Читать книгу: «Встань и иди», страница 5

– Валентин Иванович, учитывая, что свободного жилья пока нет, вы временно поселитесь на одной из явочных квартир Главного разведывательного управления. Я переговорю с генералом Ивашутиным.

Через некоторое время Варенников уже был в кабинете Петра Ивановича Ивашутина, одного из самых старых работников Центрального аппарата Минобороны. Главный разведчик страны участвовал в советско-финской войне, потом в Великую Отечественную воевал на Закавказском, Кавказском, Крымском, Северо-Кавказском, и 3-м Украинском фронтах и свое дело знал хорошо. Он принял Валентина Ивановича тепло и радушно, поинтересовался жизнью на Западной Украине, а затем перешел к делу:

– Вы, как начальник Главного оперативного управления, обязаны знать не просто общую обстановку в стране и мире, но и все ее детали. Особенно обстановку в Афганистане, так как надо будет ежедневно готовить справку о происходящем в этой стране, вносить свои предложения, которыми мог бы воспользоваться министр обороны при встрече с Брежневым или на заседании Политбюро. Обстановка там накаляется. Если коротко: идет гражданская война. В июне-июле антиправительственные выступления произошли в провинциях Бадахшан, Лагман, Парван, Вардак и других. Все их организаторы знают друг друга, как говорится, с младых ногтей. Развела в разные стороны и сделала их непримиримыми врагами отчаянная борьба за власть. С этой точки зрения апрельские события в 1978 году можно оценивать, кроме прочего, и как победу одной политической группировки над другой. На мой взгляд, первопричиной кровавой междуусобицы является Бабрак Кармаль. Он был заместителем генерального секретаря НДПА, заместителем председателя Революционного Совета ДРА. Буквально через два месяца после Апрельской революции Кармаль тайно провел съезд «парчамистов», разработал план захвата власти. Естественно, все это стало известно Амину. Он доложил обо всем Тараки, но генсек не пошел на обострение и все спустил на тормозах. Амин самостоятельно решил ликвидировать руководящую верхушку «парчамистов» и разослал её по миру. Буквально через две недели после съезда Бабрак Кармаль поехал послом в Чехословакию, Наджибулла – в Турцию, Вакиль – в Англию, Hyp – в США, Барьялай – в Пакистан. В отношении других лидеров «парчам» было сфабриковано уголовное дело, по которому их обвинили в заговоре против республики и решили казнить. Причем, казнить публично. Наше руководство предотвратило эту расправу. В числе спасенных были Кешманд, генералы Кадыр, Рафи и другие лидеры революции. Все они подвергались в аминовских застенках жесточайшим пыткам. – Петр Иванович испытующе посмотрел на Варенникова и продолжил: – по имеющимся у нас сведениям теперь уже сам Амин решил узурпировать власть в стране. В начале сентября он должен был принять участие в работе сессии неприсоединившихся государств, которая проходила в Гаване. Однако он убедил Тараки, что ехать нужно ему – генеральному секретарю НДПА, лидеру «революционного Востока». Выступая перед студентами и интеллигенцией Кабульского университета, заявил, что генеральный секретарь ЦК НДПА вылетает на Кубу. Его намерения понятны: в отсутствие президента завершить подготовку к захвату власти. Попытки советского руководства отговорить Тараки от поездки не увенчались успехом. Он отбыл в Гавану с остановкой в Москве 30 августа. Генерального секретаря ЦК НДПА в поездке сопровождали многие сугубо «проаминовские» лица: Шах Вали, Катавази, Тарун, Джандад, чтобы с их помощью довести до сведения советских руководителей, что существует заговор против премьер-министра, в котором принимают участие три министра Сарвари, Ватанджар, Маздурьяр и начальник службы безопасности ДРА Гулябзой. Я хочу, чтобы вы знали: это самые преданные апрельской революции люди и её творцы. Катализатором восстания послужило убийство 17 апреля идеолога парчамистов Мир Акбар Хайбара, который в 1960 году совместно с Бабраком Кармалем создал подпольный кружок левого толка. По своим убеждениям он был либералом, антимонархистом и бунтарем. В НДПА он вступил еще при короле Захир Шахе, будучи начальником Кабульской полицейской академии. Похороны Хайбара руководству НДПА удалось превратить в массовую антиправительственную демонстрацию, которая была разогнана полицией. В ночь с 25 на 26 апреля 1978 года по приказу Дауда были арестованы руководители НДПА Тараки и Кармаль. У возглавлявшего военную организацию «Хальк» Амина полицейские произвели обыск, но оставили под домашним арестом. Через служащего кабульского муниципалитета Фахира и младшего офицера ВВС Гулябзоя он передал оставшимся на свободе членам военной организации «Хальк» приказ о вооруженном восстании. Амина вечером 26 апреля посадили в тюрьму, но машина восстания заработала.

В этот день по приказу министра национальной обороны Афганистана Расули в воинских частях проходило празднование победы над коммунистами, чем халькисты и воспользовались. Ранним утром 27 апреля в районе кабульского зоопарка состоялось заседание военно-революционного штаба НДПА, на котором было принято решение о восстании, организовано взаимодействие воинских частей. Саид Мухаммад Гулябзой отвечал за ВВС и ПВО. Принимал участие в совещании и Ватанджар, который помогал Мохаммаду Дауду захватить власть, за что был произведен досрочно в старшие капитаны и назначен командиром батальона 4-й танковой бригады. Как активный сподвижник Дауда, он убедил комбрига в необходимости отправки его батальона к президентскому дворцу для оказания помощи. В накладной на получение боеприпасов к небольшой цифре он прибавил «ноль» и получил их в необходимом количестве. Колонна из пяти танков пошла из Пули-Чархи на Кабул и в полдень танкисты вступили в бой. Ватанджар стрелял по зданию министерства обороны. Маздурьяр – по резиденции Дауда. К рассвету следующего дня танкисты, летчики и часть «командос» Бала-Хисара сломили сопротивление президентской охраны и вынудили ее сложить оружие. К Мохаммаду Дауду была отправлена делегация с предложением капитулировать. Узнав, о роли его бывших сподвижников в восстании, Дауд в ярости открыл огонь из автомата и в перестрелке был убит. К утру 28 апреля всякое сопротивление было прекращено. Возглавивших восстание сделали министрами. Тарун тоже из 4-й танковой бригады и активно помогал Ватанджару. Он стал личным адъютантом Тараки, но, похоже, сейчас он на стороне Амина. Амин усердно создает культ Тараки. Являясь, как и Тараки, по своей родоплеменной принадлежности пуштуном и «халькистом», он всячески прославляет его как вождя. Внешне все эти действия кажутся доброжелательными и наверняка находят у простого народа соответствующий отклик. В городах и кишлаках, где надо и не надо, висят портреты Тараки; во всех газетах – портреты Тараки и его высказывания-лозунги; на каждом даже небольшом собрании или митинге – несколько портретов Тараки; каждое выступление Амин начинает с цитирования «учителя». И если в обывательской среде все это находит благоприятную почву, то с интеллигенцией, духовенством и офицерством несколько сложнее. Вначале они посмеивалась над Тараки, затем стали возмущаться, и в его адрес посыпалась резкая критика. Что и требовалось Амину. Строительство «замка» культа Тараки он завершил, и теперь одним ударом хочет его разрушить, похоронив в его обломках «учителя». Тараки грозит смертельная опасность. Для его охраны мы подготовили батальон спецназовцев. Он готов вылететь в Кабул по первой команде. – Ивашутин внимательно посмотрел в глаза Варенникову и доверительно добавил: – Скажу прямо – к Амину у нашего руководства нет доверия. Сказывается его учеба в США, связи с ЦРУ, а также неудержимое стремление к власти. 30 августа, когда Тараки улетал на Кубу, Амин организовал грандиозные проводы. На центральном аэродроме все выглядело торжественно и даже трогательно, чтобы глава государства не смог заподозрить неладное. По пути в далекую Гавану Тараки сделал остановку в Москве, встречался с Брежневым и другими членами Политбюро, которые предупреждали о готовящемся заговоре, предлагали отказаться от поездки, но он верит Амину как самому себе. – Завершая разговор, Ивашутин сказал на прощанье: – Я думаю, что в ближайшее время Афганистан станет нашей большой головной болью, потому и постарался ввести вас в курс дела.

* * *

Чиновничья карусель закрутилась. Варенников ходил по начальству и на второй день вечером вылетел во Львов сдавать должность. Через два дня пришел письменный приказ министра обороны о новом назначении, постановление Политбюро ЦК КПСС и Совмина. Огарков прислал самолет, и пока все необходимые на первых порах вещи загружали в багажное отделение, Варенников прощался с бывшими сослуживцами. Провожать его в аэропорт приехало несколько сот человек: генералы и офицеры управления округа, областное и городское начальство, хотя со многими уже попрощался. Он поднялся по трапу, и оглянулся. Внизу стояли и приветливо махали руками сотни людей, которые стали дорогими за время совместной службы. Увидел знакомые, ставшие родными лица и комок подкатил к горлу. Чтобы как-то заглушить сердечную боль, громко крикнул:

– Ну, чего вы… Будто я на фронт лечу. Если кому-то я не уделял должного внимания – простите меня. Так получалось не потому, что не хотел, а потому, что физически недоставало времени.

Мутная пелена застила глаза. Сдерживая слезы, он широко развел руками, сцепил ладони над головой и низко поклонившись всем, вошел в салон, сел в кресло и посмотрел в иллюминатор. Стоявшая на бетонке аэродрома толпа «забурлила», люди замахали руками, цветами.

Вырулив на взлетную полосу, самолет начал разгон. За окном замелькали знакомые здания, и вскоре они уже оказались под крылом и стремительно уменьшались. «Какие это были счастливые годы! – думал Валентин Иванович под монотонный шум турбин, еще ощущая волнение прощальных сцен. – А впереди – новый этап жизни. Что уготовила судьба? Чего ждать дальше? Незнакомая обстановка, практически незнакомые люди. Как оно все сложится? Многие ведь мечтали об этой должности, а я им дорогу перешел». Он остро ощутил тоску по округу, который так спешно покидал.

Самолет приземлился на военном аэродроме «Чкаловский», подрулил к центральной площадке. Варенникова встречал его заместитель генерал-полковник Николаев. «Почему его не назначили начальником управления, – подумал Валентин Иванович. – Опытнейший же генштабист».

– Загрузим вещи в машину, – предложил Николаев, – отвезем все на квартиру, а потом – в Генштаб.

По дороге он рассказывал о будущих сослуживцах Варенникова.

– С Огарковым вы уже познакомились, а его заместитель – Сергей Федорович Ахромеев – умный, весьма энергичный и преданный делу военачальник. В армии с 1940 года, в Великую Отечественную начинал командиром взвода, дорос до командира батальона. В 1952 году окончил Военную академию бронетанковых войск и перешел на штабную работу. В 1974 году назначен заместителем начальника Генштаба. И хотя Сергею Федоровичу не довелось командовать округом, он прекрасно знает жизнь войск и их проблемы. Правда, есть у него один недостаток – может быстро «завестись», вспыхнуть при остром разговоре или неординарной ситуации. А Генштаб – такой орган, где обстановка должна быть спокойной и уверенной. Нервозность нам сильно мешает.

– Она всем мешает, – сказал Варенников и поинтересовался: – А каковы отношения Огаркова и Устинова? Ходят слухи, что они перестали ладить.

– Да, отношения не простые, – согласился Николаев. – Было время, когда Устинов смотрел на Огаркова влюбленными глазами. Это же он пробил Николая Васильевича на начальника гэша. Кстати, это, пожалуй, его самое эффективное кадровое решение. Огарков – непревзойденный начальник Генерального штаба: самостоятельный, волевой, инициативный, умеет заглянуть в будущее. Но возникли разногласия по поводу реформы вооруженных сил. И от «жгучей любви» отношения между ними перешли на уровень «прохладных». А это нам совсем ни к чему. Получается, как в той присказке: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат».

Варенников слушал, а в голове зудела комаром тревожная мысль: «Оно тебе все это надо? Жил тихо-мирно, а теперь будешь вертеться меж двух жерновов. Может, как-то попытаться устранить источники этого похолодания. Поговорить с Огарковым, выработать общую линию действий».

Оставив вещи на квартире, они отправились в Генштаб. На лифте поднялись на пятый этаж. Кабинет Варенникова был просторный, с большим столом для совещаний, высоким столом для карт и огромным глобусом.

– Выше вас в Генштабе никого нет, – пошутил Николаев, имея в виду, конечно, что здание пятиэтажное, и многозначительно добавил: – И только из вашего окна виден Кремль. На четвертом этаже такой же кабинет пустует, в резерве, на третьем располагается начальник Генштаба, на втором – Устинов и Главком объединенных Вооруженных Сил стран Варшавского Договора Куликов, на первом – Центральный командный пункт Генштаба.

Огарков встретил Варенникова радушной улыбкой, поздоровался за руку и сказал:

– Пошли к министру обороны.

– Может, предварительно позвонить? – забеспокоился Варенников.

– Я уже позвонил, сказал, что вы прибыли. Он нас ждет.

В приемной сидели помощники Устинова генерал-майор Игорь Вячеславович Илларионов и контр-адмирал Свет Саввович Турунов. Оба были ему преданы до мозга костей, отлично разбирались в технических вопросах, что для Устинова являлось самым главным. Когда вошли в кабинет, Огарков, не скрывая радости, проговорил:

– Дмитрий Федорович, вот, наконец, у нас появился начальник Главного оперативного управления.

Варенников стал по стойке «смирно», доложил, как полагается в армии. Устинов подошел к нему, крепко пожал руку, предложил присесть к большому столу, где уже располагались Илларионов и Турунов.

– Мы с вами, Валентин Иванович, уже знакомы, – сказал добродушно министр. – Как обстановка в округе?

– Округ передал генерал-полковнику Беликову в хорошем состоянии и готов приступить к выполнению своих обязанностей в Генеральном штабе.

– Работать в центральном аппарате – это очень почетно и ответственно, – Устинов решил подчеркнуть важность нового назначения. Он долго и увлеченно говорил о ЦК, правительстве, задачах министерства обороны и Генштаба в связи с Афганистаном, предстоящем визите Тараки на Кубу для участия во Всемирной конференции неприсоединившихся стран. Потом в заключение сказал:

– О ваших конкретных обязанностях вам расскажет начальник Генштаба, а я желаю вам успехов на новом поприще.

На прощание они снова обменялись дружескими рукопожатиями.

Пока шли, Варенников спросил Огаркова:

– Почему Тараки собирается лететь на Кубу, когда он может лишиться своего поста? Неужели в Политбюро не могут его отговорить от этой поездки?

Огарков остановился, удивленно спросил:

– Откуда у вас такие сведения?

– Да наше же радио широко сообщает об этом, – слукавил Валентин Иванович, не зная, говорить ему о беседе с Ивашутиным или нет.

– Да, это опрометчивый шаг Тараки, – согласился Огарков. – Насколько мне известно, наше руководство намерено говорить с ним на эту тему. Но в Афганистане сейчас командует всем Амин. Он и председатель правительства, он и министр обороны. Эта одиозная личность подмяла под себя открытого и доверчивого Тараки. Амин вынудил Тараки вылететь из Афганистана, чтобы в его отсутствие провести кадровые перестановки, которые бы обеспечили ему полную поддержку в борьбе за власть. У нашего руководства идет трансформационный процесс в отношении уже принятых решений по Афганистану. Сначала члены Политбюро решительно высказались против ввода наших войск в Афганистан, а теперь начались колебания. Видимо, в Кремле убедилось, что беспомощный Тараки к хорошему не приведет. Андропов направил в ЦК КПСС записку о путях преодоления кризиса в Афганистане. Предлагают устранить Амина от руководства страной, возложив на него всю ответственность за необоснованные широкие репрессии, просчеты в вопросах внутренней политики; помочь Тараки создать коалиционное правительство, руководящую роль в котором должны играть члены НДПА, включая представителей «Парчам»; освободить и реабилитировать незаконно арестованных политических заключенных. Готовится неофициальная встреча с находящимся в Чехословакии Бабраком Кармалем, на которой будут обсуждать вопросы, касающиеся стабилизации внутриполитического положения в ДРА. На случай обострения кризисной ситуации в стране он должен возглавить руководство НДПА.

– А у вас с министром обороны на эту тему был разговор? – спросил Варенников.

– В том-то и дело, что мы почти ежедневно обсуждаем эту проблему. Он, кажется, придерживается прежних позиций. Хотя вчера мне говорит: «Не пойму, почему мы уперлись: войска вводить не будем? А что будем делать?». Хотя члены Политбюро решительно выступают против ввода наших войск в Афганистан, но все к тому идет. Несколько раз проводилось отмобилизование войск Туркестанского военного округа, а 5-я дивизия в Кушке и 108-я в Термезе приводились в состояние повышенной боевой готовности. По планам военного времени действовали и части обеспечения, непосредственно подчиненные штабу округа, – артиллеристы, саперы, связисты, разведчики, приданная авиация. Из запаса призывали тысячи человек. Пружина взведена и осталось только спустить курок.

– Но можно же с министром поговорить откровенно? – спросил Варенников. – Ведь Генштаб должен знать ситуацию, которая может коснуться наших военных советников, а тем более, вооруженных сил.

Огарков насупился:

– С Дмитрием Федоровичем отношения неважные. Поэтому он откровенничать со мной не будет.

– На мой взгляд, ярко выраженных плохих отношений нет, – сказал Варенников. – А если что-то назревает, то можно устранить первопричины.

– Не так все просто, Валентин Иванович, – Огарков сжал правую руку в кулак и с силой стукнул им в ладонь левой, – наши недруги за рубежом заметили эту трещину, и будут расковыривать рану все глубже и больней. Зайдем ко мне, кое-что покажу.

Когда вошли в кабинет, он взял со стола журнал «Штерн», вынул из него два печатных листа, протянул Варенникову:

– Вот, что пишут про нас «за бугром».

Валентин Иванович быстро пробежал подчеркнутые строки. Речь шла о том, что назначение Устинова министром обороны – это ошибка Брежнева, что за три года Устинов на своем посту никак себя не проявил и не проявит, и что рядом с ним начальник Генерального штаба – это одаренный человек. Огарков – восходящая звезда, а звезда Устинова давно закатилась.

– Да, это провокация, – нарушил молчание Варенников. – Они хотят столкнуть вас с Устиновым.

– Они уже столкнули, – сказал Огарков. – Мне это Ивашутин принес. Оказывается, Дмитрий Федорович дал ему задание отыскать журнал и сделать перевод. Значит, кто-то специально его проинформировал. Мне начинать разговор на эту тему неудобно, и он молчит.

– Конечно, министру обороны устоять перед этой провокацией не просто. Уязвленное самолюбие обязательно заговорит.

– Да, если бы эти «сюрпризы» приходили только из-за рубежа… У нас в Генштабе тоже есть «любители» нас стравливать, чтобы потешиться.

Варенников начал прикидывать – кто же мог настраивать Дмитрия Федоровича против Огаркова?

– На втором этаже располагаются сам министр обороны, два его помощника, канцелярия министра, а также два первых заместителя министра обороны – Виктор Георгиевич Куликов и Сергей Леонидович Соколов. Разумеется, помощники министра просто по своему положению обязаны «подпевать» шефу.

Наши отношения начали портиться после исследовательских учений, которые мы проводили на базе Прибалтийского и Прикарпатского военного округа, – пояснил Огарков. – Устинов был против нововведений. Они хотят, чтобы все оставалось, как было. Но жизнь не стоит на месте. Наш вероятный противник обновляет технику и вооружение армии. Соколов тоже категорически возражает против любых изменений в организационно-штатной структуре войск и сил флота, управлении вооруженными силами. К ним примкнул и Ахромеев. Вместе с этими дискуссиями, точнее – вместе с этой тяжбой, и возрастало противостояние. Попытки объясниться с Дмитрием Федоровичем не увенчались успехом: каждый раз он приглашал своих помощников, а иногда и Соколова, и они вместе выступали против. С вашим приходом в Генштаб чаши весов несколько выровнялись, но позиции министра пока полностью на той стороне. Однако я намерен все-таки через два-три месяца подписать у него директиву, которая бы положила конец этой распре. Главнокомандующие видами Вооруженных Сил и командующие войсками военных округов и сил флота постоянно задают вопросы по поводу реформ, а я толком ничего ответить не могу.

– Неужели нельзя смягчить обстановку! – удивился Варенников. – Ведь вы печетесь об общем деле.

– Конечно, можно, – согласился Огарков. – И если бы удалось разрядить противостояние, то это пошло бы на пользу делу.

Варенников понял, что маршал рассчитывает на него лично. Поднявшись к себе в кабинет, он начал обдумывать, что можно предпринять, чтобы посодействовать сближению министра обороны и начальника Генштаба. Уговаривать помощников министра всем вместе взяться за «примирение» – нет никакого смысла. Хотя и отнеслись они к Варенникову внимательно и весьма любезно, но позиция их ясна: министр есть министр, и все остальные должны идти к нему на поклон. Вдобавок, в их «лагере» оказался Ахромеев – прекрасно подготовленный генерал, который мог «обосновать» любую позицию, которую Соколов навязывал министру. Варенников вспомнил, как во время собеседования Ахромеев без обиняков сказал: «Дела принимай у генерал-полковника Николаева. Функции все расписаны в соответствующем документе. Но главная задача – это всяческая помощь министру обороны». Последние слова означали: «Выбирай, либо ты с министром, либо с начальником Генштаба». Один лишь этот намек сразу создал между нами невидимую стену отчуждения. Разве мог Варенников быть не с тем, с кем его мысли совпадали? Склонять же Огаркова к компромиссу либо к «смирению» и «покорности» в отношении взглядов на реформу совершенно бесполезно: в своих убеждениях он был тверд до упрямства. И когда кто-то хотел переубедить в чем-либо, лицо его мгновенно становилось скучно-безразличным. А в глазах можно было прочитать: «Как я сожалею, что вы так и не поднялись до понимания проблемы».

На следующий день Варенников зашел к Огаркову на доклад, а заодно изложил свои доводы по поводу примирения:

– С Соколовым бесполезно говорить: за верность Устинову он уже стал маршалом. Сергей Леонидович – главный из тех, кто старается сохранить в армии все без изменений. Именно он внушает Устинову не поддаваться давлению Генштаба. Что касается Сергея Федоровича Ахромеева, то с ним тоже не следует затевать разговор. Он – по ту сторону баррикад. Дмитрий Федорович любит преданных людей. Видимо, и общие мордовские корни тоже имеют значение в их отношениях. Просить кого-нибудь со стороны, того же маршала Куликова помирить вас – тоже не резон, поскольку он просто попадет в сложное положение. – Варенников помолчал, а затем решительно добавил, глядя Огаркову в глаза: – Николай Васильевич, а почему бы вам самому чисто по-человечески не объясниться с Устиновым?

– Это исключено! Никакого примирительного разговора не будет! – отрезал Огарков. – А вот постоянно и настойчиво разъяснять ему положения директивы по реформированию вооруженных сил – это я гарантирую.

Этот юношеский максимализм убеленного сединами маршала удивил Варенникова. Он понял, что ему нелегко будет служить в Генштабе под его началом.