Литочка почему-то была уверена, что Бог не дал ей особых талантов. Вот разве что руки. «Ваши руки созданы для того, чтобы сшивать перебитые нервы или реставрировать полотна старых мастеров», – говорил профессор Серов. «Когда-нибудь они прославят Вас. И мы все будем гордиться Вами». Литочка была его любимой ученицей. Все это было совсем недавно, но сейчас, по каким-то нелепым обстоятельствам, ей приходилось скрывать, что она с блеском окончила факультет искусствоведения Петербургского университета, имела несколько публикаций и в определенных научных кругах к её мнению прислушивались. Не объяснять же было каждому любопытному, что она отказалась от стажировки в Британском Музее и блестящей научной карьеры, ради провинциального Музея, который возглавлял предмет её детской неразделенной любви. Не поймут, а еще, чего доброго у виска пальцем крутить станут.
Предстоящая работа не казалась ей сложной, необходимо было просто выспаться и успокоиться. А потому, едва забрезжил рассвет, Литочка собрала необходимые инструменты и препараты и направилась в Музей.
О значимости происшедших накануне событий свидетельствовал милицейский пост у здания Музея. Однако её пропустили без лишних вопросов. Кабинет директора не был закрыт, но на стук никто не отозвался. Литочка открыла дверь и увидела Медведева, мирно спавшего в старинном кожаном кресле. На столе лежала стопка исписанных листов, вероятнее всего это была опись найденного сокровища. Литочка подошла к креслу, наклонилась, вглядываясь в лицо спящего Медведева. «Милый, милый Сергей Сергеевич! Мой бедный рыцарь. Последний идеалист. Кватроченто». Она хотела поцеловать его, но передумала, вышла из кабинета и вернулась со старым шерстяным пледом, который спасал её в зимние холода. Затем заботливо укутала спящего.
Портрет стоял на прежнем месте, у стены, где его так и оставили накануне. «Пожалуй, будет лучше, если я возьму его к себе в кабинет и поработаю там», – подумала Литочка. «А Медведева не стоить будить, наверное, у него была беспокойная ночь».
– Итак, что мы имеем. Судя по состоянию холста и красок, это середина 19-го века, но никак не позднее. Все в превосходном состоянии, необходимо только убрать пыль и грязь.
Литочка давно уже заметила за собой, что, приступая к важной и тонкой работе по восстановлению полотен, ее сознание как бы отступало, она видела перед собой только холст, который нуждался в уходе и лечении. Сама картина для нее в этот момент как бы и не существовала, уходила на второй план. И только после того, как она откинулась на спинку стула, с чувством удовлетворения, после хорошо выполненной работы, Литочка взглянула на полотно как зритель.
Это был портрет девушки, нет, скорее молодой женщины. Она была в мужском костюме для верховой езды, в руках держала стек. Явно не тургеневская барышня. Гордо посаженная голова, бледно-молочная кожа лица, зелёные глаза под тонкими бровями. И огненно-рыжая грива волос, свободная, без всяких там женских заколочек и гребешков. Сказать, что портрет притягивал взор, значило бы не сказать ничего. Он завораживал, Литочка почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. Некоторое отсутствие академического совершенства в работе, с избытком восполнялось душой автора, его страстью. Эта картина была написана не Мастером, но Гением. Именно так, с большой буквы.
Девушка взглянула на оборот картины. Подписи не было. Только едва заметная, полустертая строка, похоже написанная гусиным пером. «Нет, так сразу не разобрать. Все же попробуем», – подумала Литочка. «Солнечный свет, нужен солнечный свет», – решила она, раскрывая тяжелые бархатные шторы. И в лучах восходящего солнца прочитала: «Никто не будет тебя любить так, как я».
Утро, между тем, набирало обороты. Вдруг Литочке показалось, что сразу во всех кабинетах одновременно зазвонили телефоны. Но ей повезло. Как раз в её кабинете телефона и не было. Она по-прежнему могла спокойно изучать портрет.
– Похоже, у нас начинается беспокойный день! – Услышала она сзади голос Медведева. Он стоял в дверях, держа в руках её плед. – Добрый день, Литочка. Вы, я вижу, закончили свою работу. Ну-тесь, давайте посмотрим, что у нас имеется. Боже мой! – воскликнул Медведев. – Какая красавица!
Он подошел к столу, наклонился над портретом, что-то пытаясь отыскать.
– Подпись имеется? – Спросил он. – Другие надписи?
– Только одна. Здесь на обороте: «Никто не будет тебя любить так, как я».
– Очень интересно и дерзко, знаете ли! Так обратиться к женщине может лишь мужчина, которому нечего терять. Интересно и дерзко, – задумчиво повторил он. – Знаете, Литочка, нужно будет поискать в рукописном отделе, в архивах дворянских фамилий. Да, да, что Вы так смотрите. Не из купеческого же дома попал к нам этот портрет. Феофилы Ниловны несколько иначе выглядели. Согласитесь!
– Да, пожалуй, на купчиху она меньше всего походит, – сказала Литочка.
– Вот-вот, а я что говорю. Дерзкая надпись, дерзкая надпись. Знаете, мне определенно встречалось это сочетание. Я абсолютно уверен, что видел, то есть читал об этом. Но где?
Он замолчал и внимательно посмотрел на Литочку, словно пытался найти разгадку на её лице. Затем Медведев продолжил:
– В окрестностях Орешкино было несколько дворянских усадьб, в том числе, если мне не изменяет память, была одна княжеская. Из великосветского общества. Князья Тихвинские! Точно, князья Тихвинские! Вот с них, с архива этого семейства и нужно будет начинать.
За окном послышались звуки автомобильных клаксонов, скрежет тормозов, какая-то невнятная перебранка. Медведев подошел к окну.
– Вот, уже понаехали сороки. Сейчас начнется. Боже мой! Сам господин Волочинский с ними.
Литочка тоже посмотрела на улицу. Там, воробьиной стайкой, толпилась небольшая группа местных журналистов и среди них, словно броненосец среди парусных джонок, фигура человека в безупречном костюме и при галстуке, несмотря на утреннюю пору и вольные нравы Орешкина.
– Волочинский? Кто это?
– Да, так. Акула пера. И как мне его представляли, негодяй первостатейный. Вы осторожнее с ним, при случае. Вон тот, в костюме, видите. Пижон! Знаете что, Литочка? Бремя славы, я так и быть беру на себя. А вы поезжайте в архив и посмотрите там. Может, что и найдете. «Дерзкая надпись», – еще раз задумчиво повторил он. Вот что! Ищите письмо княжеского поверенного в делах, или управляющего. Я думаю разгадка там!
Поиск документов в архиве чем-то похож на сбор грибов. Дилетант может целый день пробегать по лесу и уйти с пустой корзиной. Специалист же знает куда идти и под какую елочку заглянуть, чтобы найти искомое. Литочка была специалистом, но повезло ей, лишь тогда, когда в руки она взяла третью папку с документами. По закону Всемирного тяготения заветное письмо находилось в самом конце папки. И все же Литочка сразу поняла: она нашла. Это было то самое письмо, о котором упоминал Медведев. Письмо поверенного князя Тихвинского в делах, в городе Санкт-Петербурге. Судя по адресу получателя, это был Баден-Баден. Что же, место для русской аристократии вовсе не чужое. Поехал князь водички попить, а может и в рулетку порезвиться. Письмо было длинным и обстоятельным. Поверенный князя Тихон Сыроежников подробно рассказывал, а точнее «извещал Его Светлость» о судебной тяжбе, о ремонте господского дома. А в самом конце как бы невзначай сообщал: «… с Великим прискорбием о смерти Вашего воспитанника Егора от скоротечной горячки», а посему деньги, выделенные на обучение оного в Академии Художеств в текущем году, он высылает назад, за исключением средств, ушедших на погребение и помин души покойного. А еще упоминал он, что «портрет Вашей воспитанницы Марии, писанный Егоркой, он отправил с нарочным к «Вашей милости». И посетовал, что чиновники из Академии Художеств хотели забрать его себе, потому как талантливо писан, говорят. «Но слуга Ваш покорный тут стеной встал: берите, что хотите, но портрет не получите». Потому как он князю принадлежит, равно как и крепостной его бывший Егорка. А более того он, Тихон, старался, потому что уж больно дерзкая надпись на обороте оставлена. И как бы, по его Тихона разумению, она к ненужной огласке не привела. А еще как бы случайно Тихон извещал князя, что «Егорка последние месяцы к учебе относился с нерадением. В церковь не хаживал, но целыми днями запершись в своей мастерской, писал этот портрет».
У Литочки сжало сердце. История неразделенной любви. Она буквально видела сквозь время как бедный юноша, сжигая свои легкие в сыром петербургском воздухе, пишет портрет своей возлюбленной. Отсюда и эта дерзкая надпись. А ему просто некого было бояться. Он знал, что скоро умрет, потому и написал: «Никто не будет тебя любить так, как я». Егор и Мария – воспитанники князя Тихвинского. Она просто обязана узнать о них всю правду. И, прежде всего, о Егоре. А для этого надо ехать в Петербург и начинать с архива Императорской Академии Художеств.
Литочка скопировала письмо управляющего и пошла в Музей. Там был настоящий бедлам. Журналисты и не думали покидать его здание. Судя по темпу, с которым перемещались эти люди, с минуты на минуту ожидалось прибытие Телевидения. Поднимаясь по лестнице, она едва разминулась с импозантным мужчиной в дорогом костюме и при галстуке. Господин Волочинский! Он разговаривал по сотовому телефону:
– Да, это действительно стоящая находка. Все экспонаты в прекрасном состоянии, а самое главное: их нет пока ни в одном каталоге. Tabula rasa. Это по латыни, шеф. Я потом объясню. Да, нужно что-то неординарное и как можно скорее. А пока надо…
Вдруг он замолчал, увидев Литочку. Вежливо поклонился и пропустил её вверх. Литочка пролетела мимо него буквально на одном дыхании. Она спешила обрадовать Медведева.
– Ну, что же. – Сказал он. – Все очень интересно, а самое главное небезнадежно. Я думаю, Вам надо ехать в Петербург. Только вот средства…
– Я найду, то есть у меня есть сбережения, не беспокойтесь…
– Что же, тогда удачи Вам, Литочка. И еще, картину и письмо возьмите с собой. Я подготовлю необходимые документы. Думаю, Вам будет, кому её показать, там в Питере.
Медведев подошел к девушке, хотел обнять, но замешкался и ограничился одним рукопожатием:
– А я завтра здесь попробую что-нибудь разузнать, да и ценности эти чертовы… и встреча с утра у мэра по поводу установки сигнализации.
Однако ни на какую встречу в администрации Медведев не попал. Утром при выходе из дома его сбил автомобиль. Слава Богу, Литочка тогда об этом не узнала. Мы не сомневаемся, что она немедленно бы оставила любые изыскания и вернулась в Орешкино, и наша история тогда была бы иной.
Утро у Медведева началось с нехороших предчувствий. Отчего-то заломило в пояснице и заныло под ложечкой. Однако, не будучи по природе своей суеверным человеком, он после определенного утреннего ритуала и сбора, направился в Музей. День предстоял еще тот. Все эти хлопоты и заботы уже порядком надоели Медведеву, все-таки по натуре своей он был скорее исследователем, чем администратором. Суета лишь раздражала и отвлекала его от главного – исторического поиска. А шумиха поднялась не малая. Особенно его беспокоило то усердие, с которым взялся за дело господин Волочинский. «Предоставьте всё мне, и через неделю о Вашей находке узнают даже пингвины в Антарктиде!» Как будто в этом и состоит смысл работы историка. Нет, слава, конечно, приятна, когда она не мешает основному занятию. Да и характеристика, которой наградил господина Волочинского Эдик Живописцев, давний приятель Медведева, была недвусмысленной: «Как только этот человек захочет тебе помочь, сразу же звони в милицию». А Эдику можно было верить, его связи в правительственных кругах порой вели к заоблачным высотам. Вчера вечером он позвонил Живописцеву. Эдик обещал помочь, но взамен потребовал максимальной осторожности, и попросил ничему не удивляться, чтобы с ним не произошло. «Интересно, а что такое со мной может произойти. В нашем городе…», – но домыслить фразу Сергей Сергеевич не успел. Большой черный автомобиль, выскочивший из-за угла и, нестерпимо завизжавший тормозами, ударил его краем бампера. Медведев упал, и на мгновение потерял сознание.
Первое, что увидел Медведев, когда очнулся, был черный диск, закрывший солнце, словно Луна во время полного затмения. Потом диск куда-то пропал, а к Медведеву вернулась его способность ощущать мир в духовных образах. И первое, что он почувствовал, было ощущение того, что его голова находится в чьих-то маленьких, но сильных руках. Затем он понял, что эти руки существуют не сами по себе, а принадлежат молодой женщине, лица которой он все еще не мог рассмотреть.
– С Вами все в порядке? Вы живы? Господи, что я говорю! Конечно же, живы. Ну, приходите в себя, удар не мог быть…
Тут она замолчала, увидев, что Медведев открыл глаза.
– Слава Богу, наконец-то.
– Это Вы простите меня. Я должен был быть осторожнее при переходе. Но, знаете, задумался… и вот… – сказал Медведев.
Между тем, вокруг начала собираться небольшая толпа.
– Вы можете подняться? – спросила девушка. – Давайте я отвезу Вас в больницу?
– Нет, нет. Я сейчас. Мне кажется, я в полном порядке.
Медведев поднялся и попытался привести в порядок свою одежду.
– И все же, я прошу Вас, садитесь в машину. И мы немедленно едем в больницу.
Она почти силой затолкала слабо сопротивляющегося Медведева в свой автомобиль.
– Давайте знакомится. Я, Мария Корабельникова, можно просто Мария, или Маша. Я журналистка, сейчас пашу на один гламурный журнал. Наших девушек заинтересовал Ваш городской Музей, точнее те таинственные находки, которые были там сделаны. Вы, часом, не в курсе?
– Часом в курсе. Я директор этого Музея. Сергей Сергеевич Медведев.
Девушка вдруг резко затормозила:
– Вот, блин, попала. Ну, и везет же мне. Теперь меня точно попрут.
– Никуда Вас не попрут. А я охотно побеседую с Вами, если Вы сейчас же отвезете меня на работу. Право, не надо никакой больницы. Я в полном порядке. И не вините себя. Я, по крайней мере, тоже должен был смотреть по сторонам. Давайте, разделим вину пополам и забудем об этом дурацком столкновении.
– Договорились, но в больницу мы все-таки заедем. Хотя бы на минутку, давайте, показывайте дорогу.
– Хорошо, только отвезите меня в нашу районную больницу. Заведующий хирургическим отделением там мой старый приятель и давний партнер по шахматам.
С Эскулаповым Медведев познакомился в городском Доме Культуры. Иван Иванович читал лекцию о возможностях человеческого мозга. А, в качестве демонстрации проводил сеанс одновременной игры на двадцати досках вслепую. Сергей Сергеевич был единственным игроком, которому удалось свести партию в ничью. Позднее они провели много замечательных вечеров за шахматами, домашней наливкой и особенным чаем, с ароматом каких-то «немыслимых трав». Иван Иванович был удивительным собеседником и знания имел поистине энциклопедические. Наверное, именно такими людьми были старые земские доктора. А среди предков Эскулапова были и земские врачи, и военные хирурги, и даже придворные медики. Сам Иван Иванович был тринадцатым по счету врачом в династии Эскулаповых. А был уже и четырнадцатый, а скоро будет и пятнадцатый врач.
Иван Ивановича они нашли в маленьком домике небольшого тепличного хозяйства при больнице, где он распивал свой знаменитый чаек в компании еще одного местного уникума, садовода Александра Ивановича Иванова.
– Сергей Сергеевич, здравствуйте! Сколько лет…. Решили проведать старика и рассказать о своих последних находках. Признаюсь, мы с Александром Ивановичем как раз и беседовали на эту тему.
– Простите, Иван Иванович, но ранее никак нельзя было выбраться. Да, и сейчас, Вы уж простите еще раз, я не совсем так приехал.
– Сергей Сергеевич попал под машину. А машину вела я, – это вмешалась в разговор Маша, которая была просто Мария.
– Да? – Насупил и без того свои суровые брови Эскулапов. – Что же вы так неосторожно, юная леди. Машина, она, знаете ли…
– Нет, нет. Маша не виновата, – он почему-то назвал эту девушку просто по имени, что было ему никак не свойственно. – Вина, целиком и полностью на мне. Я задумался при переходе и вот, не успел среагировать. Знаете, у меня все в порядке, нигде и ничего не болит.
Медведев встал во весь рост, закрыл глаза и зачем-то вытянул руки.
– Вот, смотрите, – указательным пальцем он попытался дотронуться до кончика носа. Получилось.
Эскулапов подошел к нему, пощупал руки, попросил подергать ногами, затем, приподняв веки, осмотрел зрачки. На первый взгляд все было в норме.
– Кажется, все в норме. И все же, батенька, постарайтесь сегодня не переутомляться и пораньше лечь спать. Удары по голове, они, знаете ли, чреваты. Последний тест – скажите-ка мне, как начинается староиндийская защита?
– Пешка d2-d4, конь g8-f6, – произнес Медведев.
– Ну, что же и память функционирует, – удовлетворенно заметил старый доктор. – А теперь, на правах домашнего врача, позвольте мне сказать Вам пару слов наедине.
Маша согласно кивнула и забралась в машину.
– Кто эта девушка, Сергей? – Спросил Эскулапов пониженным голосом.
– Случайно, совершенно случайно, я шел, она ехала… и вот. – Начал бормотать Медведев какие-то оправдания.
– Так вот, Сережа. Если ты сейчас же не воспользуешься случаем и не познакомишься с ней, я упеку тебя в психиатрическое отделение. Раскрой глаза, посмотри какая девушка! К тому же у нее сейчас комплекс вины перед тобой. Что ты все ищешь? Мир стал другим, сейчас не 16-й век. Люди стали другими, это я тебе уже как врач говорю.
– Хорошо, Иван Иванович, я присмотрюсь к ней, – согласился Медведев, но как-то вяло, наверное, просто, чтобы прекратить разговор на эту волнительную для него тему.
– Присмотрись, а вечером позвони. Она кто по профессии?
– Журналистка, приехала из Москвы в наш город специально для того, чтобы написать статью о находке в нашем Музее.
– Ну вот тем более, тебе и карты в руки. Или, знаешь что: приезжайте вечером ко мне. У меня есть что рассказать даже столичной журналистке.
– Машенька, Вы уж проследите, чтобы больной сегодня как можно меньше работал, – внезапно, крикнул он девушке. – Этим Вы хотя бы частично искупите свою вину перед ним.
– Иван Иванович, зачем Вы так, – Медведев смутился и пошел к машине.
– Какой замечательный старик, – сказала Маша, едва они отъехали.
– Да, Иван Иванович – личность. Между прочим, он тринадцатый врач в своем поколении, и о каждом из своих предков может рассказать занимательную историю. Его прапрадед был лейб-медиком у самого Петра Первого. Вот только с начальством Эскулаповы никогда уживаться не умели. Кстати, Иван Иванович пригласил нас в гости, Вы ему очень понравились.
– Взаимно, передайте ему при случае. Но у меня задание. Сергей Сергеевич, Вы помните о своем обещании?
– Конечно, и на какую аудиторию мне ориентировать свой рассказ?
– Наши читательницы не обременены интеллектом. Так что на людей, у которых чуть больше чем две извилины в голове, но, в целом, не более четырех.
– Понятно, среди находок, в основном, старинные ордена и монеты. Есть еще один очень интересный портрет. Наша сотрудница сейчас как раз пытается в архивах как-то проследить его историю, узнать, кто был автор. Но портрет сейчас у нее. Придется подождать ее возвращения.
– С наших читателей достаточно будет орденов и монет, лишь бы было что-то такое, эксклюзивное.
– Я как раз начал составлять каталог. Но, к сожалению, у нас нет необходимой аппаратуры, чтобы все сфотографировать, напечатать снимки. А фотограф-профессионал, да со стороны…– это не для нашего бюджета.
– Фотограф? Нужны снимки коллекции?
– Да. И очень качественные снимки, чтобы можно было впоследствии идентифицировать каждый предмет.
– Сергей Сергеевич! Вам, а точнее нам повезло. И нашим дамам из журнала тоже. У меня с собой вполне профессиональная цифровая камера, да и владеть ею я умею. Еще нам потребуются штативы, лампы, приличный принтер, компьютер, программное обеспечение – начала Маша перечислять необходимую аппаратуру для съемок, явно все более увлекаясь свое идеей.
– Машенька, простите, Мария, но где вы все это возьмете, да и время для этого…
– Сережа, простите, Сергей Сергеевич, давайте не будем. Мы уже договорились о сотрудничестве, а теперь заключим и партнерское соглашение. А аппаратуру я достану, это не проблема, даже здесь, в Орешкино. В конце концов, я журналистка или нет?
– Но мы не сможем оплатить Вашу работу и….
– Сергей Сергеевич! – Машенька повысила голос. – Предлагать деньги даме? Похоже, наш мир действительно перевернулся. «Где друзья минувших лет? Где гусары удалые?» Продолжить или достаточно?
– Достаточно, – вздохнул Медведев. Машенька начинала нравиться ему все больше и больше.