Читать книгу: «Люби меня, Стамбул!», страница 3
Вечером на Истикляль. Шиш и скромные арабские девушки
По возращению в отель, на узенькой скрипящей лестнице я встретила Мустафу.
– Хай, Нергис! – Мустик расплылся в приторно-сладкой улыбке.
На миксе турецкого и английского, Мустафа поинтересовался, куда я захотела выгулять его жену?
Тут у меня напрочь пропало чувство осторожности с турецкими/мусульманскими мужьями. Будучи честным говорителем правды, я выдала:
– Эмм… Мустафа бей, я хотела пойти сегодня вечером прогуляться и посидеть в кафе, покурить это… как его… кальян… наргиле… знаете, я люблю иногда расслабиться....
Мустафа почесал свою лысеющую тыкву.
– Шиш что ли? Да, у нас много мест, где можно попробовать хороший шиш. Только, Нергисчим, своей жене я не разрешаю курить, хорошо? Она может сопроводить тебя, но курить не будет....
Я поняла, что запорола.
– Эээ… нет, Мустафа бей, конечно! Я буду только… я буду курить. Мне то можно же?
– Тебе можно, джаным(дорогая), тебе все можно. Ты же гость! А ей –нельзя! – сказал он, подняв указательный палец вверх.
Немного подавленная, я ушла в свою комнату. Через некоторое время, пришла раздосадованная Диля. Как и я ожидала, впрочем.
– Эх… Наргизапа.... зачем вы сказали ему, что мы хотим покурить шиш? –Лицо её было красным, видно, повздорила со своим турецким Отелло. – Он мне чистку устроил… Еле разрешил пойти… – Диля надулась, как ребёнок.
Мне было стыдно за свою глупость.
– Слушай, Диля, я такая дура… Он так внезапно спросил меня об этом… и потом, я думала, что здесь ничего такого… все же курят… тем более, что ты при нем куришь сигареты и он тебе разрешает…
Диля достала сигарету, к теме, и закурила.
– Эх… ему же надо себя моим хозяином показать… Ну ладно… Пошёл он на х**, урррод… все равно буду курить вместе с вами! Я давно хотела тоже шиш покурить…
– А ты меня не подставишь? Я ведь ему обещала…
Диля продолжала остервенело дымить.
– А как он узнает? Если только вы не расскажете… Шиш ведь не пахнет… Скажу ему, что не курила…
– А он поверит?
– Поверит, идиот… куда денется…
Я не знала, как загладить вину.
– Прости меня, Дилюш, я не подумала…
Она посмотрела на меня ласково и сказала:
– Да ничего… Озизга олманг (не берите на себя)… Вы же не знали, что он такой уррод… Наргизапууу… я возьму вашу плойку уложиться, хоп миии?
– Конечно бери…
– Ну все. Я сейчас искупаюсь, уложусь, потом поедем!
Диля радостно схватила плойку и умчалась готовиться к вечеру.
Я тоже почистила пёрышки, одела свою майку с волком, выпустить «тюркский флаг», а также, чёрный пиджак и черные скини, купленные в моем любимом H&M.
Позже, я услышала некий шум в коридоре и дилин голос, объясняющий что-то на турецком.
Открыв дверь, я увидела Мустика, Дильку и неизвестную девушку в хиджабе.
Мустик что-то объяснял очень худой, анорексичной девушке со смуглым цветом лица.
Диля подошла ко мне и прошептала:
– Охрану нам приставил… Она с нами едет…
– А кто это?
Тут Мустик обратился ко мне:
– Нергис, это Хедие. Она приехала из Иордании сегодня. Возьмите её с собой на прогулку!
– Хедие, – важно обратился Мустафа к девушке. – Это Нергис – моя подруга, это Диля – моя жена. Они хотят прогуляться сегодня, поедешь с ними?
– Да, конечно… – ответила девушка, смутившись.
Я поняла, что посплетничать нам с Дилей не удастся. Диля не знала английского и мне придётся брать на себя роль переводчика.
Хедие была очень худая и имела коричневую кожу. Благодаря худобе, она выглядела гораздо моложе своих тридцати лет. Хедие была очень скромной и умной девушкой. Её голову плотно облегал светлый хиджаб, не оставляя ни одной волосинки снаружи. Хедие говорила по-английски бегло, но с жутким акцентом, что мне, человеку, в общем-то не имеющему проблем с коммуникацией на английском, приходилось напрягать свои уши, чтобы понять её.
Позже, мы с Дилей поняли, что Мустик просто уговорил бедную девушку, только что спустившуюся с трапа самолёта, сопровождать нас в прогулке. Хедие валилась с ног от усталости, но стойко держала обещание.
– Ну что поделать, значит не доверяет твой муж двум узбекским шалавам…, – сказала я Диле, когда мы сели в машину. Она вспрыснула от смеха.
– Да пошёл он… – было её коронным.
– Вы откуда? Из Кореи? – спросила Хедие.
– Неееее..... – мы дружно взвыли. Ну конечно, глаза у нас узкие, кожа белая и волосы прямые. Мы с Дилей –неправильные узбечки.
– Узбекистан! Узбекистан! Узбекистан знаете? – заорали мы.
Хедие широко заулыбалась.
– Да! Узбекистан! Конечно знаю! Там город есть ещё красивый… Самарканд…
– Да, Да! Самарканд! – закивала Диля. – Я оттуда, из Самарканда!
Хедие стала рассказывать, что, то ли брат, то ли сват её был в Самарканде и остался от него в полном восторге.
Не поняв и половины текста, я одобрительно кивала головой.
– А вы… на каком языке разговариваете? На узбекском? – спросила девушка.
– Нет, на русском…
– На русском? Почему? – в её глазах читалось недоумение. – Вы разве русские?!
Честно говоря, мне не хотелось объяснять ей все эти историческо-колониальные тонкости.
– Нет, мы – узбечки! – крикнула Диля. Это Наргизка не знает узбекского.
Ну спасибо, Диличка… и как мне теперь выпутываться?
– Она сказала, что я не знаю узбекского… – перевела я. Глаза Хедие стали круглыми.
– Ну.... я в России родилась, в Москве… поэтому плохо знаю узбекский и приходится говорить по-русски с ней. – попробовала я соврать.
– А.., понятно, – кивнула Хедие, хотя, по её виду было понятно, что ей ничего не понятно.
Дальше наступила пауза. Дилька вела машину, а ей периодически названивал ревнивец Мустик. Диля давала ему полный отчёт где мы находимся и куда едем.
– На Таксим… да, хотим на Таксим… знаю, что по этой дороге быстрее. Пока Хаятым (моя жизнь)… – Диля положила трубку.
– «Хаятым»…б**.. – я хмыкнула.
– Ну да, надо же роль играть, чтобы он ничего не заподозрил…
– Ясно… ясно все с вами…
Диля была явно впала в кураж от поездки.
– Чего тебе ясно, чего тебе ясно! Опагинам!!! (сестрица) – она наклонилась, чтобы обнять меня.
– Ээээ… на дорогу смотри!
Хедие на заднем сидении закумарила. Радостная Диля поставила на полную мощь музыку. Из динамиков полилась американская попса. Диля начала подпрыгивать и пританцовывать.
– Ах, мне так нравится эта песня! Вот Наргизапа, приеду домой, пойду на дискотеку! Я так люблю танцевать! Я же ещё молодая!
Я смотрела в окно. Сумеречный Стамбул утопал в огнях. Мы проезжали мимо каких-то проспектов, названия которых я не знаю. Мост Героев искрился, переливаясь светящимися гирляндами. Небо было невероятно звёздным, словно кто-то уронил свой тайник с бриллиантами, а они улетели на небо и не захотели больше возвращаться к хозяину. Залитые светом прожекторов, мечети, напоминали строгих воинов Света, что безмолвно наблюдали, как окружающий мир утопает во грехе. На улицах шли куда-то, торопились, или гуляли тысячи и тысячи людей. Как этот город вмещал в себя столько народа, и не утерял свою уникальность, оставалось ещё долго загадкой для меня.
Я впёрлась в окно, стараясь запомнить картинки, мелькающие перед моим взором, и в душе моей просыпался восторг. Опять тот же восторг, что накрыл меня с головой в первый день моего приезда. Как же он прекрасен, мой Стамбул!
Оставив машину в подземном гараже, мы отправились на Таксим. Невероятная толпища людей образовала нескончаемый бурлящий поток, уносящий тебя вдоль улицы Истиклал. Туристы, гости, зеваки и местные, словно рой насекомых заполонили эту знаменитую улицу, половина которой и без того, была в строительстве. Нам троим нужно было держаться вместе, иначе, людской поток может унести, словно брёвнышко, заблудшее в дикой горной реке.
Уставшая Хедие еле поспевала за Дилей, на которую, вдруг напал волнительный кураж. Она была так рада, хоть на несколько часов избавиться от опостылевшего мужа. Тем, не менее, Мустафа названивал каждые пять минут, волнуясь о своей ненаглядной жёнушке.
Мустик проинформировал жену, что где-то в конце улицы Истиклал есть кафе с дешёвым шишом. Диля, запутавшись в направлениях, повела нас в другую сторону. Наконец, пройдя несколько раз по одной и той же дороге, чуть ли не смываемые толпой, мы нашли это место.
– В Стамбуле очень много женщин в хиджабах, – явно не без удовольствия заметила Хедие.
– Да… стало…, – ответила я обречённо.
– А в Иордании женщин заставляют носить хиджаб?
Хедие не поняла моего вопроса.
– Женщины должны покрывать голову, если они мусульманки.
Я ушла от продолжения этой беседы, чтобы не испортить себе настроение.
В маленькой кафешке, было странно немного народа. Несколько мужчин увлечённо смотрели футбол и не обратили на нас никакого внимания.
Мы расположились за столиком у выхода. Снаружи было гораздо больше посетителей, чем внутри. Наверное, потому, что в Стамбуле было ещё очень тепло и приятно. Я стала оглядываться по сторонам. В кафешке сидело много женщин, большая часть из них была в хиджабах. Может быть, это были местные, а может и туристы из мусульманских стран. Но, что интересно, мужчины курили сигареты, а женщины –кальян. И никто не видел в этом никакого элемента разврата или неподобающего поведения.
Мне это понравилось, поскольку, в Узбекистане, у более консервативной части населения, кальян считается неким символом женской распущенности, на мой взгляд. Женщины, если и курят его, то курят в определённых местах, не на публике. Возвращение к своим религиозным корням, после долгих лет прессинга и запретов, имеет несколько болезненный характер, к сожалению.
Здесь же, раскуривание кальяна –это часть культуры мусульманского Востока, поэтому, турецкие мусульмане не видят в этом ничего зазорного.
Однако, мне вспомнилось, что Мустафа запретил жене курить шиш. Но Мустафа причисляет себя к светскому населению Турции, религия для него – лишь часть его культуры и традиций. Значит в нем говорила больше его мужская суть собственника, нежели стремление мусульманина уберечь свою жену от склок.
К нам подошёл молодой парнишка и поинтересовался нашими желаниями. Мы заказали шиш с запахом жасмина и базилика. Поняв, что Хедие арабка, он очень бегло заговорил с ней по-арабски. Хедие оживилась, и стала активно поддерживать беседу.
Диля сделала вывод, что он мигрант.
– Он говорит по-турецки с акцентом, – резюмировала она. – Он точно приехал оттуда.
– А я, что-то не заметила акцента… Ну да… я в турецком профан…
Я спросила Хедие, насколько хорошо парень разговаривает по-арабски. Девушка ответила, что очень хорошо.
Когда парень вернулся, чтобы узнать все ли у нас хорошо, Диля спросила его прямым текстом:
– Ты турок или араб?
Парень немного опешил.
– Я турок, – немного взволнованно ответил он.
– А откуда арабский тогда знаешь?
Парень, зачем-то, посчитал, что перед нами надо оправдываться.
– Я не из Стамбула, я из… (какая-то юго-восточная часть Турции), у нас много арабов живёт, оттуда знаю… , – ответил парень виновато.
– Врёт! – опять резюмировала Диля. – Не хочет говорить…
– Почему?
– Так легче…
– А ты откуда знаешь?
– Вай! Здрасьте! – Диля недоуменно посмотрела на меня.
– Знаю! Живу, потому что тут!
«Веский аргумент», – подумала я.
– Некоторые их не очень жалуют, – шёпотом сказала мне Диля.
«Да, а вот узбеков вот очень «жалуют»…», – подумалось мне.
Мы выкурили весь кальян, говорили обо всякой ерунде. Вспоминали Ташкент, разговаривали о Мустафе, так как это была дилина больная тема.
Хедие с осоловевшими глазами, улыбаясь смотрела на нас, не понимая ни слова. Турки тоже не обращали на нас внимания, они привыкли к русской речи и привыкли видеть женщин не русского вида, но говорящих по-русски, которые приходят покурить кальян в одну из забытых богом, кафешек Истиклаля.
Прогулки по городу. Стамбул Тет-а-Тет – воспоминания о прошлом и взгляд в настоящее
Следующую пару дней я была предоставлена себе. Я решила пойти в те места, где я обитала семь лет назад, когда приезжала сюда летнюю школу американской программы. Мы жили в общежитии университета Бильги в районе Каракёй. Мне вспомнились также, забавные моменты той поездки, например, список запретов, которым нас снабдили координаторы летней школы. Среди пунктов были такие «По-русски не разговаривать». Иначе, тебя примут за «Наташу» и будут соответственно относиться.
Да, я вспоминала набережную Каракёй с Галатинским мостом и бесконечными кафешками под ним. По Каракёй можно было идти-идти вдоль Босфора, смотря на его голубую гладь и на толстых чаек, что летали над самой водой, задорно крича. Так, любуясь и вдыхая запах Стамбула, слушая его голос, можно было дойти до самой пристани Кабаташ.
В этом районе, в одной из кафешек под мостом, можно было выпить холодного пива и съесть вкуснейший сандвич с жареной рыбой. Везде красовались вывески «Хлеб и рыба за 4 лиры». Тогда, мы часто гуляли по этому месту, глазея на рыболовов, что цепочкой выстраивались вдоль всего галатинского моста, а также, вдоль набережной Каракёй. Стаи кошек приходили к рыбакам полакомиться свежей рыбкой. Кто-то их угощал, а кто-то гонял, и даже, бил по кошачьим мордам, что совали свои носы в их улов, норовя его украсть. Тогда я не могла ругаться с ними, ибо не знала ни одного слова по-турецки.
Я упорно не желала, ни тогда, ни сейчас, видеть негативные стороны жизни Стамбула, так как влюбилась в этот город с первого взгляда.
Вообще, надо сказать, тогда, семь лет назад, я открыла для себя Турцию и её народ. Моё открытие меня удивило, так как первый опыт общения с турками я получила ещё на родине много лет назад. И надо быть откровенным, этот опыт был весьма неприглядным.
Дело в том, что в 90-х годах, когда наш бывший президент взял на вооружение турецкую модель развития – светский ислам и светская страна, в Узбекистан буквально повалили турецкие компании, работающие в различных сферах, от просто «купи-продай» и ресторанов, до крупных компаний наподобие Демир Холдинг. Даже, какое-то время, у нас транслировался турецкий государственный канал TRT1. Помню, я смотрела его, так как испытывала жуткий интерес к этой стране, её культуре, её языку и музыке. Именно тогда, благодаря трансляции этого канала, состоялось моё первое знакомство с Сезен Аксу, что станет главной моей турецкой любимицей на долгие долгие годы.
Для нашей бедной, ничего не видавшей постсовковой страны, турки стали чудом чудесным, вроде, как бы свои, а вроде, совсем европейцы.
Но, среди них не все были позитивно и дружественно настроены по отношению к нам. Скорее всего, они вели себя, как имперцы. Они считали нас вторым сортом, а себя белой костью, и всем видом это показывали.
Возможно, многие со мной поспорят, и видно, карма моя не столь чиста, но я вспоминаю, то, что вспоминаю.
Сразу поползли нелестные слухи о них среди нашего населения. Об аферах и обманах, и о том, что они брали на работу в свои фирмы только европейских девушек, а узбечкам доставались вакансии уборщиц. И главным мерилом квалификации считалась внешняя привлекательность, но никак не образование и профессиональные навыки.
К слову, таким подходом к набору кадров, тогда страдали не только турки, но и часто, местные нувориши, примерившие на себя роль крутых бизнесменов. Время было такое – лихое, тёмное, мрачное. Время девяностых, которое мне не хочется даже вспоминать.
Но, стереотипы относительно турок и Турции, как-то сложились у меня в голове. Совсем не лестные стереотипы, которым суждено было рухнуть только спустя пятнадцать лет.
И вот я, гуляла по району Каракёй, понимая, что все в этом мире относительно, и чтобы узнать страну и людей, надо, как минимум, её посетить. Стамбульцы мне показались очень милым добрым и гостеприимным народом. Продавцы даже самых захудалых лавок говорили по-английски, и узнав, что мы из Узбекистана, широко улыбались и называли нас «кардешлер» братья, значит.
Увы, в сегодняшнем Стамбуле, такого радушия я не ощутила. Все изменилось, многое произошло. Наши народы прошли через социальные и исторические перипетии, иногда, не совсем внушающие оптимизм и радость.
Но тогда, меня откровенно удивила галантность турецких мужчин, их ненавязчивость, даже тогда, когда они предлагали вместе пообедать в ресторане и на отказ, реагировали весьма адекватно, без лишних слов и эмоций.
«Ээхх, Наргизаопа!» – сказала бы сейчас Диля. «Они все такие воспитанные и галантные сначала. А потом, когда поймут, что ты попалась в ловушку, сразу показывают свой характер! Вот мой тоже был таким, так красиво ухаживал, а потом, как стала его женщиной, так тут же изменился, урррод!» Я прямо слышу в голове её раскатистое «ррр», чтобы сделать ещё большее смысловое ударение на этом слове.
В принципе, такие претензии можно предъявить любому мужчине, не зацикливаясь на нации. Но так как сегодня я пишу о Турции и турках, значит, и быть посему.
Но… о чём это я? Я ведь пишу о Стамбуле – городе, где навсегда осталась частичка моей души.
* * *
Я вышла из отеля и направилась пешком по трамвайной линии по направлению «Эминону-Кабаташ». Идя по тротуару, я пыталась слиться с этим городом, его душой, раствориться в этой многомиллионной разноликой толпе. На моем пути попадались бесконечные магазинчики, кафешки, сувенирные лавки. В магазинчиках продаётся всякая ерунда, начиная от зарядок и чехлов для гаджетов, и заканчивая, турецким золотом. Огромная масса людей шла по обе стороны течения, разные лица, типажи, они мелькали перед глазами, для которых я была невидимкой, лишь одним мгновением в их жизни.
Я направлялась в сторону проспект «Сыркиджи», одной из больших и многолюдных улиц Стамбула. Эта улица выводит прямо на набережную Босфора, к пристаням паромов.
Так, я шла, удивлённая сама себе, не веря в то, что я нахожусь в городе, который имеет для меня особое значение. Я разглядывала людей, вдыхала запах города, состоящий из микса кофе, кебабов, сладостей и жаренных каштанов. Я вела бесконечную философскую беседу внутри себя, мне было по-настоящему хорошо и легко. Давно я не ощущала такого приподнятого духа и настроения. Неужели, во всем виноват Стамбул?
Я бы и шла себе так дальше, радуясь жизни и стамбульскому солнцу, если бы не пример человеческого убожества, вернувший меня в реальность.
Со стороны спины я почувствовала толчок, словно чья-то рука пыталась отстранить меня от дороги. Я обернулась и увидела перед собой существо, громко говорящее по мобильнику и размахивающее руками. Существо разговаривало явно не на турецком, мои скудные познания в языках позволили мне предположить, что это был какой-то диалект узбекского или туркменского языка. Существо шло по узкому людному тротуару, распихивая всех, кто шёл ему навстречу. Если бы мы были бы в Узбекистане, то я не оставила бы от наглого мерзкого безмозглого существа и мокрого места, обложив его отборным русским матом. Но здесь, в благословенном Стамбуле, мне не хотелось портить себе мой взлелеянный праздник. Я сделала правильно, не став провоцировать конфликт, и существо исчезло в одной из лавочек.
Я шла себе дальше, как через несколько минут меня обогнала пара, говорящая по-русски. Молодая женщина, скорее всего, азербайджанка и её, по-видимому, младший брат. Женщина, наверное, жила в Стамбуле, а юноша приехал навестить. Моё внимание они привлекли своей громкой руганью. Точнее, ругалась женщина:
– Это тварь, грёбанный узбек, сука! – возмущалась она.
«Ничего себе», – подумала я и почувствовала, как справедливый гнев вскипает во мне. Я уже хотела встрять со словами «А что тебе, овца тупорылая, узбеки сделали?!», – как услышала вторую часть разговора:
– Тварь невоспитанная, – ругалась женщина. – И вот такие, как они всю нацию позорят!
Братишка слушал и кивал.
Я поняла, что эта пара наткнулась на то убогое существо без роду, без племени, которое на своём родном языке то, изъясняться не умеет. Возможно, они пересеклись с ним и повздорили. Тем временем, женщина продолжала:
– Из-за них, ты уже не хочешь говорить, что приехала из Узбекистана!
Я поняла, что женщина и её братишка были моими соотечественниками. Гнев мой праведный приутих и мне стало стыдно, что то существо тоже было моим соотечественником. В чувстве стыда за своих людей, что не умеют себя вести в чужой стране, мы с этой парой оказались «по одну сторону баррикады».
Брат с негодующей сестрой ушли вперёд, а я шла и думала:
– Вот, ёрш твою меть! – опять эта тема мигрантов настигла меня. Казалось бы, в самом неожиданном месте, где проходят миллионы человек со всего мира, меня угораздило встретить этот экземпляр бесконечного стыда за свою нацию. Настроение у меня… нет, не испортилось, ведь я же в Стамбуле!
Вскоре, когда моему взору отрылась голубая лазурь Босфора и станции набережной Эминону, мой мозг заблокировал негативную информацию, что была мне подана несколькими минутами ранее.
Дыша полной грудью и чувствуя себя уже частицей этого мира, я перешла дорогу, направилась к ближайшему ларьку продажи свежих соков, и купила себе вкуснейшего апельсинового нектара. Я опять была исполнена чувством великой гордости, что мне удалось перекинуться парой слов на турецком с мальчиком-продавцом. Я постояла у набережной, сделала пару снимков и, попивая свой сок, смотрела на блики солнца, алмазными искрами играющие на волнующейся ряби пролива.
Созерцая набережную, по которой прогуливались сотни туристов и местных, я вспомнила сериал, в котором в первый раз увидела мистера Светлая Душа, и онемела от его лучезарной красоты. Мой рот растянулся в мечтательной улыбке, ведь он обитает где-то здесь, в этом городе потаённых желаний. Хотела бы я встретить его? Не знаю…
«Boş ver!» (забей!) – сказала я себе и отправилась по галатскому мосту на противоположную бухту Каракёй.
Мост был таким же, как и много лет назад – длинный и оживлённый. Привычные рыбаки с тонкими удочками также ловили на живца. Через автомагистраль простиралась Терра-инкогнито материкового Стамбула, в пыльной дымке возвышалась величественная мечеть Сулеманийе.
Я брела по мосту, разглядывая встречных пешеходов. Стамбул – это город молодых. Молодёжь разноцветными стайками прохаживалась туда-сюда, жуя сэндвичи из рыбы, разговаривая, гогоча. Казалось бы, город жил в своём особом ритме, ритме беззаботности, где нескладные звуки складывались в дивную мелодию Стамбула, состоящую из смеха юности, шума транспорта, песен муэдзинов, гула пароходов и криков чаек.
Дойдя до Каракёй, я с грустью обнаружила, что от знаменитой набережной мало что осталось. Все было перекрыто или стройками, или куплено богатеями, что приватизировали эти земли и сделали недоступными для простых смертных, прекрасные виды набережной.
Найдя местечко в маленькой кафешке, я намеревалась исполнить обещание, данное самой себе, съесть сэндвич из рыбы.
«Велком!» – поприветствовал меня улыбчивый официант. Я стала говорить с ним на турецком. Он заулыбался ещё шире и спросил:
– Откуда вы? Китай? Япония? – продолжал он по-английски.
– Что?! Я из Узбекистана!
– Ой, простите! – он смутился. – Просто, у вас такая причёска… – и сделал жест рукой вниз от уха к шее. – И очки тёмные…
– Да, ничего… – сказала я, – меня многие принимают за азиаток.
Взяв мой заказ, парень заговорил со мной на своём языке, все так же, улыбаясь:
– Вы узбечка и говорите немного по-турецки, да?
– Да, немного говорю…
– Вы очень хорошо говорите!
– Да ладно…
– Нет, прекрасно говорите! – он явно старался меня подмаслить.
«Если бы…», – подумала я.
– А вы живете здесь или приехали погулять? –последовал привычный вопрос.
– Погулять… – ответила я, широко улыбаясь.
– Вам нравится здесь?
– Да, очень!
– Оставайтесь! Здесь много узбеков, – он подмигнул мне, пытаясь флиртовать.
– Я ещё сюда вернусь, – ответила я, жутко пожелавшая, чтобы сказанное стало правдой.
– Иншаллах! – ответил мне молодой турок.
К слову, сэндвич с рыбой был прекрасен. И крепкий сладкий чай был тоже к месту. Только вот в пиве мне они отказали со словами «Мы не продаём алкоголь». Это стало ноткой, напоминающей об изменениях, что происходят в этой стране.
«Да и ладно!» – подумалось мне. «Ничто не испортит мне настроения, и вообще, если хочешь пить – иди в ресторан!» – сказала я сама себе. Ведь, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
* * *
Следующий мой гастрономический маршрут пролегал на улицу Истиклал и Таксим.
Я доехала на этот раз на трене до остановки Каракёй и решила проложить путь до улицы Истиклал. Тот, что я проделывала семь лет назад, решив испытать вновь те светлые радужные чувства.
Перейдя дорогу, я нашла ту улочку, что круто подымалась вверх. Она называется Юксек калдырым. Улочка, по которой ходят толпы туристов, так как вся она напичкана сувенирными лавками, маленькими ресторанчиками, мини-отелями и прочее. Правда, сейчас на место многих лавок пришли магазины, торгующие промышленными товарами. Что-то изменилось в этой чудной узкой улочке, исчез некий шарм, дух Стамбула, которого нет, и который я тщетно пыталась ощутить.
Дойдя Галатской башни и пофотографировав её, я подумала, а не зайти ли в ресторан имени Башни, но отказалась от своей идеи. «В такие места не ходят по одиночке» – сказала я себе, и двинулась дальше.
И, продвигаясь ближе к знаменитой улице Истиклал, я, наконец, увидела то, что ожидала видеть. Уличка Бюйюк Хендеке вела вверх, но олицетворяла тот Стамбул, о котором я грезила эти годы. Казалось, что стамбульская богема нашла приют здесь. Каких только магазинчиков и лавочек тут нет – магазины музыкальных инструментов, различные лавки, продающие разные диковинные вещи от виниловых пластинок до одежды для представителей суб-культур, от кожаных и серебряных украшений до одежды любителей белли-дэнса. И все это разбавлено различного вида кафешками и кофейнями. Кстати, в этих кафешках и кофейнях вальяжно расположились сами эти представители стамбульских субкультур – обросшие байкеры и рокеры в косухах, пара готов и несколько хипстеров. Они сидели и говорили о своём, безразлично осматривая проходящих мимо людей.
Купив в одной лавке магнитик с изображением Ататюрка, я поднялась на Истиклал.
Решив дойти до пощади Таксим, я прошлась быстрым шагом по этой длинной улице с массой магазинов, бутиков и ресторанов. Но, быстро идти не получалась, ибо взгляд мой падал постоянно на какой-нибудь закуток с красивым «вкусненьким» ландшафтом, будь то кафешка или синагога.
Таким образом, я забрела во двор католического храма, который был действующим, и в это время, в нем шла месса. Церковь святого Антония Падуанского, так он называется. У этого храма своя занимательная история, кому интересно, могут найти описание в Википедии. Скажу только, что он был построен в 1912 году ещё во времена Османской империи, и перед входом в базилику, нас встречает статуя одного из римских Пап, Иоанна XXIII, который, самолично, вёл там мессы. Я заглянула внутрь храма, и как-то, позабыла, что нахожусь в Турции. Храм по своему внутреннему убранству ничем не отличался от своих европейских аналогов, все те же прекрасные витражи, все те же боковые галереи и алтарь. Негромко играл орган, люди ходили, делали фото, молились. Среди визитёров было много мусульман, женщин в хиджабах. Они сидели на скамьях, слушали музыку, отдыхали в дворике.
Глядя на эту, почти, идиллическую картину мирного сосуществования религий, я почувствовала, что мой внутренний гнев и злоба куда-то исчезают, и я даже, готова была возлюбить всех людей. Вот она сила божественная, чудотворная!
Воодушевлённая, я продолжила свой путь на Таксим. На самой площади я ничего особого не нашла, разве что, сделала селфи у памятника Героям. Странно удивило отсутствие деревьев на площади.
С чувством исполненного долга, я двинулась обратно и почувствовала, как мой желудок стал урчать от голода. На Истиклал, я нашла бистро и в первый раз в жизни отведала блюдо Искандер.
Я возвращалась в сумерки усталая с животом, набитым мясом и хлебом. Жутко хотелось чаю или горячей чорбы, которую я успела полюбить. Улица Акбыйык была, как всегда, людной и освещённой витринами лавок и магазинчиков, а также, разноцветными стеклянными фонарями, что придавало улице праздничность, невзирая на день, месяц или настроение её обитателей. Масса туристов, ночных бабочек и просто местных, ошивались в многочисленных кафе и ресторанах. Официанты и зазывалы старались завлечь тебя в их заведения, улыбаясь во все зубы.
Моего знакомого не было на месте. Зато, владелец соседнего кафе, вереща на беглом английском, за несколько секунд ознакомил меня с особенностями меню своего ресторана, накидал мне кучу визиток и спросил, откуда я приехала:
– Фром Раша (из России), – сказала я хмуро, расстроившись от осознания того, что стесняюсь назвать свою страну.
– О! Прифет! Дабро пожаловать, – стал расшаркиваться турок. А я смотрела на него, улыбаясь натянуто, думала, о том, если бы я была бы тут не на статусе туриста, а на статусе обычного трудового мигранта.
Вообще, будучи здесь, я очень часто задумывалась на эту тему, ведь, как ни крути, сюда я приехала на «разведку» и не скидывала перспективы найти здесь работу.
Но, реальность была очень далека от моих радужных фантазий. Узбекистан – это поставщик большей частью мигрантов низкоквалифицированного труда, что, словно, незваные гости, осваивают просторы России, Турции, Кореи и прочих стран.
От этих мыслей мне стало совсем худо, и я поплелась к себе в отель.
В отеле, вместе с шумной компанией заезжих арабов, и клопами в моей постели, меня ждало ещё одно разочарование. Открывая свой номер, с террасы наверху, я услышала громкую ругань Мустафы. Сначала я подумала, что он разговаривает по телефону, но, потом, стала различать обрывки фраз.
– Ты достала меня, достала! – ворчал он громко на турецком.
Я быстро поднялась по лестнице и очутилась на террасе. Малочисленные гости смотрели вечерние программы, а напротив, на кушетке сидела Диля без лица. Увидев меня, обычно дружелюбный Мустик пролетел мимо, даже взглянув.
– Что случилось? – спросила я у Дили, которая еле сдерживала слезы.
– Да… поругались немного, – сказала девушка всхлипывая. – Наргиза-опа, я зайду попозже к вам, мне несколько номеров надо убрать.
– Конечно заходи…
