конце 1740-х годов. Когда в феврале 1817 года умерла Мария Михайловна Лермонтова, то на месте старого барского дома Арсеньева выстроила каменную церковь в честь святой Марии Египетской.

В «Выдержках из моего дорожного портфеля» Н. Прозина (1867 г.) читаем: «Возле самого дома – маленькая каменная церковь с деревянными подмостками для колоколов. Эта церковь была домовым храмом помещицы, которая часто слушала здесь литургию и нередко приходила сюда молиться за всенощной. Теперь богослужение здесь совершается только в праздничные дни»²⁶³.

Несомненно, Арсеньева приходила вместе с маленьким Михаилом Лермонтовым. Елизавета Алексеевна особенно привечала образованного священника А.А. Толузакова (благочинного), который жил при господском доме, получал содержание от помещицы лично и учил маленького Мишеля Закону Божьему. Трое детей Толузакова по возрасту были почти сверстниками будущего поэта: они могли участвовать и в его детских играх.

Посты, праздники соблюдались безукоризненно.

Есть сведения, что в 1817 и в 1818 годах Арсеньева с внуком уезжала на богомолье в Киево-Печерскую Лавру.

А.А. Москалев²⁶⁴, описывая московский период в жизни Лермонтова, полагает, что в годы учебы Лермонтова в Москве он был прихожанином собора Петра и Павла на улице Басманной. Юный Лермонтов приезжал каждое лето с 1829 по 1832 год в подмосковную усадьбу Середниково (Звенигородский уезд) к родственнице Арсеньевой – Екатерине Аркадьевне Столыпиной.

Как Столыпина, так и Арсеньева были богомольны и посещали монастыри. Окрестных монастырей было три, и все почитаемые: Троице-Сергиева Лавра в Сергиевом Посаде, Новый Иерусалим близ Воскресенска и Саввино-Сторожевский монастырь под Звенигородом. <…> Ближе всего от Середникова находился Новоиерусалимский монастырь (18 вёрст), заложенный патриархом Никоном в 1656 году. В стихах Лермонтова той поры нашли отражение эти визиты в святые обители, и подчас трудно установить адресную принадлежность того или иного стихотворения. Так, в Воскресенске (нынешней Истре) Лермонтов отметил в тетради, что стихи написаны им «на стенах жилища Никона»…<…> В конце лета 1830 года Лермонтов побывал в Троице-Сергиевой Лавре, находящейся в 70 км от Москвы²⁶⁵.

Последний факт известен по воспоминаниям Сушковой и стихотворению Лермонтова «Нищий». Впечатления же от посещения Лермонтовым Саввино-Сторожевского монастыря отразились потом, как полагает А.А. Москалев, в поэме «Боярин Орша».

Еще при священнике А.А. Толузакове в Тарханах начала действовать церковь Михаила Архистратига. В клировой ведомости на 1841 г. читаем: «Построена и освящена 1840-го года октября 3 дня тщанием означенного села помещицы гвардии поручицы Елисаветы Алексеевой Арсеньевой. Зданием каменная с таковою же колокольнею, крепка. Престол в ней один, холодный, во имя Архистратига Божия Михаила; вторая [церковь] – придельная, теплая, каменного ж здания, на особом месте, построена и освящена 1820-го года во имя Святыя Преподобныя Марии Египетския. Утварью порядочна»²⁶⁶.

Новая церковь в Тарханах была освящена в день рождения Михаила Юрьевича.

Смерть единственного внука явилась страшным горем для Елизаветы Алексеевны. О том, как сообщили ей о смерти М.Ю. Лермонтова родственники, написано в письме Е.А. Столыпиной к А.М. Верещагиной:

…они объявили Елизавете Алексеевне, она сама догадалась и приготовилась, и кровь ей прежде пустили. Никто не ожидал, чтобы она с такой покорностью сие известие приняла, теперь всё богу молится и сбирается ехать в свою деревню…²⁶⁷

По еще одной версии, Арсеньева узнала случайно о смерти внука до того, как родственники сообщили ей, и при этом известии лишилась сознания. Арсеньева смогла вернуться в Тарханы из Петербурга только в конце августа 1841 года, так как на время у нее отказали ноги. От горя она в буквальном смысле ослепла. Вот тогда и повелела перенести в новую церковь Михаила Архистратига в Тарханах икону Спаса Нерукотворного, которая всегда находилась в доме и перед которой Елизавета Алексеевна молилась о здравии внука.

…12 сентября 1841 г. она написала «условие» на имя епископа Пензенского и Саранского Амвросия, по которому стала выплачивать тарханским священно– и церковнослужителям годового жалованья 1000 руб. ассигнациями на весь причт; тогда же распорядилась, чтобы церковная земля обрабатывалась ее крестьянами. Дома обоих священников, диакона и одного причетника построены г-жою Арсеньевою деревянные на ее и церковной земле, а у последних троих причетников домов еще нет, квартируют они в домах крестьян г-жи Арсеньевой без всякой платы²⁶⁸.

После смерти М.Ю. Лермонтова в Пятигорске была составлена

…«Опись имения оставшегося после убитого на дуэли Тенгинского Пехотного полка Поручика Лермонтова, учиненная 17 июля 1841 года», где перечислено следующее (документ приводится в орфографии 19 века):

«1. Образ маленькой Св. Архистратига Михаила в Серебренной вызолоченной рызе – 1;

2. Образ не большой св. Иоанна Воина в Серебрянной вызолоченной рызе – 1;

3. Таковый же побольше Св.Николая Чюдотворца в Серебрянной рызе с вызолоченным венцом – 1;

4. Образ маленькой – 1;

5. Крест маленькой Серебрянной вызолоченный с мощами – 1»²⁶⁹.

Таким образом, вслед за В.Н. Айкашевой отметем хотя бы всякие фантазии о мусульманстве поэта.

В 1842 году Арсеньева получила разрешение на перезахоронение Лермонтова. Свинцовый гроб с телом М.Ю. Лермонтова привезли в Тарханы в Пасху. Михаила Юрьевича отпели вторично, если верить свидетельствам о том, что в Пятигорске его отпевали на дому. Разыгравшаяся после убийства Лермонтова «война» между священниками Скорбященской церкви в Пятигорске Павлом Александровским (настоятелем) и Василием Эрастовым не позволила провести обряд погребения по-христиански, хоть отец П. Александровский и получил разъяснение от следственной комиссии, что смерть поэта не должна быть причислена к самоубийству(!). Эрастов закрыл храм, унес ключи (а после, кстати, писал докладные на настоятеля в духовное управление). При большом скоплении народа получился скандал.

…П.Т. Полеводин писал: «17-го числа в час поединка его хоронили. Все, что было в Пятигорске, участвовало в его похоронах. Дамы все были в трауре, гроб до самого кладбища несли штаб– и обер-офицеры и все без исключения шли пешком до кладбища. Сожаления и ропот публики не умолкали ни на минуту. Тут я невольно вспомнил о похоронах Пушкина. Теперь 6-й день после печального события, но ропот не умолкает, явно требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу»²⁷⁰.

Мартынов просился на похороны Лермонтова (чем изумил следователей), подав записку к коменданту В.И. Ильяшенкову:

 Для облегчения моей преступной скорбящей души, позвольте мне проститься с телом моего лучшего друга и товарища²⁷¹.

Мартынову не позволили.

Но вернемся в Тарханы в апреле 1841 года. 23 апреля (5 мая по н. ст.) состоялось погребение М.Ю. Лермонтова.

Возможно, из-за сочувствия горю помещицы, тарханские священники Ф.М. Теплов и П.Г. Троицкий допустили упущение по службе, за что и получили наказание. В клировой ведомости 1843 г. об этом записано: «Учинен ему [Теплову] с нижеписанным священником Троицким за неслужение в Высокоторжественные дни 1842 года, 17 и 21 апреля, благодарных молебствий выговор, и обязаны они впредь производить положенные молебствия по гибели неупустительно»²⁷².

В 1842 году по приказанию Арсеньевой над могилами ее дочери и внука была выстроена каменная часовня, где вскоре была похоронена и сама Елизавета Алексеевна – женщина, воспитавшая великого человека, бывшая, по сути, его матерью, бабушкой, другом, помощницей и… кто докажет, что не единомышленницей? И те, кто порочит Елизавету Алексеевну, должны понять, что они тем самым порочат и Михаила Юрьевича…

Факт христианского поведения М.Ю. Лермонтова: в поединке с Барантом поэт держался оборонительной тактики и не стрелял в противника.

Многое может сказать об отношении к Богу Лермонтова его творчество, особенно ближе по времени к «дуэли». И тут опять воюют два лагеря. Одни, как Вл.С. Соловьев, обнаруживают в творчестве Лермонтова демонизм, «ницшеанство», говоря о том, что «…как высока была степень прирожденной гениальности Лермонтова, так же низка была его степень нравственного усовершенствования»²⁷³. Д.С. Мережковский, поражаясь ненависти Соловьева к поэту, с болью говорит:

Мартынов начал, Вл. Соловьев кончил; один казнил временной, другой – вечною казнь…²⁷⁴

Осмысление образа демона не покидало Лермонтова всю жизнь, и некоторые писатели, философы, богословы на этом основании упрекали Лермонтова в демонизме. На это Мережковский писал:

Вл. Соловьев осудил Лермонтова за богоборчество. Но кто знает, не скажет ли Бог судьям Лермонтова, как друзьям Иова: «Горит гнев Мой за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» – раб Мой Лермонтов²⁷⁵.

То, что многие представляют как богоборчество Лермонтова, похоже больше на искание Бога. А не Сам ли Господь сказал:

Ищите же прежде Царства Божия и правды Его… (Мф. 6:33)

Лермонтов через это богоискательство приходил к богосыновству. И редко кто из классиков русской литературы (разве что Ф.М. Достоевский) достигал такой степени приближения к Богу. С.Н. Дурылин, сопоставляя Л.Н. Толстого и М.Ю. Лермонтова, удивлялся, что десятки томов Толстого о религии ничего религиозного в себе не содержат, в то время как байронические стихи Лермонтова необыкновенно религиозны²⁷⁶.

В.Ф. Михайлов приводит слова П.П. Перцова о том, что «Лермонтов – самый религиозный русский писатель»²⁷⁷, чья поэзия полна пасхальности, и размышления Д.Л. Андреева о том, кем был бы Лермонтов, проживи он долгую жизнь. По мысли Андреева, поэт мог быть только монахом.

К.В. Мочульский писал о Лермонтове, что «вся лирика его движется подлинным, религиозным вдохновением»²⁷⁸.

В.Н. Ильин о соотношении имени Лермонтова с характером поэта писал:

Несомненными свойствами его натуры, преобладающими и глубинно постоянными, были пламенная молитвенная обращенность к Богу, воинствование во имя Божие и постоянное рыцарское служение на часах у Бога, с копьем в руках, готовым поразить дракона. Он и поражал дракона где только находил, также и в собственной душе²⁷⁹…

М.М. Дунаев, как бы ни трактовал «Демона» и «Героя нашего времени», в итоге констатировал:

Вероятнее всего, душа Лермонтова пребывала накануне духовного перерождения²⁸⁰.

Г.А. Сазонов, анализируя «Демона», рассматривая его интертекстуальные связи и символику, пришел к следующему пониманию смысла «Восточной повести»:

Это – победа Добра над Злом.

Это – победа Любви истинной над любовью ложной.

Это – победа Бога над Сатаной²⁸¹.

М.Ю. Лермонтов в своих произведениях постоянно размышлял на тему смерти. Возможно, этот факт позволяет исследователям и просто читателям судить об авторе как о человеке мрачном. Однако воспоминания близких друзей поэта говорят об обратном: Михаил Юрьевич предстает доброжелательным и веселым человеком с превосходным чувством юмора. И как тут не вспомнить о том, что всегда радоваться и всегда помнить о смерти – истинно христианское состояние.

Несомненно, Евангелие было настольной книгой Лермонтова (кстати, в записных книжках поэта находились выписки из Посланий Апостольских). Известно, что Псалтырь, принадлежащую М.Ю. Лермонтову, после его смерти Е.А. Арсеньева отдала А.П. Шан-Гирею²⁸².

Но главным доказательством постоянного обращения поэта к Богу, «собеседования» с Отцом, являются произведения Михаила Юрьевича.