Читать книгу: «Эпизоды 2», страница 7
Когда много времени для себя, когда доступен одиночный физический дрейф по квартире, по пляжу, по трассе… Когда есть возможность молчать и быть внутри себя целиком. Быть долго – без поглядываний на часы, отсчета времени суток, и самих суток тоже. Когда нет вибраций снаружи, нет внешних голосов – даже самых дорогих на земле. Когда есть только ты, твои мысли и тишина. Вот тогда, можно рискнуть, и отправиться в путь.
Да, это опасное предприятие. Ты оказываешься в окружении всего, что тебя травмирует, пугает, преследует, душит, утягивает в самую темную зону подсознания. А еще, побыв там совсем немного, происходит метаморфоза, и ты возвращаешься к обычной жизни другим человеком – более «утяжеленным», задумчивым, чужим для всего ЭТОГО.
Все эти прогулки к себе, кажутся забавными, до тех пор, пока «дорога обратно» не требует никаких усилий, но с наступлением зрелой зрелости, такие путешествия по лабиринту собственных чудовищ, приводят к тому, что возвращаться не хочется. А если и хочется, происходит это всегда мучительно, как будто за твое сердце, душу, мозг – за тебя саму, цепляются невидимые обволакивающие лианы потустороннего успокоения, мешая идти «к выходу».
И чудовища внутри – с их зловещим скрежетом, огромными размерами и неясными очертаниями, не кажутся такими ужасающими, потому что уже не причиняют столько боли. Ты привыкаешь к ним, видишь иначе, и они – в свою очередь – признают тебя своей. Лижут руки и трутся о ноги, больше не пытаясь пустить тебе кровь, разорвать или убить. Они дают понять, что готовы защитить тебя от всего, что ломает тебя, и к чему ты так привыкла там, они предлагают остаться здесь, с ними – в этом мире, наполненном тобой. Тобой – той, которую даже ты сама полностью не видела до сих пор.
Чем старше становишься, тем реже ты вплотную подходишь к той «тайной комнате», где чудовища ждут тебя, больше не кусаясь при входе. Слишком велик соблазн уйти к ним и не возвращаться.
Иногда, ты отваживаешься заглянуть в эту – всегда распахнутую для тебя дверь, но дальше порога – ни ногой, потому что с каждым новым подходом, тебя тянет туда все сильнее, а дорога назад становится все более невозможной. Все отчетливее понимается, что как только ты зайдешь туда, дверь за тобой – нет, не захлопнется, она исчезнет по твоей собственной неосознанной воле, и ты останешься «вне доступа» навсегда по желанию своего сердца.
Разочарование
Как наступает момент, когда ты вдруг понимаешь, что смотришь на партнера уже не влюбленными глазами? Он так же дорог и приятен, но не обожаем. Ты уже не думаешь о нем постоянно и живешь, спокойно планируя дни. И нет никакой речи о твоей «бездыханности» в его отсутствие. Ты можешь отвлекаться от него, и это – не замещение. Ты спокойно реагируешь на то, что его нет рядом, тебя не дергает от его звонков или не звонков. Ты выравниваешься эмоционально и психологически, сама того не замечая. Что это? Начало нелюбви? Конец влюбленности? Годы вместе? Привычка?
У меня это всегда связано с моим личным разочарованием. Каким-то мелким и ничтожным, произошедшими, например, 11 марта или 28 ноября…но разочарованием.
Откуда оно? Как и у всех – из «рощи ожиданий». У каждого есть такая. Это ведь только говорить легко: не надо ни на что надеяться и не надо ничего ожидать – и будет вам радость. Полагаю, точно будет. Вот только, как не ожидать? Я так до конца и не научилась.
Влюбляюсь и кажется, что вот оно – то самое. Как раз – то единственное, что я искала всю свою долбанную жизнь. Немного встреч, немного кофе, неожиданные цветы, долгие ужины, откровенные разговоры, какие-то поездки, и вот – наконец – ночи. А за ними – все по списку – утра, дни, легкие ссоры (что вполне нормально), планы на выходные и список продуктов на вечер. Это ли не счастье? Да. Это оно.
Вы сблизились. Стали своими. Откуда же разочарования, если кроме радости, поддержки, уверенности и взаимной любви между вами нет ничего?
От поступков. От сказанных\несказанных слов. От неаккуратности, или небрежности – как угодно.
Видимо, расслабляясь, от того, что все хорошо, надежно и спокойно, человек начинает меньше дорожить моим присутствием в его жизни, допуская обидные вольности, ничтожные поступки, необдуманные слова, будучи в полной уверенности, что я снесу. Нам же хорошо вместе – куда я денусь? Все верно – я снесу и какое-то время, точно никуда не денусь. Потому что я все еще люблю.
Может, поговорить? Объяснить, что без взаимного бережного отношения любые отношения обречены. Можно. Но всегда, почему-то, бессмысленно.
Он продолжит меня разочаровывать по мелкому снова и снова. Потом, когда-то «по мелкому» изменится на «по-крупному» и все.
Я покажу, как отлично умею быть плохой и «распоясавшейся» – обычно именно так мне говорят, после моего встречного выпада в собственную защиту. Через час с отношениями будет покончено. Жаль. А как все хорошо начиналось…
Хорошие дни
Пусть идут хорошие дни,
Много неба и ягод красных,
Умных слов, прочитанных книг,
Очертаний во тьме неясных.
Пледа серого на траве,
Макиато в пустой кофейне,
Капель воска на рукаве
Или кубиков льда в портвейне.
Рассуждений о том, о сем,
Солнца теплого на закате,
Я люблю тебя – вот и все.
И, пожалуй, этого хватит…
Форточка
С исчезновением из окон форточек, ушла целая эпоха. Если подумать чуть подольше, это на самом деле так.
Сколько всего было связано с форточками, особенно у тех, кто жил на первых этажах? Через них передавали записки – любовные и не очень. Коты возвращались с ночных гулянок, или уходили на утренние. Проветривались помещения – если открыть настежь, через 5 минут становилось прохладно, если оставить узкую щель в створе, можно было спать всю ночь даже зимой, не замерзая. Через них вывешивались в авоськах продукты на мороз. Под ними, сидя на подоконниках – обязательно с ногами, велись длинные сумеречные разговоры с сигаретами. Из них выбрасывался какой-то мелкий, а иногда и не очень – мусор. Проводились ночи напролет в ожидании новых мыслей, погоды, телефонного звонка или кого-то со службы. Из них подавались условные сигналы влюбленным или друзьям. Родители, почти сорвав голос, орали заигравшимся детям: «Саша, домой!». Столько всего было связано именно с этим маленьким «отсеченным» сегментом окна…
Сейчас у большинства стоят двухстворчатые пластиковые окна – два полотна без дополнительной «фрамуги». Отлично, практично, гигиенично.
А, где же та жизнь – с кошками, авоськами и ожиданиями? Ушла.
Письмо
Здравствуй, мам.
Самой удивительно, что пишу тебе. Ты ведь, жива, и я нахожусь в одном городе с тобой – можно встретиться, поговорить, сказать о том, что в голове или помолчать о том, что на сердце. А я пишу. Странно, правда? Но мне, почему-то легче писать. Всегда было легче, но мы с тобой никогда не практиковали такую разновидность общения.
Почему легче писать? Наверно, потому, что текст читается целиком. Меня никто не перебивает, не сбивает с мысли, не вставляет между моих строк свои слова…
С тобой – легче потому, что я знаю – это письмо никогда не будет прочитано. А если будет прочитано, то не будет понято. Поэтому, можно говорить, как есть.
Все стало каким-то другим. Я изменилась до неузнаваемости. И ты – тоже, совсем не ты.
Ты моя мама, а я твоя дочь, но мне кажется – нет людей более чужих и далеких друг для друга, чем мы с тобой. Почему так случилось? Что мы наделали? Разве так правильно?
Не правильно, конечно. Но мы смогли.
Мне кажется, что когда-то я очень сильно любила тебя. Совсем не помню то время, но знаю, что оно было. Когда я носила дырявую панамку в цветочек и мои гольфы вечно сползали до щиколоток. Есть такое понятие – «память сердца». Мое помнит ту мою любовь к тебе. Только было это очень давно.
Думаю, и ты любила меня. Какой-то своей любовью. Да, непонятной мне. Но точно любила.
Знаешь, мам, сейчас я не остаюсь надолго с партнерами, которые любят меня не «на моем языке». Я должна точно знать, что меня любят. А чтоб знать, надо понимать. Значит, это должен быть мой «язык любви», иначе – все бесполезно. Удивительно, да?
Думаю, в детстве я была очень прикольной. Помимо того, что просто маленькой и беззащитной – как все дети, еще я точно была любопытной, шустрой и «себе на уме» не по возрасту. Так мне иногда кажется.
Наверно, тебе было очень непросто. Ты была одна. Точнее, ты решила, что лучше останешься одна с годовалым ребенком, чем будешь второй, третьей или четырнадцатой у своего мужа. Я согласна с тобой. Я бы тоже предпочла твой вариант решения – чем бы он для меня не обернулся. Причем, теперь я полностью понимаю цену этого шага – в 70-е годы прошлого века.
Тебе было трудно одной делать карьеру, занимать нехилый руководящий пост, быть всегда на виду, оставаться авторитетом, стоять в обойме, да еще и пытаться устроить личную жизнь – в надежде на свое (и мое, полагаю) внятное будущее. Занятость. Общественная работа. Свои какие-то дела. Где на все это время найти? А еще маленькая дочь…
Я понимаю теперь, почему тебя никогда не было со мной – ни в песочнице, ни на стадионе, ни с книжкой у моей кровати, ни на отчетном концерте. Я все теперь понимаю. Но как-то не легче.
Мне было плохо без тебя. С этим песком и на этой сцене… У всех мамы толпились в кулисах, поправляли банты на головах и держали папки с нотами. Тебя никогда не было.
Я обижалась на тебя, леденея от всего происходящего. А еще больше от того, чего не происходило.
Когда моя детская покладистость превратилась в каменную позу относительно тебя, все между нами, окончательно полетело под откос. А наступило это раньше, чем предполагалось. Помнишь, с 13 лет я была уже совсем неуправляема? Тебе тогда было 38 – меньше, чем мне сейчас.
Твои «опоздавшие» попытки вмешиваться в мою жизнь ничем хорошим не заканчивались. Ты утратила контроль надо мной, а на восстановление власти и доверительности требовалось много любви, недюжинные силы и огромное время, которого у тебя просто не было. Наверно, ты в какой-то момент просто отпустила ситуацию и решила – пусть живет, как знает. Чем, собственно, я и занялась.
А ведь именно тогда, я нуждалась в тебе больше всего. Не знаю, смогла ли бы ты до меня «достучаться»? Но, даже, если до меня долетела бы жалкая часть из сказанного тобой, думаю, что-то в моей жизни пошло бы иначе. Не по той – полной ошибок, столкновений и разрушений себя – траектории. А, может быть, и нет – проиграть, увы – невозможно.
Мои детские обиды не дали тебе никакого шанса приблизиться ко мне позже. Даже, когда ты этого искренне захотела. Я не посчитала нужным допустить тебя. И то, что поначалу было простой чередой размолвок без примирения, превратилось в большой американский каньон взаимного непонимания и непринятия.
Чем больше проходило времени, тем дальше друг от друга мы становились.
Но, знаешь, мам, я рада тому, что острая фаза моего желания разобраться с тобой «по-настоящему», не выбирая времени и выражений – миновала. И я даже знаю, почему. Это все твой начавшийся внезапно – как это всегда бывает – Альцгеймер.
Теперь я знаю, что мы никогда не поймем друг друга, как возможно, когда-то могли бы. Ты в силу прогрессирующего слабоумия. Я в силу того, что общение с тобой всегда было для меня нелегкой задачей. А когда ты превратилась по рассуждениям в 4-летнего ребенка, мне это стало труднее втройне.
Время… оно упущено.
Как бы там ни было, мам, я не сержусь на. Я не простила тебя, но я не сержусь. Чтоб это случилось, наверно, мне надо было увидеть тебя слабой, маленькой, высохшей, с разобранными мозгами – мало, что понимающей, надеющейся на мою защиту и помощь.
Если вдуматься совсем глубоко, мне не за что тебя прощать. Ты жила, как жила. Принимала решения, которые считала правильными. И действовала.
А то, что на меня времени не хватало…ну, так сложилось. Ты не могла иначе.
Мне жаль, что все так. Хочу верить, что ты тоже жалела бы об этом. Если бы могла понимать.
При свете солнца
Это было обычное знакомство, каких в жизни моей были десятки. Молодой парень – лет 20, высоченный сероглазый блондин. Чем-то понравился, и я решила его «забрать». Так я тогда поступала с теми, кто меня чем-то привлекал, заинтересовывал. Могла и так – по приколу, утащить за собой в какую-нибудь подворотню целоваться. Да, да – тормозная система, в те мои годы, была совершенно в нерабочем состоянии.
Если честно, я и сейчас поступаю подобным образом с объектами моего интереса, просто интерес после определенного возраста возникает очень редко. А если и возникает, то не длится дольше 10 минут. Поэтому, «жертв» с какого-то момента стало очень немного. Ну, и методы мои, конечно, изменились. За ремень\рукав\член я больше за собой никого не таскаю.
Тот, кому удается задержаться в зоне моей видимости и «дотронутся» моего до сердца или ума – обязательно остаются со мной. Так уж я устроена – если мне что-то очень надо, это будет моим, и не важно, на какое время – на день, год, всю жизнь…
Я была его старше лет на 7 или 8. С первой минуты, как взяла его за руку, я знала, что ничего у нас не выйдет. Это просто очередная связь, которая начнется по моему капризу, а закончится через пару месяцев, и я даже не вспомню, что звали его Кирилл.
Мы замечательно куролесили вместе с его друзьями, моими подругами или вдвоем – пили, ездили в ночи по городу, занимались сексом везде, где можно было найти поверхность на уровне задницы или какое-то другое опорное место. Вроде бы ничего примечательного – ведь именно так выглядят все ранние романы. Бурно, зажигательно, весело.
Но было между нами кое-что такое, что я не смогла потом повторить ни с кем другим. Более, того, однажды я полностью удалила эту мою «слабость» из обихода своей нетрезвой жизни.
Я звонила ему пьяная. Не знаю, почему так сложилось, что он единственный ценил это, понимая – таким образом я показываю, что думаю о нем, даже если не стою на ногах и ничего не соображаю. Ему хватало терпения слушать мои длинные рассуждения и версии в 2 часа ночи. А мне почему-то всегда хотелось уединиться, найти тихое место среди гула пьянки и говорить с ним.
Конечно, я практиковала такое и до него, и после – но уже недолго. В какую-то из ночей, поняла, наконец, что такой реакции на мои «под алкогольные» звонки не будет больше ни у кого. Да, и не должен ведь любимый человек хотеть слушать пьяный бред, участвовать в нем, безоговорочно принимая меня такой. В принципе, он ничего мне не должен. Как и я, разумеется, не должна выслушивать морализации на счет поведения с использованием всего сказанного мной же 8 часов назад против меня. Короче, я «завязала» со звонками.
А тогда… Обвивая меня утром своими длиннющими руками и целуя в макушку, он говорил очень взрослую для своих 20 лет фразу:
– Все, что ты вчера говорила было очень честно, глубоко, как-то болезненно, по-настоящему и знаешь… ты была слишком уязвима. При свете солнца ты такой не бываешь.
Уставший ветер
Я хотела когда-то знать,
Где ночует уставший ветер,
Поцелуями на рассвете
Может, стоит его позвать?
Отпечатками теплых губ,
Тихой поступью серой кошки
Он придет, чтоб «по чайной ложке»
Рассказать, что он стар и глуп.
Кто поверит его речам?
Я смеюсь, но хотя, быть может,
Подыграю, что мы похожи
И не только по мелочам.
Говорит мне, что одинок,
– Слушай, это вполне нормально,
В безотчетности нереальной
Все читается между строк.
Я решаю за ним уйти.
– Где живешь ты, скажи на милость?
Впрочем, знаешь, мне как-то снилось.
Я тебя догоню. Лети…
Надо ли говорить
Надо ли говорить партнеру о том, что тебя не устраивает в отношениях? Думаю, надо.
Я делаю это всегда. И всегда один раз на один повод. Конечно, иногда бывает так, что после моего объявления о неудовлетворенности или беспокойстве, через какое-то время партнер сам – без каких-либо активаций с моей стороны, возвращается к этому разговору. До сих пор точно не знаю, для чего именно? Может, это своеобразная «проверка связи», чтобы удостовериться как обстоят дела в текущем моменте? Не изменилось ли мое мнение? И если оно не изменилось – а оно почти никогда не меняется, партнер обязательно снова проводит «профилактическую» беседу, проговаривая мне свою точку зрения на проблему, но все остается на своих местах.
Например, мне трудно выносить табачный дым. Я говорю об этом. И дальше всегда получается всегда одно и то же.
Партнер просто регистрирует мое неудовольствие и продолжает жить, как жил.
Некоторые встают в «оборону», говоря о том, что не так уж сильно и пахнет, можно привыкнуть, можно начать курить самой – в любом случае, изменить он ничего не может, и все будет по-прежнему.
Но чаще всего, мы вступаем в долгую дискуссию, обсуждаем все рассудительно и спокойно. Я привожу свои аргументы, мне приводят свои, доказывая и объясняя, что курение – это привычка, свобода выбора, изменить которую невозможно. А курение в непосредственной близости от меня – это необходимость, которая расслабляет и уравновешивает сильнее, чем просто курение. И, если что-то изменить в «алгоритме», это будет означать – вынудить себя, изменить своим удовольствиям. В конце концов, заблокировать собственные права и свободы. По итогу, все будет плохо. Вывод из всего этого один: изменять ничего не следует.
И это касается ровно всего. Секса, быта, денег, эмоций… Имеет ли право мой партер так поступать? Безусловно.
Можно сделать некое предположение относительно того – так стоит ли в принципе открывать рот на какую бы то ни было «минусовую» тему? Обязательно. Человек должен знать, что вас не устраивает, бесит или обижает. Не дает вам почувствовать его любовь, не дает ощущения радости или счастья. То, что ему все равно не означает, что надо держать его в неведении. В конце концов, человек имеет право знать, почему вы от него ушли?
Большинство моих партнеров, после таких разговоров всегда успокаивались, думая, что я примирилась, приняла их аргументы, «взяла и понесла», разобралась – так сказать – в себе.
Но приходил момент… а он приходил всегда, когда я говорила: давай разойдемся, как пара, и будем приятелями, если ты хочешь.
Приятелям я готова простить очень многое, близкому человеку и партнеру – нет. С него больше спрос, у него больше ответственность, потому что дается ему в десятки раз больше.
Правда
Правда. Как о ней много говорят!
Сначала все ее просят, жаждут, клянчат, добиваются всеми доступными способами и не приемлют ничего другого. А «вытребовав» и получив, наконец – не способны ее взять. Нести ее – такую желанную и голую – двигаясь дальше, по своей жизни.
Получается, что «правда» нужна лишь та, которую все рассчитывали услышать? Которая ожидалась, как версия, логично вытекающая из жизни или ситуации, которая подходит под обстоятельства, и сама собой, разумеется. Она приятна, понятна, улучшена, но… увы, не действительна.
Из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что прежде чем открыть рот для произнесения правды, надо заключать какие-то культурные конвенции? Так правда – она вне конвенций. И раз вы вопите, что не хотите лжи – извольте. Вот правда. Берите, не мешкайте!
Уверена, многие сначала говорили все, как есть. И потом, не раз пробовали не лгать. Партерам и друзьям, мужьям и женам. Пробовали ничего не скрывать, не перевирать не переставлять и не передвигать факты с места на место. Но чем-то хорошим это вряд ли заканчивалось, ведь все мы лжем – так или иначе. А почему? Да, потому что все правдивые рассказы каждый раз – всегда – заканчивались разборкой на несколько дней, отрицанием, непониманием, виртуозным мотанием нервов, двухэтажным скандалом, доводящим до разрыва или, как минимум до недельного сквозьзубного бойкота.
Вывод? Говорить людям надо лишь то, что они хотят, что способны с легкостью «всосать» с первого раза, готовы подхватить на лету. Потому что ни правда, ни пояснения к ней – не нужны. Они травмируют сердце, психику, заставляют работать мозг по другим схемам, а это трудно и не всем дано.
Есть исключения, но это единицы. Это, по-настоящему, сильные, чувствующие, мыслящие и любящим люди, но таких еще надо умудриться найти.
Для остальных достаточно лжи. Так спокойнее.
Я могла рисовать
Я когда-то могла рисовать,
Просто черным водить по бумаге,
Тонким линиям «адрес» давать
Медитаций и спутанных магий.
До рассвета зачем-то бродить
По безлюдным изогнутым крышам,
За «базаром» своим не следить,
Или вдруг накуриться гашиша.
Жить подолгу в сплошной темноте,
Слушать тех, кто несет ахинею,
Принимать посторонних за «тех»,
Потому что казались сильнее.
Пить безбожно цветной алкоголь,
В очень пафосных темных гостиных,
Поступать поперек или вдоль,
А дышать – только в сумерках длинных…
Я решила уйти
Я решила уйти от тебя вовсе не потому, что любовь моя прошла. Просто, я поняла, что счастье мое не рядом с тобой. Когда-то мне виделось, что ты полностью соответствуешь моему представлению о счастливой жизни. Что у нас одинаковые представления о том, как выглядит пара, и как люди внутри нее относятся друг к другу, но через год близости, я поняла, что это не так.
В теории, ты возможно, на самом деле думаешь так же, как я. Но на деле… Слишком велика оказалась наша разность и даже чужеродность друг другу в этом вопросе.
И чем больше проходило времени, тем отчетливее я понимала, что рядом с тобой мне делать нечего. Тебе со мной тоже – уж, очень много для тебя во всем этом неудобств. А для меня? Слишком много «почему?», ответа на которые я не знаю, а если и знаю, то никогда не приму.
Вот так странно получилось – любовь и счастье, по итогу, не слились для меня в одном человеке.
Конечно, я еще буду любить тебя какое-то время. Но уже точно – не до последней своей минуты, не до самозабвения и отречения. Нить моего безумства и сильных чувств к тебе разорвалась. А значит, и та часть меня, которая отвечала за желание быть с тобой – умирает.
Теперь, когда тебя не бывает рядом, я уже не задыхаюсь, не «лезу на стены», не представляю тебя каждую секунду своей жизни, не думаю – чем ты там без меня занимаешься? Не мечтаю, не хочу и не жду, как раньше.
Понимаю, что не за горами тот миг, когда даже глядя на тебя – предмет моей сумасшедшей любви и буквального обожания – я ничего не буду чувствовать.
Осталось лишь до всего этого дойти.
Слова
Слова, когда-то забитые себе в горло или засунутые в задницу – всегда вылезают наружу в самых ненужных и неподходящих местах.
И если в бизнесе – несдержанность и раздражение вполне сойдут с рук, а может, будут приняты за достоинства – как агрессивная политика ведения дел. То в партнерстве – это, по итогу, всегда проблема.
Надо ли говорить сразу про обиду, неприятие, боль? Надо ли озвучивать то, что тебе не по нутру, что тебя беспокоит или бесит? В теории надо. А на практике?
Я не говорю почти никогда. Есть во мне такой «заводской брак». Считаю, что партнер должен сам догадаться? Нет. Но, даже, если он догадывается и начинает задавать вопросы, мне все равно ничего не хочется говорить.
Так сильна обида? Так сильно бесит? Бесит сильно, но причина молчания не в этом. Она в том, что человек, которого я выбрала, оказался непонятливее, глупее, самонадеяннее, бесчувственнее, чем я ожидала. А так, как мои ожидания – это мои заботы, о чем говорить? О несоответствии с моими желаниями? Вот я и молчу.
Но все, что насильственно было «спрятано» внутри и осталось невысказанным, начинает демонстрировать себя уже и в мирных периодах отношений, проскакивая в поступках и срываясь с губ. Это приводит к недоумению с другой стороны, и как следствие – к новым непониманиям друг друга. Может, стоит начать сразу орать во весь голос: караул, ты меня обидел!!!
Хрен. Мне проще молчать. Говорю же – «заводской брак».
Пусть саксофон
Пусть играет опять саксофон,
Нет давно никаких разногласий,
Эти складки на черном атласе
Завершают расслабленный фон.
Удивительно странно, порой,
Понимается вся непреложность,
Простота на изнанку – не сложность,
Первый шаг – он совсем не второй.
Вдох и выдох. Как будто – весна.
Снова планы, коктейли иллюзий,
И слова без тяжелых контузий
В голове до глубокого сна.
Все размеренно, все не бегом –
У меня, будто вечность в запасе,
Эти складки на черном атласе
Я узнаю на ком-то другом.
И захочется ехать туда,
Где не помнит никто и не любит,
Где вокруг посторонние люди
Ходят рядом в чужих городах.
Мне нравится
Мне нравится время, которые мы сейчас с тобой проживаем. В нашем невидимом мире, никому по-настоящему неизвестном измерении. Дневном, вечернем, ночном, утреннем.
Конечно, я не одинока – есть шайка друзей, готовых «всегда и везде» с бутылкой наперевес, с машиной, заправленной «под горло», в любой день составить компанию бухать ли, ехать ли, говорить ли… Но меня радует не это, хотя, и это тоже надо было умудриться как-то нажить и растерять по дороге.
Мне нравится знать, что я не одна. Что есть ты. Мне нравится, что в условиях полной свободы, я никуда не хочу. Мне нравится жить так. Быть ЗДЕСЬ – день за днем, шаг за шагом. В нашем – вот таком – времени. С тобой. Всегда выбирать это.
Кажется, что все уже понятно и пОнято. Досказано. Додумано. Доделано – в текущем моменте. И нет уже ничего удивляющего. Наверно. Все гладко-гладко. Вот от этого мне хорошо.
Раньше мои выходные были совсем другими. Спала до 11:00, о то и дольше, «потягалась» по квартире после пробуждения еще часа два. Готовила обязательно какой-нибудь сложный завтрак – он же обед, просматривая параллельно какие-то незапоминающиеся передачи по телевизору. Играла с котом, проверяла почту, занималась «хозяйством». Потом, ближе полднику, собиралась и вкатывалась в город.
Ходить по магазинам, сидеть в кафе, встречаться с подругами или друзьями. Играть на бильярде, мыть машину и непременный ритуал – кататься за городом часа 2 под орущую в салоне музыку. Ужин где-то в ресторане или шашлычке и дорога домой. Неплохо, правда? Я так же думаю.
Но с твоим появлением все изменилось. Теперь все по-другому. Встаем не позже 8. Поцелуи и нежность в утренней постели. Душ по очереди, неторопливый завтрак. Садимся в машину и гулять в лес. К родителям, на тренировки, в магазин, на рынок, каким-то коротким делам. К обеду – домой.
Потом, смотрим фильм, валяемся на диване в постоянной «сцепке». Шепчем друг другу о любви и о нас самих.
Принимаем совместную ванну, параллельно читаем чей-то Instagram и ржем, делаем друг другу массаж, занимаемся сексом, готовим ужин, пачкаем в это время одежду и кухню, много разговариваем об отношениях, обсуждаем то, что неизменно интересно, занимаемся вдохновенным бездельем. А, может, делами? Ими тоже. Такое случается.
И когда вечером, я ложусь в кровать и прижимаю твое тело к себе, утыкаясь своими губами в твои – ко мне из самогО сердца приходит осязаемая мысль, что вот оно – мгновение абсолютного счастья…
Прощение.
Какое величественное слово. И какой огромный в нем смысл.
Сколько всего прочитано, обдумано и сказано по этому поводу! Надо ли прощать? Как это надо делать? Во имя чего?
Теорию я знаю прекрасно. Прощать надо. Легко или не очень. И все это – исключительно для себя, чтобы освободить энергию собственного неприятия и обид для чего-то более важного. О, да! Верю безоговорочно.
А как обстоят дела на практике? Иначе.
У меня, как у С.С. Паратова, правило: «Никогда никого не прощать» – точка.
Прощение развращает. Всегда – в самом отвратительном и гнусном виде. Благородство и великодушие того, кто прощает – трактуется, как слабость. И люди – в подавляющем большинстве – после прощения, превращаются в скотов. Они практикуют вести себя так, как пожелают, не заморачиваясь ничем – и правильно делают. Их же простили. Значит, простят еще.
Так вот, о «не прощать».
Врагов, посторонних\дрейфующих по моей жизни\случайных «прохожих» и даже приятелей, прощать я не считаю возможным. Они этого просто не заслуживают. Да, и зачем им мое прощение? Насрали в карман? Отлично. Идите вон! Убирайтесь из моей жизни, стройтесь и пиздуйте в лес, в сад, в жопу – куда хотите. Не уйдете сами, я вам помогу выйти в нужном направлении. Но рядом со мной вас не будет в любом случае.
А свои… Да-да, это именно те, кого я люблю, кем дорожу, кого считаю близким человеком, другом, кому пишу и звоню, по кому скучаю…
Так что же с ними? Ничего. Насрали в карман? Превосходно. Теперь я знаю, что вы тоже это умеете. Да, неприятно. Иногда – больно, потому что, помимо кармана, люди из категории «свои» умудряются насрать где-то около сердца. Видимо, знают, как гадить в нагрудный карман.
Так вот, пока они «свои» – я после нанесенной обиды или того, что они сделали из вопиющего списка, сразу и автоматически отодвигаю от себя содеянное. Никогда не напоминаю о том, что они сделали – ни в ссоре, ни на эмоциях, ни под градусом.
Если было очень больно, я сама приму меры, чтобы больше не получать порцию «боли». Если было терпимо – ничего не буду делать. Просто буду рядом, зная отныне, что человек, которого я люблю, который «мой» – по какой-то причине – может так поступать.
А прощать? Нет. Увольте-с.
Уже сентябрь
О, господи! Опять уже сентябрь?
Потом зима – хочу я или нет,
А между – полыхающий октябрь.
И листопад из золотых «монет».
Рассветный иней, городской туман,
А в подворотне – стая черных птиц,
От лени недочитанный роман,
С закладками из уголков страниц.
Как быстро проступает нагота,
Среди ветвей и в разуме моем.
Мне нравится, что я совсем не та,
Но я все так же в «градусе» своем.
Похмелье лета… головная боль –
Из-за холодной ночи не спалось.
А по утру и поперек, и вдоль
Я осознаю все, что не сбылось.
День сурка
У всех одно и то же.
Утро. Будильник. Смотрим на часы одним глазом. Возимся под одеялом 2-3 минуты. Подъем. Душ. Натягиваем джинсы на задницу. Идем к зеркалу красить лицо – это женская половина. Ищем носки, подбираем галстук к рубашке или свитер к шарфу – это мужская. Завтрак: хлопья, бутерброды, чай, кофе – побежали. Выскакиваем из квартиры, в лифте защелкиваем браслет часов на руке, у кого берет брелок – заводим машину, выхватываем на ходу из почтового ящика корреспонденцию, рекламу и квитанции. Все. Добежали, сели в машину. По газам – в офис, на встречу, на тренировку – кто куда.
День напряжен поездками, контактами, делами, список которых безжалостно растет в течение недели. Вычеркивая одно «мероприятие», тут же пишем в календаре еще два. И так каждый день.
Бывают редкие дни расслабона.
Кода мы ленимся и хандрим, обнимаем собственные колени под пледом, и не отвечая ни на одну смс, таращимся весь день в телевизор с какими-то невнятными фильмами, от которых в голове не остается никакого следа.
Или неспешно собираемся на прогулку за город, пинаем демисезонными кроссовками пожухлые листья и дышим холодной прелостью леса. Потом сидим в кафе, пьем глинтвейн или кофе и неторопливо рассуждаем о жизни, глядя за окно на опускающиеся сумерки и торопливо проезжающие машины.
