Читать книгу: «С тенью на мосту», страница 18
9
Ночью мне снова снился сон: замерзшая река, я бреду по льду, и брат подо льдом кричит и пытается что-то сказать мне. На этот раз мне казалось, я понял, что он сказал, и даже приказал себе во сне запомнить его слова, но проснувшись утром, я так и не смог их вспомнить.
Мария лежала у меня на груди и гладила мою руку.
– Тебе снился страшный сон? – спросила она. – Ночью ты сильно ворочался и бормотал какие-то странные слова.
– Да, мне часто снится один и тот же сон.
– Расскажи, о чем он?
– Мне снится мой брат, Богдан. Я никогда с ним хорошо не ладил. Мы даже враждовали, он меня ненавидел, а я – его. Просто мы сильно были разные. Я только один раз с ним хорошо поговорил, и то это было в каком-то странном сне, мне казалось, что я тогда умер. Сейчас-то я понимаю, что это был просто сон, но именно там, я понял, как мне его не хватает, и что он все-таки любил меня, хоть и был задницей барана Прошки. Он так меня называл, а я страшно злился на это, потому что, если бы ты увидела нашего старого барана, то поверь, ты бы тоже сильно разозлилась… Сейчас Богдану было бы двадцать девять лет.
– Ты думаешь, его уже нет в живых?
– Не знаю, иногда мне кажется, что нет, а иногда я представляю его, как он бродит в своем школьном пальто где-то по холодным дорогам. Я не могу его представить ни взрослым, ни тем более стариком, я вижу его все тем же пятнадцатилетним подростком.
Мы замолчали на какое-то время, но потом я, отогнав дурные мысли, встрепенулся и сказал:
– Знаешь, я хочу, чтобы вы переехали ко мне. Вам там небезопасно оставаться. Если твой брат, правда, вернулся в город, то вам нужно уехать оттуда. Я хочу, чтобы вы были здесь, рядом со мной. Мне кажется, Але тоже здесь должно понравиться. Ну, что скажешь?
– Что я скажу? – воскликнула она. – Да, я безумно счастлива! Конечно, я согласна!
Через день мы поехали забирать Алю. Когда она узнала о моем предложении переехать ко мне, недоверчиво спросила:
– А я смогу приглашать Лизу в гости? А на твоем пианино можно будет играть?
– Конечно, ты сможешь приглашать кого хочешь, и на пианино можешь играть, сколько хочешь, потому что это будет твой дом, – ответил я.
– А если я не умею играть на пианино?
– Значит, мы тебя научим, найдем преподавателя, а дальше будет дело только твоих пальцев.
– Тогда я за переезд! – воскликнула она.
Вечером в нашей квартире, когда переезд завершился, и мы отдыхали, ожидая, когда заварится чай, Аля рассказывала, как она весело и хорошо провела время у своей подруги.
– Честно скажу, я всегда немного завидовала ей, ведь у нее такая замечательная семья и дом, но вчера я поняла, что моя семья самая лучшая и другой мне не надо. Вот так вот! – она облизала ложку с черничным вареньем, и вдруг засмущавшись от своей откровенности, скривила лицо и показала нам фиолетовый язык. Мы расхохотались.
На следующий день я приступил к работе. Редакция в течение дня нехотя наполнялась сонными сотрудниками, и от некоторых из них шел невыносимый запах алкоголя, особенно от Замейко, который развязно завалился на стул, как только зашел в помещение.
– Ну что, босс? – гнусавил он, почесывая сальные волосы. – Неужто погонишь нас прямо сейчас работать в такой-то мороз? А как же сочувствие к бедным и гонимым всеми корр-рррес-пон-ден-там? Пожалей нас сирых и убогих, ведь нам не даны такие мозги, как у вас, о, наш господин! Мы простые, глупые и порочные люди, которые просто хотят еще толику веселья и праздника.
– Замейко, ты мне так надоел! – не выдержал я и отчитал его за отсутствие отчета с прошлого года.
Не обращая внимания на его гнусавое ворчание, я ушел в кабинет. В обед ко мне заглянул Марк, пребывавший, как и Замейко, в не сильно рабочем расположении духа.
– Ущипните меня, ибо я сплю! Ты не заболел случаем? Где же этот божественный, удушающий запах сигарет, вечно окутывающий твою светлую голову? Иль я все проспал и в стране случился кризис, так как ты выкурил все годовые запасы махорки? Но об этой новости мы точно должны были написать первыми! Мне срочно нужны утренние газеты! Где? Где заголовки – «Главный редактор журнала «Жизнь» ввергнул страну в небывалый кризис!», или – «Курильщики разгромили табачные лавки в поисках последней затерянной сигареты!».
– Можешь паясничать Марк, но я завязал с сигаретами.
– Черт возьми, вот это сила воли! Откуда ты такой взялся? Я хоть и курю немного, но не могу отказаться от сигарет, а ты столько смолил и так легко бросил? Это что, девушка в этом замешана?
– Да, так и есть, – улыбнулся я, – девушка, на которой я хочу жениться.
– Вот это новости! – Марк звонко хлопнул себя по выпирающему животу и протянул мне руку. – Ну, поздравляю! Наконец-то ты станешь хоть похожим на человека, обрастешь большим животом. Предупреждаю, как только женишься, волосы сразу начнут седеть и выпадать! Бабы быстро плешь проедают.
Марк хотел сказать еще что-то, но дверь открылась, и в моем сердце что-то со скрипом застучало, как старая заржавевшая деталь. Бледная, словно вылепленная из воска, в дверях стояла Мария с широко распахнутыми глазами и с растрепанными волосами. Ее губы дрожали.
Быстро сообразив, Марк извинился, и вышел, закрыв за собой дверь.
– Что случилось? – я взял ее за холодные руки.
Она посмотрела на меня с каким-то жутким выражением, что у меня невольно пробежала дрожь по телу, и засосало под ложечкой.
– Я расчесывала волосы Але, чтобы заплести ей косу, а там…– она запнулась и судорожно сглотнула, – там, на затылке, у нее прядь седых волос.
– Прядь седых волос? И что? – не понял я.
– Ей же пятнадцать. У нее не может быть седых волос, – ее глаза стали такими большими и пугающими, что мне показалось, что я сейчас утону в них.
– Может они поседели из-за того, что она переволновалась, когда спасала мальчика из реки?
– Вчера у нее не было их. Они появились за ночь.
– Ты уверена?
– Да, Иларий, – с раздражением и отчаянием вскрикнула она, – я уверена! У нее не было вчера этих жутких седых волос!
– Может, ее организм дал где-то сбой от переохлаждения или еще что? Может, женщинам в ее роду было свойственно рано седеть… Мария, мы же не знаем? Мы отведем ее к врачу, и он наверняка найдет логическую цепочку, почему так произошло.
– А что если… – она в ужасе схватилась за рот руками.
– Что если? – спросил я, сохраняя хладнокровие, а про себя умолял ее не говорить то, о чем я подумал.
– Ты понял, что я имею в виду.
– Нет, я ничего не понял, – нервно ответил я. – Ты слишком паникуешь. Я уверен, в седой пряди в волосах Али нет ничего страшного. Во всем остальном она же чувствует себя хорошо?
– Не знаю, вроде хорошо. Я только волосы увидела, и мне подурнело. Я не сказала ей про них, чтобы не пугать. Сказала, что сбегаю в магазин, лишь бы она не поняла, почему я так испугалась. Я сразу побежала к тебе. Прости, что я пришла, но мне стало так страшно.
– Все хорошо, все хорошо. Ты молодец, что пришла. Я уверен, ничего страшного не случится. Это всего лишь прядь волос.
Как же я неубедительно лгал, пытаясь успокоить и ее и себя. Но даже моя неубедительная ложь помогла: Мария чуть приутихла, поверив мне, что она зря переживает.
Когда она ушла, я порылся в ящике стола, нашел пачку сигарет и закурил.
Вечером я со страхом шел домой, впервые за долгое время я боялся теней и темных переулков. Мне казалось, что я снова тринадцатилетний, беззащитный подросток, оставшийся без семьи, что я один во всем холодном, мрачном мире, а впереди меня ждет неминуемая расплата за мою ошибку.
Дома я вздохнул с облегчением, когда выяснилось, что, не считая небольшой пряди седых волос, Аля чувствовала себя хорошо. Она была весела и за ужином болтала, не переставая смешить нас. А я и Мария смеялись и перебрасывались короткими и многозначительными взглядами, в которых светилась надежда и уверенность, что в пряди седых волос действительно нет ничего страшного.
10
Утром нас разбудил крик. В соседней комнате кричала Аля. Она стояла в белой сорочке возле зеркала и рассматривала свои длинные густые волосы, которые еще недавно были насыщенного каштанового оттенка, а теперь они были словно опутаны блестящей серебряной паутиной.
– Почему у меня седые волосы, как у старухи? Я что, умираю? Что не так со мной? – закричала, а мы стояли пораженные, будто обухом топора, не в силах вымолвить ни слова.
Мария бросилась обнимать ее, усадила на кровать и пыталась успокоить, перебирая какие-то пустые слова, которые первыми шли ей в голову. Когда Аля уткнулась в ее плечо и положила свои руки ей на плечи, я подошел поближе и посмотрел – маленькие коричневые пятнышки, словно опасные очаги плесени, разрослись по молодой коже рук. Я, чтобы не испугать девочку, тихо коснулся Марии и взглядом показал на руки. Она глянула на руку Али, крепко сжала ее и невыносимым взглядом, полным тоски и боли, посмотрела на меня.
Я не смог выдержать ее взгляд и торопливо вышел из комнаты. В голове зароилась масса страшных мыслей, которые начали жалить меня как тысяча разъяренных пчел: «Неужели кошмар возвращался в самом страшном своем проявлении?». Ко мне подбежала Мария.
– Иларий, давай будем говорить честно, – прошептала она, стиснув зубы, будто от боли, – мы с тобой понимаем, что происходит с ней. Ведь так? Просто скажи это, потому что я не могу, я не могу это произнести.
– Подожди, мы сейчас все выясним, – я решительно направился в комнату девочки, и Мария снова побежала за мной. – Аля, дорогая, скажи, кто живет в доме у Лизы? – спросил я.
Она шмыгнула носом и непонимающе посмотрела на меня.
– Ее семья живет: мама, папа, бабушка и дедушка.
– Что насчет дедушки, он был одет в коричневый пиджак с нашивкой двух лебедей слева, и у него была шляпа?
– Нет, у него ничего из этого не было.
– Хорошо, а он говорил, как его зовут?
– Он сказал, что я могу называть его дедушка Кир.
Миллионы адских колокольчиков яростно зазвенели в моей голове, будто разрушая мои внутренности, когда я услышал эти слова.
– А зачем тебе это знать? – спросила она.
– Да так, просто. Я с ним был когда-то знаком, и тут такая случайность. Пожалуй, надо его навестить… да, надо определенно его навестить, – пробормотал я, чувствуя, как мои ноги онемели, и я бессознательно вышел из комнаты. Едва соображая, я наспех оделся в рабочий костюм, побежал на кухню и схватил самый большой кухонный нож.
– Куда ты? Что ты собираешься делать? – Мария вцепилась холодными пальцами в мои руки.
–Он сейчас там, в доме Лизы.
– Он?
– Да, тот самый, кто приходил ко мне.
– Значит, Аля… – обреченно прошептала она и сильнее сжала пальцы.
– Пока не могу ничего сказать. Мне нужно идти, а ты пока вызови на дом врача, пусть он ее посмотрит. Самое главное сейчас сохранять спокойствие, не паниковать. Мы обязательно найдем выход. Слышишь меня? Мы найдем выход.
Я вышел из дома, и на меня обрушился пронизывающий ветер. По дороге я ни о чем не думал, в моей голове все было, как в тумане – сыро, зябко и ощущение полной потери времени и пространства. Вокруг меня не было людей, лошадей, повозок, трамваев, машин – все стерлось. Был только я и ветер, бьющий резкими плетями по моему лицу. Холодный нож, спрятанный под пальто, давал мне небольшое, но ощутимое успокоение.
Подходя к дому Лизы, я понятия не имел, что буду делать, когда мне откроют дверь. Я представлял только момент, когда у меня спросят, кто я и по какому поводу пришел, а дальше зияла огромная дыра. Что я мог сказать? «Доброе утро, вы не знаете, но у вас в доме живет монстр, пожирающий тела людей, высасывающий из них молодость и превращающий их в старческие существа. И я пришел убить его, пропустите меня, пожалуйста».
Я нажал на дверной звонок и стал ждать. Через минуты две дверь открыла невысокая голубоглазая девочка с милыми жидкими косичками и синими бантами.
– Вы к дедушке Киру? – спросила она, прежде чем я успел открыть рот. – Он уже ждет вас, проходите.
На ватных, дрожащих ногах я пошел за гостеприимной девочкой, с улыбкой приглашавшей меня в мир моих кошмаров. Она провела меня к высокой двери, отворила ее и жестом показала, чтобы я проходил внутрь. С едва бьющимся сердцем я вошел в просторную комнату с высокими потолками, все стены которой доверху были обставлены полками с книгами. Посреди комнаты располагался большой овальный стол и два кресла. С левой стороны были три окна, и возле крайнего стоял, повернувшись ко мне спиной, темноволосый человек.
Лиза закрыла за мной дверь и тоже прошла в комнату. Она села на широкий подоконник, скрестив ноги, и с любопытством начала осматривать меня. Человек обернулся и я увидел, что это был старик.
– Доброе утро, Иларий. Я так и знал, что ты не упустишь случая навестить меня. Очевидно, ты пришел не просто так?
За исключением одежды, старик никак не изменился с той встречи в доме Корвас, когда я в последний раз его видел. Впервые на нем не было черной шляпы с лентой. Его густые волосы, без единого намека на плешь и седину, были гладко зачесаны назад и собраны в пучок.
– Нет, не просто так, – ответил я и сам не узнал свой голос, – у меня есть пара вопросов.
– Ну, тогда присаживайся и задавай, – он показал на кресло, но я отрицательно покачал головой.
– Я постою.
– Как знаешь. Кстати, как тебе мой костюм? Ты ведь помнишь мой любимый пиджак? Он, к сожалению, не выдержал испытанием времени. Пришлось заказывать пошив нового, аналогичного старому. Я хоть и не человек в вашем понимании, но не могу ходить в потрепанных, ветхих вещах. Надо же соблюдать ваши правила приличия, чтобы не привлекать, так сказать, излишнего внимания к своей скромной персоне.
– Меня не интересуют твои ухищрения, которые ты используешь, чтобы втираться в доверие к детям. Я пришел сюда из-за девочки Али.
– Ах да, Аля, – старик потер лоб, будто с трудом вспоминал ее. – Красивая девочка с длинными каштановыми волосами и большими зелеными глазами. Какой же удивительный ребенок в ней пропал. При других обстоятельствах я бы сделал ей замечательный подарок, но, к сожалению, она не звала меня, увы. И кстати, знаешь, она по характеру очень похожа на тебя: умная, сообразительная и такая добрая, что мне, надо сказать, стало жаль, что ей уже пятнадцать. Но это уже никакого значения не имеет, скоро у нее будет другая жизнь.
– Зачем ты это сделал?
– Зачем? – старик сделал вид, что искренне удивился. – Ты снова задаешь мне одни и те же вопросы! Сколько можно? Я сделал это из-за тебя. Это мой подарок тебе к твоей новой жизни, о которой ты мечтал – счастливая и долгая жизнь с твоей любимой Марией. Только вы вдвоем и больше никого.
– К черту тебя и твои подарки! – воскликнул я. – Мне от тебя ничего не нужно! Единственное, что я хочу, чтобы ты оставил в покое меня и моих близких, и никогда, ни при каких обстоятельствах не появлялся наших жизнях! Мне нужно знать, как спасти Алю от превращения в твою сущность. Ты мне скажешь, это иначе…
– Что иначе? – осклабился он. – Ты пырнешь меня своим припрятанным ножиком в присутствии этой девочки? Иларий, я думал, ты грамотный и сообразительный человек! Неужели ты еще не понял, что меня нельзя убить, как обычного человека, и что я знаю все твои мысли? Ты меня не обманешь, – он погрозил мне костлявым длинным пальцем. – Ты помнишь мой подарок на твой восемнадцатый день рождения? Неужели он пришелся тебе не по вкусу? Я, в отличие от тебя, помню, как ты без сожаления расправился со своим гадким и ненавистным тебе опекуном. Ты думаешь, что без моей помощи ты смог бы сбежать от него? Нет, он никогда не отпустил бы тебя. Ты был пешкой в его руках. И если бы ты вздумал взбрыкнуть, как строптивая лошадь, и пойти по своему пути, то он бы спокойно расправился с тобой. Не надо отрицать, что тебе не понравился мой подарок, так как это будет ложь. Ты знал, что в доме висит заряженное ружье, готовое выстрелить, и ты позволил ему выстрелить прямо в цель. Ты не сомневался и не колебался, а потом без зазрения совести убил своего опекуна вместе с тем мальчишкой. И ведь, если у того было право убивать, чтобы отомстить за свою семью, то у тебя оно разве было? Ведь твой опекун, как бы то ни было, спас тебя, он вырастил тебя, дал дом, еду и возможность учиться. Так ты его отблагодарил?
Своим подарком, я дал тебе то, что ты хотел, но боялся сам себе в этом признаться. А что касается девочки Али, я снова сделал то, что ты хотел.
– Ты врешь, я не хотел ее смерти, – с ненавистью прошипел я и сжал кулаки.
– Опять ты за свое! – он с досадой хлопнул себя по бедру. – Ты можешь отрицать, но я-то знаю, что ты задумывался, о том, что как было бы хорошо, если бы этой девочки не существовало. Ведь она всегда будет присутствовать в жизни Марии, и ей всегда будет доставаться главная роль во всей вашей жизни. Она будет управлять твоей возлюбленной так, как хочет. Она будет всегда находиться между вами, ведь Мария так сильно ее любит, потому что эта девочка ей как дочь: она выросла на ее глазах, она воспитала ее. И самое печальное, у Марии никогда не будет детей, а в этой девочке все ее спасение от душевных терзаний. Поэтому она всегда будет любить Алю намного сильнее, чем тебя, а ты будешь довольствоваться остатками ее любви.
Иларий, твои чувства не уникальны. Они даже намного примитивнее, чем то, что ты испытывал по отношению к своему опекуну. Твои чувства – это простая ревность, которую люди с такой легкостью позволяют впустить в свое сердце, так глупо полагая, что объект их любви должен принадлежать только им. Ты хотел, чтобы Али не было, и ты сам это знаешь, но ужасно боишься признаться. И вот девочка скоро должна будет покинуть дом и уйти в далекое путешествие. При благополучных обстоятельствах она будет жить вечно. Да, она потеряет молодость, но ради вечной жизни надо чем-то жертвовать, а ты проживешь долгую и счастливую жизнь вместе с Марией. Тебе останется только ее утешать и любить. И я обещаю, что на этом мои подарки тебе закончатся. Я больше не появлюсь ни в твоей жизни, ни в жизни Марии.
– А если я не сдамся и не отпущу девочку? Если я отказываюсь принимать твой проклятый подарок, что тогда?
– Тогда ты должен будешь забыть о той счастливой жизни, о которой мечтаешь. Только что это тебе даст? Девочку все равно придется отпустить, иначе она без нового дома и подпитки превратится в труху, как и твои родители, которых ты запер в доме. Ее превращения не удастся избежать, поверь мне. Мой подарок подарен потому, что ты его пожелал, и он не возвращается.
– Я найду способ убить тебя, клянусь…
– Где-то я уже это слышал, – усмехнулся он. – Разве не ты обещал убить меня в тринадцать лет, когда кричал эти глупые угрозы в свой пустой дом? Столько времени прошло, а ты спокойно жил и принимал все мои подарки: обучился грамоте, избавился от опекуна, получил его деньги, наследство и работу мечты. А теперь ты встретил любовь всей свой жизни, которую я спас для тебя. И где твоя благодарность мне? Разве ты мог мечтать обо всем этом, когда пас своих овец, не имея ни единого шанса выбраться из тьмы безграмотности? Ты четырнадцать лет пользуешься тем, что я тебе дал, и ни разу не попытался узнать, кто я и есть ли способ убить меня. Зачем тебе это сейчас? Давай пожмем друг другу руки и закрепим сделку – я исчезаю и больше никогда не появляюсь в твоей жизни, тем самым давая возможность прожить тебе счастливую жизнь с Марией, а ты без мук совести отпускаешь девочку и забываешь обо мне, как о плохом старике Санте, который не угодил с подарками вредному мальчишке. Ну что, по рукам?
Он стоял, растянув тонкие сухие губы в подобии улыбки, и протягивал мне руку.
– Нет, я не согласен. Иди к дьяволу! – я плюнул в его сторону и собрался уходить.
– Стой, – крикнул он, – я хочу задать тебе один вопрос. Если ты ответишь на него правду, то я дам тебе шанс – я в свою очередь честно отвечу на любой твой вопрос, – он, увидев, что я остановился и выжидающе посмотрел на него, сказал: – Представь, твоего любимого человека убили, и тебе дается шанс вернуться в далекое прошлое, когда будущий убийца еще не сотворил зла и является беззащитным ребенком. Но ты знаешь, что этот ребенок через несколько лет жестоким образом расправится с твоим близким. Ты убьешь этого ребенка?
– Нет, – глухо ответил я, едва разлепив пересохшие губы: мне страшно хотелось пить.
– Ты соврал! – радостно хлопнул в ладоши старик. – Ты убил бы этого ребенка, будущего убийцу твоей любимой Марии. Ты боишься, что ее убьет родной брат, и ты останешься один, жалкий и одинокий. Настолько одинокий, насколько только может быть одиноким человек. Ты разочаровал меня, Иларий. Ни одного честного ответа. Может тебе стоит поучиться у Лизы. Задай ей любой вопрос, она не солжет.
Девочка с синими бантами и обманчиво добрыми светло-голубыми глазами смотрела на меня с нескрываемой улыбкой победителя.
– Зачем ты так поступила с Алей, она же твоя подруга? – бессмысленно спросил я, чувствуя, как жажда с каждой секундой усиливается.
– Она мне не подруга, – ответила Лиза и еще сильнее улыбнулась, будто мой наивный вопрос позабавил ее. – Аля никогда не была моей подругой. Я только позволяла ей дружить со мной, потому что мне нравилось, как она восхищается моей жизнью. Она ведь голодранка, разве с такими дружат?
– Честный ответ, – довольно констатировал старик, разведя руки в стороны.
Мне больше невыносимо было там находиться. Сухое горло нещадно кололо и болело, ноги были ватными, будто из них вынули все кости и они держались на одном честном слове. И это ненавистное лицо старика, от лицезрения которого меня немилосердно мутило, а глаза мои воспалились и болели так, будто в них насыпали песка. Мне казалось, что я заживо уже похоронен в этом доме, похожем на огромный сырой склеп.
Плохо соображая и пошатываясь, я пошел к выходу и с облегчением вырвался на холодный свежий ветер.
