Читать книгу: «Софья, Вера, Надежда и, разумеется… Любовь!», страница 5

Глава 9

Следующий день обошёлся без сюрпризов. Вера быстренько разделалась с ведомственной бюрократией, и мы с чистой совестью отправились на озеро неподалёку от зиминской дачи. Вдалеке от бдительного ока мамули и острого язычка бабы Тони мы под шумок распили бутылочку каберне совиньон (вытаскивать пробку при помощи ключа от квартиры – отдельный квест для двух малопьющих дам, но вездесущий google нам в помощь!), слопали коробку клубничного зефира (коллективный привет диабету и специальной канадской диете, вычитанной недавно в сети) и пустились в малоразумные откровения. Когда хмель слегка выветрился, Вера со смущением попросила меня пообещать, что никому из «беркутнутых» ни слова из наших «пляжных баек» я не разболтаю. Пришлось поклясться здоровьем бабы Тони и иголками пьяного таёжного ёжика. Подействовало.

С планами на день рождения мне немножко не повезло. Начальство милостиво пообещало отпустить с половины рабочего дня для неторопливого нарезания салатов к званому вечеру в обмен на «проставу» к обеду. Полдня в шесть рук (учитывая пообещавшую не задерживаться после окончания свидания Веру – во все восемь) должно было вполне хватить для подготовки очень даже приличного стола. Но за два дня до события бабе Тоне позвонили из поликлиники – на двадцать шестое освободилось место в очереди к приезжающему раз в месяц из областной клиники гастроэнтерологу. Здоровье бабули странно было даже сравнивать с варкой-жаркой, конечно же, надо ехать в поликлинику!

Словом, когда на пороге дома появилась Вера с огромным букетом и загадочной коробкой в золотистой бумаге, я была похожа на взъерошенного енота. Опытным взглядом окинув кухню, навевающую ассоциации с разбомблённым бункером, в считанные минуты моя помощница разобралась с переполненной посудой раковиной, сгребла в пакет из минимаркета пустые консервные банки, коробки и вакуумную упаковку от продуктов со всех горизонтальных поверхностей, включая верх микроволновки и холодильника, и вдруг оказалось, что доделать осталось не так уж и много.

– Голодная? Покормить тебя?

– Сиди режь спокойно! Не суетись, Соня. Я себе вот этого салата немного отложу, мне хватит заморить червячка.

– Червячка… – скрывая зависть, фыркаю я. Я бы горсточкой овощей в соевом соусе наелась максимум на час. – Как прошло? Всё нормально?

– Да, всё хорошо. – Но оптимизма в голосе не наблюдается. Глаза грустные, кажется, даже печальнее, чем три дня назад.

– Что случилось? Рассказывай давай! – насела я на Веру. – Проблемы? Администрация лютует? Претензии к содержанию? Или из «коллег» кто кровь портит?

– Нет, об этом Ванька и слова не сказал! Да он и не любит жаловаться…

– Так что тогда? Ну не томи, выкладывай! Сама же знаешь – женщине лучше знать даже самую страшную правду. Потому что по незнанию она такого напридумывает себе – чертям в аду станет тошно!

Невесело улыбнувшись, гостья продолжила вяло жевать салат.

– Вера, не буди моих излишне мнительных чертей…

Вздохнув с таким надрывом, что, казалось, она сейчас задохнётся июльским пыльным городским воздухом, замерла на несколько секунд, уставившись на столешницу.

– Понимаешь… У Ваньки взгляд стал пустой. Раньше он был хоть и грустный слегка, настороженный, но живой, а сейчас… Он перспектив для себя не видит. Меня пугает, с какой скоростью он дошёл до боязни свободы. Он обмолвился, в первый день ещё, что ему на воле делать нечего будет. Сама знаешь, актёрский мир – тот ещё серпентарий, за пять лет забудут все заслуги, займут все места, научатся делать вид, что такого актёра вообще знать не знают – Иван Беркутов… И полгода не прошло, как он уже осознал, что на своё прежнее место в привычном профессиональном мире он вернуться не сможет. Его не только свободы лишили, у него и имя отняли, на которое он пятнадцать лет пахал как проклятый. А выйдет потом – и будет не актёр Беркутов, а ноль… Просто Ваня.

Пытаясь осознать всю глубину открывшейся передо мной человеческой трагедии, закрываю глаза. Вот я, например. Кто я? Библиотековед. Но служение книжкам в моей жизни тоже кончилось. Теперь я делопроизводитель. Простая бумажная крыса. Была одним, стала кем-то другим? А другим ли? Раньше листала старые страницы, теперь таскаю по конторе свежие бумажки. Так ли велика разница?

А актёр? Наверное, лицедейство, успех, стремление к вершинам мастерства – это особый род существования. Мне, не заражённой этим вирусом таланта, не дано понять душевных метаний человека, у которого отнято всё, ради чего он существовал в профессии долгие годы. Возможно, он найдёт способ заработать на жизнь, но будет ли это настоящей жизнью для него?

Где-то читала: вдохнувшего однажды бациллы сцены и аплодисментов исцелить может только смерть. Неужели существование вне сцены для артиста губительно? Даже если Беркутов сможет устроить свою жизнь без театра и кино, будет ли он собой? Таким, каким его знают, помнят и любят миллионы. Пока миллионы. Пока помнят.

Да разве же справедливо вот так просто убить талант! Раз дан человеку Дар, то дан для чего-то… Но как же может не угаснуть популярность, необходимая для успешного возвращения в профессию? И способности? Ведь актёрские способности тоже нужно тренировать, как спортсмену тело, как музыканту руки, как певцу голос. А бациллы сцены наверняка нуждаются в подпитке, в новой энергии игры, партнёрства, аплодисментов, зрительской энергии, наконец…

Идея возникла вдруг, внезапно. Будто бы ниоткуда. Но не успела я сама себе сказать «Зимина, ты сумасшедшая, никто никогда не позволит такого!», как необходимые шаги к достижению цели уже чётким списком выстроились в голове.

– Вера, послушай меня, – выронив нож, глухо стукнувший костяной ручкой по столу, я схватила за руку вздрогнувшую женщину, сидевшую напротив с задумчивым видом, – я знаю, что надо делать. Я понимаю, сейчас это покажется тебе бредом, насмешкой, издевательством над проблемами Ивана, но послушай меня до конца и не перебивай, хорошо?

Испуганно посмотрев на меня, Вера едва заметно кивнула и покосилась на качающийся возле моего локтя нож.

– Нам нужно добиться, чтобы Ивану разрешили сыграть спектакль. На воле! В нашем областном центре, например. Туда его можно привезти на спектакль и увезти одним днём, тут пути всего три часа. Надо выбить разрешение начальства на выезд Ивана, всего на несколько часов! Но для этого потребуется не только согласие важных чинов УФСИН, но и руководства Ваниного театра. Они должны привезти сюда хотя бы один спектакль, понимаешь? Тот, в котором занят Иван. Или ты должна уломать на это одну из антрепризных контор, с которыми он сотрудничает. И надо получить самую положительную характеристику на Ивана от администрации колонии, а ещё лучше – ходатайство! Но это самая меньшая беда. Как думаешь, Вера, осилим? Ты только не бойся, на самом деле в тебе больше сил, чем тебе кажется, ты сможешь. Я верю, ты сможешь, если это надо Ване. Ведь ты же для него всё готова сделать, правда?

Смертельная бледность разлилась по лицу Веры, даже в губах не осталось ни кровинки. И вдруг она так громко и отчаянно зарыдала, что я порядком испугалась. И моя бесшабашная идея уже не казалась мне такой уж превосходной…

– Что ты придумала, Соня! Кто же его отпустит! Это же сколько согласований надо – наверное, одних заявлений тонну написать!

– Насчёт согласований есть вариант всё узнать прямо сегодня. Среди гостей будет один мой родственник, который владеет теорией по вопросу. Если он наши наполеоновские планы не зарубит сходу на корню, то в случае чего тебе только очень оперативно придётся прислать заявление с настоящей подписью.

– Да это вообще не проблема, – хлюпая носом и утираясь кухонным полотенцем, отмахнулась гостья, – я не то что заявление курьерской доставкой, я сама лично готова прилететь, даже ради одной-единственной своей подписи.

– Ой, скажешь тоже! Я и без тебя тут с администрацией постараюсь всё утрясти. А ты попытайся на всякий случай поискать знакомства в самом московском Управлении ФСИН. Вдруг потребуется от самого главного Карабаса в их системе распоряжение, мало ли. А с начальником колонии я постараюсь тут договориться.

– Сонь… а твой знакомый – он случайно не сам начальник?

– Ну… сам не сам, но не последний там человек, поверь мне. – Без разрешения дяди Лёши я не решилась открывать Вере его личность.

– Ох, Соня, страшно мне что-то, – покачала головой Беркутова.

– Не дрейфь, у нас тут люди не кусаются и за спрос в глаз не дают! К тому же, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом всю оставшуюся жизнь проклинать себя за трусость.

– Не знаю… я очень боюсь. Но с другой стороны…

– Вот и порешили!

За обсуждением моего безумного плана мы всё-таки кое-что не успели к возвращению мамы и бабы Тони.

– Девки, а вы чего это такие вздрюченные? Эта-то ладно, ей всё ж простительно, – ехидно ухмыльнулась бабулечка в лицо покрасневшей Веры, – а ты с какого перепугу как разбуженная сова?

– Да так, ничего. Просто так.

– Знаю я это твоё просто так. Опять, поди, чего удумала, неугомонная.

Вера выразительно метнула мне молнию озабоченного взгляда и вернулась к украшению торта.

Немногочисленные гости с плохо скрываемым любопытством рассматривали новое лицо за нашим столом. Но поскольку среди моих друзей фанатов Беркутова больше не было, то её принадлежность к миру искусства осталась нераскрытой и интерес к моей новой приятельнице скоро угас вместе с количеством употреблённой баб Тониной наливки. Вера исподтишка приглядывалась к дяде Лёше, верно рассудив, что кроме полковника ходячим справочником по Уголовно-исполнительному кодексу быть некому.

После чая друзья мои дружно засобирались домой, дядя Лёша тоже было поднялся, хотя обычно помогал нам складывать «парадный» раздвижной стол и убирать обратно в кладовку.

– Дядя Лёша, ты не торопись, давай-ка я тебе ещё чайку подолью… – нажимаю я ему на плечи, усаживая назад. – Разговор у нас к тебе есть.

– Так, начинается… – хмуро констатировал товарищ полковник, обозрев наши с Верой сосредоточенные лица. – На облегчённый режим переводить вашего сидельца у меня нет никаких оснований, сразу говорю.

Глаза у Веры Беркутовой, конечно, большие и красивые, но чтоб они занимали пол-лица – такое было впервые. Делаю вид, что не замечаю шока гостьи.

– Ты не суетись, дядя Лёша. У нас посерьёзнее режима проблема имеется. К тому же, у «осýжденного» к режиму претензий нет, так что вопрос совсем другой.

– И чего мне уже начинать бояться? Отставки, понижения звания? Или меня после твоих авантюр, Сонюшка, сразу на пожизненное в Мордовию поселят?

– Надеюсь, всё будет не так кардинально.

Обречённо вздохнув, дядя Лёша подвинул к себе заботливо налитую Верой чашку чая и уставился на меня в упор:

– Ладно, излагайте, изверги.

Набираю полный рот воздуха, замираю, как перед прыжком в ледяную прорубь…

Глава 10

Прервал мои сумбурные речи дядя Лёша уже на третьей минуте.

– Стоп, не митингуй. Уже повторяешься. Основную мысль я понял.

– И? – С замирающим сердцем уставилась я в лицо любимому своему полковнику так, будто для меня его ответ мог стоить ни больше ни меньше как собственной жизни. Дикое волнение, исходящее от сидевшей рядом Веры, я чувствовала, кажется, всей кожей.

Тяжко вздохнув, дядя Лёша побарабанил пальцами по столешнице, погладил появившуюся из-под стола любопытную мордашку Хвостика, всё это время лежавшего у него на коленях. Ясно, перспектив у моей авантюры никаких, а отказывать любимой, единственной избалованной племяшке для любящего дядюшки – нож острый в сердце.

– Уголовно-исполнительным кодексом подобные отлучки не предусмотрены, конечно. – Ещё один тяжкий вздох. – Но за особые заслуги осужденный может получить такое поощрение. Возможно. Наверное. И не сейчас, – подчеркнул он важность последнего слова задранным вверх указательным пальцем.

– А когда?

– За какие заслуги? – одновременно выпалили мы с Верой.

– Разные могут быть заслуги. Примерное поведение – это основное. Но с этим вроде у вашего Беркутова пока проблем нет, я проверял. Активное сотрудничество с администрацией.

Перехватив мой офигевший взгляд, дядя Лёша сразу отмахнулся:

– Стучать его никто не призывает, не преувеличивай, Софья. Поверь, и без таких дилетантов дисциплина не рухнет. Культмассовая работа, общественные мероприятия, так понятно?

– А он разве отказывается? – робко поинтересовалась Вера.

– Нет, не отказывается. Поручения выполняет, режим соблюдает. Всё как у всех, кто на УДО метит. Но это всё не то. Мало этого. Личная инициатива нужна.

– Драмкружок у вас там из зэков ему организовать, что ли? – невесело ухмыльнулась бабуля, до этого незаметно сидевшая в своём кресле, будто даже не прислушиваясь к нашему разговору.

Все мы остальные, включая товарища полковника, уставились на бабу Тоню как на внезапно явившегося с небес Мессию.

– Ну, Антонина, ты даёшь, – крякнул дядя Лёша уважительно. – Тут вон девчата твои только воду в ступе мне толкут со своими проблемами, а ты им сходу – шикарный план.

– Учитесь, шнурки, – многозначительно выдала бабуля и отбыла отдыхать.

Под четыре пары восхищённых глаз семейная королева вышла из гостиной, и дядя Лёша подвергся атаке женских вопросов:

– А Иван имел право сам предложить? Может, он просто…

– Кто ж пойдёт на сцене кривляться? Зэеки разве соглася…

– А через какое время можно будет получить…

Прекращая базар, обычно невозмутимый полковник вдруг гаркнул:

– А ну тихо!

В моментально наступившей звенящей тишине только возмущённо мявкнувший Хвостик пулей проскочил под столом с дяди Лёшиных колен в бабулину спальню.

– Уясните сразу: ни один шикарный план не гарантирует вам поощрения в виде выезда за пределы учреждения. Может, разрешат, а может, и нет.

– От чего зависит? – стараюсь я формулировать вопросы по возможности кратко, без излишних уточнений.

Устало ухмыльнувшись, наш полковник опустил взгляд на свои сцепленные в замок пальцы.

– От настроения левой пятки московского начальства.

– Я-я-ясно… – чуть не в унисон вздохнули мы с Верой.

– А вы? От вас что-нибудь зависит, Алексей Михайлович?

Внимательно, чуть устало поглядев на Беркутову, дядя Лёша сделал неопределённый жест головой. Будто хотел сначала кивнуть, а в последний момент передумал и изобразил неуверенность. А я вдруг поняла – не нравится дяде Вера. И вопросы наши не нравятся. Вернее, к нашим с мамой он относится вполне терпимо, хоть и получается, что наша инициатива очень сильно выходит за рамки «устава» (но хотя бы не противоречит Уголовному кодексу, и то спасибо!), а вот на любую реплику Веры он реагирует негативно, хоть и держится с ней предельно вежливо.

Чем она ему так насолила? Тем, что я прошу пропускать её без задержек на свидания? Может, и вправду больше ни о чём не просить, чтобы не портить Беркуту жизнь в заключении? Ерунда какая… Снявши голову, по волосам не плачут! Мы сейчас о таком попросили, по сравнению с чем передачки без задержек – детский стишок на утреннике! Не включать же теперь заднюю, в самом деле.

Да и если б совсем не хотел поспособствовать, сразу бы отказал, не разводил разговоры долгие. Ну и что, что я любимая племянница. По инструкциям не положено – и гуляйте отсюда! Мог бы ведь и не рассказывать честно, что возможны поблажки, а без его подсказок мы бы до этого никогда не докопались, наверняка подобной информации нет в открытых источниках. Почему же тогда пошёл на разговор, но…

Что в принципе он может испытывать по отношению к Вере особенного? Он ведь всегда повторяет – нельзя давать эмоциям одерживать верх над профессионализмом, даже в отношении самых жестоких преступников, по самым тяжким статьям, возможным для общего режима. А тут вообще не сам заключённый, а всего лишь жена. Хлопот из-за Беркутова много? Но… до нашей сегодняшней просьбы какие были хлопоты?

А вдруг кроме нас ещё кто-нибудь пристально интересуется знаменитым сидельцем? Вот это надо всё дяде Лёше? Действительно, привезли медийную личность в спецучреждение, он вообще по специфике колонии здесь оказаться не должен был. И правда! А как оказался? Ясное дело, к бабке не ходи – друзья Беркута подняли на уши все связи и наверняка… Ну да, какому-то важному чину в УФСИН просто заплатили, чтобы Иван не оказался в одном месте с отпетыми урками на целых пять лет, раз уж не нашли подходов к судье. А точнее, просто опоздали, и к судье нашли подход влиятельные родители пострадавшей…

То есть вся история Беркутова густо замешана на очень больших деньгах. А всё, что хоть отдалённо имеет отношение к коррупции, вызывает у дяди Лёши стойкое отторжение. Вот и весь вопрос, Софья Борисовна. А ты тут ещё с какими-то спектаклями, дура набитая. Сказала бы спасибо, что дядя Лёша вообще за один стол с Верой сегодня сесть не отказался…

– Если мне будет что предъявить начальству из личных достижений Беркутова, дам письменное согласие, прилóжите к своим просьбам в московское Управление.

– А… к кому нужно обращаться в московском Управлении? – Вера смотрела на товарища полковника, как на ожившее божество, а у дяди Лёши напряглись желваки. Так, сейчас главное, чтобы никто из нас не влез с ненужными репликами – одно неверное слово может всё пустить под откос.

– Рано вам ещё про Управление думать. Сначала мне должно быть о чём в письменном согласии указать из достижений. Не запрягайте впереди лошади телегу. А потом… – Дядя Лёша так пристально поглядел на Беркутову, что даже у меня мурашки по загривку пробежали, не говоря уж о пугливой Вере. – Вам виднее, Вера Сергеевна. Оказался же как-то ваш муж там, где он сейчас находится. Сонь, проводи меня.

Мало что понимая, плетусь в прихожую, сделав остальным знак не паниковать раньше времени. Как примерная племянница подаю фуражку.

– Ты… объясни там, чтоб сильно губу не раскатывали. Может, и не выйдет ничего с поощрением. А может, придётся ждать. И долго.

– Дядя Лёша, я всё понимаю, честно! Нам бы только, чтоб Иван загорелся этой мыслью, чтоб стремился! Ну… свет в конце тоннеля чтоб показать.

– Сонька, не гунди на третий слой. Понял уже. Вызову, обрисую перспективу. Хотя лучше бы…

И вновь неодобрительно вздохнув, товарищ полковник отбыл восвояси. Очень хотелось спросить, что же «лучше бы», но хватило ума прикусить язык.

***

Жара потихоньку пошла на спад, короткое северное лето заканчивалось. В моей жизни ничего не менялось, разве что на работе в немногочисленном нашем управлении кумушки начали шептаться насчёт кандидатуры нового директора – нынешний собирался осенью на заслуженный отдых. Фабрика ещё в конце прошлого века выкуплена каким-то московским предпринимателем и была малюсенькой частью его внушительной империи, потому столичное руководство могло назначить кого-то из местных, а могли и своего прислать.

Мне, разумеется, работать с новым начальником в самом близком контакте, но заранее ломать себе голову проблемой, решение которой ни от кого из нас не зависит, по крайней мере глупо. Самой рациональной позицией было просто подождать смены власти в нашем крошечном картонном королевстве и максимально быстро подстроиться под требования нового директора. Если он, конечно, не привезёт с собой молоденькую «помощницу» с ногами от макушки. В общем, предпочитая решать проблемы по мере их возникновения, я особо не дёргалась и просто работала, пока прежнее начальство сидело на своём месте.

Окончательно возвратившиеся с зиминской дачи мама и бабуля всё-таки пошатнули относительное спокойствие моего довольно однообразного существования. Пока они вели «загородную жизнь», в кругах моего непредсказуемого семейства созрела идея сменить обои вслед за бабулиной комнатой во всех остальных.

– В моей спальне меня всё устраивает! – попыталась я защитить границы личного пространства.

– Соня, сколько можно смотреть на одни и те же стены! И занавески поменяем обязательно. Может быть, с новой атмосферой и в жизни что-то поменяется, а? – многозначительно подмигнула мне маман.

Какая-то логика в её словах, конечно, была. Но не всё ведь так просто в жизни. Под лежачий камень, как говорится, вода сама не течёт, а после смены обоев я точно не стану чаще шляться по разного рода развлекательным мероприятиям, где можно встретить кого-то «для души». Я вон в театре последний раз была только с Верой по весне, по ресторанам и клубам с юности таскаться не приучена, а знакомиться на улице… Хотя именно уличное знакомство сейчас вносило некое разнообразие в мою жизнь.

Пару недель назад со мной случилась мелкая неприятность. Когда я выходила из автобуса, меня сзади толкнул в спину какой-то хам, я чуть не носом полетела в асфальт. Дабы избежать столь нежеланной встречи своего лица и уличного покрытия, пришлось выпустить из рук сумку с замечательными помидорками черри, как раз в тот день девочки из бухгалтерии делились с коллегами излишками урожая. Красные плоды покатились по всей остановке под моё злобное шипение.

Вышедший вместе со мной мужчина весьма интеллигентного вида помог собрать рассыпанные томаты, проводил до подъезда. Представился Вадиком. В гости напрашиваться не стал, но телефонами обменялись. С тех пор несколько раз снова встречались на остановке, подозреваю, что он меня просто дожидался, приезжая раньше. Вадик был неплохим собеседником, с чувством юмора, но дорога от остановки до моего дома занимала всего пять минут, а у подъезда он без всякой задержки прощался и тут же уходил, не проявляя ни малейшего желания оказаться у меня в гостях.

Что бы это значило, я пока не понимала, но рассказывать о новом странном знакомстве своим не в меру активным «девушкам» пока не собиралась. Поэтому никакой связи между обоями и новыми людьми в своей жизни в упор не видела, если честно. Да и у бабы Тони после ремонта в спальне что-то кавалеров не прибавилось, не так ли?

Вечером мне позвонила Вера. Как только я увидела на экране её счастливые сияющие глаза, сразу поняла – наш план стартовал!

– Соня, мне только что звонил Иван! Все пятнадцать минут только и говорил, что в колонии разрешили поставить спектакль! Почти слова мне не дал вставить. Даже по голосу было понятно, что в нём снова бурлит оптимизм. Соня, представляешь, Ванька больше не хандрит!

– Это же просто здорово, Вера! Ты ведь снова скоро приедешь на короткое свидание, да?

– Да, уже скоро, даже не верится как-то. Сначала казалось, что шесть коротких и четыре длительных в год – это так безбожно мало, так редко, а теперь время несётся в таком темпе, что… Я не ожидала даже, что без Вани придётся так крутиться, столько всего, оказывается, было на нём… Близких начинаешь по-настоящему ценить, когда разлучаешься. И слава богу, что всего лишь временно…

– Да, это точно. Может, вам нужно было это сейчас понять, почувствовать? Конечно, цена очень высока, понимаю, но… это повод теперь ценить друг друга ещё больше?

– Безусловно. Ты совершенно права, Соня. Я помню, как рыдала свекровь, когда свёкра положили в больницу впервые после нашего знакомства. Тогда я её совершенно не понимала, ну неделя-другая, и папа снова будет дома, а для неё это была чуть ли не вселенская трагедия… – Вера на секунду призадумалась. – Вот только сейчас я её полностью понимаю.

– Вер… ты прости за любопытство, но ведь родители Ивана живы, да?

– Да, слава богу.

– А почему тогда сюда приезжаешь только ты?

На экране буквально у меня на глазах произошла мгновенная трансформация весёлой жизнерадостной женщины в отстранённую медийную персону со стандартной улыбкой «для прессы».

– Ой, прости, я влезла не в своё дело. Не отвечай. Не надо. Извини, пожалуйста.

– Да нет, чего уж там. Ты так много для нас…

Я горячо возражаю:

– Вера, это не повод мне лезть туда, куда меня не звали! Закрыли тему. Когда планируешь приехать?

– Дней через десять примерно. И… я расскажу тебе про родителей Ивана. Да и… ещё кое-что, пожалуй. Только сначала у Ваньки разрешения спрошу. Я не привыкла у него за спиной что-то делать или говорить о нём что-то важное.

– Вера, ты не обязана мне ничего рассказывать или объяснять.

– Но всё же ты нам так помогаешь… Думаю, ты имеешь право…

Я довольно грубо её оборвала:

– Помогаю я потому, что хочу помочь. И не жду в ответ ничего. И не считаю, что вы мне что-то должны. Просто все мы люди, все мы человеки. Ну вот вдруг что-то случится с моими близкими такое, что решить можно будет только приездом в Москву. Неужели не поможешь?

– Что ты! – выпучила глазищи Вера. – Я же… да абсолютно всем, чем только смогу!

– Вот! Так и я. Чем могу, тем и помогаю. Ты разве ждала бы от меня в ответ за свою помощь доступа к каким-нибудь тайнам?

Вера вздохнула.

– Да это не тайны никакие. Болеет просто Ванин отец, а мама ухаживает. Я звала с собой, предлагала на время поездки нанять дополнительную помощницу вдобавок к их Серафиме – но она отказалась. Вот будет папе полегче, тогда и соберётся, возможно.

– Тяжело суд дался родителям?

– И не только суд, – кивнула Вера. – Но давай я тебе лучше потом расскажу. Не хочу на такие темы через экран.

– Ну-ну, откровения лучше всего у нас с тобой получаются на природе, с бутылкой вина, – улыбнулась я.

– В следующий раз штопор надо будет взять только! – засмеялась Беркутова.

– Замётано, шеф!