Читать книгу: «Предсказательница. Повесть о возвращении к себе настоящему», страница 2
Глава 3
Работа в библиотеке мне пока нравилась больше, чем в моем магазинчике. В книжный магазин в основном заходили люди, которые так или иначе знали отца. Они заводили разговор про него, а мне было очень неловко признаваться, что практически любой житель городка знал этого человека лучше, чем я сама. В санатории персонал заглядывал в библиотеку нечасто, да и сами отдыхающие особо не баловали меня своим присутствием. Хорошо, что зарплата не зависела от количества посетителей. Был маленький, но твердый оклад. В ожидании читателей я сама погружалась в чтение, благо, что выбрать было из чего, и наслаждалась любимым с детства занятием. Это потом я читать практически забросила, а когда-то с удовольствием проводила все свободное время за чтением, уютно устроившись на широком подоконнике в нашей с мамой и бабушкой небольшой квартире. Тишина и запах книг – вот что окружало меня в библиотеке, и это оказалось неплохим лекарством.
Только на обеде в столовой санатория мне приходилось напрягаться и изображать из себя общительного человека. Я понимала, что если не хочу выделяться, то лучше поддерживать непринуждённые беседы, болтая обо всем и ни о чем конкретно, чем молчать и сторониться людей. Мои коллеги, в основном это были женщины, любили обсуждать постояльцев, особенно мужчин. Сегодня главной темой стал новоприбывший гость. И хотя обычно я пропускала подобные разговоры мимо ушей, что-то заставило меня прислушаться.
– Представляете, попросил себе отдельный номер. А у нас-то только на двоих номера предусмотрены, – сказала Лена, которая была администратором.
– И что, ты согласилась? – спросила ее медсестра Варя.
– А попробовала бы ты на моем месте не согласиться, – выразительно взглянула на нее Лена, поставив чашку на столик, – в его голосе было столько, даже не злости, а какого-то ледяного безразличия. Мне он чем-то маньяка напомнил. Слова лишнего из него не вытянешь, на людей не смотрит, куда-то в сторону взгляд отводит. Сразу попросил пригласить того, кто главнее меня, точнее сказал, что обратится к моему начальству. Начальство-то разрешает селить по одному в несезон, но такого почти не бывает, никто не требует. А этот… Пришлось уступить. И чего он людей чурается?
– Надолго остановился?
– Оплатил за четыре недели, потом неизвестно, – задумчиво произнесла Лена. —Слышала, Николай Борисович сказал, что какая-то сложная у него реабилитация. Чего-то с ногами серьезное. Ты знаешь, я ведь трость в его в номере видела, только не ходит он с ней. Гордый какой. Да, все мужики такие, не любят свою слабость показывать. Но ты знаешь, я тут уже давно работаю, как чуть прихватит их, то из своей болячки такого слона готовы раздуть.
– Думаю, этот парень одинок, да так один и останется, слишком уж угрюмый, таких женщины не любят, – с важностью вставила круглолицая Варя. – Если только кто-то от отчаяния не бросится на него.
– Ну не скажи, загадочные и молчаливые тоже женщин привлекают, – возразила вдруг до этого молчавшая Галина из аптекарского киоска.
– Ты, что же, его защищаешь? – хитро заулыбалась Варя.
– А вы, Елизавета Александровна, что скажете? – обратились они ко мне.
– Не знаю, мне трудно судить… Но, думаю, грубое обращение мало кому понравится, – ответила я первое, что пришло в голову. Но почему-то успела почувствовать, что не мне судить этого человека, ведь я даже с ним незнакома.
– Вы правы, грубиян, он и есть грубиян, такие людей отталкивают сразу, – Лена никак не хотела прекращать обсуждение такого яркого, судя по всему, постояльца.
– Вот он идет, – вдруг заметила Варя, и разговор резко прекратился.
В столовую вошел молодой мужчина, лет двадцати пяти, довольно суровой наружности. Скорее впечатление суровости производил хмурый взгляд и то, куда этот взгляд был направлен. В никуда. Трудно было даже определить цвет его глаз: то ли серые, то ли темно-зеленые. Общую картину отшельника дополняла как минимум трехдневная щетина, но темные волосы были пострижены коротко. Видимо, совсем недавно был в парикмахерской.
– А все-таки он привлекательный, – вздохнула моя соседка Галина.
– Молодой только, да и замкнутый чересчур. Представляю, каким он может быть в гневе, – не стала спорить с ней Варя.
Лена на этот раз промолчала.
Маленький парк около органного зала пустовал, хотя концерт должен вот-вот начаться. У меня не было лишних денег на билет, но очень нравился уголок вокруг этого небольшого домика, в котором раз в неделю по выходным играли на органе. Я решила немного посидеть на лавочке, полюбоваться тем, как ноябрьские снежинки кружатся в свете фонарей, а потом пойти домой, тем более там меня, наверно, уже заждался Мефистофель. Уже не в первый раз я приходила к мысли, что пусть жизнь в одиночестве мне и была сейчас необходима, но осознание того, что есть на свете существо, которое меня ждет и которому я нужна, впрочем, как и он мне, грело душу.
– У меня есть свободный билет на концерт.
Я и не заметила, поглощенная своими мыслями, как рядом со мной сел какой-то человек.
Нет, никаких знакомств я не хотела и потому отрицательно покачала головой. В незнакомце я узнала того самого мужчину, о котором уже целую неделю судачил весь женский персонал санатория.
– Вам он ничего не будет стоить. Просто посидите рядом.
– Нет, спасибо, – я попыталась отказаться во второй раз.
В следующее мгновение он положил на скамейку два билета и пошел в сторону, противоположную от входа в органный зал. А я осторожно взяла один билет и все-таки решила послушать орган, тем более что концерт начинался через три минуты. Второй билет остался лежать на лавочке, через несколько минут он станет совсем мокрым, а может улетит куда-то, но мне было все равно.
Внутри зала был полумрак, всего несколько человек сидели на небольших деревянных лавочках, предвкушая органную музыку, а может, и не предвкушая. Может, просто не знали, как убить время в этом маленьком курортном городке. Я же точно собиралась наслаждаться концертом. В прошлой жизни я посещала совсем другие мероприятия и уже успела отвыкнуть от настоящей музыки. Закрыв глаза вместе с первыми звуками органа, я унеслась куда-то далеко, в ту страну, где не было предательства, зато были безопасность и предсказуемость. Несмотря на то, что музыка звучала отнюдь не спокойная и безмятежная, мир звуков все равно ощущался как более надежный, чем реальный.
Когда музыка закончилась, я открыла глаза и увидела рядом с собой мужчину, чей билет взяла со скамейки. Значит, он не ушел, а вернулся и взял второй билет или купил новый. Он следил за мной? А если бы я не пошла, то он тоже не стал бы слушать Баха? Я принялась думать о том, как я сглупила, и идея в последний момент все-таки воспользоваться билетом, была не самой удачной. Почему я не услышала, как он сел рядом?
– Очень хотелось послушать музыку, – словно оправдывался он, хотя в этом не было никакой нужды.
Не зная, что ответить, я едва заметно кивнула и вновь окунулась в мир музыки. Решив не дожидаться окончания концерта, я дослушала ещё одну фугу Баха, а после торопливо вышла из зала и направилась домой. Мне определенно не следовало позволять себе так много в этот вечер.
Через два дня тот мужчина заглянул в мою книжную лавку. Неужели он меня преследует? Я надеялась, что это не так. Надо было тогда отказаться и не брать билет, возможно, сейчас я бы не чувствовала себя так неловко. Однако, похоже, он меня не узнал. Странно все это. Может, он действительно не в себе.
– У вас есть «Жизнь взаймы» Ремарка? – спросил он, даже не обратив внимания на Мефистофеля, который терся о его ноги, привлекая внимание, что было для моего кота большой редкостью.
– Сейчас посмотрю. Что-то Ремарка было, но не уверена насчет этого произведения.
– Да, мне непременно нужна именно эта книга.
Я пошла вглубь магазина, где у меня стоял стеллаж с авторами на букву «Р», мужчина остался возле кассы. Кот тоже не думал идти за мной. Книгу я нашла почти сразу. Оказывается, у меня было только две книги Ремарка. «Триумфальная арка» и «Жизнь взаймы». В наши дни Ремарк уже не пользуется такой популярностью, как раньше. Помню сама его открыла, когда училась в университете. «Жизнь взаймы» была одной из моих любимых.
– Нашла, – радостно сказала я, однако мой посетитель, казалось, вовсе не обрадовался, скорее он стал еще угрюмее, чем был несколько минут назад.
– Вы будете брать напрокат или покупать? – спросила я, надеясь, что все-таки брать напрокат. И не потому, что мне снова хотелось встретиться с этим человеком, просто внезапно мне самой захотелось перечитать книгу.
– Я куплю ее.
– У меня здесь не очень большой выбор, но есть весьма редкие экземпляры. Если хотите почитать более популярные книги, то загляните в библиотеку санатория. Я там работаю, – добавила я и смутилась, насколько это прозвучало двусмысленно.
– Я не большой любитель чтения, – коротко ответил он, заплатив за книгу и, не попрощавшись, покинул мой магазин.
Меня это задело бы. В прошлой жизни. Сейчас манера общаться этого человека была для меня более подходящей и нравилась больше, чем самое любезное обращение., Мы с ним на одной волне. Он своим поведением показывал то, что я скрывала. Неужели у него похожая история или он по жизни такой? В любом случае это не мое дело, я не планировала думать о нем больше, чем пока он был в поле моего зрения, тем более он не местный житель, рано или поздно уедет отсюда домой.
В тот день я явно не рассчитала свои силы, набрав уйму продуктов в местном супермаркете, расположенном практически на выезде из города. Мокрый снег на глазах превращался в дождь, автобуса, как назло, не было, и я решила пойти пешком, сократив путь, но явно переоценила свои возможности по преодолению местной возвышенности, на которой пешеходная дорожка резко поднималась в гору. В итоге не только быстро намокла, но и вынуждена была останавливаться практически через каждые пять метров, чтобы менять пакеты в руках, хотя толку от этого явно немного. Единственное, что меня утешало – я купила очень большой запас наполнителя для кошачьего туалета и в ближайшее время проблема, чем наполнить лоток Мефистофеля, не будет меня заботить.
– Разрешите вам помочь. Я возьму пакеты, а вы сможете открыть зонт.
Около меня остановился мой недавний покупатель книги «Жизнь взаймы». Он был в темно-синем пуховике, капюшон натянут на голову так, что видны только глаза, но я его сразу узнала. Странные смешанные чувства вызывал у меня этот человек. Нет, точно он преследует меня! Но не могла же я его обвинить в этом вслух.
– У меня нет зонта, – ответила я, однако пакеты ему отдала. На мгновение почувствовала теплоту его рук, вероятно потому, что мои были уже ледяными. Вечно я забывала дома перчатки. Он, как и я, был без перчаток, но, видимо, держал руки в карманах.
– У меня тоже нет зонта.
– Знаете, в большинстве случаев при сильном ветре, который здесь совсем не редкость, зонт также бесполезен, как и шуба здешней зимой.
Он ничего не ответил. Всю оставшуюся дорогу до моего дома мы шли в молчании. Немного медленнее, чем я привыкла, но я ведь была без сумок, а мой спутник тащил за меня тяжелые пакеты. Честно говоря, наше молчание меня устраивало. Перед калиткой я уже хотела с ним попрощаться, но неожиданно для себя самой пригласила зайти и выпить горячего чаю.
– На днях нашла здесь потрясающий магазинчик, там столько сортов чая, я купила какой-то со сказочным сочетанием специй и каких-то экзотических фруктов. У него такой запах! – начала зачем-то тараторить я и замолчала, подумав, что начинаю превращаться в свою соседку Евгению Васильевну. Неужели настолько соскучилась по обычному человеческому общению? Иначе почему так отчаянно зазываю к себе в дом этого бирюка из санатория?
К моему удивлению, он согласился. Однако от волшебного чая отказался, сказав, что предпочитает обычный, крепко заваренный черный.
Мы сидели в моей маленькой кухне, пили каждый свой чай и не знали, что сказать друг другу. Впрочем, похоже, мой гость вовсе не испытывал неловкости от затянувшегося молчания. Я тоже не особо переживала по этому поводу. Молчание меня вполне устраивало.
– Наверное, я пойду, – нарушил он первым тишину между нами, поднимаясь из-за стола. – Спасибо за горячий чай.
– Хотите, я дам вам зонт с собой? До санатория путь не близкий, успеете еще раз промокнуть.
– Не стоит.
Понимаю, он просто не хотел больше со мной встречаться. Впрочем, учитывая размеры городка и тот факт, что я работала в там, где он жил, этого было практически не избежать. Правда, при отсутствии обязательств мы оба могли сделать вид, что незнакомы.
– Меня Кирилл зовут, – сказал он, когда я почти уже закрыла за ним дверь, а затем, остановив взгляд на моем свитере из чёрной мериносовой шерсти, спросил: – Черный цвет ваш любимый?
– Сейчас да. Помогает быть незаметной, – зачем-то добавила я, забыв при этом назвать свое имя. Интересно, он знает, как меня зовут, или ему все равно?
Да, у меня в гардеробе было две пары темно-синих джинсов, два черных свитера и черный пуховик. Я даже себе не признавалась, что черный цвет в моей одежде преобладает. Сам же Кирилл всегда ходил в одной и той же красной клетчатой рубашке. У него их несколько, или носит все время одну? Почему меня это заботит? Вряд ли потому, что его гардероб, как и его нрав, стал предметом обсуждения моих коллег. Не удивлюсь, если они и мою одежду обсуждают.
И только когда мой гость ушел, я вспомнила, что говорили тогда женщины про него в столовой – он должен был ходить с тростью, но почему-то этого не делал. А я его сумками своими нагрузила. Вот почему он шел так медленно. Подбежав к окну, я увидела, как Кирилл идет по нашей короткой улочке, немного хромая. Что же с ним произошло? Похоже он не доверял не только людям, но и самой жизни. Не знаю, как я это почувствовала. А еще наконец разглядела цвет его глаз. Они были карие.
Глава 4
В декабре ветер разыгрался ни на шутку, который сносил все на своем пути. Я еле-еле доплеталась до работы, а обратно он гнал меня уже в спину. Возможен был и обратный сценарий. Но как-то первый вариант преобладал, словно ветер чувствовал мое настроение и дул в унисон.
Тем вечером, сама не знаю, что на меня нашло, я решила сходить к морю. Честно говоря, за пару месяцев, что я здесь жила, у меня редко возникало настроение смотреть на эту бесконечную, чаще всего серую, воду. Солнце пока в городке было не таким частым гостем, как хотелось. Наверно, в моменты прогулок я как никогда остро чувствовала свое одиночество. Особенно, если встречала парочек, держащихся за руки или обнимающих друг друга. А ведь сначала идея прогулок по променаду меня очень вдохновляла, но помню, что после второй такой вылазки у меня неожиданно настолько резко испортилось настроение, и накатило что-то похожее на депрессию, что море я стала избегать, хотя и чувствовала его присутствие рядом постоянно.
Спуск к морю располагался совсем недалеко от моего домика. Надо было только пройти мимо одного фешенебельного отеля, а потом спуститься по крутой деревянной лестнице. По дороге мне не встретилось ни одного человека. Конечно, в такой шторм все сидят дома и пьют горячий чай. «Вот спущусь вниз, глотну морского воздуха и бегом домой, – думала я, дрожа от холода, ветер буквально пробирал до костей. – И чтобы дома на коленях сидел мой Мефистофель, мурлыкал свою песенку, а у меня в руках книжка, и ветер завывал за окном, а не прямо над ухом».
Начинало темнеть. Даже стало как-то не по себе. Я быстро миновала почти две трети пути, а на последних ступеньках меня накрыла волна. Кажется, я упала. Дальше не помню.
Я очнулась на лавочке, что была выше по лестнице. Меня прижимал к себе и что-то приговаривал, словно убаюкивая, какой-то мужчина. Я потеряла сознание? Кто этот человек? Открыв глаза, я попыталась разглядеть спасителя. Хотя, по звукам голоса уже догадалась. Кирилл. Я попыталась приподняться и спросить, что же произошло.
– Не стоило этого делать, – произнес он, как только увидел, что я пришла в себя.
– Честно говоря, я не знала, что волны сегодня такой высоты.
– Или знали? – он пристально смотрел на меня.
Я попыталась сесть и мне это удалось.
– Что вы имеете ввиду?
– Я тоже когда-то не хотел больше жить.
– Что?! – я была в большом изумлении. Он, что же, думал, что я хочу покончить жизнь самоубийством?
– Вы ошиблись, – попыталась я сказать как можно более спокойнее, хотя внутри все клокотало от возмущения. – Знаете, именно сейчас я чувствую себя как никогда более живой, чем за все последние месяцы.
Он кивнул головой.
– Да, мне это знакомо. После столкновения со смертью отчаянно хочется жить. Но потом уже другое отчаяние начинает накатывать с новой силой.
– Почему вы решили, что мне незачем жить?
– Ничего не знаю наверняка, просто почувствовал. Мне показалось, что мы очень похожи.
– А что вы здесь делали? – я подозрительно посмотрела на него. – Следили за мной?
Кирилл усмехнулся.
– Зачем мне такая же калека, как я? Мне кажется, вдвоем нам будет еще тяжелее, чем по одиночке. Мы друг друга просто не вытянем. Утонем оба. В прямом и переносном смысле.
Мне резануло слово «калека», тем более я не считала себя такой же, как он. Хотя… Я ведь почти не знала его историю.
– Здесь я бываю почти каждый день. Меня притягивает море, – продолжил он, не дождавшись моего ответа. Впрочем, он не оставил мне даже маленькой паузы, чтобы вставить хотя бы слово. – Почему здесь? Предвижу ваш вопрос. Здесь закрыт спуск. Лестница находится в аварийном состоянии. Не заметили? – спросил он, поймав мой удивленный взгляд. – Поэтому никого нет. Мне чем меньше народу, тем лучше. В присутствии других я задыхаюсь. Вы – единственный человек в этой жизни, в присутствии которого я чувствую себя более-менее способным дышать.
Подозреваю, что он уже давно так много не говорил.
– И вы здесь…?
Я никак не могла заставить себя произнести слова о самоубийстве. Но он понял меня и без слов.
– Нет, здесь я уже не пытался.
– Пытались раньше?
И кто меня за язык тянул?
– Оставьте. На этот вопрос я не ответил даже психотерапевту.
– Становится очень холодно. Все-таки такой ледяной душ я принимала впервые в жизни. Надо идти домой, – сказала я, вставая со скамейки. – Вы тоже весь мокрый, так можно и воспаление легких схватить. Зайдете обсохнуть и попить горячего чаю.
Я даже не спрашивала его, а просто говорила как о непреложном факте.
– Похоже, это становится доброй традицией, – усмехнулся Кирилл, впрочем, особой радости и веселья в его ответе я не заметила. И не поняла, согласен он или нет. Все-таки скорее да, чем нет. Иначе зачем тогда упоминал о традиции?
– Расскажете свою историю? – спросила я, когда мы снова сидели на моей кухне. Мефистофель, как я и мечтала, устроился у меня на коленях, в руках у меня была чашка горячего чаю.
– Не думаю, что это будет увлекательно. Может, лучше вы?
Я замолчала и долго не решалась нарушить возникшую тишину. Вот так взять и рассказать ему все? Но, может, это для меня шанс выговориться? Я ни с кем не делилась своей историей, а он скоро уедет отсюда. Я набрала воздуха и начала свой рассказ.
– В один прекрасный майский день, когда вокруг были разбросаны ковры желтых одуванчиков и зацветала сирень, родилась одна маленькая девочка, которую ждала только одна мама, – начала я. – Ее папа никогда не жил с ними, и долгое время она считала его утонувшим, пока он на самом деле не умер. Девочка росла в любви, маминого обожания и бабушкиной ласки было ей вполне достаточно. До определенного возраста она считала себя центром Вселенной. Уже потом, позже, ей пришлось пережить крушение своего мира, но большая часть детства была вполне счастливой. Росла она любознательным и любопытным ребенком. Любила читать, играть с подружками и сочинять истории. Она мечтала стать писателем, когда вырастет, а еще мечтала научиться кататься на коньках. У всех ее подружек были коньки, а у девочки не было. В то время их было практически не достать. Как-то сердобольный сосед принес ей какие-то страшные мужские коньки, на пару размеров больше, чем нужно. Девочка попыталась их надеть, вышла из дома, кое-как дошла до первого дерева, шкандыбая в неудобных ботинках, проплакала, обняв то ли липу, то ли ясень, а потом сняла коньки и босиком вернулась домой, уже больше никогда не пробуя встать на них.
Впервые она влюбилась в четырнадцать. Это был мальчик двумя классами старше. Они почти не разговаривали и никогда не оставались наедине. Но он жил в ее душе несколько лет, пока она не закончила школу и не поступила в университет на филологический. В отличие от желания научиться кататься на коньках, от мечты стать писателем она отказалась не так быстро.
Второй раз она влюбилась в своего будущего мужа. Все было очень банально, они пошли с подружкой на дискотеку. У подружки был день рождения, а у нашей героини появился первый настоящий кавалер. Он приехал в гости в их город к своей бабушке, друг детства затащил его в местный клуб. Подружка сначала обижалась, что завидный жених достался не ей, но потом успокоилась, когда спустя пару месяцев ее личная жизнь также вполне благополучно устроилась.
Они поженились, когда она училась на последнем курсе. Юноша был из состоятельной московской семьи, на несколько лет старше ее. Она ездила к нему на каникулы, а после свадьбы переехала к нему в столицу. Он оказался очень предприимчивым и вскоре стал зарабатывать деньги, которые его родителям и не снились. Она после декрета не вышла на работу в свою школу, а стала сидеть дома и заниматься дочкой. В принципе такая жизнь ее вполне устраивала. Она имела все, что только могла пожелать. Заботилась о муже и ребенке, они много путешествовали, посещали театры и рестораны. Скучать ей было некогда. Она думала, что счастливее ее на свете никого нет. Муж был любящим и заботливым, дочка радовала, училась хорошо и никаких хлопот не причиняла, даже в подростковом возрасте. Школу закончила с золотой медалью, уехала учиться заграницу.
Тут я замолчала. Хотя вся моя последующая жизнь могла уместиться всего в несколько строчек, озвучить их было очень тяжело. Вместо продолжения истории я встала и поставила чайник, он уже совсем остыл. Мне хотелось выпить горячего. Как жаль, что я совсем не пью алкоголя.
Кирилл не торопил меня. Он смотрел в окно, и даже складывалось такое ощущение, словно он совсем меня не слушал, а был где-то далеко.
– Все рухнуло в июле. Дочка уехала в Англию, чтобы успеть пройти там дополнительные курсы языка, мы поехали вместе с ней, а муж сразу после нашего приезда от дочки, признался мне, что у него давно другая семья, в которой подрастают два сына. Он очень хотел обеспечить счастливое детство своей любимой Верочке, а теперь, когда она уже жила не с нами, больше не считал нужным притворяться и изображать счастливых супругов. Пожелал мне поскорее выйти замуж, а сам ушел. Через месяц мы развелись.
Кирилл вдруг неожиданно посмотрел на меня и рассмеялся. Да что с ним такое? Он вообще нормальный человек?
– И это все? – со странным смехом спросил он.
Не знаю, послышалось мне или нет, но мне показалось, что в его смехе была злость.
– Что – все? – в свою очередь непонимающе спросила я.
– От вас всего лишь ушел муж?
Мне хотелось закричать, ударить его и выгнать вон! Он, видимо, совсем не соображал, что говорил. Я открыла перед ним душу. А он оказался таким черствым циником.
– Наверное, вам уже пора в санаторий, – это единственное, что я могла сказать в ответ на его вопрос.
– Извините, ошибся, – сказал он, когда я в молчании смотрела, как он одевается. – Мы, действительно, с вами совсем не похожи. И наши жизни тоже.
Как только он ушел, я наконец дала волю слезам и плакала, должно быть, часа два. Плакала не только по тому, какая я несчастная и меня никто не любит, а еще и потому, что в очередной раз убедилась – верить и доверять никому нельзя. Я захотела уволиться из санатория и никогда больше не видеть этого отмороженного Кирилла. Перед кем я открыла душу? Перед каким-то бесчувственным чурбаном!
Ночью я поняла, что у меня поднялась температура, и я заболела после неожиданного зимнего купания. Как назло, таблеток дома не было. Утром, когда еще даже не рассвело, я позвонила своей соседке и попросила принести что-нибудь жаропонижающее, сама я не могла встать даже с постели, еле доползла до туалета.
Евгения Васильевна прибежала через пятнадцать минут. Принесла не только парацетамол, но и мед с молоком. У меня едва хватило сил открыть ей дверь, рассказать, что со мной случилось, исключая упоминание про Кирилла, выслушать ее причитания и даже попросить оставить меня по причине того, что очень хотелось спать.
– Дорогая Лизавета, не переживай, таблетка скоро подействует, – в привычной манере протараторила соседка, уже стоя в дверях. – Я сейчас приготовлю куриного бульону, только вчера купила свежую курочку, а в обед принесу тебе подкрепиться.
– Спасибо, Евгения Васильевна, я причиняю вам столько хлопот.
– Дело соседское, заболеть каждый может. На то мы и соседи, чтобы выручать друг друга. Давай я возьму запасной ключ, тебе вредно лишний раз вверх и вниз бегать, отдыхай лучше. На магазин повешу табличку, что сегодня он не откроется.
Видимо, она поняла, насколько мне плохо, что не стала долго задерживаться и расспрашивать о том, как меня угораздило оказаться поздно вечером на закрытом спуске к морю.
Вскоре я снова задремала, и мне приснился странный сон, будто я стою на залитой светом площадке изо льда. На моих ногах – коньки серебристого цвета. Я пытаюсь сдвинуться с места, но у меня ничего не получается. Через какое-то время понимаю, что лезвия коньков застыли во льду, и я не могу ни на сантиметр сдвинуть их. Пытаюсь снять ботинки с ног, но и эта попытка оказывается тщетной. Я начинаю кричать, паника охватывает меня, на площадке гаснет свет, слышится чей-то страшный смех, и я просыпаюсь.
Проснувшись, я услышала, что внизу кто-то есть. Евгения Васильевна, наверно, принесла обещанный бульон. Посмотрела на часы. Уже почти вечер. Попыталась встать, но от слабости у меня ничего не получилось. Я снова заснула. Теперь уже без снов. Проснулась, когда почувствовала, что кто-то протирает мое лицо чем-то влажным. Открыла глаза и увидела своего вчерашнего гостя. Но у меня не было сил даже на эмоции. Я только подумала о том, что должна бы испытывать раздражение и злость, но их не было.
– Где Евгения Васильевна? – спросила я шепотом, горло саднило, слова давались с невероятным трудом.
– Она давно ушла, – ответил Кирилл. – Вы знаете, уже довольно поздно, почти полночь.
– Почему вы здесь? – задала я очередной вопрос, хотя сейчас мне это было почти безразлично.
– Прошлым вечером я повел себя достаточно бестактно. Я много думал о том, что вы вчера мне сказали. Было совершенно неправильно злиться на то, что вы не оправдали моих ожиданий, и, возможно, переживаете по пустякам. Это ваша жизнь, я не должен вас судить, не имею на это права. Примерно это я хотел сказать вам сегодня, когда пришел в библиотеку санатория, но там мне сказали, что вы заболели. Нет, я не думаю, будто бы вы заболели из-за меня, я не считаю себя всесильным Богом, который может влиять на все. Но в какой-то степени я чувствую себя ответственным за вас после того, как поучаствовал в вашем почти спасении.
– Почему вы остались?
– Почему-то самонадеянно подумал, что мое общество будет вам приятнее, чем общество вашей говорливой соседки, – пожал плечами Кирилл. – Насколько я вас уже сумел узнать, вы, как и я, предпочитаете молчание разговорам. Я точно еле-еле продержался с ней целый час. Она никак не хотела уходить! Пришлось сказать, что я планирую остаться с вами на ночь, только тогда она поняла и согласилась пойти домой. Однако на прощание заверила меня, что непременно заглянет к вам завтра утром.
Да… События развиваются стремительно. Евгения Васильевна точно получила пищу не только для размышлений, но и для разговоров. Спокойствие в ближайшие дни мне точно не грозит, особенно если я так и не смогу встать, а Кирилл уйдет в свой санаторий. Впрочем, общества Кирилла я тоже сейчас жаждала меньше всего.
– Вам надо немного поесть и померить температуру, похоже, она у вас снова поднимается.
– Я хочу, чтобы вы ушли, – мне хотелось, чтобы в моем голосе звучала твердость, но получилось нечто вроде жалобного мяуканья. Мефистофель и то бы сказал более требовательно, чем я.
– Чего вы боитесь? Разговоров или того, что я могу с вами сделать? – Кирилл с усмешкой взглянул на меня.
– Почему вы решили, что я боюсь? Мне просто неприятно ваше общество.
– Думаете меня этим обидеть?
– Я сейчас вообще ни о чем не думаю, просто хочу остаться одна в своем доме.
– В доме, которым от вас откупился ваш муж?
– По-моему, это совершенно не ваше дело.
– Конечно, не мое. Я не привык жить по двойным стандартам.
Мне захотелось запустить в него чем-то тяжелым, но под рукой ничего не было, а встать с постели я сейчас была не в состоянии.
– Идите вон отсюда.
– Непременно. Я уже понял, что, вернувшись сюда, лишь сделал очередную ошибку, – карие глаза словно пытались прожечь меня насквозь.
– Если бы знали, как вы мне противны. Я не смогла бы заснуть, если бы вам этого не сказала, – добавила я, снова не сдержавшись.
– Я переночую в соседней комнате, а завтра утром уйду. Если что, зовите, – добавил он, уходя.
Я молча отвернулась к стенке.
– Не бойтесь, женщины в вашем состоянии меня совсем не интересуют.
И спустя некоторую паузу, добавил:
– Они вообще меня не интересуют.
«Идиот ненормальный», – только и сумела подумать я. Быстрее бы наступило утро, и он убрался из моего дома и моей жизни.
Честно говоря, спалось мне ночью совсем плохо. Я выспалась за день, и сон не шел ко мне. Температура вроде бы была небольшая. Я лежала и просто смотрела в мансардное окошко над моей головой, как по нему скатывались то ли капли дождя, то ли снежинки мокрого снега. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Надеюсь, мой, незваный на этот раз, гость, спит. Быстрей бы наступил завтрашний день, и пришла Евгения Васильевна.
Где-то под утро я задремала. Меня разбудил какой-то шорох. Похоже, Кирилл зашел в мою комнату, но я сделала вид, что сплю. Он подошел ко мне, потрогал лоб, поправил одеяло, а потом подошел к двери и долго стоял там. Странно, страха у меня не было, я не боялась, было только желание, чтобы он скорее ушел. Через какое-то время, не знаю, честно говоря, сколько точно времени прошло, он начал что-то бормотать. Говорил он так тихо, что я с трудом разбирала слова. Мой слух был напряжен до предела. Мне казалось, я слышала, как бьется его сердце. Его слова одновременно взволновали и напугали меня.
