Читать книгу: «Она – Пристань. Ambo Valentia», страница 3
Мне нужно вперед! К Женщине на Окраине Пустоши.
…там мне надо… надо мне…
Я миную это сборище, и меня в очередной раз выворачивает наизнанку. Падаю на колени и исторгаю из себя болотного цвета массу, она пускает пар мне в лицо, и меня выворачивает снова и снова. Пока я не становлюсь пустым. Здесь это так же буднично, как почистить зубы.
Такой я увидел Пустошь в 11 лет. Я думал, что умер и попал в ад. Возможно, я все-таки спрыгнул тогда с парковки… И несу посмертное наказание?
Но Пересмешник всегда следил за тем, чтобы я не поверил в это. У нашего наказания был срок. И срок медленно, но все-таки шел…
Да…
Глава 4. Мой пятый элемент
День 16 ведения дневника
Сегодня Кайт так и не вышел на связь…
Сообщения все еще были непрочитанными. А значит, он не заходит не из-за них. Неужели из-за вчерашнего разговора?
На нервах я просидела всю ночь, никак не могла успокоиться. Почему он не появился в Сети?! Он никогда еще так не делал за все полгода нашего общения.
На следующее утро в Архиве я была сама не своя – рассеянная, потерянная, что, конечно же, не ускользнуло от внимания господина Альба. Но мне было все равно, что он там думает. Скорее бы закончился этот день, я бежала домой сломя голову, залетела в квартиру и снова уселась перед «Зеркалом».
Но… он и тогда не появился в Сети…
Эмоции стали брать верх, как бы я их ни сдерживала. Что случилось с Кайтом? А вдруг его поймали как эмоционального преступника! А вдруг его отправили на вакцинацию или ликвидацию? Он же потратил столько единиц на «Зеркало», на свой доступ, на мой доступ…
Я снова не спала всю ночь, караулила его.
А утром, убитая, снова поехала в Архив.
– Пристань, с тобой все хорошо? – обеспокоенно спросил господин Альба.
– Да, все отлично, – равнодушно произнесла я. – Спасибо.
Пошла третья ночь. Третья мучительная ночь без него. Нет сил. Под утро я, кажется, уснула. Пронзительный звон городского будильника чуть не вызвал у меня сердечный приступ.
Нет! Не было его в Сети.
Третий. Очередной. День.
– Господин Альба, – все-таки решилась я в обеденный перерыв. – Откуда у вас такой доступ к «Зеркалу»?
Смотритель Архива, казалось, ничуть не удивился моему вопросу.
– У нас у всех такой.
– В смысле? У меня вот нет…
– Ты не умеешь притворяться, ты очень добрая и чистая девочка. Что ты хочешь спросить? Спрашивай.
– Господин Альба, как можно узнать, что случилось с человеком?
– Расскажи подробнее? Какой у него ник и что произошло?
– Нет, я не буду говорить его ник! Он пропал внезапно. Третий день его нет.
– Невозможно будет тебе помочь, если ты не скажешь его ник.
– Значит, есть способ узнать?
– Да, есть.
– Как?
– Обратиться к тому, кто может вычислить, хотя бы примерно, где именно обитает владелец ника.
– Правда? Есть такие возможности?
– Да, Пристань. У Подземных есть множество возможностей.
Четвертая ночь без Кайта окончательно довела меня, и я поняла, что это предел. Я должна говорить с господином Альба более открыто.
– Я готова.
– Что? – господин Альба вздрогнул, он сидел за стопкой книг и не заметил, как я приблизилась.
– Я готова сказать ник. AK1874. Он исчез. Я знаю, он бы так просто не исчез. С ним что-то случилось.
– Даже если так… Как ты собираешься ему помочь? Все, что я могу выяснить, – это из Подземных он или нет. И если он из Подземных, то да, есть шанс помочь ему.
– Помогите… как можете, узнайте, что сможете. Пожалуйста.
– Хорошо. Завтра поделюсь всем, что смогу узнать.
Вечером я вернулась домой без особой надежды. И, открыв «Зеркало», увидела заветное сообщение от него!
Он сожалел о том, что пропал, говорил, что ему не хватало наших бесед, спрашивал, как мои дела. Он был в Сети… А я… Я испугалась как никогда.
Ну почему я так поспешила сказать его ник господину Альба! Какую же ошибку я совершила! И если я ему скажу, он просто исчезнет… Я уже пожила без него четыре дня! Я не выдержу без него… И я скрыла от Кайта, что разболтала его ник…
Знаю, что поступила просто ужасно, и таких мерзких эмоций на душе не ощущала раньше никогда, но я слишком боялась его потерять. Я не стала расспрашивать его о причине отсутствия и просто наслаждалась нашим разговором, нашим очень теплым в ту ночь общением.
– Пристань, какие у тебя глаза?
– Серые, Кайт. А у тебя?
– А волосы?
– Серые… А у тебя?
– А какой у тебя рост?
– Кайт, ну хватит. Маленький рост.
– Бывает такое, что ты улыбаешься, когда читаешь мои сообщения?
– Конечно, бывает, я даже смеюсь. Но делаю это очень аккуратно и тихо, чтобы соседи не услышали. Не переживай.
– А бывает, что плачешь?
– Нет… Ты что… я просто не знаю даже, как это. Такого не было. Наверное, человеку должно быть очень больно?
– А пока меня не было с тобой, ты не плакала?
– Нет… А это плохо?
– Это хорошо. Спокойной ночи. До завтра.
На следующее утро, когда я зашла в Архив, господин Альба уже ждал меня.
– Пристань, доброе утро. Послушай, я тут поискал про твоего друга…
– Нет-нет, ничего не нужно искать больше! Все в порядке, он на связи!
– Да нет, тут дело в том, что…
– Господин Альба, не нужно ничего больше искать про него. Забудьте, пожалуйста…
Архивариус замолчал и задумчиво посмотрел на меня.
– Что-то не так?
– Давно вы общаетесь?
– Я бы не хотела обсуждать это.
– Я понял. Что ж, хорошо, что все хорошо. Тогда спокойно приступай к работе.
Я отправилась к своему столу, а господин Альба тяжело вздохнул, покачал головой и удалился в недра Архива.
Он задумчиво прошаркал мимо множества похожих друг на друга полок, оглядываясь несколько раз.
Подошел к своему «Зеркалу» и напечатал:
– Девочка полностью ослеплена. Не подобраться.
– Спасибо. Значит план Б.
– Может, все-таки будут другие варианты, Хак?
– К сожалению, нет.
День 17 ведения дневника
– Порой мне кажется, что я тебя выдумала, все твои ответы – они такие родные. Не представляю, как можно ощущать к человеку, которого ты никогда не видел, то, что я чувствую к тебе. Я не хочу забывать тебя! Не хочу… Я подам заявление на какую-нибудь простую работу, где не понадобятся профессиональные знания… Но ты… Ты забудешь меня…
– Пристань. Не скажу, что меня радует твое письмо. Скорее, оно настораживает меня. Нельзя давать волю эмоциям.
– Ты самое дорогое и самое светлое, что случилось со мной! Самое яркое и острое! Самое волшебное, нереальное и в то же время реальное!
– Не стоит продолжать!
– Ты прости, но я и так слишком долго молчала! Восемь месяцев постоянного общения! И ты – единственный человек на всем этом одиноком свете, с которым я так общаюсь! Ты – единственный родной мне человек! И «Зеркало» – оно прекрасно. Ведь здесь ты любишь именно душу человека: тебе неважно, кто он, как он выглядит, где работает. Тебе ничего неважно, ты ничего не знаешь! Разве это не прекрасно?
– Предпочитаю не вдаваться в такие детали.
– Кайт, это не детали, это основа.
– Мне не нравится наш разговор.
– Почему? Потому что я говорю правду?
– Потому что вся эта правда к хорошему не приведет.
– Я понимаю! Понимаю! Так устроен наш мир. Но даже так… он прекрасен, ведь мы тут… говорим.. и я знаю тебя.
– Ты ничего обо мне не знаешь!
– Пусть я ничего не знаю о тебе, но я знаю тебя! Это важнее.
– Спокойной ночи, Пристань. Разговор заходит в тупик.
Я дышала нашим общением и не мыслила жизни без него. И я упорно не хотела замечать его очевидно невзаимную реакцию на все мои пылкие письма.
Женщина на Окраине Пустоши. Сектантка? Изгнанница? Не знаю. Но здесь никому неважно, кто ты, кем ты был, кто ты есть, кем ты будешь.
Людям важно выжить – и только. Каждый сам за себя.
А Женщина на Окраине Пустоши меня заинтересовала. Точнее не меня. Пересмешника.
…тише ты, тише…
Он упорно твердил мне, что она нам нужна. И заставлял меня при любой возможности навещать ее.
…делать все, что он попросит…
Вот и сейчас я нехотя зашел в эти каменные развалины, в которых она обитала.
Она сидела на камне, возможно, считая это троном.
Она была удивительно и вместе с этим жутковато красива.
Высокий тонкий стан, изящные руки, костлявые плечи, выступающие ключицы.
В этом была какая-то хрупкая прелесть.
Ее хотелось оберегать и хотелось сломать. …и да, и нет…
У нее были длинные холодные пальцы.
И длинные… слишком белые волосы…
…у кого-то такие были…
Неестественно белая кожа, неестественно черные глаза… …слишком белые волосы…
И Пересмешник вечно звал меня к ней. Я горько смеялся над ним, подумав было, что он влюбился в нее! Это было бы крайне дико, учитывая то, где мы с ним находились.
Но он был не так прост, чтобы влюбиться.
В его голове рождался план. И Женщина на Окраине Пустоши каким-то образом была его частью.
– Обрати. Внимание. Как. Она. Непоколебима и царственна. Даже. В таких обстоятельствах, – говорил он мне. – Я. Хочу. Чтобы. Ты. Взял. Себе. Эту. Манеру.
Мы стояли посреди серых развалин, утративших последний оттенок надежды.
Издалека доносились голоса Пустоши. Крики боли, стоны разврата, мольбы о помощи, песнопения, смех, ругань.
А она оставалась неизменно прекрасной, невозмутимой. Всегда идеально выглядела. Это восхищало Пересмешника.
Но пришли мы не за тем, чтобы на нее глазеть и восхищаться.
…я слушал камни под собой…
Мы пришли за ее Идеей. Она здесь пожизненно, а вот мы… мы выйдем!
И Женщина на Окраине Пустоши была не против поделиться своей Идеей с нами.
Конечно, она не стала раскрывать ее суть сразу. Она заставляла приходить нас к себе при каждом удобном случае.
И просила раз за разом проделывать бесполезную, на мой взгляд, вещь.
…делать все, что он попросит…
Она бросала на землю маленькие железные коробочки и просила меня складывать одну в другую. Самую маленькую я складывал в коробочку побольше, затем эту коробочку – в еще одну, и так до тех пор, пока коробочек не останется.
Потом она разбрасывала их вновь, в одном и том же порядке, и просила повторить, каждый раз происходило одно и то же.
– Бесконечная игра! – с ненавистью я бросал коробочки о глиняную землю, и они разлетались в разные стороны. …тише ты, тише… …оно жужжало оно…
– Потерпи, – успокаивал меня Пересмешник. Он фанатично любил Игры. А это была именно Игра, правил которой мы оба не понимали!
Женщина с Окраины Пустоши лишь смеялась своим монотонным стеклянным смехом.
– Мой маленький Сизиф. Разгадаешь Загадку – открою Идею, – ее глаза схватили меня и отпустили…
Это все, что она говорила! Никакой загадки не было в этих бесконечных коробочках!
Порой меня так уничтожало это бесконечное действо, что я не приходил к ней так долго, как только мог.
Но Пересмешник умолял меня вернуться!
…делать все, что…
…что делать?
Он был уверен, что в загадке и прячется ее Идея!
…я слушал камни…
Поэтому мы снова возвращались и складывали одну коробочку в другую под мелодичное пение хаоса.
Глава 5. Преступление без наказания
День 18 ведения дневника
Был очередной выходной, я зашла в Новостной пункт, все было как всегда. Мы всем районом посмотрели новости и молча планировали разойтись… Но что-то пошло не так.
Нас не выпускали, точнее, нас попросили выходить по одному. Я стояла в середине очереди и не видела, что происходило в начале. Но по толпе побежал шепоток.
– Там патруль… Патруль на выходе!
– Проверяют всех!
Вдруг раздался истеричный женский визг, повергший в тяжелое молчание весь район.
Меня будто пригвоздили к полу, я не могла пошевелиться. Нас проверяют. Вычисляют эмоциональных преступников.
Женщина извивалась и плакала, просила людей о помощи, но никто не пошевельнулся, и двое в масках вытащили ее из Новостного пункта…
– Граждане! Ваш район попал под внеплановую проверку! Мы вычисляем преступников! Придется подождать.
Шепот снова пронесся по всей нашей очереди…
– Уведите.
– Не надо! Не надо, пожалуйста!
Я выглянула из-за толпы: грубо схватили какого-то мужчину и вывели…
– Государственно… – тихо выругался молодой человек позади меня. – Эй, эй… ты там… слышишь…
Я осторожно обернулась. Странно, никогда его не видела у нас в районе. За последние восемь месяцев мне примелькались все лица, но его было явно чужим.
– Главное, не визжи так. Соблюдай спокойствие.
Я молча отвернулась… А потом пронзительная мысль: «А вдруг это он?»
– Уведите!
Сердце снова сжалось… Что там с ними сделают потом… А со мной…
Некоторые счастливчики, точнее не преступники, проходили мимо и шли домой.
Настала моя очередь. Я подошла к проверочной комиссии.
Сотрудник проверочной комиссии посмотрел на меня пристально, надел мне на руку какой-то браслет, а потом, сняв его, равнодушно бросил это страшное слово:
– Уведите!
Я осталась неподвижна, меня схватили двое в масках и вывели из Новостного пункта. Неподалеку стоял огромный темный флаэро.
На середине пути один из них понял, что я не сопротивляюсь, и вернулся в Новостной пункт, а тот, что довел меня до флаэро, грубо швырнул внутрь.
И вот я оказалась в нем: внутри неоновый свет, толпятся несчастные из нашего района.
– Всем привет… – я поздоровалась просто потому, что не знала, как разрядить эту убийственную тишину. – Наверное, тут уже можно говорить?
Люди молча посмотрели на меня, не произнося ни звука. Было очень неловко. Я пристроилась к стенке флаэро и стала также молча ждать.
– Опа! Вот и в сборе преступнички района. И я с вами!
Это был тот самый парень из очереди. «Вдруг это… Нет, не может быть».
Мы встретились взглядами, и я резко отвернулась. Но он сразу направился ко мне.
– Как тебя зовут?
– Неважно.
– Выглядишь так же.
Молчаливая девушка неподалеку от меня, не сдержавшись, прыснула со смеху. Парень явно остался доволен своей шуткой и стал забирать на себя всеобщее внимание.
– Вы не переживайте! Видимо, вы все первый раз попались. Все нормально! Просто сделают процедуру погашения эмоций, походите «обмороками» недельку, и все как прежде. Будете сидеть в своем «Зеркале» и радоваться жизни.
К нам затолкнули еще двоих. Флаэро начал взлетать, и я прильнула к стене. Вся стена была одним большим, наглухо тонированным окном. Можно было видеть всю красоту полета. Кто-то зачарованно смотрел сквозь стены, а кто-то уселся на полу.
– Наслаждайтесь полетом, дамы и господа, минут 20 – и яркие воспоминания на весь год вам обеспечены, – шутливо произнес парень.
«Вдруг это он… Подойди, узнай имя… Узнай имя…»
Парень снова поймал на себе мой взгляд:
– Ну что ты все смотришь, Неважно?
– Как тебя зовут?
– Ого как! С чего бы это нам знакомиться теперь?
– Долго это все?
– А ты куда-то спешишь? Посмотрите-ка! Да тебя могут вообще больше никогда не выпустить!
– Как так? Ты же сказал: одна процедура – и все, – встряла в разговор одна из женщин.
– Да это так, чтобы не расслаблялась. Не знаю, всегда по-разному.
– И часто ты попадался?
– Опыт имею.
Я посмотрела на город сверху. Такой красивый. Мой город.
Вот ведь жизнь – интересная штука. Никогда не могла подумать, что хоть раз испытаю ощущение полета.
И как там мой бедный Кайт? Ждет меня сейчас в «Зеркале», а я не выхожу на связь… Должно быть, он очень-очень нервничает. Скорее бы уже вернуться домой.
Мне будет о чем ему рассказать.
– Я Пит, – голос парня внезапно оборвал все мои размышления, я даже не сразу поняла о чем речь. – Я Пит. Меня зовут так. А тебя?
– Пристань, – я разочарованно отвернулась от него: не Кайт. Логично было, что это не он. Так в жизни не бывает, но почему-то мне стало так обидно, что в горле запершило.
– Я это… просто атмосферу разряжал. Видела, сколько тут истеричек, вот хоть едут теперь спокойно. Я никогда не попадался раньше.
– Что?! – у меня аж дыхание сбилось: я уже мечтала, как скорее вернусь домой.
– Тихо ты, – процедил он сквозь зубы. – Терпеть не могу истерики и слезы. Пусть хоть насладятся моментом.
Я посмотрела на успокоившихся преступников, разглядывающих наш город сверху. Все были в своих мыслях.
– Я… я… в ужасе…
– Понимаю, – он серьезно посмотрел на меня, а затем в окно. – Стоит проявлять поменьше эмоций. Может, переживем.
Флаэро начал снижаться, а меня лихорадило изнутри… Я поняла, что, возможно, никогда не вернусь домой, и никогда не поговорю больше с ним, и никогда больше… ничего не сделаю.
Флаэро опустился на огромную парковочную площадку одной из крыш высотной тонированной башни, тут же к выходу подкатил воздушный коридор, и мы начали выгружаться в него.
– Идти вперед, – приказал механический голос воздушного коридора.
Мы двинулись робкой колонной вперед, пока не оказались в тупике.
– Ждать.
Чего ждать? Вот тут нас всех… накажут?
Вдруг двери тупика разъехались. Лифт.
– Зайти всем.
Мы послушно зашли в лифт.
Затошнило. Еще немного – и двери открылись.
На выходе нас уже ждали люди в масках с какими-то длинными тонкими палочками в руках.
– Пройдите, пожалуйста, в камеры.
В ряд выстроились стеклянные квадратные камеры – для каждого своя.
Мысли ослушаться ни у кого из нас не возникло, и каждый прошел в отдельную стеклянную комнатку.
– Итак, просьба сейчас зайти в свой аккаунт в «Зеркале».
Вот тут я и увидела ужас на лицах сокамерников. И все поняла.
Поймали одних преступников – нужно получить их переписки, доступ к аккаунтам, с которыми они имеют связь. И добраться до их со-преступников. Умно. Поймали 12 человек из района и, благодаря перепискам, поймают, как минимум, вдвое больше, ведь каждый из нас с кем-то общается. Возможно, некоторые и не с одним.
Женщина справа от меня впала в истерику (в очередной раз).
Слева от меня находился Пит, и он тоже явно был в ужасе.
– Граждане, мы должны видеть степень вашей эмоциональной болезни, чтобы предпринять соответствующие меры. Каждому из вас можно помочь.
Я, конечно, верила всему. И раньше я бы поверила, что меня хотят вылечить. Но общение с Кайтом и его постоянные предостережения дали о себе знать. Я понимала, что лучше умру, чем зайду в свой аккаунт отсюда и дам им доступ к Кайту.
А вот женщина, кажется, поверила. Подошла к одной из стеклянных стен, на которой проявился монитор.
Все наблюдали. А что наблюдать? Когда она по неведению совершает ошибку!
– Извините, женщина, – я тихо позвала ее, – не стоит этого делать.
Как только я произнесла эти слова, моя стекляшка начала вдруг наполняться едким ярко-синим дымом. Я не понимала, откуда он идет, такой яркий, что потемнело в глазах. Почувствовав жуткий запах аммиака, я, задыхаясь, бросилась к стене.
– Пожалуйста! – единственное, что я смогла прохрипеть, падая и теряясь в пространстве.
Когда я открыла глаза, было темно как никогда. И горло горело огнем. Мне стало страшно.
Доползти бы до стены, чтобы приютиться возле нее. Так почему-то кажется безопасней.
– Эй, Пристань.
Шепот слева испугал меня еще больше, и я застыла.
– Очнулась? Это Пит.
– Ааа, ты… Да, вроде очнулась. Что тут было?
– Ползи поближе.
– Куда? Не вижу, – я нащупывала руками себе путь по полу и ползла в сторону шепота. – Я тут, – еле слышно произнесла я, уткнувшись в стену.
– Слушай… Ты тут поменьше болтай… Зачем ты к женщине той обратилась?
Меня еще больше напугал шепот Пита.
– Короче, тебя траванули газом, ты отключилась. Она зашла в «Зеркало» – и все, ее куда-то увели. Больше я ее не видел.
– А остальные?
– Половина говорит, что забыли пароль, половина торгуется. В общем, времени у всех, кто «забыл», до утра. И, если они пароли свои якобы «не вспомнят», из них будут вытаскивать их другими путями. Короче. В любом случае все закончится печально. А тех, кто начал торговаться, мол, отпустите – тогда скажем, их тоже куда-то увели.
– Как предусмотрительно: в «Зеркало» нет доступа по отпечаткам пальцев, все по старинке – пароли, чтобы у людей был шанс спасти тех, кто им дорог.
– Глупости, это всего лишь ради безопасности личности. Представь, если Государство все же взломает «Зеркало» и получит все отпечатки пальцев? А так… хоть будет шанс у некоторых спастись.
Я закрыла лицо руками и стала думать… Что тут еще думать? Значит, так моя жизнь развернулась. Я свой пароль «не вспомню точно».
– Горло горит, каждый глоток будто разжигает этот огонь сильнее.
– Это ты надышалась химозным дымом. Скоро пройдет. Хотя… Какая уже разница.
Не знаю, сколько прошло времени, даже не понимаю, уснула я или нет, потому что везде была тьма. И внезапно включился яркий, ослепляющий свет. Так действительно можно свихнуться от неожиданности.
– Подъем, граждане. Тех, кто вспомнил свои пароли, просьба сразу же подойти к мониторам. Тех, кто не вспомнил, просьба подойти к дверям.
Мы разделились на две группы. Одни подошли к стене с монитором и понуро уставились в пол, ожидая, когда он загорится. Я, Пит и еще несколько человек подошли к дверям.
– Забывчивых утилизировать, – приказал механический голос.
Девушки, стоявшие у двери, тут же метнулись к стене с монитором.
– Там кто-то важный для тебя? – прошептал Пит.
– Как видишь… – я нехотя посмотрела на него. – Прощай.
– Прощай.
Я думала, что он сейчас развернется и пойдет к стене с монитором, но он остался стоять на месте.
– Отлично. Вбиваем свои пароли, граждане, – дежурная женщина в маске направилась прогулочным шагом вдоль наших стекляшек и уже приближалась ко мне. Тут в комнату поспешно зашел еще один человек в маске и что-то активно начал ей нашептывать. Если бы эта женщина не была надзирателем эмоциональных преступников, я была бы на 1000 процентов уверена, что она одна из нас, уж больно сильно округлились ее глаза от нескрываемого удивления.
И они оба поспешно вышли. Мы все стояли и не знали что делать. Я посмотрела на тех, кто стоял у мониторов, многие отводили взгляды.
– Пристань. Что-то пошло не по плану… – заметил очевидное Пит.
– Не могу сказать, что рада тому, что неизбежный момент оттягивается.
Женщина в сопровождении двоих в маске снова зашла в комнату. И быстро указала на меня.
– Уведите.
– Вот теперь… прощай, – произнес Пит.
Меня вывели из стеклянной комнаты. Было ли мне страшно? Очень… Но при этом я понимала, что никак не могу повлиять на ситуацию. Я бы ни за что не вбила свой пароль. У меня не было выбора. Точнее, выбор был. И я его сделала.
Что сейчас будет? Больно? Долго ли будет длиться боль? Я чувствовала в себе смесь страха и упрямства.
Меня вывели из очередного лифта. И мы оказались на парковочной площадке, где меня молча затолкнули во флаэро-беспилотник.
Он взлетал все выше и выше над городом, а я так и осталась на стеклянном полу совсем одна. Мелкую дрожь невозможно было унять. Подо мной проползали улицы со спешащими на работу крошками-людьми. Маленькие черно-серые точки. Куда так спешить? Я проносилась над крышами домов, над верхним ярусом монорельса, обгоняя мчавшиеся шаттлы. Мой район. В сердце вспыхнула надежда. Флаэро мягко приземлился на крышу моей высотки, дверь открылась, и механический голос приказал мне выйти.
Еще долго я провожала взглядом миновавшую меня смерть, не в силах понять, почему меня отпустили. Отчего мне так повезло? И что такого сказали той женщине в маске?
Когда я открыла «Зеркало»…
…я ожидала увидеть кучу сообщений от Кайта… Но их не было.
На секунду меня обожгло обидой, но потом я отбросила все свои дурные мысли и напечатала дрожащими пальцами.
– Я тут, Кайт. Со мной все хорошо.
Закрыла лицо руками и начала медленно и вдумчиво дышать, стараясь унять непрекращающуюся внутреннюю бурю.
– Пристань. Рассказывай. Я крайне переживал.
Я несколько раз перечитала его сообщение. Почему-то мне показалось это неискренним. Какая-то странная формулировка. Все время, пока была там, я только и мечтала о том, чтобы поговорить с Кайтом, хотя бы разочек. А тут, когда увидела его сообщение и почувствовала разочарование, я вдруг стала такой тяжелой… «Крайне переживал» – звучит так, будто это напечатал флаэро-беспилотник.
Впервые за все наше с ним общение я молча вышла из «Зеркала», забилась в угол кровати и уснула прямо средь бела дня.
На улице только начало светать, когда я вскочила с кровати, вся мокрая от пота. Я проспала целый день и всю ночь. Со мной никогда такого не было. Сердце колотилось как бешеное, до городского будильника еще час. Во рту затаился противный привкус от дыма, которым я надышалась в стеклянной камере, горло уже не пекло, но боль в нем все еще чувствовалась при каждом сглатывании.
С усилием я подняла себя с кровати и направилась в душ, сидела под теплой водой и полоскала рот, пока она не выключилась.
В той комнате я поняла, что Кайт мне гораздо важнее собственной жизни. А он за все время моего отсутствия не написал ни строчки. И меня убило это.
В коридоре на моем этаже стояла кофемашина, я взяла себе сразу два стакана крепкого черного кофе и долго пила его маленькими глоточками, пытаясь заглушить горечью этот тошнотворный привкус дыма.
Кайт… Неужели, если бы я умерла в этой камере, ты бы… Что бы ты сделал? Ничего. На следующий год, выпив свою профессиональную таблетку, ты бы даже не вспомнил обо мне. Я пристально рассматривала в окно бесконечные серые высотки домов.
Вспомнила, как сходила с ума, когда он пропал. Как мне было остро пусто.
И как же больно осознавать, что он не испытал ни грамма этих чувств, когда оказался на моем месте.
А потом в мою голову закрались вопросы… Почему он тогда пропал так надолго? Он сказал, что это было не по его воле. Может, его также держали в стеклянной камере? И он также не выдал меня?
Почему же меня отпустили? И только меня? Почему на меня так странно смотрела та женщина-надзиратель?
Я не выдержала и открыла «Зеркало».
Будто снова научилась дышать. Столько сообщений! Какой странный: когда не знал, где я, молчал. А когда я написала, что все хорошо, и просто вышла – вон как переживает!
Я поспешно напечатала сообщение:
– Милый Кайт. Прости, вчера был очень тяжелый день. У меня не хватило сил, чтобы рассказать. Но, когда вернусь вечером после работы, я все-все расскажу тебе! Прости, что я вышла из Сети без предупреждения. Больше так никогда не сделаю.
(Слово «милый» в обращении к нему я использовала впервые. Я не стала придумывать ему прозвища, как он мне).
Когда я появилась в Архиве, на меня тут же накинулась женщина, принявшая меня на работу. Она была возмущена, но старалась сдерживать себя.
– Это немыслимо. Иметь такую работу и посметь ее прогулять. Штраф превысит половину твоей зарплаты за месяц.
Я уже несколько раз извинилась, но это не помогло. Поэтому я просто молчала, рассматривая пол.
– Где же ты была вчера? Или, может, мне стоит написать заявление об этом случае в службу найма? Твое резюме быстренько подпортят.
– Мисс Вексель, – мы обе ошеломленно посмотрели на подошедшего к нам господина Альба. – Девочку по ошибке забрали как преступницу. И ее отпустили вчера. Она переволновалась и поэтому не явилась на работу. Надзиратели отчасти виноваты в ее прогуле. Не будем же портить ей резюме, раз это не всецело ее вина.
Мисс Вексель поджала губы и смерила меня ехидным взглядом:
– Что же ты не сказала сразу?
От монолога господина Альба у меня внутри все перевернулась, и я что-то мямлила в ответ, пока архивариус не успокоил мисс Вексель и не указал мне следовать за ним.
– Господин Альба! Спасибо, спасибо! Как вы это смогли? – я горячо благодарила его, с горечью вспоминая, как резко с ним разговаривала накануне.
– Как ты попала туда? – обеспокоенно спросил он.
– Как вы смогли вытащить меня оттуда?
– Я ничего не делал для этого, – в его голосе я уловила что-то странное, но не смогла определить, соврал он или нет. Если сказал правду, то кто тогда меня выручил? Кайт, к сожалению, был вне подозрений, он даже не удосужился справиться о моем отсутствии, пока я сама ему не написала. И, если меня вытащил все-таки господин Альба, значит, Подземные имеют какой-то вес в Государстве.
– Меня поймали в Новостном пункте… И я действительно преступница.
– Это все из-за твоего друга из «Зеркала», – проворчал себе под нос господин Альба.
– Не знаю, что теперь делать, – в отчаянии призналась я. – Пройдет ли все это бесследно? Вряд ли.
Господин Альба не стал ходить вокруг да около:
– Присоединяйся к Подземелью! Спускайся к нам.
– Вы что? Нет! Я хочу оставить все как есть, – выпалила я.
– Все как есть уже не получится, – он смотрел на меня, не скрывая сожаления. – Если им что-то помешало ликвидировать тебя официально, они сделают это иначе. А в Подземелье ты будешь в безопасности.
– Не пугайте меня.
– Я не пугаю. Я предупреждаю. Подумай об этом. И найди меня в «Зеркале», чтобы в случае чего послать мне весточку.
– Нет, не нужно.
– Мой ник MAF092. Ты найдешь меня в комментариях под последними новостями.
Сегодня снова мой черед идти на ринг. Проигравший, если выживает, прислуживает победителю до следующей схватки!
Первый год я проигрывал каждую битву. Меня били нещадно, несмотря на мой возраст. В Пустоши я был единственным ребенком. И каждая новая схватка была для меня сродни пытке. Нет, я не боялся боли, я умирал от унижения прислуживать другим!
…и оно жужжало громко…
Я проигрывал Сектантам, избивавшим меня до полусмерти. И молился их Богу по принуждению.
Я проигрывал пьяным ублюдкам и мыл туалеты в их камерах, я терпел их насмешки, терпел их издевательства и вечные побои.
Я проигрывал даже шлюхам и был их личным секретарем, я записывал имена этих бесчисленных клиентов и следил за распорядком встреч, я видел их жизнь изнутри.
..тише…
Я проигрывал всем и каждому, и ни один из них не пощадил меня. Никто и никогда.
…никто и никогда, как он…
…тащил меня и тащил из меня…
Но я терпел, ведь у меня был срок!
В очередной раз я подошел к табло наказаний, чтобы проверить свой срок. Это было спасительное табло, и, когда я терял счет времени во всем этом кошмаре, я шел к табло, чтобы увидеть, что все это кончится через 4 года и 36 дней, 3 года и 135 дней, 3 года и… я не увидел срока!
…я жужжал, и глаза мои жужжали, и пальцы скреблись, и холод был темным…
Я стоял напротив табло, не в силах оторвать от него глаз. Напротив моего имени красовалось: «Выход, которого нет»…
Это значит, что вы якобы можете выйти из Пустоши в любой момент. В любой момент, как найдете из нее выход!
Вот только выхода не было. Был только вход.
…жужжали глаза…
Я перестал слышать звуки Пустоши, звуки хаоса, я перестал слышать даже звук своего собственного сердца.
– Почему? Почему? Кто это сделал со мной? – воззвал я к Пересмешнику, который казался мне моим последним спасением.
– Кто-то. Изменил. Настройки твоего наказания. Кто это. Мог сделать?
– Отец… – сквозь зубы произнес я и так сильно сжал их, что они захрустели и застреляли в десна.
– Только он мог. Это сделать… – отозвался Пересмешник.
Тот день должен был уничтожить меня полностью. Но нет. Тогда я ощутил в своей груди незнакомое тепло. Это тепло усиливалось и росло, пока не начало гореть, жечь, сжигать заживо, потом внутри будто что-то взорвалось – и образовалась пустота.
…и оно не жужжало…
Я был таким же пустым и в то же время живым, как эта Пустошь. И мне нечего было терять. Если я пожизненно здесь, то от моего имени здесь все будут содрогаться. И никто не посмеет меня больше обидеть!
