Читать книгу: «Мортем», страница 4

Она сняла обувь, вымыла руки и надела свободную домашнюю одежду. Лее очень хотелось поделиться с другом тем, как прошел вечер, потому она сразу поспешила к нему. Лея постучалась. После короткого «входи» она прошла вглубь комнаты и с шумом приземлилась на соседний стул.

В комнате Рамона, как и в комнате Леи, всегда было чисто и убрано. Они четко разделили обязанности еще при въезде, не посягали на имущество другого, даже готовили по отдельности, отчего быстро достигли полной гармонии и независимости. Надо сказать, места Рамону досталось чуть меньше, чем Лее. В его комнате всегда царил полумрак и пахло сигаретным дымом. Рядом с рабочим местом Рамона стоял деревянный стул для Леи, слева от стола располагался небольшой деревянный шкаф для вещей, а справа – односпальная кровать. Вся мебель в квартире выглядела старой и потрепанной, что неудивительно – небольшая её часть уже была тут при съеме, а остальное они докупили сами не без помощи родителей.

Что-то в лице Рамона сразу насторожило Лею. Она решила немного понаблюдать за ним молча.

– Выглядишь так себе. Попрощались? – Рамон никогда не пытался скрывать свое настроение, догадки Леи по поводу его состояния сразу подтвердились неестественной усталостью в голосе парня.

– Мне кажется, сейчас у нас в центре внимания совсем другая тема, Рами.

Он замялся, начал колебаться и выглядел, как провинившийся пес, который признает свою вину, но пока непонятно, что именно он натворил. Тут Лея действительно заволновалась.

– Рами, что случилось?! – чуть громче произнесла она.

– Что ты знаешь о том похоронном бюро?

– О каком?

– О том, где, по слухам, делают эвтаназию.

Лея пока не понимала, к чему ведет этот разговор, но ни один из возможных вариантов ей не нравился, особенно учитывая психическое состояние Рамона. Несмотря на свои подозрения, Лея честно ответила:

– Десять лет назад, или вроде того, какой-то странный мужчина вещал по телику о том, что в одном из похоронных бюро города проводят незаконную эвтаназию. Он боялся раскрывать информацию, твердил, что ему угрожают, а через неделю после выхода шоу погиб. В его доме нашли записку, оставленную на случай смерти. В ней было и название бюро, и сотрудники, и всё такое. Говорят, полиция так ничего и не нашла. Многие до сих пор верят в то, что все это правда. Я в свое время вообще обошла все похоронные бюро города и не по одному кругу. Кто-то склоняется к тому, что люди там пользуются кодовыми словами или типа того, кто-то верит в мистику, а кто-то думает, что бюро уже давно этим не занимается. Реальное уголовное дело просуществовало недолго, его быстро закрыли, и теперь оно пылится где-то в архивах. Дикие фанаты интриг постоянно дополняют эту историю тем, что человека, который все-таки сможет докопаться до правды, ждет неплохое денежное вознаграждение за молчание, – Лея отчеканила это, всем своим видом стараясь донести до Рамона свое безразличие к вопросу. Она помнила, как в свое время Рамон отказался помочь ей в поисках бюро, да еще и назвал ее ребенком, витающим в облаках.

– Ты все еще веришь в это? – с интересом спросил Рамон. Сейчас он выглядел, как карикатурный герой рекламы, который выпил слишком много кофе и теперь его энергии хватит на весь город.

– Один человек явно дал мне понять, что я занимаюсь «какой-то херней», но знаешь, я думаю, что в нашей жизни все возможно, Рами. Если я скажу сейчас, что не сидела часами на конспирологических форумах – я совру, – Лея без спроса потянулась к пачке сигарет, которая лежала на привычном месте около клавиатуры, – а теперь расскажи мне, что все-таки случилось.

– Если бы ты узнала, что все это правда, ты бы стала продолжать поиски?

Лея с недоверием посмотрела на Рамона, а затем зажгла сигарету. Она не любила тот бренд, что курит Рамон, но других все равно не было. Лея ответила только после первой затяжки:

– Сегодня Юра предложил мне рассмотреть вакансию частного детектива. Я скажу так: если бы мне заплатили, я бы еще подумала, но я не хочу просто так совать нос не в свое дело. Мне не пятнадцать лет, чтобы гнать на чистом энтузиазме и, черт подери, что вообще происходит?!

– Я просто… – Рамон будто взвешивал все за и против. У него бегали глаза, он будто считывал что-то со своей сетчатки и выглядел безумным. – Просто вспомнил об этом, вот и все.

– Ты считаешь меня дурой? Думаешь, я ничего не замечаю? – надавила Лея, сделав очередную затяжку. Она не хотела прозвучать грубо, но вышло именно так.

– Я считаю тебя достаточно умной для того, чтобы не спрашивать об этом сейчас, давай поговорим завтра.

– Хорошо, – Лея выдохнула. Она привыкла к тому, что Рамон часто заканчивал темы, которые сам же и начинал, – хорошо… С Юрой мы попрощались. Утром он улетит.

– Правильно, что ничего ему не сказала. Лишние чувства – лишние проблемы. Тем более мы оба понимаем, что ты бы перегорела уже через секунду после признания, – Рамон сказал это с издевкой, стараясь как можно быстрее разрядить напряженную остановку.

– Ты прав.

Лея встала и пошире открыла окно, чтобы проветрить комнату и выгнать дым, затем достала еще две сигареты из пачки, протянув одну Рамону.

– Надеюсь мы поговорим завтра нормально, а не как всегда.

Она села на свое место, и они продолжили курить молча. Затем друзья пожелали друг другу спокойной ночи, и Лея ушла в свою комнату.

Она включила ночник в форме полумесяца, который окрасил комнату в голубой цвет, приоткрыла форточку, чтобы охладить комнату перед сном, и ушла в ванную смыть макияж, уже успевший стереться в нескольких местах. В комнате Леи всегда пахло ароматическими свечами или маслами, чаще всего витали цветочные или цитрусовые ароматы. Несмотря на любовь к ярким краскам, комната была оформлена в белых и черных тонах. Белые стены контрастировали с черным паркетом, белый туалетный столик – с черным шкафом, а белая кровать – с высоким черным светильником, единственным предметом интерьера, который принадлежал Лее. Она несколько раз думала о ремонте, но против данной затеи была хозяйка квартиры, да и цена вопроса смущала. Чтобы хоть как-то скрасить положение, Лея добавила сюда несколько своих ярких причудливых игрушек на кровать, коврик цвета радуги посередине комнаты, ловца снов у окна, разноцветные светильники и несколько комплектов пестрого постельного белья.

Лея долго не могла уснуть. Такое иногда случалось у нее после перенасыщения новостями и разговорами. Она взяла в руки телефон и еще раз пожелала Юрию хорошей дороги, попросив написать сразу после приземления.

Из соседней комнаты послышались звуки электронной музыки. Рамон снова сел за работу.

***

После окончания магистратуры каждый день Леи стал похож на предыдущий: она вставала в девять утра, шла в туалет, чистила зубы, завтракала и уходила обратно в комнату выполнять очередной заказ. После работы она обычно какое-то время читала или же разрабатывала дизайн новой серии игрушек. Три раза в неделю по вечерам Лея тренировалась дома, а еще иногда ходила в клубы или кафе со своими бывшими одногруппниками или знакомыми из университета.

Рамон вставал на два часа позже Леи, совершал примерно те же утренние процедуры и тоже шел работать к себе. Однако в отличие от Леи он не испытывал никакого удовольствия от физических упражнений или встреч с малознакомыми людьми, поэтому если и выходил из дома, то только за продуктами – и то вместе с Леей. У Рамона был еще один старый школьный друг, но все встречи парень предпочитал проводить в квартире. «Здесь тепло и уютно. Всегда есть еда, а если и нет, ее можно заказать. Здесь отличный интернет, все свои. Зачем мне идти куда-то еще?» – так объяснял Рамон свое гостеприимство.

Пересекались соседи либо за обедом, либо за ужином, либо поздно ночью, если Лее становилось слишком одиноко.

Лея не хотела признавать, что вязание стало ее основным заработком, но, судя по тому, что все чаще она работала по восемь часов в день, так оно и было. Иногда она могла за один день связать 5 полноценных игрушек разных размеров. Чувства при этом она испытывала противоречивые.

Сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих: Лея проснулась, позавтракала, проверила социальные сети и села работать. В роли шума на фоне ей служили комедийные сериалы, потому что тишина, как ни странно, сбивала настрой. Вязала Лея сидя на полу. Туда же на пол клала всю пряжу и ноутбук, чтобы не приходилось ни за чем тянуться.

В десять утра Лея получила сообщение от Юрия: «Долетел. Все в порядке. Наберу позже». Невольно у нее на лице появилась улыбка.

Лея испытывала к Юрию особые чувства. В какой-то момент они оба выбрали крепкую дружбу вместо сомнительных отношений. Лея до сих пор была влюблена в Юрия. Она никогда не думала, что будет влюблена в кого-то так долго. Чтобы эти чувства испарились безвозвратно, ей хватило бы даже самого сухого и бездушного признания от Юрия, но тогда он уже не смог бы написать ей, как долетел, с кем увиделся, о чем думал, пролетая над городом. Лея считала, что находится в ловушке. «Пускай, – думала она, – так даже интереснее».

Около одиннадцати утра ей написал Рамон. Он всегда предупреждал о том, куда уходит и на сколько. Лея помнила об их ночном разговоре и собиралась поговорить с другом сразу после его возвращения домой.

В два часа дня входная дверь отворилась. Лея в этот момент стояла на кухне и разогревала на обед вчерашние макароны с сыром, поэтому сразу услышала шаги в коридоре и вышла встречать Рамона.

Его вид показался ей более беспокойным, чем вчера: глаза не бегали в разные стороны, тело было расслабленным, даже чересчур, будто у Рамона не было сил стоять на ногах и держать спину прямо. Он прошел из коридора на кухню, понимая, что сейчас будет разговор.

– Ты хочешь есть? – спросила Лея, поставив свою порцию на стол.

– Не особо, я лучше выпью кофе. Не вставай. Сам поставлю.

Лея боялась предположить, что же так сильно встревожило Рамона. Она начала есть макароны с курицей, ожидая, что Рамон вот-вот заговорит. Висевшая тишина выматывала, на ее фоне любой посторонний звук казался в два раза громче. Рамон сделал себе крепкий кофе без молока, добавив в кружку дольку лимона. Лея терпеть не могла подобных извращений и скривилась в лице, когда представила, каков этот напиток на вкус.

– Ну? – не выдержав, спросила Лея, как только Рамон сел напротив нее.

Парень тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.

– Я долго думал, имеешь ли ты право знать. В отличие от остальных ты не поверишь в любую из возможных причин смерти. Это парадоксально, ведь мы оба знаем, что я склонен к суициду, и все же ты не поверишь, начнешь докапываться до правды, затем ничего не найдешь, снова разочаруешься в своих способностях. Ну, типа… Не хочу, чтобы ты разочаровывалась в себе. В общем, Лея, похоронное бюро существует. Я хожу туда уже две недели. Еще через две недели меня не станет.

Лея посмотрела на Рамона, выпучив глаза. В ее руке застыла вилка с парой макарон, на лице читалось недоумение.

– Шутишь? – с недоверием спросила она.

– Вообще нет.

– Если шутишь, я тебе этого не прощу.

– Я похож на человека, который будет шутить о таком? – почти шепотом буркнул Рамон оскорбленный тем, как восприняты его слова.

Лея замолчала. Она схватилась за перстень, но сразу остановила себя и теперь сидела неподвижно, анализируя весь их разговор, начиная со вчерашнего дня.

– Как давно ты был у психиатра? – холодно спросила она. В интонации слышался упрек.

– Несколько месяцев назад.

– Почему, в чем проблема?

– Не вижу в этом никакого смысла, – Рамон не поднимал на Лею глаза. Он крутил кружку по часовой стрелке и внимательно следил, как лимон плавает в кофе.

– Значит, это был плохой специалист…

– Сколько мне еще нужно поменять специалистов, чтобы доказать тебе, что дело не в них?! – перебил Рамон, наконец, переведя взгляд на Лею. – Я каждый день просыпаюсь и прилагаю кучу усилий, чтобы встать с кровати. Я никогда не буду счастлив с кем-либо, потому что кроме тебя я не встречал людей, способных разглядеть что-то за моим лицом или телом, а если и встречал, то всегда обламывался. Какой смысл тогда? Для кого все это?  – Рамон впервые так эмоционально говорил о себе. Обычно он отвечал коротко, чаще лгал, лишь бы никого не волновать.

– Хотя бы для меня, и для своей матери… – начала было Лея, но Рамон перебил ее смешком.

– Для матери? Помнишь как-то раз вечером, когда нам еще лет по четырнадцать было, я написал тебе, что если тебя не будет рядом, я не выдержу и что-нибудь сделаю с собой?

Лея кивнула.

– В тот день мама напилась и сказала мне, что это я виноват в ее несчастьях, она размышляла об упущенных возможностях, причиной которых был только я. До сих пор я делаю вид, что типа ничего такого не было, а она даже не помнит о сказанном. Когда я это услышал, одна из причин жить для меня исчезла. Так что мама ничего, переживет.

Лея с осуждением посмотрела на Рамона.

– Я не знаю, куда ты там ходишь и чем тебе промывают мозги, но я не позволю тебе что-либо сделать с собой.

– Ты будешь запирать меня в комнате? Может, еще в психушку сдашь? – спросил парень без упрека и колкости, но Лея восприняла эти слова совершенно иначе.

Ее вмиг захлестнула какая-то неудержимая злоба. Лея резко поднялась со стула, отбросив его в противоположном от себя направлении. Рамон знал эту ее особенность и даже не пошевелился, но все же почувствовал себя виноватым.

– Ты вообще понимаешь, что сейчас сказал? Если надо будет, то да, я тебя запру и сдам в психушку, но я не позволю тебе просто взять и покончить с собой! Какой абсурд, Рами! Думаешь, ты мне честь какую-то оказал, выдав секретную информацию, или о чем ты вообще думаешь?!

– Не кричи. Ответь на вопрос. На один вопрос. Спасая меня от самоубийства, кому ты делаешь лучше: мне или себе?

Лея замолчала. Она продолжала стоять около стола и пыталась правильно сформулировать мысли. Лея тяжело дышала, было видно, как поднимается и опускается ее грудь.

– Лучшее, что ты можешь для меня сделать – это дать мне спокойно умереть, – продолжал Рамон. – Смерть куда приятнее жизни в одиночестве и, уж тем более, в психушке. Ты там хоть раз была? Знаешь, как там обращаются с людьми? Хочешь меня туда отправить? Это все ради себя, Лея, не ради меня. Мне неважно, сколько я зарабатываю сейчас или заработаю в будущем. Я объезжу весь мир, сделаю себе кучу пластических операций, чтобы быть менее уродливым, найду себе кого-нибудь с низкими запросами, но так и останусь несчастлив. Я типа рассказал тебе обо всем только потому, что уверен в тебе, в твоей поддержке. Не хочу оставлять тебя в неведении.

Лея почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она молча ушла к себе в комнату, оставив на кухне разогретый, но недоеденный обед, и своего друга, который, подобно еде, тоже был разогрет этим разговором, и теперь постепенно приходил в себя. Рамон прибрался на кухне и вышел оттуда, рассчитывая, что разговор продолжится у него в комнате.

Лее казалось, будто в квартире не хватает воздуха. Она быстро надела джинсы и свитер, накинула верхнюю одежду и практически выбежала из дома. Лея знала, что их следующий разговор должен закончиться каким-то решением.

Ей все никак не удавалось осмыслить услышанное, и казалось, что вряд ли когда-то удастся. В голове звучал вопрос Рамона: «Кому ты делаешь лучше?». Ответ не нравился самой Лее и только больше ее подстегивал.

Лея знала, что решение уже принято, и приняла его не она сама. Ее раздирало. Речь шла даже не о том, отступать Лее в этой борьбе или нет, а о том, какие усилия ей потребуются, чтобы отступить.

Легкий морозный ветер покалывал щеки. Лея нацепила куртку не по погоде и чувствовала свою ошибку, так что душевные страдания дополнялись физическими. На самом деле она злилась не на Рамона за его слова и мысли, а на себя. Только на себя и, конечно, на его мать, которая сыграла большую роль в таком решении сына. Лея не хотела возвращаться, потому что там, в квартире, диалог продолжится, но сейчас, пока она капюшоном закрывает лицо от ветра, диалог отодвигается, будущего словно не существует. Удивительно, но в голове Леи не возникло ни единого вопроса по поводу бюро, ни единого сомнения. Рамон предупредил ее о вечной разлуке, фактически о том, с чем она не сможет смириться никогда.

Лея выдержала на холоде только сорок минут, и, хотя могла бы простоять так и дольше, вернулась в квартиру из-за необходимости поставить точку.

Рамон ждал ее. Он сидел на слабоосвещенной кухне напротив окна и рассматривал пачку сигарет, которую достал специально для подруги. Он не выглядел сломленным и это, наверное, отличало его от многих людей в аналогичной ситуации. Он мог выглядеть сейчас подавленным, обиженным, задумчивым, но только не сломленным, потому что настолько привык быть сломленным, что уже воспринимал это как свое обычное состояние, не способное влиять на выражение лица или положение тела.

Лея сразу заметила его, когда вошла. Между коридором и кухней не было дверей, и чтобы разглядеть человека, не требовалось особых усилий. Рамон, услышав шум в коридоре, поднял глаза и встретился взглядом с Леей.

Подойдя к кухонному столу, она сразу потянулась за сигаретой. Рамон тут же отозвался на движения ее рук и достал сигарету из пачки быстрее, чем Лея успела дотянуться. Они действовали слаженно, именно так, как привыкли действовать люди, которые давно живут вместе.

Рамон не торопил Лею. Они оба наслаждались дымом, наполнявшим комнату и легкие, и были сосредоточены на этих мгновениях. Если бы у Рамона спросили, что больше всего похоже на счастье, он бы достал сигарету из пачки и отдал ее говорившему. Зрелище это было удивительным и одновременно удручающим.

– Так значит, две недели? – голос Леи так внезапно нарушил тишину, что Рамон невольно вздрогнул.

– Да, – ответил он.

– Как это случилось? – голос Леи напоминал Рамону строгую учительницу, которая хочет выяснить у непослушного ученика причину его выходок.

Ему не потребовалось много времени, чтобы вспомнить историю целиком или уточнить про себя детали. Он был готов к такому вопросу.

– Мы же оба не сомневались в том, что история, рассказанная каким-то странным челом реальна, хоть я и не показывал этого. Не подумай, я не пытался намеренно что-то разыскать или типа того, ну, потому что даже на массовую оргию попасть не так просто, а тут вообще подпольная эвтаназия! Хе, я помню те две недели, а может и больше, когда ты была одержима загадочным похоронным бюро и пыталась что-то найти в интернете. Я хз, кто тоже не пытался что-то найти. Типа: «Вау! Вот это история. Я буду первым, кто накажет виновных и получу свою награду! Ну или пулю в лоб». Хотя меня последний вариант привлекает даже больше… Ты знаешь, что я давно занимаюсь благотворительностью. Езжу в детские дома, больницы и все такое. И ты помнишь Веру. У нее был лейкоз в стадии ремиссии. Каждый свой здоровый день она помечала в календаре, потому как знала, что рак вернется. И да, он вернулся. Месяц назад я видел ее в последний раз. Пытался как-то поддержать, но она сказала: «Не надо, Рамон. Мы же взрослые люди». Я типа мало с кем делюсь своим душевным состоянием, я бы и с Верой не делился, но она всегда была откровенна со мной, и я просто, ну, отвечал ей взаимностью. Это я к тому, что она знала о моих проблемах, и в свой последний день она почему-то решила предложить мне «помощь». Она сказала: «Не переживай за меня. Я умру спокойно, я это знаю. И если вдруг тебе станет совсем невмоготу, я хочу, чтобы ты тоже умер спокойно». Сказала, что мне нужно идти в «Мортем»…

– «Мортем»… – будто завороженная повторила Лея. «Мортем» был одним из самых популярных похоронных бюро в городе. Именно с него Лея начала свои поиски и именно оттуда ушла быстрее всего, уверенная, что искать надо совсем не там.

– Ну да. Я, если честно, даже не удивился особо, когда услышал именно про «Мортем». Так вот, она дала мне номер Кларисы, это женщина, которая работает с такими, как я, сказала позвонить ей, произнести что-то вроде кодовой фразы. Вера попросила никому не рассказывать о нашем разговоре, но видишь, как бывает, – Рамон вздохнул, – через неделю Вера умерла. Еще через дней пять я позвонил туда. После фразы «мне нужна помощь» Клариса назначила встречу. На самом деле там довольно уютно, это что-то типа больницы, в которой для тебя заведомо готовят гроб. Хех. Да ты и сама знаешь, как там внутри. Я пришел, подписал бумаги, расплатился и с тех пор хожу к психотерапевту. Мне дали месяц на отказ, но осталось две недели, и я как-то не собираюсь давать заднюю. Мне нравится мой психотерапевт. Ричард интересный человек, – Рамон замолчал не несколько секунд, кивая каким-то своим мыслям. – Обычно они называют причину смерти, исходя из диагноза или вредных привычек, но, если человек знает, что, ну типа, его точно не будут искать, можно просто оставить записку о том, что ты уехал. Я так и собирался сделать, но прямо на этом этапе понял, что ты не поверишь. Я не хочу, чтобы мама знала, что я умер, но я также не хочу, чтобы ты ломала голову, что со мной стало, и именно поэтому я принял решение просто все тебе рассказать.

Во время рассказа Рамона Лея вела себя спокойно, временами казалась даже безучастной, но внимательно слушала друга, иногда прищуривая глаза на особенно любопытных для нее моментах. Она сидела, оперев локти на стол, а подбородок на ладони.

– Честно? Я не знаю, что тебе ответить, Рами. А если еще честнее, я никогда не смогу тебя понять.

– А зачем мне понимание? Я просто хочу, чтобы ты приняла мое решение и не винила себя. Вот что для меня самое главное.

Лея стала разглядывать Рамона, его выражение лица, положение тела. Он говорил о том, чтобы Лея не чувствовала вину, но при этом сам казался виноватым.

– Я постараюсь смириться с твоим решением. Пока что не могу обещать большего.

Рамон кивнул.

– Мне больше ничего и не надо, Лея, – он замолчал, а затем резко продолжил, будто его что-то осенило. – У меня к тебе одна просьба. Я оставлю тебе все пароли: от телефона там, от соцсетей. Я не могу быть объективным в отношении матери, но я знаю, что ты сможешь. Я каждый месяц отправлял ей определенную сумму денег, чувствовал какой-то странный долг перед ней, но в последнее время стал четко осознавать, что деньги – единственная причина, по которой она мне звонит. Мне не хватило времени, чтобы разобраться в этом самому. Подробнее мы это обговорим позже, просто я надеюсь, что ты не откажешь мне в помощи.

Лея с непониманием посмотрела на друга.

– Но ведь ты даже не узнаешь правду, к чему тогда это?

Рамон тепло улыбнулся в ответ.

– Главное, что ты узнаешь. За две недели я собираюсь выполнить еще несколько заказов, и, типа, если добавить эти деньги к уже накопленным, то выйдет неплохая такая сумма. Я все оставлю тебе. Если догадки не подтвердятся, продолжай помогать моей маме, ну а если это все правда, то, типа, оставь все себе.

– Хорошо. Как скажешь.

Повисла недолгая пауза.

– Слушай, – снова начал Рамон. Выглядел он так, будто его вынуждают поднять новую тему, – я хочу задать тебе глупый вопрос.

Лея сделала кивок, приглашая Рамона продолжить.

– Тебе нужны будут данные о «Мортеме»? Ну, люди там, отношения. В свое время ты вроде как мечтала о такой информации…

– Боже, Рами! – перебила Лея, – мы тогда были детьми! Я ничего не хочу слышать ни о «Мортеме», ни о том, что там происходит. Что ты вообще думаешь обо мне?! Что я готова с тобой обсуждать место твоего убийства и, как будто мне все еще тринадцать лет, ковыряться в этой теме? Как тебе вообще в голову такое пришло? – Лея говорила громче обычного, она была оскорблена.

Рамон не ожидал такой бурной реакции на безобидный, как ему казалось, вопрос, его лицо стало настолько испуганным, что Лея сразу замолчала и заняла прежнее спокойное положение.

– Ответь мне, пожалуйста. Мне правда интересно, что творится у тебя в голове.

– Если я отвечу тебе честно, то ты вообще взорвешься. Это ни к чему. Просто сморозил глупость.

Следующие несколько минут друзья сидели в тишине, пока Лея не сказала:

– Пойду в комнату. Подумаю.

Лея не хотела оставаться в квартире, но и не хотела никуда уходить в таком состоянии. Не хотела никому писать, потому что не смогла бы сочинить правдоподобную ложь, но и поговорить с кем-то ее тоже тянуло. Лея взяла в руки спицы с пряжей, села на пол и начала вязать. Ее движения были резкими, сильными, яростными. Она без конца смотрела в одну точку и не совсем отдавала себе отчета в том, что делает. Если бы сейчас у нее отняли спицы, Лея застыла бы в одном положении, не опуская рук и головы. Она анализировала все эти сведения, пытаясь переварить информацию как можно быстрее. Лея все еще не могла поверить в то, что этот разговор случился на самом деле. Такой глупый и невозможный разговор.

Неизвестно, как долго она сидела за работой. Когда солнце ушло за горизонт и освещения стало недостаточно, Лея просто включила свет и вернулась на прежнее место. Она вышла из комнаты только один раз. Голод и жажду можно пересилить, особенно в подавленном состоянии, но мочевой пузырь часто напоминает о себе в самый неподходящий момент.

Впервые за долгое время Лея провела вечер в одиночестве. Она не отвечала никому на сообщения, не решалась выйти прогуляться по городу, она знала, что не сможет отвлечься ни при каких обстоятельствах.

«И вот так я проведу две недели? Нужно быть сильнее. Хотя бы ради Рамона. Но сегодня я не хочу быть сильной».

Из соседней комнаты тоже не доносилось никаких звуков. Сегодня у друзей получился несогласованный день тишины. Много минут молчания в память о том, кто все еще был жив.

***

Когда Лея взяла в руки телефон, тот показывал восемь утра. При всем желании Лея больше не смогла заснуть. Ее сон и так был тревожным и прерывистым, а лучи солнца сделали его совсем невыносимым. С кухни доносилось приятное потрескивание масла на сковороде. Выходит, Рамон встал еще раньше, а может, и вовсе не ложился. Лея предполагала, что он готовит яичницу с беконом. Он обожал яичницу с беконом.

Выглянув на кухню, Лея с удивлением подняла брови: Рамон готовил явно на двух персон.

– Откуда ты знал, что я проснулась? – без злобы в голосе спросила Лея.

– Я не знал, я хотел тебя разбудить. Завтрак перемирия, так сказать, – ответил Рамон, вилкой переворачивая бекон.

Он выглядел бодрым и отдохнувшим. На секунду Лея позавидовала ему, но затем вспомнила о том, что через две недели он будет мертв, и во рту ее появилась неприятная горечь.

– Чтобы помириться, нужно поссориться. Мы не ссорились, Рами, – Лея поджала губы, с тоской вспоминая вчерашний разговор. – Я схожу зубы почищу. Не начинай без меня.

Ее не было всего десять минут. Рамон успел полностью накрыть на стол, положив к верно угаданной яичнице с беконом пару бутербродов с плавленым сыром и чашку горячего кофе. Когда Лея вышла из ванной, в нос ударил приятный аромат кофе и жареной свинины. Солнце, которое пробивалось через панорамное окно с убранными шторами, на миг ее ослепило. Сегодня намечался один из немногих солнечных дней, таких редких в середине декабря.

Поначалу они ели молча, погрузившись каждый в свои мысли. Обычно Рамон управлялся с едой быстрее Леи, но сейчас они оба неспешно ковырялись вилками в тарелках.

У Рамона была удивительная способность хранить молчание в любых ситуациях. Более того, ему нравилось молчать, особенно когда рядом человек, с которым можно помолчать без угрозы остаться непонятым. Лея знала, что сейчас Рамон чувствует себя комфортно и безопасно, но сама переживала тревогу, поэтому решила первая начать разговор.

– Не хочу я так, Рами. Я не смогу делать вид, что все нормально, и играть в молчанку у меня тоже не получится. Вчера я кричала не на тебя, а просто от переизбытка эмоций. Как мне теперь с тобой общаться? Как мне вообще на тебя смотреть? – голос ее звучал хрипло, во рту пересохло, но у Леи не было сил даже на то, чтобы это исправить.

– Я не умру. Я просто уеду. Думай о том, что я просто уеду. Признайся, ты же все еще не веришь, что я умру?

– А ты сам-то веришь?

– Нет, – с легкостью в голосе ответил Рамон. По странной иронии, сейчас он казался счастливее, чем когда-либо.

2

Следующие две недели Лея провела почти только с Рамоном: они каждый вечер выходили гулять, успели зайти на несколько выставок, побывать в ресторанах, которые часто откладывали на потом. Они провели целую ночь на кухне за разговорами и сигаретами, а через пару дней разорились на настоящего краба и сварили его к любимому пиву. Рамон тогда впервые попробовал краба. После небольшого куска нежнейшего мяса он сказал: «Если после смерти я не буду есть крабов, то зачем мне тогда вообще умирать?!»

Несколько раз Лея брала с собой Рамона на встречи с «людьми, которые мне не по плечу, и с которыми мне будет некомфортно», как выражался Рамон. Лея настаивала на этом, потому что хотела сохранить как можно больше свежих воспоминаний о друге, и Рамон даже не думал сопротивляться. Он считал это меньшим, что может сделать для подруги, которая готова переступить через себя ради его душевного спокойствия.

Лея действительно переступала через себя. Хотя она и смеялась вместе с ним над шутками про загробный мир и старалась выглядеть так, будто свыкается с неизбежностью смерти друга, но иногда порывалась вразумить Рамона, попытаться поговорить с кем-нибудь о его состоянии, сделать хоть что-то, чтобы его страшное решение не воплотилось в жизнь. Но всегда в таких случаях она вспоминала вопрос: «Кому ты делаешь лучше: мне или себе?» – и не могла ответить в пользу друга, а значит и мешать ему она, по такой логике, не могла.

В один из вечеров, за неделю до «того самого дня», как его называла Лея, друзья заговорили о переезде. Оба сошлись на том, что нужно связаться с хозяйкой квартиры и начать собираться, Лее – для реального переезда, а Рамону – для вымышленного. Всю свою одежду он планировал отвезти в пункт гуманитарной помощи, а дорогие ему коллекционные фигурки и комиксы Рамон просто собрал в коробки, чтобы Лее не пришлось делать все самой, превозмогая душевную боль. Он знал, что Лея не позволит себе выкинуть коробки или даже продать кому-либо их содержимое. Одежду – без проблем, в ней меньше эмоциональной связи с человеком, чем в предметах и хобби, которые любил этот человек.

С хозяйкой квартиры проблем не возникло. Поговорив с ней, Лея в тот же день начала искать новое жилье. Поиски затягивать не хотелось, но Лея понимала, что от нее тут не все зависит. В отличие от себя же в восемнадцать лет, нынешняя Лея куда лучше разбиралась в вопросах аренды и, что немаловажно, знала, сколько стоит разное жилье в том или ином районе. Ей повезло найти подходящее место уже на следующий день. Лея фантазировала о том, что придется часами ездить и смотреть варианты в поисках места, подходящего по целому ряду критериев, но остановилась на первом же варианте и не захотела пробовать другие. Она оплатила первый и последний месяц аренды и внесла залог на имущество, предупредив хозяина квартиры, что заселится только через неделю.