Читать книгу: «Весёлый зоопарк», страница 3

Мама Надюши по телефону разговаривает, а дочка цепко ухватилась за металлический поручень и лопочет:

– А! – раскрыла она рот от удивления.

– Что? Слоновая семья? Слон? – тормошила её Оля.

– О! – кроха трогала свои ноги.

– Вот у тебя две ноги, а у слона четыре ноги. А почему у тебя две руки?

– Одна, – Надюша вытянула ладошку, – дел-л-лжаться за маму. Одна, – вытянула другую, – дел-л-лжать папу. – Слон носиком дел-л-лжится за маму.

Розовые уши подошел к своей семье и стал есть.

– Нет, чтобы с детьми поделиться… Детей отстранил – сам полез! Обед подели с другом. Настоящий слон в посудной лавке, – бабушка отошла на скамейку и присела.

Слон отряхивал траву и отправил в свой рот, спрятанный под хоботом.

– А почему у него л-л-лозовые уши? – посмотрел брат на старшую сестру.

– Это атмосферно! Розовые уши отмёрзли на морозе. Он же ещё не привык у нас. А в Африке всегда лето. Хватит! Пошли! – потянула сестра сильнее.

Бабушке всё равно, у какого дети вольера: слон, жираф, хоть бегемот. В её воображении проносились картинки её детства, и, закрыв глаза, она улыбалась.

Егор побежал вперед, он хотел найти динозавра. Оля за ним: юбка её, как юла, атлас тёмно-синими горошинками перекатывается, что очень нравится бабушке.

– Пингвины! – закричал Егор от радости и свистнул.

Пингвин брызнул белой струей. И резво нырнул, резко, почти сразу, выпрыгнул прямо на дорожку.

– Смотл-л-ли! На пузе пл-л-лыгает!

– Перышки чистит. Пингвины – это птички, а плавают, как утки. А ты не умеешь.

– Я – буду уметь, – пообещал внук бабушке и побежал дальше искать динозавра.

– Вот…Черноголовый Хохотун. Как чайка…

– Хохотун? – засмеялся Егорка.

– Ты видел аиста, который тебя принес? – смеётся сестра и увлекает брата дальше.

– Пума, пума! Смотри! Почему она ходит туда-сюда? – сердится на пуму Оля. – Я хочу сфотографировать её. – Туда! Сюда! Стой! Снимать буду!

– Ры! – подошла пума и остановилась, глядя на Олю красными, как огонь, глазами. – Р-р-ры.

– Л-л-л, – дразнит Егор и отходит задом. – Л-р-л! Р-р-р!

Все смеются: и девушка в серой шляпке, и мужчина в чёрных очках, и Надюша, и её мама. Егор пятился, пятился… И гоп! В детскую коляску чуть не сел.

– Что это пума так оживилась? – мужчина снял чёрные очки и протёр их.

– Смотрите, как вышагивает, – девушка поправила серую шляпку.

Вдруг пума резко кидается. Прыжок! Ещё прыжок!

Оля удивилась, глаза расширились, брови взлетели к чёлке. Она услышала, как испугался брат.

– О! – Егор свистнул, потом прищурился, брови его съехали на глаза, губы напряжённо растянуты, то ли заплачет, то ли засмеётся.

Через две секунды Егор открыл глаза, оглянулся: смотрит на пуму, на ребёнка в коляске, который быстро-быстро перебирает ножками в розовых ползунках, словно хочет убежать.

– Ррр! – пума рычит и скалится. – Ры! Ррр!

Хохот, щелчки фотоаппаратов.

Вдруг ребёнок заплакал.

И Оля оглядывается, и бабушка тоже. Все странно смотрят то на коляску, то на пуму. Пума не сводит с ребёнка красных глаз.

Отец растерянно смотрит на смеющихся, потом на пуму и неловко, виновато, торопясь, увозит малыша.

Егорка тоже пошёл за коляской, сестра за братом, бабушка за внучкой, словно хотели оттолкнуть коляску подальше. И вот пума успокаивается и медленнее ходит: туда-сюда, раз-два, три-четыре. Но рядом уже нет ни девушки в серой шляпке, ни мужчины в чёрных очках, ни младенца в розовых ползунках. И пума не рычит.

Ребятишки убежали искать зверей. Егорка радуется узнаваемому, а Оля новому.

– Надо прочитать, кто это. Ка-зу-ар, – Оля соединяет буквы в слоги. – У меня даже в планшете такого казуара ещё нет. Как будто кто-то красками раскрасил: белый, синий и красный. Может, это не красный, а бардовый, как занавес в театре.

– Патриот, – сказал мужчина в сером костюме и чёрных очках.

– Патриотизм – природное чувство, а его хотят сделать политическим, – возражает ему худощавая девушка, похожая на монашку. – Птица летит туда, где она гнездится.

– Меньше знаешь, лучше спишь, – ответили чёрные очки.

– «Лишь бы в Америку попасть, а Калифорния не за горами», да?

– Дети – это наше будущее, – говорит взволнованно девушка, похожая на монашку. – Чем наполним, то и будет изливаться. Или благодатью, или, как Смердяков, смердеть начнут. Не ругайтесь. «Слово плоть бысть и вселися в ны». – И зовёт девочек в коричневых платьях. – Марфа! Мария! Пойдёмте.

Подходят две девочки, взявшись за руки. Они одеты одинаково: в коричневых платьях и причёсаны обе на прямой пробор.

– Пойдёмте, дети, лучше к жирафу, – зовёт их строго сопровождающая девушка в длинной юбке.

– Здесь есть динозавр? – допытывается Егор у всех.

– Ты, мальчик, откуда? Динозавр в Москве только один.

Девушка в белой блузе и длинной юбке берёт девочек в коричневых платьях за руки и ведёт их.

– Здесь русский дух, здесь Русью пахнет, – чёрные очки поглядывали на детей сердито. – Вот какой могучий дух у пумы!

– Души нет у зверя, – девушка в длинной юбке и белой блузе, строгая, как учительница, посмотрела покровительственно на девочек. – Душа только человеку дана.

– Почему у человека есть душа, а у зверя нет? – спросила Оля.

Бабушка, словно защищая детей, загораживала их от незнакомых, чужих людей:

– С незнакомыми не разговаривайте.

– Я хочу увидеть своими глазами динозавра, – дёрнул Егор сестру за пояс.

Бант развязался. Оля хотела заплакать, но вспомнила, что она старше брата, и сдержалась.

Бабушка завязала бант и вывела внуков из зоопарка на просторные шумные улицы.

– Воробей! – вскрикнул Егорка радостно.

А внучка закружилась так, что пышная юбка, нижние оборки и рюши превратились в весёлую юлу.

Бабушка улыбалась: дети радовались тому, что воробьи живут, где хотят.

…Вечером перед сном мама спросила Олю:

– Как называются по-английски звери?

– Манки. A monkey.

– И всё?

– Меньше знаешь, лучше спишь.

– Да ты, как я погляжу, совсем взрослая.

– Я фильм делаю «Весёлый зоопарк». Смотри! Слон, турако, мышка… Пума. Нет. Она злая, – и нажала пальчиком на Delete. – Пумы нет. И к «манке» мы не успели.

– Вот теперь у тебя зоопарк неполный, и кино ненастоящее. Пума не динозавр. Не торопись. Десять раз подумай, а один раз удали.

«А почему без пумы кино у меня ненастоящее?» – думала Оля, засыпая.

На следующее воскресенье дети уговорили Любовь Александровну сходить в зоопарк ещё раз. И были очень важные причины: в прошлое воскресенье Оля не сфотографировала обезьян, а Егор не нашёл динозавра. А соседка Вика ходила с малышами за компанию. Бабушка внуков любила и часто позволяла им делать то, что им хочется. Так они вырастут сильнее и будут уважать себя и стремиться к своим желаниям.

Звуки виолончели поднимались из подземного перехода. Но сейчас детей больше волновали звуки из зоопарка.

И вот они в зоопарке. Кисло-сладко пахнет зверями, смешались голоса лесные.

– Почему у одного льва есть грива, а у второго нет?– взволнованно рассматривала семилетняя Оля большого зверя.

– Линяет! – пошутил мужчина в очках.

– Чем гуще грива, тем больше власти, – объясняла бабушка с улыбкой. – До шести месяцев он просто львёнок без власти в прайде.

– Кошка с гривой! Это атмосферно! – засмеялась соседка Вика, поправляя свои волосы, как гриву. Ей уже одиннадцать, и ей не всё равно, как она выглядит.

– Грива – это красиво, как борода у дедушки. Лев – царь зверей, какой ты большой и сильный! – присвистнул Егор.

– Царь он, пока не проснётся львица-царица, – засмеялась Вика. – Не свисти, конфет не будет.

– И грива защищает шею. А дедушкина борода от кого его защищает? – бабушка улыбалась, весёлое настроение детей передалось и ей.

– Бывает грива у львиц-мам? – спросила Оля.

– Редко. Это ошибка природы. Самки с гривой не котятся, не рожают себе львят.

Вдруг в зоопарке раздался вой.

– Волк? – остановилась Вика.

– Вернёмся к нашим козам! Или к нашим баранам! Вернемся к трем украденным козам. Так говорил адвокат Марк Валерий Марциал в I веке.

– Бабушка, зачем так далеко телепортироваться, в I век?

– «Фарс об адвокате Пьере Патлене», это о том, как во Франции пастух и суконщик пришли в суд. Древняя история, а всё время повторяется.

Сестра спрятала смартфон в сумочку.

– Пошли! – тянула она за руку Егора. – Или я толкну тебя к волку.

– Ты! Меня! Толкни, поп-л-лобуй! Я не т-л-лус. Я буду делать, что я хочу!

– А хотелка не сломается?

Бабушка грубости не любила:

– Где и кто так говорит?

– Вовочка. С нашего двора.

– Лев собрал всех зверей на поляне в Африке, – бабушка перебивала грубости детей, рассказывая что-нибудь весёлое или интересное, – и говорит лев: «Пора обедать. Съедим труса». Заяц прыгнул в кусты и кричит: «Лису в обиду не дам!»

Егор обиделся, он уже слышал этот анекдот, первый раз он смеялся, а теперь почему-то было обидно, как будто про него.

– Дети, не ссорьтесь, а то вы меня доведёте до белого каления.

– До чего? До белого камня? – Егорка пожал плечами. – Хол-л-ошо, пошли туда, к камню.

Вдруг опять раздался дикий вой.

– Волк? – переглянулись дети.

– Волк.

Пошли гуськом: Вика старшая, за ней Оля и в хвосте Егор.

– Когда плавили металл, говорили: «Я сталь варю», – бабушка рассказывала о своём детстве. – Сталь плавили в сталелитейном цехе. Сначала металл становился красным, потом желтым. И когда он становился белым, то начинал плавиться и постепенно превращался в жидкость. Потеря контроля человека над своими эмоциями – доведение его до белого каления – это плохой результат.

– Вот как Вика доводит меня до белого каления!

– Не раскаляйся, ты не металл. Бабушке расскажу, что у тебя, – шепнула она брату.

– Не расскажешь.

– Заговорщики вы или сплетники? Не умничайте, и у стен есть уши.

– Где?

– «Итак, стена, и у тебя есть уши» писал Лопе де Вега в «Валесианской вдове». В стены вставляли трубы: подслушивать. «Нет уж, я лучше помолчу, а то ведь и у стен бывают уши». Мы же смотрели «Дон Кихота».

– Бабушка, я есть хочу, – Егорка потянул бабушку за руку.

– Что, сосёт под ложечкой?

– Я игнорирую голод! – важно сказала Вика. – Мне надо худеть.

– Гипоталамус выдаёт гормон голода – грелин. Его выбрасывает желудок в кровь. Но мы можем управлять своими гормонами голода. Потерпи.

– Гиппопотам? – Егорка громко засмеялся. – Всё больше у меня этого грелина.

Бабушка повела внуков в детское кафе.

– Зачем ты солишь ананас? – Оля спросила Вику.

– Будет слаще, – загадочно сказала Вика. – Не было ни банана, да вдруг – ананас!

– Слаще будет от соли? – удивился и Егорка.