Читать книгу: «Иллюзория», страница 4

12

Объяснение с Ником далось Мане нелегко. Она привыкла к честным отношениям, врать другу и изворачиваться она никак не хотела. Однако её откровенность могла ранить Ника, потому что она была девушкой его мечты. Френдзона, в которой находился Ник для Маны, его совсем не устраивала, и он временами пытался переступить границу дружбы. Мана терпеливо объясняла другу, что находится в свободном плавании, никому не отдаёт предпочтения, умалчивая о своих сердечных переживаниях. Ник всегда был настороже, он был готов вступить в борьбу за Ману, как только узнает о сопернике.

О том, что три года назад Мана была фанаткой Арди Ферта, похоже, знал Петер, другой сокурсник и общий друг Ника и Маны, но посвящён ли в эту тайну Ник, девушка не знала. Сама она щадила чувства Ника.

Однако объяснения было не миновать. Мана позвонила Нику на следующий день после операции с его прибором.

– Ник, хэлло! – как можно приветливее поздоровалась Мана.

– Привет, сеньорита Мана! – Ник подмигнул девушке.

В сравнении с сероглазым королём, черноволосый, черноглазый Ник казался Мане султаном с Востока.

– Ты похож на восточного мага, – призналась Мана.

– Думаешь, что я сейчас вытащу кобру из мешка?

– Не-ет, лучше флейту и лукум!

– Как настроение?

Ник никогда не действовал напролом. Ему, наверняка, очень хотелось узнать историю, для которой потребовался его прибор, но он терпеливо ждал.

– Спасибо, распрекрасно! Благодаря тебе, Ник, твоему прибору, я сделала хорошее дело для одного хорошего человека, – Мана замолкла, она боялась расспросов и хотела раскрыть свой секрет по минимуму.

– А я думал, ты руками Лины хотела совершить преступление и, чтобы запутать следствие, заставила её говорить твоим голосом.

– Издеваешься? – сделала обиженный голос Мана.

– Преступление тоже может совершаться ради благородных целей и для одного хорошего человека.

– Ник, прошу тебя, не обижайся! Можно, я не скажу тебе имя этого человека? Мы с ним плохо знакомы, это был случайный звонок из систаграмма. Он застрял в пограничном городке из-за карантина, очень волновался насчёт своей квартиры. Чтобы попасть в чужую квартиру, нужно было показать своё лицо, а у меня его сейчас нет.

– Почему ты сразу не могла сказать этому человеку, что в квартиру пойдёт твоя подруга?

– Он мне доверяет, а Лина – для него новый человек. И ещё… – Мана тяжело вздохнула, – мне не хотелось признаваться, что я больна.

Ник очень хотел посмотреть в глаза своей подруге, так и не ставшей его девушкой, но Мана давно перестала включать камеру во время разговоров по фоновизору. По глазам Нику было бы всё понятно, а так приходилось только догадываться и отмахиваться от подозрительных мыслей, приходящих в голову.

– О, Манна, ты всегда туманна! – заключил он.

– Ник, ты мой лучший друг и верный паж, ты всё понимаешь.

– Женщины созданы для того, чтобы их любили. Мужчины и женщины не могут быть друзьями, если они не брат и сестра.

– Представь, что мы брат и сестра! – ухватилась за фразу Мана.

– Нет, – отрезал Ник, – буду ждать, когда ты передумаешь.

 
                                      * * *
 

Через пару дней Арди снова позвонил и как ни в чём не бывало начал говорить о своём:

– Представляешь, я дозвонился до Бонифация! Ты была права, мне не пришлось ничего придумывать. Он сам говорил. Обрадовался, между прочим.

– Я рада за тебя, Арди, – ответила Мана, представляя, каким может быть Бони.

– И совершенно странный факт – он живёт по прежнему адресу, как ты и предполагала. Он никуда не уехал. Он вообще никуда не ездил ни разу.

– Вот видишь, от А до Б – не такое уж большое расстояние, если есть взаимное притяжение.

– Знаешь, мы совсем не вспоминали, как разошлись. Мы говорили только о том, что было общего между нами, всякие смешные случаи, подколки, наши проделки. А ещё он сказал, – Арди на мгновение замолчал, как будто хотел придать значение следующим словам, – что всё время, пока мы не общались, он не чувствовал нашего расставания, он всегда знал, что мы вместе, что у него есть друг – это я!

– Он настоящий, твой Бони. Он ощущает вашу дружбу как данность. Это грандиозно!

– Бони – техногений! Он мне такие вещи разъяснял, которые у меня в голове не укладываются. Я в технике полный ноль, а нано-техно-штуки-дрюки внутри гаджета – всё равно, что дебри бразильских джунглей. Снос башки! Но главное – он готов сделать что угодно, чтобы помочь мне. Если что, он сходит на мою квартиру. Теперь я, кажется, понимаю, что такое дружба.

– Не торопись, Арди. Дружба предполагает не только брать, но и много отдавать. Причём без устали и без напряжения. Ничего не жалеть. Быть готовым побежать на край света ради спасения друга в любую минуту днём или ночью. Ты сам готов сделать для твоего друга всё, о чём он попросит?

– Я не думал об этом, – Арди замолчал.

– Дружба – это не игра в одни ворота. Это всегда взаимообмен, добровольный и чистосердечный. Настоящие друзья подобны сообщающимся сосудам, по которым течёт общая радость, общая боль и общие заботы.

– Ты красиво говоришь, тян. Ты на кого учишься, я что-то подзабыл?

– Арди, я учусь на философском отделении. А ещё я – журналист. Мне же надо как-то зарабатывать.

Мана понимала, что Арди действительно забыл. Он был зациклен на себе, на своих проблемах, а чем занимаются его фанатки, ему было безразлично. Мана была для него интересным собеседником, и то, что фанатки выполняют его желания, было привычным явлением. Но как же ей не хотелось это признавать! Неприятные факты о предмете обожания легко отлетали, наткнувшись на созданный ею сияющий ореол.

– А ты мне друг, тян? – неожиданно спросил Арди, хитро улыбнувшись.

Эта улыбка, как молния, пронзила девушку. Во время разговора Мана беспрестанно смотрела на экран, вглядываясь в каждую чёрточку милого лица.

– Я больше, чем друг, – созналась правдолюбка. – Разве ты не чувствуешь?

Лицо Маны загорелось. Она инстинктивно потрогала свои щёки, нос. «Как хорошо, что он меня не видит!» – подумала она.

Арди любил себя и когда его любили. Он рассчитывал на порцию любви от влюблённой тянки, хотя бы и виртуальной.

– Расскажи мне, что такое любовь, у тебя это здорово получается. – Арди устроился поудобнее, откинувшись на спинку дивана, как будто приготовился к прослушиванию любимой музыки.

– Конечно, если ты хочешь.

Мана задумалась. О своей любви она не говорила даже сама с собой – ей довольно было чувствовать её. Не станет и с Арди. Разве что о любви вообще.

– Любят не тех, кто полезен, не тех, кто хорош. Любят тех, кого любят. Любят за что угодно и ни за что. Любят за то, что любят. Никакая привлекательность к любви отношения не имеет, никакой успех, никакая сила и красота, никакой интеллект. Любовь не может быть заслужена, любовь только дарится и принимается или не принимается. Так один психолог написал.

– Опять красиво!

– Ты вдумывайся, ищи смысл!

Арди вряд ли искал смысл. Фанатки так часто говорили ему о любви, что она стала для него просто словом. При этом он эгоистически полагал, что любить можно только его, его творчество, его песни. О других он думать не привык.

– А как насчет взаимности и невзаимности?

– Один мудрый человек сказал: «Любовь может быть только взаимной. Всё, что происходит лишь с одной стороны, – болезнь».

Девушка проговорила последнюю фразу почти шёпотом. Она содержала истину, с которой ей совсем не хотелось мириться.

13

Мана любила Рождество больше других праздников, даже больше дня рождения. В детстве мама устраивала для дочки и её подружек настоящий праздник, который назывался «Ёлка». Еловые ветки и венки, украшенные шарами и гирляндами, были традиционными рождественскими украшениями, обязательными были свечи, пряники в шоколаде, мандарины и подарки от Санта-Клауса. Мама пекла рождественский кекс и запекала куриные крылышки в духовой печи – и не было на свете ничего вкуснее.

Мана готовилась к празднику, несмотря на то, что праздновать собиралась одна. Теперь для праздника не нужно было ни ёлки, ни венков, ни каких-либо дополнительных атрибутов. Ничего не нужно ни расставлять, ни развешивать. Достаточно было включить рождественскую программу, которая через телекомп преображала комнату, превращая её в праздничное пространство.

С утра в доме стоял праздничный апельсиновый запах, хотя на столе лежали купленные к Рождеству мандарины. К нему примешивался яркий цветочный запах, природу которого Мана разгадать не сумела. В последние месяцы запахи рождались и сменялись довольно часто, поэтому девушка перестала удивляться и анализировать. Удивлялись только доктора в жёлтых скафандрах, потому что её болезнь вела себя неправильно. Частенько чудесные ароматы сопровождались цветовыми или звуковыми эффектами, связанными с природными явлениями за окном. Снегопад был розовым и пах свежими огурцами, метель жужжала и распыляла сиреневые полукружья. Зелёные небеса, появляющиеся во время кофепития, прибавляли к запаху кофе леденцовую свежесть.

Жаль, что выйти на улицу не получится, ведь ей было положено гулять по расписанию, и этот процесс строго контролировался. Странным образом Мана не огорчалась. Наверное, с детства она привыкла радоваться простым вещам, а ещё умела разделять важное и неважное и не расстраиваться из-за мелочей.

Любительница Рождества испекла кекс по маминому рецепту. За окном темнело рано, и она включила иллюминацию и зажгла красные свечи. Ей не хотелось отказываться от этой праздничной мелочи – свечи были атрибутом реальной жизни, которой так мало было у Маны в последнее время.

И тут раздался звонок. Она вскочила, нажала на кнопку фоновизора и уставилась в экран на стене. На экране появилась целая ватага студентов – сокурсников Маны.

– Поздравляем с Рождеством! – закричали друзья хором, которым руководил Ник. Ему, конечно, хотелось соприкоснуться с любимой девушкой, хотя бы виртуально. Наверняка, это он подбил ребят поздравить её.

– Спасибо, милые мои, – Мана растроганно вглядывалась в лица друзей: как обычно яркой Лины, рыжего богатыря Петера, скромника Олафа, с неизменным электронным блокнотом под мышкой и, конечно, Ника.

– Что у вас на головах? Не могу рассмотреть.

– Это АХА⁹-нововведение – прозрачные забрала для защиты от вируса, – объяснил Ник. – Мы их к празднику украсили. Смотри!

Он повернулся к ребятам и скомандовал:

– Три, четыре!

Все четверо по команде опустили щитки, украшенные рождественскими игрушками, мелкими шариками, пирамидками и даже пряниками. Друзья засмеялись, а вместе с ними и Мана.

Как здорово именно в рождественский сочельник почувствовать в своём одиночестве теплоту близких сердец, дружеское плечо! Мана чуть не расплакалась. Сокурсники продолжали шутить. Потом они разлили в пластиковые стаканчики дешёвое шампанское и подняли, будто чокаясь с Маной.

– Как поживает наш талантливый диурналис¹⁰? – спросил Петер, притоптывая на морозе.

– Одно совершенно точно – ещё поживает!

– Мы читаем твои опусы! – сообщила Лина, кидая кокетливые взгляды то на Петера, то на Ника.

Сегодня она была хороша – синяя куртка под цвет глаз, светлые локоны уложены по-праздничному. Мана даже по-женски чуть-чуть позавидовала ей.

– А ты сегодня принцесса! – не сдержалась Мана.

– Поднимем стаканы за милую Ману! – начал Петер.

– Съедим по банану за душечку Ману! – продолжил Олаф сплетать рифмы.

– Играют баяны в честь барышни Маны! – присоединилась Лина.

– Гремят барабаны – да здравствует Мана! – закончил Ник поздравление. – Выздоравливай, Мана!

Друзья снова подняли защитные забрала, чтобы выпить за подругу.

– Спасибо вам, дорогие мои! С Рождеством! Всем-всем от меня самые лучшие пожелания! – со слезами на глазах поздравила Мана компанию. – Вы же знаете, что я пожелаю, всё сбывается.

– Пожелай, сеньорита, чтобы этот свет освободился, наконец, от гидры-мутаты, – предложил Олаф.

– Непременно! – пообещала сеньорита Мана. – А ещё я пожелаю, чтобы люди вышли из норок, чтобы могли встречаться, смотреть друг другу в глаза, обнимать и целовать друг друга!

– Мана, мы обнимаем и целуем тебя! – весело выкрикнул Петер, сорвал с забрала Ника пряник и сунул его в рот.

Ник толкнул Петера и с укоризной посмотрел на него:

– Это был мой…

Петер с набитым ртом невинно моргал, подняв руки вверх. Ник передумал говорить про пряник:

– Это были мой текст! Мы тебя любим, Мана!

Компания распрощалась с подругой, не сообщив, куда собирается дальше. Мана не спрашивала, а ребята не говорили, чтобы не расстраивать её.

Около десяти вечера раздался новый звонок. Это был Арди! Как же он был хорош! В тонком свитере вишнёвого цвета, в жёлтых трикотажных брюках, он сидел на гостиничном диване с ногами и что-то жевал. Серые глаза смотрели прямо на неё.

Мана слегка растерялась, долго молчала, не отвечая на приветствие Арди. Она стояла перед экраном телекомпа, на котором она видела любимые глаза.

– Ты где там? – занервничал музыкант.

Мана спохватилась. Без предисловий она начала читать четверостишие:

Серые глаза – я в полночный час

Не могу уснуть,

В зеркале озёр милых серых глаз

Снова утонуть…

Арди понял, что стихи посвящены ему, нахохлился, но не показал удивления. Музыкант Ферт чётко следовал девизу любой звезды: ничему не удивляться. Пусть удивляется простой народ!

– Твои стихи? – небрежно спросил он.

– Мои, – просто ответила она.

Чтобы развлечь собеседника, она стала рассказывать ему о том, как в детстве праздновала Рождество:

– Знаешь, у нас никогда не было ёлки. Мама зарабатывала немного и не могла себе позволить купить даже маленькую синтетическую ёлочку. Она приносила из парка сосновую ветку, наряжала её и ставила на стол, потом устраивала на экране телекомпа проекцию веточки, так что казалось, что у стены стоит большая ёлка. Когда свет выключали, горели только свечи и рождественские светильнички – милые разноцветные фигурки-фонарики, расставленные по всей квартире, и нарядная «ёлка». Мне казалось, что мама настоящая волшебница. Я Санте так не радовалась, хотя он и заходил-то всего пару раз, когда я была совсем малышкой.

– У тебя не было ёлки? – изумился Арди, нарушив священное правило не удивляться.

Мана горько усмехнулась:

– Тебе это трудно представить, я понимаю. Наверное, даже смешно – сосновая ветка вместо ёлки. С тех самых пор я очень люблю запах сосны.

– У меня всегда была ёлка! – горделиво заявил Арди. – А кроме того, под Рождество у нас в доме всегда цвёл мой любимый цветок. Знаешь такой сасный¹¹ кустик с крупными листьями, внизу зелёными, а вверху красными, которые похожи на цветок.

– Это пуансеттия или рождественская звезда, – пояснила Мана.

– Ты не представляешь, как я люблю этот цветок! Без него и Рождество не настоящее.

– Я несколько лет заказываю пуансеттию в инете. Увы, не умею за ней ухаживать. Эта цветочная цаца к весне вянет и отбрасывает листья.

– А в этом году заказала? – Арди весь в ожидании уставился в камеру, и Мане даже показалось, что уловила его взгляд. Это был самообман – она прекрасно знала, что он её не видит.

– И в этом году, Арди, – ответила она. – Мне его недавно доставили курьерской почтой. Он занимает почётное место на моём праздничном столе, – похвалилась Мана.

Арди вдруг поднял брови, его большие серые глаза снова уставились в экран, Мана даже вздрогнула.

– Я его обожаю! – Арди протянул к ней руки.

Девушка напряглась: наверное, напрасно она сказала про цветок.

– Мана, девочка, – горячо начал Арди, – покажи мне цветок! Сегодня Рождество, а ты опять не включила камеру.

Мана затихла. Так нежно прозвучало обращение – девочкой он её ещё никогда не называл. Она готова была тут же нажать на кнопку камеры, но опомнилась. Сегодня тело её распухло равномерно с обеих сторон, а что с лицом, она просто не представляет. Что же делать? Нет, показывать себя нельзя. Но цветок… Ей так хотелось угодить Арди.

– Что молчишь? Ты где?

Арди сделал умильное лицо, как у какого-то мультяшного героя, и жалобно попросил снова:

– Мана, девочка, ну, пожалуйста! Праздник же, хочу рождественскую звезду! Да и у тебя наверняка э нью дресс, разве нет?

Мана раздумывала ещё несколько секунд, потом в один миг сорвала с окна сиреневую занавеску, благо она висела на круглом карнизе без прищепок, обмотала занавеску вокруг себя, конец ткани накинула на голову, прикрыла лицо до глаз, нашла на комоде декоративную булавку и приколола кончик занавески, чтобы получилось подобие паранджи. Тут же она присела на табуретку рядом со столом, на котором красовалась пуансеттия, и пультом включила камеру.

– О-о-о! – протянул красавец с экрана, осматривая жилище Маны. – Тут и мои фотки, тян! Эпичная декорация!

Арди увидел на стене фотоколлаж со своими портретами, который Мана сделала недавно. В комнате действительно было красиво, на столе вокруг пуансеттии лежали мандарины, орехи и конфеты. Свет Мана не включала. Мигали огоньки гирлянды, включённые праздничной программой, и яркими звездами горели её глаза. В этом рождественском сумраке Мана была похожа на Деву Марию в древнеиудейском одеянии, только без младенца. Арди плохо знал историю происхождения праздника, у него были свои ассоциации.

– Ты оригинальная тянка! – воскликнул Арди. – Ты сделала себе карнавальный костюм восточной женщины?

– Одалиски, – подсказала Мана.

– Раздевание предполагается?

– Нет! – вспыхнула девушка.

– Ну, вот, огорчила! – упрекнул любитель стриптиза. – Зачем тогда было заворачиваться до самых глаз. Зря, значит, интриговала?

Мана почти не смотрела в камеру, а Арди ничего больше не говорил.

«Не очень-то он и хотел меня увидеть», – подумала она.

А он в это время был занят. Решил не отставать от нарядницы Маны и в момент придумал себе карнавальный костюм. Он завязал на голове ярко-красный шарф в виде банданы, закрыл один глаз круглым жетоном, сожмурил его, чтобы удержать металлический кругляшок, а в зубы взял нож из столового прибора. Сказать он ничего не мог, а только вопросительно смотрел, издавая непонятные звуки, означавшие, должно быть: «Ну, как я тебе?»

– Пират одноглазый! – Мана захлопала в ладоши. – Тебе приз за оригинальность!

– Стриптиз! – закричал парень по ту сторону экрана, вынув нож изо рта. – Приз – стриптиз!

Мана смутилась, с призом она явно дала маху.

– Поцелуй! – предложил Арди и осёкся. – Эх, похоже, я остался без приза.

 
                                      * * *
 

«Мой сероглазый король!» – думала Мана поздно вечером. Счастье виртуального общения с любимым певцом было почти безоблачным. То, что она прекрасно знала, с кем беседует, и видела его, а он не знал, не помнил и не видел своей собеседницы, нисколько не тревожило девушку. И хотя они сблизились в виртуальном пространстве, никакой перспективы в развитии отношений с известным музыкантом девушка не видела. И не только потому, что из-за проклятой болезни не могла показать себя. Они никогда не встретятся в реальности – это Мана чётко осознавала, но решительно не думала об этом. Пусть счастье будет здесь и сейчас!

14

Пришёл четверг. Мана только утром осознала, что это был последний четверг месяца. Сегодня медицинский контроль. Она оглядела комнату – в первый раз за много месяцев она подумала о том, что доктор увидит не только её, но и её жилище.

Чтобы придать квартире особо праздничный вид, она взяла с подоконника пуансеттию с крупными красными цветками – та была ещё во всей красе – и поставила её на стол на серебристую подставку. На стене над цифровой рамкой, где через положенное время сменялись фотографии Арди Ферта, Мана включила рождественскую гирлянду из комп-программы. По комнате забегали и заиграли разноцветные лучики.

Сегодня она была лояльно настроена к визиту доктора, она была полна радости и счастья как никогда. Да! Счастлив, кто любим. Но, боги, как счастлив тот, кто любит сам!

Доктор явился во второй половине дня, когда по-зимнему уже начало смеркаться. Зачехлённый с ног до головы в свой скафандр, он ввалился в прихожую, вытаскивая на ходу ненавистный шутц-аппарат. Слегка замешкавшись, он вскинул взгляд на больную, стоящую у двери в гостиную, сверкающую рождественскими огнями. Мана приготовилась к всегдашнему действу, зажмурив глаза. Ничего не случилось. Она открыла глаза и увидела ошарашенного доктора, застывшего в позе памятника на пороге её комнаты.

– Квартира сто девяносто три? – запинаясь, спросил человек в скафандре, с удивлением рассматривая больную девушку в яркой праздничной обстановке.

– Да! – весело ответила Мана.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше всех!

– Это правда?

Доктор явно волновался.

– Чистая правда!

– А вы себя в зеркале видели?

– У меня нет зеркал, – спокойно ответила девушка. – Я их давно разбила.

Мана не волновалась, за время болезни она привыкла, что её тело подвергается постоянному изменению. Боли она называла неудобством, а к телесному неудобству постепенно привыкла. Удивительно, что это так взволновало доктора, уж он-то не раз видел больных гипермутацией.

– Очень странно, – доктор развёл руками.

Почему-то доктор сегодня забыл обработать больную дезинфицирующим раствором из шутц-аппарата, задаёт совсем другие вопросы и сомневается в ответах Маны. Правда, тест всё-таки сделал.

– Очень странно, – повторил доктор.

Мана только пожала плечами в ответ.

А доктор продолжал опрос, не двигаясь с места.

– Опишите подробнее ваши ощущения. Что-то изменилось? Вы чувствуете запахи?

Мана внезапно встрепенулась. Она уже давно наслаждается запахом кофе! Как ей это сразу в голову не пришло. В последние дни у неё было так комфортно на душе, так несказанно легко и весело, что она не заметила изменений в телесных ощущениях.

– Я сама не изменилась. Изменился мир вокруг меня – он стал волшебным. Посмотрите в окно – небо голубое и зелёное! Всё вокруг от этого света изумрудное и цвета голубого опала с золотыми искорками. Льдинки на ветвях сверкают, как лунные камни, так что глазам больно. А через два часа небо станет сапфировым! Весь мир – малахитовая шкатулка, полная самоцветов. Жизнь – самое ценное, что есть в этой шкатулке. А ещё я чувствую запах кофе!

– Давно? – спросил обескураженный доктор и неожиданно прислонился к стенке в прихожей.

– Уже два месяца! – бойко отрапортовала Мана. – И ещё запах сирени и лесных фиалок!

Доктор задумался, потом произнёс с расстановкой:

– Вы бы ещё про запах подснежников сказали… в середине января! Прям сказка какая-то!

– Подснежники не пахнут. Это ещё не всё. Я слышу музыку!

– Где? – насторожился доктор.

– Везде! Снежинки поют – звук у каждой тонкий-тонкий, как будто вот-вот оборвётся, а вместе – хор! А вы не слышите?

– Может, у вас и птицы поют?

– Птицы? Ну, вы сказали! Птицы поют, само собой. Я вот стул двигаю, а он тоже поёт!

– Так-так… – доктор хотел было сделать вывод, но решил не спешить. – Мне надо посоветоваться с коллегами. Вам завтра позвонят из клиники гипермутации.

Мана закивала головой. Ей никогда не звонили из клиники. Может, назначат, наконец, лечение? Вдруг за последнее время создали лекарство от этой мировой жути, а Мана не знает, потому что давно не интересуется новостями на эту тему?

На следующий день раздался звонок. Мана включила фоновизор. На экране появилось лицо незнакомой женщины в розовой медицинской униформе.

– Клиника по борьбе с гипермутацией, – представилась медичка, не сказав ни слова о себе лично.

– Здравствуйте, – Мана села на стул перед экраном.

– Проспект Мультатули, 77, квартира 193?

– Да, – ответила Мана, привыкшая, что её уже давно не называют по имени.

– Включите камеру, пожалуйста.

Мана нажала на забытую кнопку фоновизора,

– Встаньте, пожалуйста, и повернитесь на месте кругом.

Она двигалась довольно живо, стул не помешал ей, хотя она не отставила его.

– Вы выглядите совершенно здоровой, – с некоторым удивлением констатировала женщина с экрана. – Чувствуете ли вы какие-то неудобства в теле, конечностях? Тяжесть или боль?

– Ничего такого, – ответила девушка, прислушавшись к своим ощущениям.

– Что ж, поздравляю вас! – голос у незнакомки дрогнул. – На основе выводов доктора Боха, который вас обследовал вчера, и результатов теста, а также судя по отсутствию основных симптомов гипермутации могу констатировать факт вашего выздоровления.

– Это точно? – Мана не могла поверить услышанному.

Ведь на самом деле в последние несколько дней у неё не было никаких изменений ни в руках, ни в ногах, она ходила ровно, не ударялась о стены, как раньше, не падала с табуретки. Она потрогала своё лицо, уши, голову – всё на месте и наощупь прежних размеров. Она вдруг увидела перед собой стул со спинкой, на котором только что сидела! Девять месяцев она могла сидеть только на табурете или диване.

– Это точно! – подтвердила медичка с экрана. – Но…

Мана глубоко вздохнула и приготовилась к чему-нибудь неприятному.

– Это довольно странно, почти невероятно, но, видимо, у вас случилось осложнение или побочное явление. Учёные до конца не изучили гипермутацию и только предполагают, что осложнения у переболевших возможны. Ваше предположительное осложнение называется иллюзорией.

– И что мне делать с этой иллюзорией? – спросила Мана.

Она не переставала радоваться, ведь главное – болезнь отступила. А с побочными явлениями она справится.

– Ничего не делать, – ответила докторша, – она не опасна. Вам же не мешает то, что вы видите мир в радужных красках?

– А это вижу только я? – удивилась Мана. – Что ж, думаю, что мне это не мешает.

– Изоляцию отменяем, вы можете ходить, куда хотите. Естественно, общие правила поведения в условиях вспышки гипермутации не отменяются.

– А специальная одежда? – спросила Мана.

– Выданную одежду надо упаковать и сдать в утилизатор. Носите, что хотите.

– Ура-а-а-а! – закричала Мана, не дождавшись, когда лицо незнакомки исчезнет с экрана фоновизора.

Сначала Мана схватила пакет с ненавистной шутц-хламидой и сунула его ещё в один пакет. Никогда больше! Тут же полетела к гардеробу, достала тёплую куртку с капюшоном, любимую красную шапку, варежки, сапожки. Быстро оделась и выбежала на свет божий.

Девушка направилась в центр города пешком. По пути освободилась от упакованной заразной хламиды. Во время болезни она приучила себя передвигаться без транспорта на любые расстояния. Было бы неразумно добровольно запирать себя в замкнутое пространство маршрутки, когда выходишь на улицу один раз в месяц. Ей хотелось дышать воздухом, разглядывать изменившиеся в очередной сезон улицы, прохожих, поэтому времени было не жаль.

Горожане редко ходили своими ногами. При наличии разных видов транспорта вплоть до дронов, на которых можно передвигаться по одному или вдвоём, люди предпочитали скорость. Именно поэтому ещё на улицах огромного города было так мало людей. Все спешили поскорее попасть в пункт назначения, чтобы там усесться перед экраном очередного гаджета, отличающегося от предыдущего лишь размером, чтобы делать неотложные дела, чтобы успеть что-то сделать раньше другого, ведь теперь возможности и права на любую деятельность у всех были одинаковыми. Все дела делались в виртуальном пространстве.

Главное успеть раньше другого! Теперь зарабатывали на скорости. Время сгущалось с каждым днём всё быстрее, технический прогресс не шагал, а летел стремглав, забывая о потребителе его плодов. Он жил какой-то своей технической жизнью, а люди всё спешили, сидя в креслах, попивая искусственные напитки, расталкивая виртуальных конкурентов условными локтями.

Ах, как чудесен мир! Какая великолепная в этом году зима! Как изумительно красив город с красочными домами, сказочными улицами, заснеженными лавочками и деревьями! Теперь Мана смогла зайти в зимний сад – огромную застеклённую оранжерею с заморскими растениями и экзотическими цветами. Там в зеркалах она впервые за много месяцев увидела собственное отражение. Она долго стояла, рассматривая своё лицо, даже трогала его руками и немного погримасничала перед зеркалом.

Сразу после оранжереи Мана летящим шагом побежала к Арт-музею. Там никого не было, ни одного посетителя! «Странные люди!» – думала вырвавшаяся на волю любительница искусства.

Сегодня ей хотелось всего! Всего, что на долгие месяцы ушло для неё в виртуальность, а теперь было реально и доступно. Она бегала по городу, и её красная шапочка мелькала то тут, то там, как маленький маячок, сигнализирующий о том, что заразная гипермутация побеждена.

Решено, завтра она пойдёт на смотровую площадку на самой высокой башне города. А сегодня она ещё успеет в клуб, чтобы увидеться с друзьями. Слава иллюзории!

Что остаётся душе, соскучившейся по красоте, искреннему общению, по моментам, дарящим радость? По крохам собирать прекрасное – то, что ещё не умерло, не загажено, не потеряло изначального смысла дарить свет, а, значит, любовь.