Читать книгу: «Дежавю», страница 25

– Я не хочу отказываться от тебя, Макс. Я не буду этого делать. Можешь сопротивляться. А можешь попробовать вместе со мной, – кончик его пальца скользнул по ее щеке, опустился ниже, скинув с ее плеча футболку. Боясь дышать, Максимилиана наблюдала, как его рука продолжила движение и остановилась у ее татуировки, неспешно повторяя четкий контур изящного рисунка.

– Вермут, – прошептала она, бессознательно облизнув пересохшие губы.

– Я догадался, – Тимур улыбнулся и опустил голову. Их лица почти коснулись друг друга.

– Я должна кое-что тебе рассказать. Это важно, – сердце девушки отчаянно стучало. Максим упиралась ладонями в его плечи, пытаясь сохранить хоть какое-то расстояние между ними. Ей тяжело было дышать, тело уже начинало реагировать на его близость. Опасную близость.

– Чуть позже, мы обязательно поговорим, – его губы скользнули по ее губам. Мимолетный поцелуй разжег тлевший в ней уголек и оставил острое неудовлетворение.

– Тимууур, – Максим поднесла пальцы к губам, сохранившим его вкус. Она жаждала большего и не смогла подавить вздох, больше напоминающий мурлыканье.

– Обожаю, когда ты зовешь меня по имени, – он собрал в кулак мягкую ткань и стянул с нее футболку.

– Я помню, – она протянула руку к его лицу, скользнула по шее, приближаясь к чернилам под кожей, что сама когда-то оставила. Она коснулась кожи всего на мгновение, но жар под ней разбежался по всему его телу. Как взрыв. Настолько резкий и приятный, что хотелось проживать его вновь и вновь.

– Ласточка моя… – Тимур уткнулся подбородком в ее щеку. Мягко притянул за затылок к себе. – Хочу медленно, – продолжал шептать он сквозь поцелуй, прикусывая ее нижнюю губу. – Хочу заниматься любовью. Хочу смотреть тебе в глаза, – он остановился на мгновение, ловя её полупьяный взгляд. Словно в её глазах было что-то большее, чем страсть и желание. Словно в них была сама жизнь. Пламя жизни, пепельно-серого цвета. И это пламя – чистый мать его секс. Нет в женщине ничего такого, чем бы она могла удивить больше. Глаза не врут. Глаза не стареют. Глаза хотят. Они любят, прощают, радуются, грустят. Но в этот раз, грустить он им не дал. В этот раз они отражали стеснение девочки, желание девушки, женскую похоть. Такой коктейль три в одном…и ему сорвало башню.

Максимилиана потянула за край его рубашки, но он поймал ее запястья.

– Ты куда-то спешишь?

– Нет, – солгала она, однако легкая дрожь в ее голосе раскрыла истину.

– Давай порисуем, – толкнув на пол чистый холст, что стоял у стены, Тимур налетел на ее губы с поцелуем. Таким глубоким и бешеным, что она напрочь забыла собственное имя. Таким тягучим и нежным, что подкашивались ноги. Её поцелуй он смаковал. Как самый желанный сочный фрукт в жару. Как ребенок первую конфету. Как мальчишка, впервые влюбившийся в соседку по парте.

Он подхватил её под бёдра, дав обнять себя ногами, и медленно целовал снизу вверх. Мгновение и он перешел с губ на её шею. Вжимая её в себя. Вдыхая её аромат. Задыхаясь в нём, но не от парфюма, а скорее от животного желания. Его ладони скользили по ее телу, увлекая прочь от мыслей.

Предвкушение стало почти невыносимым. Горячие искры желания обжигали изнутри. Всё смешалось. Запах краски. Запах тел. Запах желания.

– Тимур, – в отчаянном стоне Максим не узнала собственный голос.

Она просто тонула в этом мужчине. Его ладони на её лице. Его пальцы на её губах. Его слова, заставившие сердце биться сильнее. Она хотела всего этого. Хотела его.

Он опустил ее на холст и нежно выдохнул:

– Смотри на меня, Максим. Я хочу видеть твои глаза, – он прижался лбом к её лбу и провел пальцем по её горлу, улавливая биение пульса. Ее рот приоткрылся, а грудь возбужденно поднималась и опускалась под его рукой.

Тимур наклонился, обнял её за талию и приподнял. Провел ладонью по её затылку и завладел её губами снова.

Максимилиана обвила ногами его талию. Зажатый между её бёдер, Тимур прижал ее к себе и застонал. Низ живота сдавило и по телу разлились приятные вибрации. Она хотела этого, хотела ощутить этого мужчину в себе. Жаждала почувствовать, как соприкасается их кожа. Ещё ни один мужчина не заставлял её чувствовать себя такой целостной, собранной, сильной и до отчаяния дикой.

Тёплые волны устремились вниз. Максим выгнулась, притягивая его ближе к себе. Он ласкал её, и она сходила с ума от возбуждения. Терпеть стало невыносимо, каждая новая ласка отзывалась сладкой истомой в теле, практически доводя сплетение нервов до боли.

Опершись на локоть, Тимур приподнял ее бедра и вошел в нее так глубоко, что у Максим перехватило дыхание. Сердце пропустило несколько бешенных ударов и через секунду щеки девушки обожгло слезами. Это было больше, чем страсть, это было больше, чем доверие. Будто женщина, которой она должна была быть, наконец-то исцелилась.

– Хочу рисовать только тебя, – пальцы Максимилианы нырнули в его волосы. Ей хотелось видеть его лицо.

– Рисуй не меня, а только со мной.

«Ветрова. Даст бог, однажды я смогу приручить этот ветер», – улыбнулся Тимур собственным мыслям.

Глава 83. Чистый лист

Чистый лист – один из самых сложных этапов в любых переменах. Когда оплакал все дорогое и важное, которое закончилось. Когда избавился от лишнего, пустого, второстепенного. Когда оказался в огромном расхламленном пустом пространстве своей жизни, где глазу не за что зацепиться, где пока неясно куда и зачем двигаться и что собственно делать.

Пытаясь заполнить свою коллекцию из пустых листов, Максимилиана как истинный художник, всегда стремилась наполнить жизнь смыслами. Но каждый раз страницы занимала бессмысленная борьба за любовь, внимание и спокойствие. Каждый раз, пытаясь начать жизнь с чистого листа, она забывала о том, что хранила запасные страницы за пазухой. Они пропитались ее болью и опытом, сохранили в изгибах пролитые слезы отчаяния, иссохли там, где она хотела их поджечь.

Но один день всё изменил. День, когда испытала истинный страх всё потерять.

День, когда она переосмыслила многое. Поняла, как среди беспорядка найти простоту, среди раздора – гармонию, в трудности – возможность, в ежедневном – важное.

День, когда она перестала всё усложнять, называя чудом только то, чему не свойственно обычное. День, когда поняла, что обычного не бывает.

Воспоминания о прошедшей ночи флешбэками рассыпались по комнате.

Остановившись в проеме дверей, Максимилиана смотрела на Тимура. Он едва умещался на неудобной кушетке, растянувшись на животе, раскинув руки и подогнув ноги. Его бедра, руки и спину украшали мазки краски и отпечатки ладоней Максимилианы. Острое желание коснуться каждого штриха, что она оставила этой ночью, заставило ее приблизиться и присесть рядом с ним.

Максимилиана перевела взгляд на холст, что лежал на полу.

От жарких воспоминаний во рту пересохло, лицо бросило в жар. Сосчитать сколько раз они рисовали на нем этой ночью, не представлялось возможным. Тимур занял всё пространство в её мыслях и сердце, точно также как они заполнили абстракциями и следами их тел чистый холст. Шедевр, что стал свидетелем их нового начала.

Чуть приглушившееся возбуждение с новой силой загорелось в центре бедёр, учащая дыхание, возвращая лицу улыбку, выбивая из горла стон.

Тимур коснулся ее лица ладонью и заглянул в глаза.

– И я соскучился, Максим, – он не сводил с нее глаз, внимательно наблюдая за сменой бурлящих эмоций.

– Очень? – призывно выдохнула она.

– Очень, – его глаза вспыхнули, зрачки расширились. С легкой грацией он поймал её в объятия и перекатился вместе с ней на холст.

– Ты записался в художники?

– Не могу остановиться, – Тимур ввел в нее два пальца, не торопясь, лаская, целуя и покусывая, пока Максимилиана не задрожала от желания.

– Тимур! – она услышала свой вскрик, но волны пульсирующего удовольствия овладели ею. Напряжение нарастало, натягиваясь так сильно, что она прикрыла глаза.

– Рисуй со мной, – донеслось до ее слуха.

– Теперь эта мое любимое занятие, – она смотрела на раскрасневшееся лицо Тимура с прикушенной нижней губой и не могла наглядеться.

Запах краски и страсти стал насыщен и влажен как никогда.

– Только с тобой, – сдавленно произнесла Максим. В желании получить его в себя, она ерзала между полотном и горячим мужским корпусом, чем добивалась лишь нового прилива возбуждения, концентрирующегося пульсацией между её ног.

Он ворвался внутрь и сильно дернулся, толкая ее на холсте.

– Только для меня, – шептал он прямо в губы, медленно поднимаясь и опускаясь в ней вновь и вновь, заставляя выгибаться ему навстречу и прижиматься к нему всем телом.

Максимилиана потянулась к Тимуру и раскрылась.

– Только для тебя.

Сладкая пытка. Желание. Импульс. И ее руки сами потянулись за краской. Ладони скользнули по напряженной спине сначала вверх, окатывая лаской лопатки и плечи, затем вниз, к выгнутой навстречу ей пояснице. Опустились ниже, заполняя каждый сантиметр его тела новыми следами.

– Хочу сохранить эту картину, – прошептала Лиана, отстраняясь от лица, которое только что целовала. – Повешу на самое видное место…

– Будешь бегать за мной, чтобы взять автограф? – он вновь наполнил ее, доводя до таких высот, которые она не могла выразить и не могла контролировать.

– Это не потребуется. Я никуда тебя не отпущу, Тимур, – Максимилиана притянула его к себе ногами, которыми обвивала его талию. – Не откажусь от тебя. Не отдам, – продолжая подергиваться в ней и внося смуту и в без того поплывший рассудок, он был решительно пойман ею в нежную ловушку и сжат. – Если ты еще не любишь меня, я буду добиваться тебя, и ты сдашься. Но… – она провела ладонями по его бедрам, запуская вереницу мурашек по его позвоночнику. – Я люблю тебя, Тимур, – признание вырвалось из губ, как что-то естественное. Как то, что шло изнутри. Из глубины самой души.

Вместо ответа последовал его поцелуй. Не милый, не нежный, не бережный. Это был поцелуй-принятие, поцелуй-право, поцелуй-обладание, поцелуй-любовь.

– Моя, – утверждали губы Тимура.

– Твоя, – соглашались губы Максим.

***

«Твоя…»

Слова эхом отозвались в её голове, и Максимилиана открыла глаза, обнаружив, что Тимур уже уехал. Телефон тренькнул, сообщая об смс-ке.

Тимур: «Не скучай…»

Несколько секунд она смотрела на текст и, наконец, набрала:

Максим: «Я словно проснулась…»

Тимур: «Это я тебя разбудил?» – прочитала она и расплылась в лучезарной улыбке.

Максим: «Ты же понял о чем я…»

Тимур: «счастливый смайлик»

Максим: «Когда ты вернешься?»

Тимур: «Через пару часов…»

Максим: «грустный смайлик»

Тимур: «Будем избавлять тебя от боязни фотографироваться»

Максим: «Страшно. Может не надо?»

Тимур: «Я – фотограф. Фотографировать тебя глазами?» –

Максим: «Приезжай быстрее…»

Тимур: «За каждое новое селфи, буду сокращать минуты до нашей встречи. У тебя есть шанс увидеть меня раньше… »

В первое мгновение на Максимилиану напало оцепенение. Затем до неё дошёл смысл его слов, и сердце переполнилось счастьем.

Она встала у зеркала, висевшего у самой лестницы, и покружилась перед ним, стараясь вспомнить прежнюю себя. Теперь она точно знала, что такой, как она была до сегодняшней ночи, она больше не будет никогда.

Максимилиана достала телефон и сделала несколько фотографий.

«Теперь я похожа на того, у кого селфимания.» – подписала она счастливые фото и нажала кнопку «отправить». Телефон выпал из ее рук и покатился по ступенькам, с грохотом свалился на бетон и разлетелся в дребезги. Лиана заспешила вниз по лестнице и склонилась на над тем, что от осталось от гаджета. Она почувствовала, как голова стала тяжёлой, в глазах помутнело, тошнота подступила к горлу.

– Только не сейчас, – успела выдохнуть она, до того как сознание стало покидать ее. – Только не сейчас…

Глава 84. Один день

Мы рождаемся за день. За день умираем. За день можем измениться. И за день можем влюбиться. Всего за один день может произойти что угодно. Один день может многое изменить. Еще больше один день может отнять.

В последние несколько недель и месяцев Максимилиана четко уяснила только одну вещь – как бы плохо ни обстояли дела, они всегда могут стать ещё хуже.

– Здесь девушка без сознания! Ау! Я вам говорю! – голос, что Максимилиана узнала бы из тысячи, сейчас казался ей не просто обеспокоенным, он был переполнен отчаянием и страхом. Она старалась не сосредотачиваться на жутких звуках, что поглощали ее сознание, продолжая прислушиваться к голосам, что ее окружали. – Сделайте что-нибудь! Я не знаю, сколько времени она без сознания! Помогите! Да, сделайте же вы что-нибудь! – сквозь плотный мрак слышала девушка. Желудок выкручивало веревкой. Горечь во рту обволакивала язык и обжигала горло. Она закусила губу и зажмурилась, что было силы, пытаясь разогнать белену, что плотно застилала глаза. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди.

«Если это и вправду конец, мне ни к чему за ним наблюдать». – эта мысль ненадолго отвлекла ее от мыслей о смерти и о тех, с кем она не успела попрощаться.

– Мирон, не кричи, я тебя умоляю, – произнесла она, но не услышала собственных слов. – Мирон, не кричи, – повторила девушка, но вместо связных фраз раздалось лишь неразборчивое хрипение. – Я ничего не вижу… Мне нужен телефон… Я должна позвонить…

– У нее есть родные? – холодный безучастный голос задавал стандартные раздражающие вопросы. – Фамилия, имя, отчество пациентки? Сколько полных лет? Что с ней произошло?

– Да, не знаю я что произошло! – Мирон сжимал руку Максимилианы, проверяя пульс, в попытках убедиться, что она еще жива. – Здесь есть кто-нибудь адекватный? – с трудом сдерживался он от того, чтобы не закричать еще громче.

– Молодой человек, не нервничайте.

– Если ты сейчас же не найдешь мне компетентного человека, разговаривающего со мной на одном языке, я вырву тебе язык и завяжу вокруг горла. Я понятно объясняю?

– Если вы не успокоитесь…

– Слушай меня сюда… – его трясло так, что дрожали даже пальцы на ногах.

– Что здесь происходит, Любонька?

– Александр Александрович, молодой человек неадекватен, я говорю, как положено…

– Это моя пациентка, – отозвался теплый бархатный баритон, что казался Максимилиане очень знакомым. – В чем дело?

– В каком смысле ваша пациентка?!– голос Мирона больше напоминал надрывный стон или вой, чем человеческую речь.

– Как давно она без сознания?

– Всё то время, что я вез её сюда, и сейчас… Я… Я не делал ничего.

– Вас никто и не обвиняет, молодой человек. Если я окажусь прав, чего мне в данной ситуации не хотелось бы, то вы буквально спасли ей жизнь. Любонька, готовьте МРТ. Срочно! И найдите электронную карту на Ветрову Максимилиану Юрьевну.

– Что здесь происходит? – Мирон ничего не понимал.

Максимилиана медленно разлепила глаза, борясь с позывом рвоты и пытаясь привстать на каталке, на которой была уложена.

– У нее не только запоминающаяся внешность, но имя. А теперь с дороги, парень. У нас есть работа.

– Мы перевезем ее в палату, пока вы будете заполнять эти бумаги, – девушка с регистратуры вложила ему листы в руки, пока он растеряно смотрел в след удаляющемуся врачу с каталкой, на которой лежала Максимилиана.

– Куда вы ее повезли? Стойте!

– Если вы сейчас же не успокоитесь, я буду вынуждена позвать охрану. Придите в себя и начните уже заполнять бумаги, чтобы мы могли как можно быстрее отправить вашу девушку на процедуру, – строго и спокойно выдала Любонька, вручая Мирону шариковую ручку для заполнения документов.

– Да, это какой-то монолог с автоответчиком! Я вам слово, вы мне – дождитесь ответа оператора… – Мирон не знал, что еще добавить, поэтому просто сделал то, о чем просила девушка. – Узнайте, можно ли мне к ней. Пожалуйста, – умоляюще просил он, перейдя на полушепот, словно лишился не только голоса, но и души.

– Только, если обещаете не шуметь, – ответила девушка с улыбкой.

***

– Как чувствуешь себя, Максим? – спросил врач с подкупающей улыбкой, проверяя реакцию ее зрачков на свет диагностического фонарика.

– Болит голова и по-прежнему трудно дышать… из-за тошноты.

– Пришла пора задать главный вопрос, – хотелось бы Максимилиане, чтобы эти слова произнес кто-то другой в совершенно иных обстоятельствах. Например, регистратор в ЗАГСе. Возможно, тогда это показалось бы ей более реальным и менее похожим на ночной кошмар. – Ты готова пережить это приключение? – седовласый мужчина смотрел на нее сверху вниз со снисходительной улыбкой на лице.

– Нет, – прошептала она. – Нет, я совершенно не готова. Ни к приключению, ни вообще к чему бы то ни было из того, что ждет меня впереди. Не уверена, что к этому вообще можно быть готовой. Когда-нибудь.

– Смотри. Вот она, – говорил врач, тыкая пальцем в экран, показывая на непонятные размытые пятна на снимках. – Красота, что подросла с момента нашей последней встречи, Максим.

– Надо же. Она такая… – крошечная, хотелось ей сказать, но страх сдавил горло в тиски.

– Такая маленькая и такая влиятельная. Вернее, не она, а они. Несколько мелких новообразований и одна из них больше остальных.

– Что значит, с вашей последней встречи? – вклинился Мирон.

– Максимилиана Юрьевна, вы уверены, что этот молодой человек вам не досаждает? – мужчина наградил Мирона грозным взглядом, напомнив ему о том, что его пустили в палату только с условием, что он будет тише воды и ниже травы.

– Пусть останется, Александр Александрович, – улыбнулась Максимилиана, устремляя многозначительный взгляд на Мирона. – Он будет молчать.

Беседа продолжалась еще очень долго. Кажется, врач упоминал о какой-то статистике и возможных рисках, может быть, даже повторил их дважды, но Мирон не был до конца в этом уверен. Из-за глубокого биения сердца ему было трудно расслышать, о чем говорил мужчина в белом халате.

– Ну, девочка, была ни была, – подбодрил мужчина. Это было определенно совсем не то, что хочется слышать пациенту, который готовится к срочной операции на мозге от своего нейрохирурга, когда тот только пару часов назад начал новую жизнь. – Я ждал тебя значительно позже, конечно. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Выше нос, девочка.

Лишь спустя несколько минут после того, как врач скрылся за дверью, Лиана почувствовала, что сердце восстановило ритм, и она повернулась к Мирону, что был бледнее больничных стен, окружавших его в данную секунду.

– Ты успокоился?

Мирону оставалось только кивнуть, что он и сделал.

– Всё это нелегко переварить, – шептала она, изо всех сил стараясь не думать о Тимуре, Кэти, Власе, о том, что она хотела успеть сделать до запланированной операции. Но ее планы пошли по кривой, которую невозможно было выровнять. – Я должна позвонить. Влас знает, что нужно делать.

– Что значит, ты должна позвонить? – переспросил Мирон, оглядывая её с головы до ног. – Что значит, он знает, что надо делать? Ты знала? Знала, ведь так? – он смотрел на нее и не верил своим ушам.

– Пожалуйста, не кричи, – Максимилиана старалась говорить как можно спокойнее. – Осталось только гадать, где же я окажусь до того, как закончится сегодняшний день: на том свете или на этом.

– Говоря, что тебе нужно позвонить, ты его тоже имеешь в виду, верно?

– Мирон, пожалуйста…

– Думаешь, он одумается и простит тебя? Прибежит тебя жалеть?

– Хочу сама сказать ему. Я просто не успела. Пока есть время…

– Что значит, пока есть время? То, что сказал врач – это правда?

– Мирон, присядь, пожалуйста. От твоих метаний голова кругом, – она показала кивком в сторону больничной кушетки.

В помещении не было холодно, но мужчину знатно трясло. Всё казалось нереальным, особенно, если учесть, что когда он привез Лиану сюда, рассчитывал на другой исход. Более радужный и более счастливый.

– Думаешь, что нужна ему? – с трудом сдерживался он, на скулах заиграли желваки. – Но его здесь нет! А я здесь, Лиана! Я здесь! И ты мне нужна! Мне!

– Я знаю, – по его угнетенному тону, она поняла, что лучше не спорить.

– Не хватало, чтобы как в любой типичной сказке, появился принц на белом коне, который будет смеяться, что погубил такое чудовище как я. – понимая, что его ирония не уместна Мирон поменял тему разговора. – Когда ты узнала?

– Три месяца назад, – Максимилиана слегка покраснела и отвела глаза в сторону, будто не хотела, чтобы он знал, каких нечеловеческих усилий ей стоило принять эту информацию. – Мы не могли совершить обратный перелёт, пока не согласовали его с лечащим врачом. Если бы кто-то пару месяцев назад сказал мне, что я буду вынуждена лечь на операцию по удалению аневризмы, я бы плюнула ему в лицо и сказала бы, что он укурился в хламину. Я бы охотнее поверила, что Земля остановилась, – ее переполняла так хорошо знакомая боль, но она опять делала то, что проделывала все последние недели, – давила ее в себе. Притворялась, что ее нет.

– Как это произошло?

– Легко, – Максимилиана опустила голову, чувствуя жар в щеках. – Я думала, что беременна, – девушка прикрыла глаза, пытаясь избавиться от накатывающих слез, но даже с закрытыми глазами Максмилиана чувствовала, как встревожен Мирон.

– Ты беременна? – при этих словах он замер. Все его тело так напряглось, что казалось, еще немного, и он рассыплется на осколки. Даже глаза у него стали иными, из них ушли отчаяние и горечь, остались только надежда и воодушевление. Запрятанные так глубоко, что почти не видны под слоями прочной брони, которой он себя оградил.

– Выдыхай, Мирон, – она сделала еще один глубокий вдох, открыла глаза и посмотрела на него с улыбкой, хотя было видно, что ей далеко не весело. – Я не беременна.

– Мне так жаль, – сказал он, сочувственно глядя на нее, когда, наконец, удалось проглотить застрявший в горле ком. – Должно быть, это было ужасно больно.

– Больно, – с горечью подтвердила она. Неясно, как надолго они застыли так, неотрывно глядя друг другу в глаза, и каждый признавал боль другого, потому, что не мог признаться в своей. – Мне тоже жаль, что я не беременна. Это лучше… лучше, чем всё… – Максимилиана опустила глаза.

– Всё будет хорошо… – Мирон потряс головой, словно хотел прочистить ее от бессмысленных надежд. Словно пытался удержать узы, которые они оба чувствовали, хотя и не могли постичь их сути. Узы, порожденные тем, что пережила она, и тем, что пережил он. Вместе. И каждый по отдельности.

– Когда мы летели в Вегас всё представлялось как-то иначе. Тест на беременность. Пока делала его, представляла всю свою жизнь. Всё, что успела натворить. Все ошибки, которые совершила. Всё пыталась представить, кого хочу видеть рядом, если тест окажется положительным, – спешно прикрывая татуировку на плече, Максмилиана натянула больничную сорочку ближе к шее, словно хотела в нее закутаться. Получилось достаточно долго, чтобы она успела разглядеть искры в его черных, как самая темная полночь глазах, и более, чем достаточно, чтобы она поняла, что он заметил то, что она пыталась скрыть. Видела это по его сощуренным глазам, по тому, как напряглись его плечи, а руки сжались в кулаки, по тому, как он опустил голову, словно весь мир свалился на него с высоты, когда он понял, что упустил ее. – Но тест оказался отрицательным…

– Откуда это… это взялось? – ему приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы взять под контроль свое неистово бьющееся сердце, избежать с ней зрительного контакта и продолжать кое-как дышать, чтобы выдавить из себя хоть слово.

– Падение с мотоцикла не прошло бесследно, как выяснилось…. А потом… Врачи сказали, что толчком к росту послужил стресс, – печально ухмыльнулась Максимилиана. – Та самая хрень, без которой человечество не может прожить и, по иронии, та самая хрень, из-за которой оно умирает.

– Почему ты не сказала мне? – в оцепенении он бережно взял в руку одну из ее бесчисленных кудряшек, не сводя с нее глаз.

– Тебе, Мирон? Да, ты истеричка! Ты начал орать, как резанный. Орал так, что я кажется, вернулась с того света. Наорал на меня, на врача, на людей в коридоре.

– Почему? Почему? Почему ты не сказала мне? – шептал Мирон, встав на колени у её кровати. И вид у него был такой, словно он вот-вот заплачет.

– Не смей рыдать. Ты же Воланд, – откинувшись на спинку, Максимилиана, на секунду прикрыла глаза, боясь, что если сделает так чуть дольше – она заснет и больше никогда не проснется.

– Ненавижу, когда ты меня так называешь, – он прижался ухом к ее животу и натянуто улыбнулся. Горячее дыхание Мирона, что проникало к коже через ткань, растекалось по ее телу ледяными мурашками.

– Я знаю, – Лиана просто кивала и пыталась сделать вид, будто не потрясена происходящим. Будто у нее не сжимается сердце. Будто ее маленький мир не перевернулся вверх тормашками в который раз за последние несколько месяцев. Будто с ней всё в порядке.

– Они просили заполнить бумаги. Сообщить семье, – он отстранился и отошел от кровати как можно дальше, пытаясь совладать с эмоциями.

Максимилиана не могла ясно разглядеть его. Непрошенные слезы застилали глаза, катились по щекам и шее. Воздух в легкие проваливался рывками. Дыхание стало жестким и прерывистым.

– Сказал, что я сирота? – от мысли о том, что она не может дышать, похоже начиналась паническая атака, которая не возвращалась к ней вот уже пару дней.

Он улыбнулся мрачной улыбкой и кивнул.

– Но семья-то у тебя есть, – Мирон подался чуть вперед и, понизив голос до шепота, произнес: – Одна истеричка и долбаный рыцарь.

– Что с тобой, Мирон? – ей невыносимо было думать, что он страдал. Такого бы она не пожелала никому, но Мирон… Он несмотря ни на что был огромной частью ее жизни. Да, он чаще просто выводил ее из равновесия. Да, пугал и волновал одновременно. Но он был частью её самой.

– Никогда не подумал бы, что эти двое и есть твоя семья, – у него так сжалось горло, что он едва смог произнести эти слова. – Раньше бы не подумал. Но не сейчас.

– Что изменилось? – разум Максим лихорадочно метался, пытаясь отследить странную перемену в его поведении, но не находил ответа.

– Они всегда рядом. Что бы ни случилось. Они до тошноты идеальные.

– Это не так, – при взгляде на него ее пронзила необъяснимая тоска, но она не стала зацикливаться на ней. – Кэти матерится, Влас иногда храпит. Они могут пускать шептунов в общественных местах и дико ржать, что не спалились. А еще! Еще они поют мне песни, когда у меня случается дерьмовый день.

– Говорю же, – Мирон подставил два пальца к губам, сделав вид, что его тошнит. – Отвратительно и-д-е-а-л-ь-н-ы-е. – он пытался шутить. Выходило неуклюже, отчасти немного удручающе, потому что весь эффект от его шуток перекрывало его мертвенно белое лицо. – Жаль, что я не узнал их как ты того хотела когда-то… – выдохнул мужчина. – Так какую говоришь, они поют песню?

– Ты меня не проведешь, – Максим подозрительно сощурилась. – Я ничего не говорила по поводу названия песни, – тревога в ее глазах не убыла, но к ней определенно вернулась радость.

– Скажи или я сам угадаю…

– Ты будешь смеяться, – она подарила ему самую лучезарную улыбку из тех, которые еще могла изобразить на лице.

– Буду, – он приподнял один уголок рта в кривой улыбке, которая отозвалась болью в каждой клеточке ее тела. Она хотела ответить категорическим отказом, но увидев смех в его черных глазах, передумала. Впрочем, дело было не только в его смеющемся взгляде, но и в том, что он был безумно обаятелен. Как и всегда. Даже, когда мука читалась на его лице.

– Знаешь ли ты, – Максимилиана подмигнула ему и продолжила уже на высоких нотах: – Вдоль ночных дорог…

– У меня никогда не было таких друзей… – Мирон осекся на последнем слове. – Почти никогда, – он взял ее под подбородок, приподнимая лицо, чтобы видеть ее глаза. – Но у меня была ты.

– Была, – от его неожиданного касания Максимилиана вновь напряглась.

– Я этого не ценил. Если бы я мог…

– Мы с тобой, к сожалению, давно разрушили что-то прочное, – Максимилиана с усилием сглотнула, чтобы восстановить дыхание. Но ничего не вышло.

– Что мне сделать? Что угодно. Говори, я сделаю.

Она горько вздохнула.

– Иди сюда, – она похлопала по постели, приглашая его к себе.

– Мы займёмся любовью?

– Конечно. И я воткну катетер тебе в задницу. Столько лет об этом мечтала.

– Так и знал, что моя жопа всё же пострадает, – неестественный смех оглушил больничную палату. Мирон медленно приблизился к ее постели и лег рядом, разместившись так, чтобы он мог видеть ее лицо.

– Тебе страшно? – спросил он первое, что пришло в голову.

– Когда в моей голове появилась эта хрень, – начала Лиана, выдавливая из себя слова, только сейчас осознав, что все это время с силой сжимала зубы. – Точнее ее рассадник… Мне стали сниться необычные сны. Некоторые я рисовала, некоторые успевала забыть до того, как возьмусь за кисть. За последние три месяца я была очень продуктивна. Я захотела создать что-то поистине волшебное. Хотела изменить не только свою жизнь, но и чью-то. Стать кому-то тем светом, которого сама была лишена долгое время. Но у меня были корыстные цели. И иногда я думаю, что это расплата за мое поведение… – внезапно она замолчала. – Я надеялась, что если я сделаю это, то он вернется. – Мирон слушал, не двигаясь, не перебивая, продолжая нежно обнимать Лиану, будто боялся отпустить, будто боялся, что это в последний раз.

– Я должен сейчас говорить что-то воодушевляющее и прекрасное. Но я не харизматичный коуч. Я всего лишь необузданный герой-любовник… Мы все ошибаемся, Лиана, – все мысли, которые он старательно гнал от себя последние пару часов, навалились разом. – Дай мне еще чуть-чуть времени. Я понимаю, что мне нужно уйти. Обещаю, я больше не буду мешать, – каждое слово бесследно утопало в его едва слышном шепоте, словно его душой безраздельно завладело только одно чувство. Чувство обреченности. Чувство приближающегося конца. – Даже, если напьюсь. Даже, если я останусь единственным мужчиной на Земле. Обещаю… Только дай мне еще пару минут вот так тебя обнимать. Не прогоняй. Пожалуйста, Лиана. Умоляю. Пожалуйста…– голос Мирона охрип от слез и стал еще тише. Голова кружилась, словно он только что сошел с карусели. – Бывает так, что слова созвучны, похожи друг на друга. Однако значение этих слов совсем разное и у них совсем разные корни. Так и я с Мурычем. Между нами двумя, при всём нашем некотором созвучии – дистанция огромного размера. – Мирон приблизил свое лицо к ее. – Ты слишком красива и невинна, чтобы быть с кем-то вроде меня. Я лучшее, что случилось с тобой, но худшее, что может случиться вновь, – он очертил большим пальцем контур ее губ, коснулся щеки. – Я никогда не хотел отношений, я не верю в них. Я верю только в секс, – его рука протяжно заскользила к разрезу на ее больничной сорочке, а самодовольная ухмылка ясно говорила о том, что Мирон отлично понимал, какой эффект производил на нее и наслаждался этим.