Читать книгу: «Мальчик с сердцем цвета индиго», страница 10

Глава 21

Утром следующего дня Илан вновь один поехал в лавку. Отец оставался еще в своей комнате, поэтому сын его не видел до позднего вечера. Молодой человек дал себе обещание, что не встретится с Хилай, пока открыто не поговорит с отцом. Не поговорит диалогом, а не как в прошлый раз оборванный монолог, с фразами, которые так и остались висеть в этой комнате. Он ожидал реакцию на эти фразы и ответы на свои вопросы. Сегодня же будет ровно два дня, как он написал весточку Хилай о встрече после того, как он разберется с одним вопросом. По его расчетам, через два-три дня она должна была получить письмо.

Вечером Исмаил попросил Ханну подготовить один из его костюмов для важных выходов и встреч с клиентами.

– Исмаил, ты куда собираешься?– Ханна почувствовала неладное, достав из шкафа один из черных костюмов, что носил Исмаил.

– У меня встреча, я не хочу это с тобой обсуждать.

– Если это встреча касается Илана, то он и мой сын, и я хочу и имею право в этом участвовать не менее тебя, – сказала женщина ровно и спокойно, но таким тоном, что Исмаил понял, что увернуться никак ему не удастся.

– Я еду встречаться с Фаравиндадом. Встреча в его доме. Я еду один. Без тебя. Если тебе надо, то поезжай сама и в другой день. Без меня.

Он не оставил ей выбора. Действительно, о встрече он договаривался один. И будет ли там его супруга или это встреча двух мужчин? Она не знала подробностей. И четкое указание, что он едет один, она поняла. Спорить было не о чем. Она попыталась узнать его цель встречи, ответа не получив, попросила его не скандалить.

– Ты думаешь, я еду в дом к девушке, с которой наш сын так бесстыдно себя вел, для того чтобы скандалить? Я могу себе это вообще позволить? В доме, где мой сын без разрешения ухаживал за девушкой, еще и скандалить? Нам надо у них прощения просить за поведение нашего сына, а не скандалить! А ситуацию необходимо спасать. Этому браку не бывать, а честь попытаться сохранить.

Ханна немного успокоилась. Главное сейчас – не испортить все отношения, а насчет «бывать ли этому браку» они еще будут разбираться.

Исмаил позвонил в коричневые ворота у большого двухэтажного дома с белым высоким забором. В гостиную провел его один из служащих дома. В зале со стенами из теплого оттенка бежевого, почти белого цвета ждала его хозяйка дома. Полы были покрыты мрамором такого же светлого цвета. Посредине зала низко висела необыкновенной красоты большая бронзовая люстра. На коричневых диванах были яркие подушки с восточной вышивкой, в которой преобладали красно-оранжевые оттенки с красивыми узорами. В другом конце зала стоял слишком большой, по меркам Исмаила, коричневый стол из дерева. Ножки стола были вырезаны в виде скульптур какого-то животного. Стол был окружен столь же величественными стульями, которые в просторах дома казались маленькими и игрушечными, словно из кукольного домика.

Хозяйка поприветствовала гостя и предложила сесть на диван, попросила прощения, что г-н Д. задерживается. По ее словам, он должен был прибыть два часа назад, но, к сожалению, она не знает, что случилось, и он опаздывает. Она всегда называла супруга по фамилии, когда к нему приходили клиенты или гости. Но на этот раз Нандини со всей своей чуткостью и пониманием жизни была совсем растеряна. Потому что она, конечно же, узнала продавца лавки, она узнала его и по другой причине, но об этом позже. Она была в недоумении, почему гость пришел один, без супруги. А это плохой знак. Все-таки завладев ситуацией, она улыбнулась вновь и сказала, что Фаравиндад, скорее, придет буквально с минуты на минуту.

Как только она завершила свою фразу, в дом вошел и сам хозяин. Он был одет в светлый летний костюм. Поздоровавшись с гостем, он сразу же вежливо извинился и объяснил, что задержался, так как по дороге из города, где он был, произошла небольшая авария, но задержка получилась почти на два часа. Оба представились друг другу, и мужчина отпросился на пару минут. Первое впечатление, которое произвел на Исмаила юрист, было весьма приятным, что еще более убедило его в правильности своего решения.

Пока Фаравиндад отсутствовал, Нандини осталась с гостем, чтобы не оставлять его одного, что было бы невежливым по мнению хозяев дома. Хозяйка по обыкновению спросила, не хочет ли гость попить чай или кофе. Исмаил отказался. Ему и глоток воды в горло не смог бы пролезть в доме, где так бесчестно вел себя его сын. Как только вернулся Фаравиндад, Нандини спокойно вышла из зала. Как только закрыла за собой широкие двустворчатые двери со стеклянными вставками, она почти бегом побежала в комнату своей дочери.

– Хилай! Хилай! Да где же ты есть?– почти сиплым шепотом кричала она дочке в комнате.

Хилай вошла в комнату и спросила, что случилось, она отлучалась и была на кухне.

– К нам приехал тот лавочник! Тот! Где мы покупали украшения и сладости для церемонии обручения и свадьбы твоего брата. Ты же понимаешь, о ком я?

Глаза Хилай забегали еще быстрее, и она спросила рассказать еще больше информации о том, что еще маме известно, но не дождавшись, что она скажет, побежала на кухню, быстро набрала все, что попало под руки, сладости, чай и салфетки и кинулась в сторону гостиной. Подойдя к дверям близко, она остановилась, чтобы унять дрожь в руках, отчего сильно бились чашки об блюдца, и услышала отрывок разговора, который ей бы хотелось никогда в жизни не слышать.

– Вы же понимаете, у вас имя и у меня. Я бы очень не хотел, чтобы мой сын компрометировал доброе имя вашей дочери, тем более в таком возрасте, когда уже подходит время создания ими новых связей. Мы должны сохранить нашу честь.

Исмаил остановился ненадолго, чтобы четко донести свои мысли до собеседника. И продолжил:

– Все равно мы никогда не сможем допустить брак наших детей. Вы же понимаете меня.

Далее последовала тишина, и Исмаил решил вновь взять слово и поставить последнюю точку в этом разговоре.

– Вы можете быть уверенным, что я все, что от меня зависит, сделаю и уже сделал, чтобы остановить сына. От вас же я прошу помощи по отношению к вашей дочке…– Исмаил не успел завершить мысль, так как за дверью послышался громкий стеклянный звон вперемешку с металлическим.

Фаравиндад быстрым шагом дошел до двери и открыл ее. Увидев дочь, он зажмурился, склонил голову набок, его лицо всецело было отражением досады от такой неудачной встречи. Он понял, что как минимум последние слова она слышала. Он не помнил о своем госте и взял дочь за плечи, и взглянул ей в глаза, полные слез. В этот момент он услышал движение сзади в зале, повернулся и вспомнил о госте. Исмаил в это недолгое мгновение увидел Хилай. Затем она убежала что есть силы к себе в комнату.

Отец не знал, как ему быть, бросать гостя было бы невежливо, но бросать дочь – предательство себя в первую очередь. В этот момент он увидел в длинном коридоре Нандини, которая пошла за дочерью следом, что его вернуло к Исмаилу. Он сел на свое место. Исмаил пересел из своего места на другое, чуть дальше, будто ему было неудобно сидеть, хотя на новом оказалось не более удобно.

– Я сожалею, что так получилось. Ваша дочь прекрасна, я это сам увидел, но в наше время и в нашем текущем мире их союз никак невозможен.

– Я вас понял, Исмаил. Если вы завершили, то я могу сказать несколько слов? Если вы готовы выслушать мое мнение.

– Конечно-конечно! Я буду рад услышать ваши мысли по поводу данной ситуации, – торопливо ответил Исмаил.

– Вы разговаривали с сыном об этом? Каково его видение жизни?– спросил спокойно Фаравиндад.

Исмаил был в замешательстве, так как ему даже в голову не пришла бы мысль разговаривать о том, что и так ясно, все понятно, но так как на этот вопрос как-то требовалось ответить, он ответил так, как все происходило:

– Он мне только сообщил о своем желании заключить брак с вашей дочерью. Но так как это невозможно, я больше ничего с ним не обсуждал.

После этих слов Фаравиндад начал раскрывать свои мысли, которые Исмаил изъявил желание услышать.

– В моей культуре и религии принято, чтобы молодые люди со своими семьями приходили в дом к девушке и, предлагая свое сердце, просили ее руку у ее родителей. В культуре моей супруги все наоборот. Я привык жить в стране, где и вовсе третья культура и быт. Моя дочь выросла дитем мира, знающим разные традиции и разные языки. Я привык прислушиваться к ее мнению и чувствовать ее настроение. Возможно, я вам покажусь сейчас не в меру современным и прогрессивно мыслящим, но я сейчас пытаюсь защитить свою дочь. Она у меня не единственный ребенок. Мой старший сын тоже женат на девушке с чужими для нас с Нандини культурой и традициями. Поэтому ни родство с иностранцем, ни другая вера, ни молва людей для меня не имеют значения. Только счастье и мир в душах и домах моих детей. Я вас хорошо понял, что для вас этот брак невозможен. Но, если ваш сын сам решится прийти к нам домой и просить руку моей дочери, то мне бы хотелось вас сразу предупредить: я дам положительный ответ, благословлю их брак. И прошу вас понять меня и мои обязанности по защите своей дочери. Если вам удастся договориться с сыном, простите, я не знаю имени, то будет так, как вы решите. Если же нет – то я противостоять этому союзу не буду.

Фаравиндад говорил тихо и медленно, вырезая каждое слово красивым узором на полотне тишины. Исмаил сам заметил, что очарован мудростью и спокойствием этого человека, красотой его дочери и их отношениями. Возможно, он сам бы хотел получить те же магические способности, чем были одарены жители этого светлого дома. Но не каждый в жизни имеет те же условия окружения, те же возможности и ту же поддержку, чтобы становиться Фаравиндадами. Пока он ехал в машине до дома, он все еще находился под влиянием спокойного духа своего собеседника. Мужчина даже уловил себя на мысли, как бы было прекрасно с ним встречаться и общаться на разные темы жизни. Но зная, что он также должен думать о будущем своего ребенка, о том, что Илану будет выгоднее, понимал, что их дружба и встречи невозможны.

Отпустив визитера, Фаравиндад отправился в свою спальню и ждал там до позднего вечера Нандини. Он совершенно забыл, что уже много часов не ел и не пил. Единственное, что он хотел сейчас услышать от супруги – «Хилай успокоилась». Он не мог пойти к дочери, так как понимал, насколько сейчас ей больно и неловко за услышанные слова. И чем больше он понимал, что нельзя ходить, чем больше ощущал ее горечь обиды и стыд, тем более ему хотелось до нее достучаться. Но, зная свою дочь, он понимал, что надо дождаться Нандини, чтобы понять, готова ли дочь к спокойной беседе. Он хотел сам себя обмануть, но в глубине души понимал, что она так легко не сможет утихомирить свою бурю чувств и эмоций. И единственное, на что он рассчитывал, что этот молодой человек, чьи волосы на закате летнего и осеннего солнца отдавали рыжиной, окажется настолько же храбрым по отношению и к терновому забору той темноты, что его отец вокруг него вьет. Конечно, они с Нандини видели молодых людей уже много раз и не первый год в дальнем углу их сада. Видели, как их Хилай вдруг настолько повзрослела, что может перепрыгнуть через забор и убежать из дома по зову своей души. Что у нее выросли настолько сильно крылья, что вот-вот она улетит из их дома. Но никогда эту тему не поднимали, ни между собой, ни с ней. Они терпеливо ждали, когда ее жених придет. Придет не один и не через забор.

Нандини, догнав Хилай у порога ее комнаты, вошла вместе с ней и села рядом на кровати. Хилай все эти два с половиной часа лежала на своей кровати лицом к подушке, словно спрятавшись от стыда всего мира, и плакала. Ее переполняла целая гамма эмоций. Невозможно было разобрать, которая из них самая жестокая и которая больше всех по весу. Но обида и злость на себя за унижение отца, пожалуй, ей казались самыми сильными. Мама молча просидела до тех пор, когда она сама поднялась, села на кровать спиной к маме и сказала:

– Мам, пожалуйста, иди к папе. Посмотри, как он. А я сейчас буду спать. Не хочу встречаться с папой сегодня. Мама, пожалуйста, обними его за меня и передай, что я его люблю. Но встретимся мы завтра.

Нандини поцеловала дочь в голову сзади и попрощалась до утра. Придя к Фаравиндаду, она передала слова дочери. Они оба понимали, что Хилай просто стыдно, хотя сами не испытывали ни капли унижения за поступки своей дочери. Но ее чувства и желания не были обесценены. Они решили просто дождаться утра.

Исмаил по приезде домой к самому ужину выдал все, что было, членам семьи. Он высказал все свои мысли, утаив только свое восхищение семьей Хилай. По окончании их беседы Илан спросил, видел ли отец Хилай.

– Я общался только с ее отцом, – ответил Исмаил, увернувшись от прямого вопроса. Он не хотел, чтобы Илан тут же побежал к ней, узнав о том, что девушка осталась в таком печальном настроении.

Илан решил, что завтра сам пойдет к ним. Отец же, прочитав его мысли, сразу отрезал:

– Илан, ты больше никогда к ним не пойдешь. И с девушкой ты встречаться не будешь. А если ты ослушаешься, то мне легче больше не жить на этой земле от стыда за твой поступок.

Илан погрузил свои пальцы в волосы, проводя ими по вискам, и ощутил дурное головокружение. Чтобы не упасть, он сел на стул, немного пришел в себя, встал и пошел к себе в комнату.

На следующее утро Хилай пришла на завтрак, стараясь всем своим видом показать, что она в порядке и как будто ничего особенного не произошло. Фаравиндад понял, что разговор с ее стороны не состоится. Поэтому решил сам начать:

– Хилай, ты помнишь, я всегда тебе говорил, что в твоей жизни все будет только так, как ты сама этого хочешь?

Девушка уже опустила голову и готова была вновь начать плакать. Чтобы сдержать слезы перед родителями, ей понадобились титанические усилия подавить этот злосчастный ком, который то и дело поднимался аж к самой глотке и нарушал ее покой. Увидев это, Фаравиндад понял, что этой фразы достаточно, чтобы донести смысл вчерашней встречи до дочери. Далее он тихо доел свой завтрак и, попрощавшись обычной манерой, отправился вновь в командировку на три дня. Впервые в жизни все члены его семьи были рады его отъезду, равно как и он сам.

Прошло несколько дней, Хилай уже получила весть от Илана, что пока не может с ней встречаться и, успокоившись за молодого человека, жила текущим стеснением перед отцом. Хилай решила просто ждать. Однажды он сам придет. Не может быть, чтобы это длилось долго, так не бывает.

Глава 22

Так проходили сначала дни, потом недели, месяцы, учеба уже шла почти два месяца. Незавершенная последняя картина Илана так и стояла в ее шкафу, ожидая своего часа. Она каждый вечер доставала ее и проводила пальцами по высохшим краскам, и с пониманием ощущала их безжизненность, их черствость. Она представляла, что однажды и она сама вот так высохнет, не дождавшись длинных, тонких, нежных пальцев своего художника.

Илан, продав нарисованные ранее картины, собрался с мыслями и представил лавочнику еще 7 картин, так как по его расчету он должен был изобразить их летом. Отдал все картины одним разом и условился встретиться с мужчиной в конце года. Он намеревался получить сразу всю сумму и пойти сразу же к отцу Хилай просить ее руку. В один из его приездов в город на выходные он, вновь оказавшись с дедушкой Рахамимом, поднял волнующий его вопрос – жизненная зрелость и мудрость в противостояние к смерти.

– Дедушка, что вы думаете про мудрость и зрелость, которая нас может посетить? Вот у меня вопрос: а что, если с приходом этой мудрости приходит и смерть? Как если бы завершился цикл и далее уже нет пути, только появление новой жизни и новый цикл, но уже не с нами.

Рахамим немного подумал над вопросом молодого человека. Затем медленно начал свое размышление вслух.

– В моем понимании мудрость – это умение ждать, ждать результата. Это умение жить без сравнений. Это умение ценить свой достаток. Как мы можем оценить свой прожитый день, был ли он хорошим, принес ли нам плоды или, наоборот, забрал у нас еще и лишнюю плату, если мы не сможем дождаться с этой оценкой до вечера? Если мы начнем о нем говорить раньше времени? А само мудрое ожидание (настоящая сноровка в ожидании) приходит только тогда, когда нам уже нечего больше ждать, когда то, что мы ждали и желали, никогда до нас уже не дойдет.

Нам свойственно все в жизни сравнивать: хорошее – плохое, высокое – низкое, светлое – темное. Но ведь истинная мудрость состоит в постижении того, что любое исполнение прекрасно. Оно прекрасно ровно до того момента, пока не сравнивается ни с чем другим. Ну а в чем мы искуснее всего в сравнении – это в сопоставлении себя с другим. В моем видении мудрость в том, чтобы сравнивать себя только с собой, только с тем, которым мы были вчера. И если мы сегодня хоть на мизер лучше, то мы на верном пути.

Про наш достаток надо помнить то, что это не только наши хрустальные люстры и серебряные ложки в доме, не машина и яхты. Помнить, что это наши мысли и действия. И если в нашем доме души есть сочетание достойных мыслей со светлыми намерениями, то мы живем при полной обеспеченности. Беден тот человек, в жизни которого есть только громкий звон монет. Можно любоваться красотой моря и дышать свежим воздухом, но это не значит обладать ими. Их невозможно купить за эти монеты, но ими можно делиться, даря душевное тепло и передавая свои вспоминания другому человеку. Мудрость в том, чтобы делиться своим богатством с нуждающимися.

Иногда так бывает в жизни, что мы не можем поменять окружающие условия, чтобы добиться своей желанной цели. В эти моменты, если нас предают наши внутренние силы, то мы выбираем путь изменения наших желаний и целей. Вот мудрость в этой ситуации будет в том, чтобы сохранить свои цели, если они действительно есть отражение нашей души. Это то, что я думаю про мудрость и зрелость человека.

Последовала недолгая пауза. Друзья внимательно слушали дедушку, и каждый погрузился в свои мысли по сказанным словам. Дедушка тогда продолжил:

– А смерть… Это естественный исход нашей жизни. Бессмертие не было бы музой и мечтой поэтов, воинов и алхимиков, не будь самой смерти. Она нас постигнет так или иначе, но, прожив счастливую жизнь, познав ту самую мудрость и зрелость, достигнув своих целей души и бытия, мы можем претендовать на счастливую смерть. Я считаю, что если у меня было то, ради чего я готов был умереть (а оно у меня было), то ради этого же я готов был жить. И если бы я не смогу познать жизнь, не достигну своей высшей точки мудрости и зрелости, то как я смогу познать смерть? Возможно, ты прав, мальчик мой. Я не размышлял над этим раньше. Наверное, действительно только после достижения мудрости и зрелости можно говорить об очереди естественного увядания. А до этого еще целое поле для весенней посадки саженцев, обработка самой почвы, уход за незрелой растительностью и борьба с сорняками.

Илан помнил об осеннем посте Хилай и даже узнал день, когда она должна была соблюдать пост. Весь этот день он тоже не ел и не пил. А вечером смотрел на луну. Представлял, что она так и не взглянет на нее, и сито, возможно, так и пролежит на столе в ее комнате у качелей.

Хилай надела свой оранжевый гагра-чоли, что надевала в первый раз, когда соблюдала пост, и знала, что ее Месяц вновь не взойдет. Она решила, что будет каждый год наряжаться в этот свой наряд до тех пор, пока он не придет.

Потом прошли еще месяцы и еще… Илан сдал свои выпускные экзамены и в один прекрасный, долгожданный день собрал все свои вещи и сдал ключ от комнаты в общежитии. Он ехал домой. Он ехал к своей победе в противостоянии с отцом, к своей свободе и к своей любви. Хилай в этом же году окончила свой колледж и получила диплом педагога.

Приехав домой, он первым делом сообщил всем, что продал свои картины, за что ему вручили сумму, на которую он сможет сыграть свадьбу с Хилай. Маме он сказал, что ждет от нее и Ирит приготовления для церемоний.

Исмаил уже был готов к такой развязке, так как понимал, что за год сын слишком сильно отдалился от него, и он не желал ничего слышать о других девушках. Поэтому он припас себе козырную карту, ту, которая должна была точно сработать с сыном, – свое здоровье.

– Ты волен делать то, что ты хочешь. Это твой выбор. Но мне точно тогда не жить на этом свете.

С этими мыслями отец ушел вновь к себе в спальню, место, где он мог спрятаться от любой битвы без его желания.

У него уже были проблемы с ритмом сердца, и он наблюдался у своего врача, который выписал принимать постоянно лекарство. Врач уже ему сообщал, что нервные перенапряжения и чрезмерные нагрузки ему противопоказаны. И это была именно та карта, которая могла заменить любой победный ход. Сегодня на ночь он не стал пить свою таблетку и даже был рад, что сегодня завершатся все его переживания. Он сам очень устал от этой борьбы против себя и своего родного сына. Но и принять этот брак не мог. Он был готов пожертвовать своей жизнью ради благополучия своего сына. И в его глазах это выглядело настоящим благородным поступком.

Ночь прошла так, как и ожидалось. В два часа ночи у отца семейства случился приступ аритмии, вызвали семейного врача, который ему ввел какие-то препараты через капельницу, после чего в гостиной объяснял членам семьи, что состояние достаточно опасное и жизнеугрожающее. Он добавил, что Исмаил ему рассказал о переживаниях по поводу младшего сына вечером перед сном, а отцу необходима щадящая обстановка. Доктор оставил свои прежние рекомендации по лекарствам и напомнил о покое хозяина дома. Проводив его, мама и Ирит здоровье отца с Иланом не обсуждали. Они прекрасно понимали и были согласны, что Илан должен продолжить свой путь, а они должны сделать все, чтобы смягчить этот удар Исмаилу.

Члены семьи все понимали, только у Илана произошло полное разрушение всего каркаса мыслей, планов и понимания жизни. С утра он пришел в комнату к отцу и сказал ему спокойным и холодным тоном:

– Отец, ты выиграл. Просто будь здоровым и живи долгой, счастливой жизнью. Я сегодня уезжаю навсегда в город N. Буду жить там. Но я хочу тебя предупредить об одном: я перед отъездом должен встретиться с ней. Это необходимость для меня.

Исмаил кивнул головой понимающе – он был рад этому исходу, хоть и чувствовал себя очень уставшим и слабым после ночи. Сейчас главное – выиграть время.