Читать книгу: «По ту сторону фортуны. Книга 1. Галопом по Европам», страница 3
– Ииии…, – я заскулила как маленькая бездомная собака и уткнулась ему в плечо. Сжалась в комок, стонала от внезапно пришедшего облегчения и плакала. В итоге, от моих слёз осталось мокрое большое пятно на его форменной рубашке, а поляк сидел ровно, боясь шелохнуться, и только повторял:
– Всё есть добже, пани!.. Всё есть добже.
Когда я обуздала чувства и перестала всхлипывать, пан майор прояснил обстановку:
– Твоя дивчина ма лекки вчрошненье мозгу.
Я кивнула: понимаю. У Светки лёгкое сотрясение мозга, ничего страшного. Вот зараза! За все мои переживания могла бы иметь что-нибудь посерьёзнее, пару сломанных рёбер, например. Так нет же, кроме легкого вчрошненья она ничего больше не получила!
Ждали мы около полутора часов. За это время пан майор успел раздобыть кофе из автомата, я сгоняла за бутербродами. Мы сидели на лавочке и мирно говорили за жизнь. Страшное осталось позади, мне было хорошо и спокойно.
– Як пани на имён?
– Наташа.
– Росьянинэм пани Наташа. Мам на имён Марек.
– Бардзо ми позначь (Приятно познакомиться), – ответила я и улыбнулась, на этот раз совершенно искренне.
– Ту розуме по польску? – спросил таможенник, выжидающе глядя на меня.
Я примолкла. Со всеми стремительными событиями из головы напрочь вылетело, что мы заявили на границе, что не знаем польский.
– Чуть-чуть, совсем немного… э-э… как это сказать? Трохэн по польску, пан Марек, – бормотала я, выкручиваясь на ходу.
И сразу понеслись следующие мысли: сервиз!.. Контрабанда!.. Я чуть не подскочила, но одумалась быстро и поднялась как бы нехотя. Небрежно кинула собеседнику «Ожидайте!» и неторопливо вышла из приёмного покоя. Выйдя на крыльцо, бегом припустила к фольксику, открыла багажник и вслепую принялась искать драгоценную коробку. Нащупала её, руками раздвинула горы сваленного на таможне барахла и затолкала голову внутрь этой кучи. Она, точно, она!.. Захлопнула багажник и спиной навалилась сверху.
Тяжёлое гнетущее чувство поднималось снизу от самых пяток, через живот, к сердцу и там засвербело калёным железом. Совесть! Моя забытая совесть, она оклемалась от стресса и не давала покоя: мы со Светкой нелегально вывезли национальное достояние нашей страны! Что делать? Идти в Российское посольство в Польше и во всём признаться? Возможно, большой срок не дадут, сдадимся добровольно и суд учтёт явку с повинной. Штраф в полмиллиона всё равно впаяют, а таких денег ни у меня, ни у Светы нет. Может, попросить Лешека, чтобы заплатил за нас? А что, если любит, пусть раскошеливается! Тогда Светке придётся выходить за него замуж, из порядочности. Хотя, при чём здесь я? С какой стати он должен вносить деньги и за меня? Я сумрачно вздохнула. Так хорошо всё начиналось совсем недавно, ещё семь часов назад.
Я закрыла багажник, машину, проверила раза три, дергая за ручки со всех сторон. Только в полной мере убедившись, что лошадка Мэри запаяна намертво, включила сигнализацию и вернулась в приёмный покой.
Пан майор стоял рядом с врачом. Они о чём-то переговаривались, а рядом, в кресле-каталке, сидела Света! Расселась, совсем немощная, что ли? Волнение снова разыгралось, заставляя учащаться сердечный ритм. Таможенник увидел меня, заулыбался и приветливо взмахнул рукой.
Я подошла поближе и внимательно рассмотрела её. Зрелище было печальным – голова упакована как кокон, одна штанина джинсов разодрана от бедра до колена. Вероятно, в момент падения Светик зацепилась за угол скамейки. При виде меня блаженная полуулыбка отразилась на её лице. В заторможенном создании, завалившемся на один бок, с большим трудом угадывалась моя аристократичная красавица подруга. Я присела на корточки возле кресла и спросила:
– Ты как?.. Жива?
– Нату-уль! – жалобным голосом сказала она. – Жива-а!
Светик силилась сконцентрировать взгляд, но это ей не удавалось.
– Всё есть добже, пани! – офицер произнёс кодовую фразу, дружелюбно похлопал меня по плечу и опять повернулся к врачу.
Добже то добже, но спектакль надо продолжать, всё-таки, пан Марек таможенник, пусть даже и оказался хорошим человеком. Бдительность терять не стоило.
– Как ты, дорогая?.. Так напугала нас!.. Ручки-ножки целы?.. Всё в порядке? – я заверещала, бегая вокруг кресла-каталки. Ощупывала Свету, всплёскивала руками, как наседка, а она удивлённо смотрела на меня.
– Последний разум отшибло? – рявкнула я раздраженно. После пережитого напряжения пришла злость.
Или у Светки воистину произошёл какой-то сдвиг и она позабыла обо всём, или сочла, что опасность миновала и успокоилась. Она находилась в ступоре, не знала как действовать и я незаметно ущипнула её за руку.
На всякий случай, боясь сделать что-то не так, Светик приняла верное решение. С усилием подняла руки к голове, обхватила её и начала стонать, глазами ища у меня поддержки: правильно?
Я моргнула утвердительно. Вероятно, Света припомнила инцидент на таможне и негромко спросила:
– Всё нормально?
Естественно, мне было жаль её. Приложилась она серьезно и, надо полагать, голова гудела как колокол. Но вредный характер никуда не денешь, да и встряска оказалась настолько сильной, что у меня тоже началась мигрень. Я быстро поблагодарила врача, ухватила кресло за ручки и покатила его к выходу.
– Сервиз изъяли, едем в следственный отдел, – я соврала легко, не в силах удержаться от ядовитых комментариев.
– П-правда?
– Ещё какая! – подтвердила я с мстительным удовольствием. Пусть тоже переживает, не мне одной! – Лешеку звонить буду, он адвокат, пусть решает, что делать.
– Н-нас посадят? – прошелестела Света, подняв голову и глядя на меня овечьим взглядом, мелкая дрожь пробежала по её телу.
– Скорее всего, дадут десять лет без права переписки!
– Нам?
– А кому?!.. На границе сказали – пани, по вам обеим тюрьма плачет!
– В с-смысле?.. Настоящая?
– Игрушечная! Сказочная темница! Окошки такие резные, в клеточку!
– Н-не хочу!
– А ты думаешь, я хочу? С детства горю желанием в полосатой робе ходить! Но, как говорится, Светик, от сумы и от тюрьмы…! Вместе срок мотать будем!
За время моего короткого монолога она снова завалилась на бок. Я испугалась: как сонная муха, феназепам, что ли, вкололи? Забежала вперёд проверить её состояние. Нет, Света была в порядке, не считая мутных глаз и отрешённо-испуганного выражения лица. Я тут же перетрусила: вдруг опять отключится? По видимому, у неё полный винегрет в голове.
– Ну, какая тюрьма? Три часа только прошло. Всё хорошо. Ты, правда, ничего не соображаешь? – сжалилась я.
– С-совсем смутно, спать охота, – с убитым видом ответила она и прикрыла глаза.
Совесть моя тут же вскинулась в справедливом упрёке: ей и так плохо, а тебе сию секунду вздумалось добить.
– Ладно, пробьёмся, отдыхай, – сказала я, горестно погладив кокон, и повезла раненую дальше.
Пан Марек догнал нас на улице и протянул заключение и рецепт. Он помог Свете усесться в машину, та потрясла его руку со словами «Денкуе! Спасибо!» и притихла.
Я обратила внимание, что офицер перестал выпячиваться при взгляде на неё. Может быть, белая повязка на Светкинй голове его смущала. Не исключено, что решил держаться подальше от двух сумасшедших русских пани.
– Денкуе за помощь, пан Марек, простите, – я от души поблагодарила, протягивая руку.
Он ответил крепким рукопожатием, не долго подумал, а затем медленно на русском языке произнёс:
– Не говори спасибо!
Я рассмеялась, а довольный таможенник протянул мне бумажку и сказал:
– Пани Наташа, то есть мой телефон. Задзвонь до мне кеды знову бенджишь на границы.
Я помахала ему на прощанье, облегченно вздохнула, села за руль и мы выехали за ворота больницы.
Света хотела что-то спросить, но я ее прервала:
– Спи, это сейчас для тебя самое лучшее.
Тюрбан слегка мотнулся, она устроилась поудобнее и почти сразу уснула. Мы выехали из Бранёво и через десять минут выскочили на бетонку, называемую в простонародье «берлинка». Я остановила машину на обочине, приняла таблетку и позвонила Лешеку. Как и предполагала, встревоженный поляк не находил себе места.
– Не нервничай, всё в порядке, – подбодрила я. – Да, все живы, через два часа будем.
Лошадка Мэри влилась в поток автомобилей и взяла курс на Гданьск. Дорогу эту знаю как свои пять пальцев, особого внимания не требовалось. Головная боль немного прошла и я расслабилась, подруга мирно посапывала рядом. Через полтора часа притормозила на заправке, купила два стакана кофе и растормошила её.
– Где мы? – она задала логичный вопрос. – А-а, почти приехали.
Света пила горячий эспрессо и постепенно возвращалась к жизни.
– Как себя чувствуешь? – спросила я, подходя издалека и пристально её изучая.
По всем показателям она выглядела вполне себе: взгляд осмысленный, никуда не кособочится, не трясётся, не заикается, только намотанные бинты напоминали о происшествии.
– Нормально, голова немного побаливает. Интересно, что там? – спросила Светик, ощупывая затылок. – Ой!.. Больно!
– Это хорошо! Если болит, значит, есть чему. Как ты могла так нас подставить? В мозгу не укладывается!
– Да уж!.. Такой глупости я от себя тоже не ожидала. Вот бестолковая!..
В её голосе звучало искреннее покаяние и мне пришлось наступить на горло собственной обвинительной песне, но душевные терзания не давали покоя. Такая ценность, а мы её вывезли! Преступники, причём, группа лиц по предварительному сговору! Как-то же с этим примириться надо, что, если….
– Хватит угрызениями совести мучиться, слишком поздно, – прервала мои размышления Света. – Потерявши голову, по волосам не плачут!
Она не просто вернулась в строй, а была в полной боевой готовности!
– Ощупай как раз, твоя-то на месте?
– На месте, не беспокойся! И руки, и ноги, и мозги, всё в наличии! Не придумывай, поезд ушёл!
– Стащат сервиз, не приведи Господи, тогда что? – сумрачно сказала я, садясь за руль и хлопая дверью.
– Кто про него знает? – вывернулась Света, пристёгиваясь ремнём безопасности.
– Мало ли!.. Жулья везде навалом. А если тормознут на досмотр? Обнаружат, а документов-то нет!
– Не нарушай ничего, тогда и не остановят.
Я промолчала, дальше ссориться не хотелось. Какой смысл? Решила для себя, лучше у Лешека спрошу. С этой мыслью повернула ключ зажигания и мы выехали с заправки.
– А твои вечные подковырки…. Зачем про тюрьму насочиняла? – через недолгое время вспомнила Света.
– Так ты всё понимала и притворялась? – спросила я, снова начав сердиться. – Актриса!.. Фаина Раневская!
– Не до такой степени, но испугалась, врать не буду.
– Не арестовали, так машину бы конфисковали. Безнаказанно никто бы не отпустил, не сомневайся!
Наплевательство подруги на нашу безопасность выводило из себя. Она не нашла чем аргументировать и призадумалась. Просто так сдаться Светик не могла, выискивала любые способы меня поддеть. Нащупав какую-то зацепку, она повернулась и насмешливо спросила:
– Пан Марек?.. Пани Наташа?.. А это что было?
Как-то резко мне надоели все споры, усталость навалилась тяжёлым грузом и я глубоко вздохнула.
– Глупая ты, Свет. Представить себе не можешь, что я пережила. Мы с ним уже как братья.
– Когда это вы успели побрататься? Пока я в коме пребывала?
Я пропустила мимо ушей её выпад и продолжила:
– Когда ты вышла из строя, даже сначала не поняла, думала, прикидываешься. А потом до меня дошло, что всё по-настоящему… . Чуть рядом не свалилась, а он, считал, что прибил тебя. Хотя, надо бы….
– Ну и хорошо! Зато теперь у нас есть пан Марек, можно спокойно мотаться туда-сюда.
– Ну да, фурами янтарную комнату вывезем и никто не остановит. Ведь у нас есть пан Марек.
– Видишь, как удачно грохнулась, – довольная подруга примеряла ордена. – Зато таможню проскочили.
– Спасибо Господу, молилась не переставая! Звони своему Ланселоту, подъезжаем.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
К дому Лешека подрулили под вечер. Из-за наших злоключений вместо обычных трёх часов потратили на дорогу весь световой день.
Бедный поляк патрулировал возле больших кованых ворот. Завидев машину, он кинулся к нам.
– Моя милощч!.. Светличка моя! Натушка, где вы были?
Они не подходили друг другу совершенно. Высокая Света с хорошо сохранившейся модельной фигурой, ухоженным личиком без единой морщинки и коренастый Лешек с небольшим брюшком и проплешиной на затылке. Его чувство было странным сочетанием нежной отеческой любви и страсти мачо. Подруга поляка не любила, но очень дорожила этими отношениями. И, чего греха таить, пользовалась ими напропалую.
Его милощч величественно вылезла из машины с белым тюрбаном на голове и драных джинсах. Лешек охнул и даже присел от неожиданности.
– Матка Бозка!.. Пресвятая дева Мария! Что с тобой?
Несчастный поляк хватался за свою голову, дотрагивался до Светкиного кокона, подбегал ко мне и заглядывал прямо в глаза.
– Что случилось?.. Что случилось?
– Ничего, – буркнула я и пошла открывать багажник. – Потом расскажем.
– Не потом! Сейчас! – воскликнул Лешек, лицо омрачилось болью, как если бы это его голова пострадала. Он не находил себе места от беспокойства, повернулся к Свете и спросил: – Ты упала?
Та нервно покусывала губы. Поляк не отстанет, мы знали это хорошо. Скорее всего, Светик раздумывала, как бы всё так преподнести, чтобы не выглядеть легкомысленной дурочкой, но при этом остаться героиней. Несмотря на усталость и раздражение, я решила пощадить чувства Лешека, взяла его под руку и сказала:
– Мой дорогой, если в двух словах, то твоя милощч совершила классический кульбит. Малосольный огурчик, оказывается, убойная штука, на нём она и взлетела. Это было очень круто, жаль, что ты не видел. Пожалуйста, не требуй отчета сию секунду. Как видишь, наша Светличка жива и относительно здорова.
Я так и не примирилась с действительностью и с недовольством принялась вытаскивать на тротуарную плитку наше имущество. Света попыталась помочь, но я отодвинула её со словами:
– Иди уже, Нефертити!
Светку как ветром сдуло. Я добралась до ценной коробки, обняла её двумя руками и потащила по ступенькам в дом.
Накрытый стол ждал давно, листья салата уныло подвяли, пластики сыра на тарелке подсохли и покрылись слезами. Камамбер оплыл, как медуза, и я с сожалением вздохнула. Чёрный крепкий кофе с сахаром и вонючим сыром – моё любимое лакомство.
Я локтем сдвинула в сторону посуду и водрузила поклажу прямо на стол.
– Что есть это? – спросил Лешек, ошалев от переизбытка непонятных реалий.
Светик заискивающе крутилась рядом. Что скажет высокооплачиваемый адвокат и крупный коллекционер ещё неизвестно. Конечно, она трусила, любыми способами оттягивала неприятный момент и, как ни в чём ни бывало, предложила:
– Может, поедим сначала? Умру ведь с голоду.
– Мы уже это сегодня проходили, – усмехнулась я. – У тебя как у кошки девять жизней.
– Опять начинаешь?
– Продолжаю! Если тебя скамейкой не перешибёшь, то без Агнешкиной стряпни как-нибудь протянешь!
Агнешка, домработница Лешека, служила у него больше двадцати лет и готовила изумительно. Милая пожилая женщина любила его как сына. Я частенько болтала с ней, улучшая польский, и даже научилась у неё готовить настоящую мазурку.
Есть хотелось ужасно, тем более Агнешка расстаралась: жареные колбаски, любимый Светкин бигос, маленькие нежнейшие порционные плюшки и ещё огромное количество всякой вкусноты.
– Дивчины, мыслю требуемо выпить.
Лешек успел опомниться, открыл бутылку «Хеннесси» и наплескал прозрачный карамельный напиток в высокие бокалы богемского стекла.
– Правильно мыслишь, Лешечек, – поспешно подхватила Света, тюрбан одобрительно мотнулся, поляк и время работали на неё.
Я в глубине души признала – нам необходимо после такой встряски и покосилась на подругу.
– Тебе можно?
– Не только можно, но и нужно!
Она быстро пропустила бокал. Знаю её как саму себя, сейчас Светик посчитала, пока суд да дело, мои справедливые чувства немного улягутся. Ну что ж, выпить так выпить. Я не отставала и осушила одним глотком, по-русски, Лешек же только пригубил.
Сразу вспомнилось, как он, являясь истинным гурманом и ценителем прекрасного, учил нас правильно пить коньяк, чувствуя все три волны аромата. Маленькими глоточками, каждый раз задерживая во рту на несколько секунд, чтобы уловить эффект, называемый «хвост павлина». Наш друг любил пить именно из этих бокалов в виде тюльпана. Лешек считал, что данная форма напоминает красоту женского тела, а что может быть совершеннее в мире, чем женщина?
После первой дозы спиртного меня осенило: может быть, поляк так сильно влюблён в Светку, что она фигурой походит на сосуд для коньяка? Надо не забыть спросить!
– Давай повторим, Лешек, – поторопила Света, решив, что первый пар вышел и требуется окончательно затушить пыхтящий самовар в моём лице.
Выпили ещё, после всех испытаний нам было не до павлинов. Чудесное неземное тепло начало разливаться по всему телу, мягкими волнами перекатываясь вверх и вниз, расслабляя, даря спокойствие и умиротворение.
Мы принялись за еду и минут десять жевали молча. Светик метала всё подряд, без разбору: бигос, колбаски, запечённую форель, заедала это салатом и плюшками. Я даже испугалась: так старается, чтобы показать, насколько она жизнерадостная женщина? Для Лешека это и не требуется. Вдруг у неё открылся дар обжорства, как это бывает после удара молнией? Например, в семидесятых годах в одного мужика в Липецкой области попал природный разряд и он заговорил на трёх европейских языках. Только вместо иностранной речи у Светки проявился уникальный талант поедания. Лучше бы начала изъясняться на английском или французском, больше пользы.
Набившись и запьянев, подруга отодвинулась от стола и принялась рассказывать историю на таможне. Как любая артистическая натура, Света делала это увлечённо, в лицах, закатывая глаза и точно передавая интонации и движения. Поначалу Лешек улыбался, но когда она игриво произнесла «и тут мы поняли», он посерьёзнел и перебил её:
– Моя милощч, я не понимаю, у вас не было документов?
Светка кивнула, всем своим вызывающим видом показывая, как ловко мы это дельце провернули и нам есть чем гордиться. Она плутовски подмигнула и прищелкнула пальчиками. Вуа-ля! Вот такие мы!
Её попытки утихомирить мою совесть с помощью коньяка возымели обратное действие. Я прокручивала в голове осуждающие речи и обвинительные приговоры. Выждала, пока обескураженный Лешек усвоит информацию, встала и подошла к коробке.
– А теперь смотри сюда, – сказала я, стараясь придать напыщенность сцене и медленно вскрывая обмотку. – Вот он!.. Ему больше ста лет! Розумеешь?
Поляк присвистнул и широко раскрыл глаза от такого вопиющего безобразия! Как профессионал он моментально оценил тяжесть совершённого преступления.
Упёршись руками в стол, я возвышалась над коробкой как статуя правосудия. Объятая хмелем, ощущала себя Немезидой! Мой карательный меч поднялся и готовился обрушиться на нарушителя общественных и нравственных порядков.
– Твоя коханая и я – котрабан, – я боролась с этим трудным словом, но язык упорно заплетался, не в силах провернуть слоги. – Контрабад… Кон-тра-бан-дист-ки!
Я победила! Потрясённый Лешек перевёл беспокойный взгляд на Светку и задал мучающий его вопрос:
– Так что у тебя с головой, моя милощч? Это всё как-то связано между собой?
Светик в срочном порядке вспомнила о сотрясении мозга, схватилась за повязку и заныла:
– Натуль, у тебя есть обезболивающее? Что-то голова раскалывается. Может, я пойду, прилягу?
– Потерпишь! Уплетать за обе щеки, так ты здорова, дай Бог каждому! Как отве….
– Что ты опять завелась? Мы же закрыли эту тему, и без твоих пламенных речей мозг звенит!
– Ничего мы не закрывали, просто разрывает от твоей безалаберности! Как отвечать за содеянное, так сразу уважительная причина нашлась. Сиди, никуда не пойдёшь, пока не решим, что делать с чёртовым сервизом.
– Вот так новость, ещё недавно он был не чёртов, а Александр третий.
– Вот именно!
Лешек плохо понимал нашу перепалку, переводил взгляд со Светки на меня и обратно, но слово «контрабанда» он точно уяснил. Догадываясь, что мы попали в передрягу, поляк налил себе полный бокал.
Телефонный звонок отвлёк от перебранки.
– Мам, где пропала? У вас всё в порядке? Ночь на дворе, а ты всё не звонишь и не звонишь. Мы беспокоимся, Игорь спрашивает, может, успели влезть куда-нибудь? – озабоченным голосом спросила Сашка.
– Всё хорошо, детка. Долго стояли на границе и только приехали. Лешек передаёт привет, – я успокоила дочь и глянула на поляка, тот поднял пятерню и выпил весь здоровенный бокал залпом без всяких церемоний.
– А-а! Тоже передавай. Всепокалюблюцелую (Именно так, одним словом с самого детства)!
Дочь отключилась. Светик разговаривала с тётей Зиной. Я дожидалась, пока она закончит беседу и жевала плюшку. Лешек смотрел в одну точку, не двигаясь и не моргая. А ведь он ничего не ел. Может, опьянел от такой дозы? С кем тогда вопросы решать будем? Не со Светкой же. Чтобы определить состояние друга помахала у него перед лицом недоеденной булкой. Тот заморгал и посмотрел на меня с удивлением. Нет, мужчина он крепкий, многократно проверенный совместными застольями и одним бокалом его не уложишь. Я пододвинула ему блюдо с колбасками и посоветовала:
– Ешь, нам надо иметь трезвый ум.
Света отчиталась перед мамой, я вернулась к коробке и, со значением качнув головой, чопорно объявила:
– Продолжение следует!
Аккуратно держа одной рукой, а другой разматывая салфетку с васильками, вытащила на свет первое блюдце. Светик посчитала за лучшее убраться подальше. Она пересела на диван, притихла и оттуда поглядывала из-под повязки в надежде, что о ней забудут и оставят в покое.
Поляк же, рассматривая предмет, преображался на глазах. Однажды я наблюдала подобное превращение Лешека, когда он впервые увидел Свету. Сейчас происходило другое, не менее захватывающее зрелище. Коллекционер, охваченный страстью, забыл про свою милощч и её замотанную голову, про меня, про контрабанду. Казалось, я ощущаю, как работает его мозг. Ещё не дотронувшись до тарелки, он со скоростью звука перебирал в голове характеристики всех известных заводов, прокручивал рисунки, оттенки синего и прозрачность фарфора. Лицо Лешека преобразилось, стало сосредоточенным и одухотворённым. Нет, я на такое не способна! И с восхищением и большим уважением ждала, давая ему насладиться первой встречей с этим чудом цвета кобальт с позолотой.
Светик подала робкий голос за моей спиной:
– Что с ним? Может, нашатыря сунуть?
Я стояла в молчании, скрестив руки на груди, и улыбалась как дурочка! Гордость за русскую порцелиновую мануфактуру распирала так, как если бы я сама лично наносила этот цветочный рисунок. И, действительно, какая теперь разница, вернём мы сервиз в Россию или нет? Он всё равно останется в русской семье, пусть даже в Италии. Моя совесть потерпела поражение перед чувством прекрасного, забилась в угол и помалкивала.
Лешек подхватился и рванул из гостиной вверх по ступенькам в кабинет.
– Неужели, вот так и есть на самом деле? Ну да, старинная посуда, но чтобы потерять голову из-за тарелки? Куда он помчался? Убьется ещё на лестнице, – лезла с вопросами Света.
– Боже, сто раз говорила – это не посуда, а произведение искусства! Сейчас прилетит с лупой и лампой на голове, – со знанием дела ответила я, закинув в рот кусочек вкуснющего жёлтого сыра.
Так оно и случилось, Лешек вооружился увеличительным стеклом и большой энциклопедией по антиквариату на английском языке. На полном ходу натягивал на лоб фонарь как у ювелиров или часовщиков.
– Что ещё там есть? Сколько? – проговорил поляк в нетерпении.
Его крупные черты лица исказились, густые брови сошлись к переносице, широкий лоб собрался складками к середине, глаза осветились ярким огнём предвкушения.
Я вытаскивала посуду, расставляла её на столе и пересчитывала – всего тринадцать предметов. А Лешек цокал языком от изумления, хватался за голову, восклицая «Матка Бозка!», «Езус Мария»! Он исследовал, рассматривал, рылся в энциклопедии и триумфально выговорил по-русски:
– Александр третий! Идеально!
– Мы в курсе, – сказала я, стараясь придать голосу полнейшее безразличие, села за стол и ткнула вилкой в колбаску.
– Он не зарегистрирован в реестре?
– Нет!
– Это контрабанда! Пшемет (по-польски)! Контрабанд (по-английски)! – заключил поляк, поглядывая то на меня, то на диван.
– Именно! По другому сказать язык не поворачивается! Твоя милощч и я протащили этого Александра через границу нелегально. Наша дорогая Светличка пробила себе голову, чтобы не попасть за решетку, а пана Марека чуть кондрашка не хватила, – я поспешила вылепить всё, долго ломать комедию с Лешеком не имело смысла.
– Кто есть пан Марек? – он задал вопрос, повернувшись к Свете.
– Пан Марек есть Наташкин поклонник, – язвительно донеслось из-за моей спины.
– Еще раз, дивчины, я не розумею. Где вы брали всё? – Лешек пытался докопаться до истины, переводя озадаченный взгляд на меня.
– Это моё! – хвастливо послышалось с дивана.
– Не твоё, а тёти Нины!
– Ты начала собирать, моя Светличка? – опешил поляк и опять посмотрел на неё.
– Боже мой, Лешек! Антиквариат и твоя Светличка – понятия несовместимые! Вот дамские сумочки или крутые шмотки – пожалуйста, тут она спец! – сказала я, складывая руки на груди и поворачиваясь к Свете.
Она фыркнула, состроила гримасу и показала мне кулак. Угрожает ещё!
Мы наперебой начали излагать подробности с самого начала, с момента обнаружения сервиза на антресолях. Лешек слушал внимательно, посмеивался и качал головой.
– Вы сумасшедшие!.. Вы сумасшедшие! Вы понимаете, сколько есть прайс?
– Уж не миллион долларов, – ответила Светик. Она сочла, что кризис миновал, вернулась за стол, вальяжно расселась и потянулась за плюшкой. – Иначе бы я давно спихнула этот сервиз. Сидела бы на Канарах под пальмой и грелась на песочке!
– В Сибири, под ёлкой! На снегу, как Марфуша из сказки «Морозко», – съехидничала я, Светка состроила очередную рожицу.
– Не есть миллион долларов, но есть достаточно много и это большая… большая редкостная, – сказал Лешек, с трудом подбирая русские слова, чтобы возлюбленная Светличка осознала глубину и меру ответственности. Но его Дульцинея жевала булку и в корне отвергала любую моральную нагрузку.
– Что вы мыслите делать с этим? – спросил поляк, перескакивая с английского на русский, с русского на польский.
Боевой дух справедливости постепенно улетучивался вместе с алкогольными парами, я пожала плечами и сказала:
– Что мы можем мыслить? У нас есть выбор? Назад через границу не потащим, однозначно. Если сдадим в Российское посольство, то нас посадят. Ну, можно попытаться соврать, что на помойке нашли. Остаётся только тётя Нина.
– Ты нормальная? К чему помойку приплела, мы что, бомжи какие-то? И кто кричал, что за решётку не пойдет?
– Лешек, что нам делать? Ты же умный!
– Вам не надо идти в тюрьму. Нет, нет!
– Вот и у меня такая мысль, – я шумно выдохнула.
– Слава Богу, додумалась, наконец! Не прошло и полгода, – сказала Света, поднимаясь из-за стола. – Может, пойдём, поспим? Голова, и правда, болит.
Лешек тотчас вскочил со словами «моя дивчина», заботливо подхватил Светку под локоток, та томно закатила глазки и заохала. Я сложила сервиз и взяла коробку.
Света обернулась и с удивлением спросила:
– Ты чего? С собой возьмёшь?
– А что, здесь оставить? Нет уж! Воры и бандиты есть в любой стране мира. Сдадим с рук на руки, тогда и расслабимся!
– Так у Лешека добра полный дом и ничего, ещё сигнализация в придачу.
– Какое мне дело до его добра? – огрызнулась я, прихватила булочку и демонстративно удалилась. Не забыть взять рецепт у Агнешки, безумно вкусно!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Я проснулась полностью отдохнувшая около одиннадцати утра. Яркое солнце просвечивало сквозь тёмно-зеленые портьеры, сохраняя полумрак в комнате. Подойдя к окну, раздвинула шторы и окинула взглядом панораму. Холодная Балтика простиралась перед глазами, но солнечные лучи создавали ощущение ласкового и тёплого Средиземного моря, отличие только в окружающих пейзажах. В Гдыне, как и в Калининградской области, берега поросли высокими разлапистыми соснами. Лето было в разгаре и открывшаяся безмятежная картина приводила в состояние душевного покоя. Вчерашний день со всеми его событиями казался каким-то далёким и ненастоящим, но реальная белая коробка стояла рядом с кроватью на стуле. Я открыла её и пересчитала – тринадцать, всё на месте.
Привела себя в порядок, переоделась и спустилась на первый этаж. Большая гостиная – моё любимое место в доме Лешека, в ней находятся самые интересные экспонаты из его коллекции, французский антиквариат. Большой буфет с карликами Нотр-дам-де-Пари тысяча девятисотых годов вызывает моё особое преклонение. Колонны изображают тех самых карликов, которых мы знаем по всемирно известному собору в Париже, корону венчает балюстрада с четырьмя шишками и изображением лешего. Когда поляк рассказал мне об этой фигуре, я долго смеялась.
– Это твой шкаф, Лешек! Леший– Лешек!
Сначала он никак не мог понять, что я имею в виду. Прошлось включить гугл и сделать перевод на польский язык. Ему так понравился этот каламбур, что поляк горделиво постучал по шкафу и заявил:
– Это мой автопортрет!
Дружелюбный Лешек многому научил меня. С его помощью я стала разбираться в сортах дерева, получила первые навыки по уходу за старинной мебелью, но фарфор всегда оставался моей главной любовью.
Я погладила рукой карликов. Кто тот великий мастер, который кропотливо вырезал фигурки, оставляя память на века? Он превратился в тлен, а мне довелось наслаждаться его выдающейся работой.
Лешек и Света сидели за столом на террасе. Выспавшаяся подруга выглядела чудесно. Каким-то образом ей удалось вытащить из-под повязки белокурые пряди и она уложила их на плечи. Правда, тюрбан уже не выглядел белоснежным. Можно попробовать украсить его стразами и будет как чалма, или цветок воткнуть из Лешекиной клумбы. Я представила себе эту картину, усмехнулась и тут же придумала Свете прозвище – царевна Ширин. Домработница суетилась, накрывая к позднему завтраку.
– День добры, пани Агнешка, – с радостью поприветствовала я.
– Добры, пани Наталия, – ответила она, улыбаясь, и поправила белоснежные накрахмаленные салфетки.
– Всем привет, что-то случилось? Чего притихли? – обратилась я к друзьям, намазала масло на ещё теплую булочку, подтянула к себе тарелку с сыром и налила кофе.
– Привет, привет, – лениво отозвалась Света, с наслаждением потягивая кофе. – Ничего не случилось. У Лешека рацпредложение. Хочет с нами ехать через всю Европу.
