Читать книгу: «Восстание Магов. Том 1. Прижатые к земле», страница 35
– Стоп?! А что сейчас произошло? – с ужасом в глазах впился своим взором Асто в своих «сослуживцев».
Он ощущал на своей щеке какое-то до мучительной боли мягкое касание тьмы, что еще секунду назад бушевала прямо перед его взором. Во взглядах остальных членов этого «отряда» он нашел лишь отражения собственной пустоты и беспомощности. То штормовое поветрие, что до этого унесло ту бушующую тьму в сторону внезапно показавшегося отряда врага, теперь превратилось в небольшое дуновение и нежно игралось с одеждой Асто и остальных.
Перед ними на земле образовался четкий широкий раскол, напитанный и еще бурлящий той чернью, что до этого пронеслась по земле. Небольшие витки этой тьмы даже поднимались вверх, будто до сих пор тянулись к чему-то живому. Всё тело Асто было сковано и никак не реагировало на любые его внутренние вопли, а потому ему приходилось лишь молиться, чтобы ни одна из этих теней внезапно не превратилась в щупальце и не рванула к его горлу. Он явно понимал, что бредил и банально не мог держать себя в руках. Однако никогда еще до этого ему не приходилось сталкиваться с такой смертью: той, что появлялась на мгновение, той, что проносилась так близко рядом, а потом оставляла за собой лишь звонкую пустоту, незримо и абсолютно вне любых рамок представления унося с собой столько чужих жизней.
Бог, что и был виновником всего этого «торжества» лишь так же немо стоял, не опуская взгляд и сомкнув руки в кулак. Тьма до сих пор бушевала в нём, хотя всё уже давно закончилось. Крупицы её начали стекать с его ладоней, сжижавшись и смешавшись, как ему казалось, с его собственной кровью. Так сильно ему бы хотелось впиться в свою плоть, чтобы хоть чем-то отвлечь от себя то нависающее чувство абсолютного тихого кошмара и безысходности, что сейчас переполняло его, и давило сочащейся из него без устали тьмой на бедолаг, которым не посчастливилось в этот день воочию узреть рождение «Истинного Бога».
Его расчет в этот раз оказался смертельным для его оппонентов. И чему же он удивлялся, отчего же корил себя? Он ведь с самого начала только и этим занимался: растил в себе совершенство. А та пустота, переполненная лишь тьмой и еле заметными, почти микроскопическими каплями крови, что осталась от вражеского отряда, была лишь результатом всех его трудов. Разве не так?
Почему в тот момент в его голове не промелькнуло и мысли о том, чтобы ударить не в полную силу? Почему, полностью осознавая собственное преимущество, он всё равно хладнокровно убил их одной атакой?
– «Одной атакой, в которую ты вложил идеально подходящее количество силы, дабы закончить это всё в первое же мгновение – вдруг услышал он голос у себя в голове – Всё, что ты сделал, так это воспользовался единственной данной тебе возможностью. Враг подставился под удар, а ты его нанёс – таково главное правило твоего боевого стиля. Ты идеально следовал ему, в тебе не возникла не капля сомнения даже в столь напряжённой и новой для тебя ситуации. Ты сработал на ура!»
Глава 47. Ясность
– «Почему же они оказались столь слабы?!»
До самого конца Бог наивно отказывался верить в то, что произошедшее с ним было реальным. Не в силах и слова вымолвить после случившегося, он сразу по возвращению уединился в своей комнате, отказываясь с кем-то это обсуждать. Он четко и ясно понимал, что с ним не всё в порядке, а потому возможность хоть сколь либо адекватно диалога с кем-нибудь для него виделась чересчур туманной. Как вообще можно пытаться с кем-то говорить, если ты с сам собой не можешь хоть что-нибудь согласовать?
– Всё это время из меня растили монстра… – измученно выдавил он из себя на исходе дня, наконец, собравшись с силами – Стоило мне только оказаться на поле боя, как я сразу сорвался с цепи.
– «Сорвался с цепи? Правда что ли? – моментально услышал он в своей голове ответный вопрос – Я не видел в тебе ни капли иррациональности в тот момент. Всё прошло четко и гладко».
– Да сколько уже можно это повторять! – чуть не выкрикнул он.
Этот диалог с самим собой определённо со стороны может показаться странным, однако Бог отлично понимал, что не сходит с ума. Просто он искренне пытается отречься от этой сущности, что он обнаружил и осознал в себе только сегодня. Хотя кого он тут пытается обмануть, естественно он с самого начала знал о её существовании. Только вот никогда не предполагал, что именно ей будет даровано захватить власть над ним.
И как бы всё это сейчас дурно не звучало, хочу вас уверить, что в тот мучительный момент Бог подвергся отнюдь не внезапному приступу психоза. Нет, если бы всё было так банально, то переступить через эту проблему не составляло бы особого труда, ибо ему и раньше доводилось сталкиваться с нервными срывами. И если весь этот день он верил, опять и опять совершая уже избитую ошибку, верил, что это «пройдет» или «отпустит», то сейчас четко осознавал, что бежать было некуда. Ведь ядром проблемы являлось отнюдь не его окружение или кто-либо из него. Суть была в том, что он снова начал понимать, как же глубоко ошибался всё это время. Ошибался в себе, ошибался в людях, ошибался в своём положении и месте в этом мире.
– «Ты любишь выставлять меня какой-то иной силой, вне твоей власти и понимания, у которой ты находишься в полном подчинении – продолжал разрывать его мозг изнутри голос – Однако в реальности ты никакая не жертва. Ты хищник. Ты тот, кто всё это совершил, и ты тот, из-за кого к этому всё пришло. Можешь проклинать других сколь хочешь, или создавать подобных мне и винить их. И ты будешь прав, только вот прав настолько, что от этого не будет никакой пользы»
С трудом проглатывая всё это, не в силах на этот раз и слова вставить, Бог понимал, что так происходит лишь потому, что эти мысли идут от самого его сердца.
– «Я, этот губительный и страшный голос, отнюдь не стараюсь тебя погубить. Я никогда не хотел. Я раз за разом показывал тебе путь. Сквозь боль и слезы, сквозь пот и лишения. Я никогда не переставал быть твоим маяком. А потому теперь у меня к тебе лишь одно предложение. Не указ и не всевышняя воля, а простое дружеское предложение: прими себя. Каким бы ты ни был. Прими себя и покажи им, кто ты есть на самом деле».
Следующие несколько дней Бог только и делал, что тратил всё своё свободное время, рассуждая над тем изречением, что сам себе высказал. Все вокруг быстро успокоились, стоило ему только начать говорить и улыбаться. Но сам он, на деле, улыбаться больше не хотел. Очередное странное и чересчур возвышенное высказывание, которое, если посмотреть со стороны, то определённо покажется всем нелепым. Бог осознавал это, а потому прекрасно понимал, что на деле никак не изменился. Что вся ложь, которую он наивно пытался себе в очередной раз внушать, снова выходила наружу.
Вот что он за человек такой? Как можно уметь врать остальным, но постоянно разоблачать и корить себя за собственную ложь и измену. Люди же оттого и становятся столь счастливыми, что постоянно врут себе и не обращают внимания на болезненные темы. Раз за разом откладывают всё это в дальний ящик, а потом либо мирно и тихо забывают об этом. Либо всё это утягивает их за собой на дно. Каждый раз ложь лишь тянула его на дно, но каждый раз он отказывался тонуть. Но ради чего? Ради чего всё это было, если сейчас он снова остался ни с чем. Оказался на перепутье более не силах выбрать направление.
Он пытался забыться в тренировках, но оттого ярость внутри него лишь скапливалась, а затем внезапно вырывалась, калеча окружающих. Когда ты три дня подряд не вылазишь из тренировочного зала – это уже за гранью любых занятий и испытаний. Когда ты пробиваешь каменные стены, до этого специально усиленные магией и запечатанные, дабы обильные потоки манны, так и сочащиеся из каждого способного мага внутри, не выдали их местоположение врагу – это уже излишнее использование силы. Когда ты ненароком оставляешь своему спарринг партнеру пару переломов и отсекаешь кусок уха после вашей встречи – это уже не дружеский матч.
Всё это время лишь Винсент старался быть на его стороне. Когда Бог снова забывался и истощал себя тренировками, то он выводил его на прогулку. Когда Бог крушил всё вокруг, «проверяя на прочность» стены этой подземной лаборатории, то он занимался их починкой. А когда не осталось никого, кто осмелился бы бросить ему вызов, то именно он отдувался за них всех.
– Слушай, ты же до этого никак не мог сдержать восхищения, что научился тщательней контролировать и сдерживать свои буйные теневые потоки вихрями ветра, – смахивая с себя капельки пота, высказался Винсент в сторону Бога – А теперь посмотри на себя! Три дырки пробурить успел за один поединок. Да, в этот раз хотя бы до сквозняка дело не дошло, но старик же опять заставит меня это всё заделывать!
– Тебя? – слегка удивился Бог – Но разве его грязевая магия не лучше для этого подойдет. Тем более именно его заклинаниями были усилены местные стены.
– Вот это глаз-алмаз у тебя! Не думаю, что Чарльз бы стал распространяться о подобном. Значит, тебе удалось это как-то вычислить? Хотя стой-стой, не отвечай! Ты наверняка уже просто столько дыр понаделал, а сам стал более чувствителен к чужой манне, что теперь можешь с уверенностью сравнивать у себя в голове печати внутри стен и заклинания, что Чарльзу довелось применить у тебя на глазах, так?
– Всё же в вас есть что-то от учителя, – со смазанной улыбкой на лице ответил Бог.
Его особое свойство теневого крыла и правда сделало его куда более чувствительным к чужим потокам манны, а с учетом того, что ему удалось вытянуть немного даже у Чарльза, то он мог, основываясь, конечно, исключительно на своём шестом чувстве, сказать, что «капитан» явно приложил руку к созданию этого места.
После того, как они перекинулись друг с другом еще парочкой слов, Винсент и Бог вновь просто разошлись по своим комнатам. Винсент каждый раз перед этим так и хотел что-то еще сказать своему ученику, еще как-то подольше растянуть их разговор в попытке вытянуть что-то из Бога. Ибо тот день явно каким-то образом повлиял на Бога. А беда была в том, что никто не знал коим образом.
И хоть сначала Чарльз и прочие считали, что парень определённо выдаст им свои переживания в том или ином ключе, только вот вскоре стало ясно, что он отчего-то намеренно не собирается этого делать. При этом его действия стали всё менее и менее предсказуемы, хоть он и продолжал действовать в рамках программы. Он не отказался от участия в дальнейших операциях, а наоборот горел желанием снова ринуться в бой.
– И вот как ты приказываешь мне понять, на самом ли деле у этого пацана теперь глаза горят, дабы выполнять операции или дабы увидеть, как всё это место сгорит в огне? – спрашивал у Винсента Чарльз во время их очередной встречи – Естественно все и каждый из высших чинов, только услышав об его первом «выступлении», начали настаивать на его скорейшем введении в Десятку.
– Десятку? Но разве еще не слишком рано? – спросил у капитана Винсент.
– Богу туда определённо рано, на чём мне и удалось настоять. А если же говорить про сам факт её формирования, – Чарльз слегка ухмыльнулся – То у нас уже просто нет выбора. Фронтовой отдел уже представил своих претендентов во главе с неким Экспериментальным… Чёрт, как там его? Ах да, Рейлганом. А потому и нам теперь нельзя отставать и пора бы отдавать наших парней.
– И вы хотите…? – не осмеливаясь досказать свой вопрос, изрёк Винсент, ощущая на себе пронзительный взгляд капитана.
– Очень хочу, – сразу ответил Чарльз – Но беда в том, что больше никому не важны мои «хотелки». Теперь пришло время нам отдуваться и следовать «хотелкам» их. Ты идеальный кандидат, а с учетом того, что ты вновь показал всем, что единственный тут хоть чего-то стоишь и можешь стоять наравне даже с Богом, то тут и речи об ином идти не может.
– Но что же, в конце концов, будет с ним?
– Я с такой малышней водиться не умею, сам знаешь, – почесывая затылок, ответил Чарльз – Придется и мне научиться с ним возиться. С учетом того, что он стал такой буйный, то я не знаю, чем всё это по итогу закончится, но, думаю, нам лишь стоит верить и надеяться, что он таки не слетит с катушек. А уж как сможем адекватно представить его генералам, так и дело с концом.
Первый поединок самого «Капитана» Чарльза с «Вечным зазнайкой» Богом выдался крайне насыщенным. Поначалу старику удалось впечатлить Богу своим невероятным владением столь обширными и мощными потоками манны, что были способны подчинять себе огромные кучи местного песка на тренировочных площадках и превращать его в тянущую и вязкую грязь. Каждое, хоть малейшее её попадание по Богу вынуждало его концентрироваться на искоренении всех, даже малейших капель и частиц, этой субстанции, ибо иначе атаки Чарльза так и тянулись к юноше под самыми невозможными и непредсказуемыми углами. Но стоило ему только понять суть этого трюка, так он за пару минут успел уложить у себя в голове весь не самый обширный набор приемов и заклинаний, коими обладал этот выдающийся маг.
А если Бог не сумел бы одолеть любого соперника с таким набором данных о нём, то его нынешний метод сражения нуждался бы в очередной солидной переработке. Благо, как только дело дошло до битвы на выносливость, и оппоненты начали заваливать друг друга предсказуемыми, но сокрушительными атаками, то крыло Бога вновь позволило обеспечить победу. С учетом того, что оно не только играло свою роль, как средство по постепенному вытягиванию сил и манны из оппонента, но и с ростом своего размера служило Богу отличным оружием и продолжением его магических путей, ему не составило труда сразить даже столь грозного врага в длительном и напряжённом, но идеально выверенном в каждом моменте, столкновении.
И хоть в момент своего ликования, Богу и удалось немного отвлечься от внешней суеты и вновь насладиться собой и плодами столь долгого и упорного труда, но не только ему одному уже в следующий момент явилось осознание того, что больше никто не в силах здесь его сдержать или проконтролировать. И если в одних это породило первые плоды страха и отрицания, то Богу даровало новую уверенность.
К исходу дня оба соперника остались наедине с собой, глубоко погрузившись в раздумья. Но если Чарльз с трудом мог собрать хотя бы одну цельную и стоящую обсуждения мысль в голове, сидя за своим столом и соединив руки в напряжённой хватке, то Бог, лежа на кровати, начал видеть своё новое будущее.
– «Сколько бы я не пытался сейчас анализировать эту схватку, но я никак не могу найти ни своих проколов, ни его, – молча, рассуждал про себя Чарльз – Да, в том или ином единичном случае я мог попытаться потянуть одеяло на себя. Только вот и у него была такая же уйма возможностей. Я считал, что моя магия сумеет выступить мощным противодействием хотя бы его магии воздуха, но он за какие-то пару минут научился рассекать мои потоки грязи не оставляя от них и следа. Его тьма была невероятно опасна, но предсказуема, и лишь с помощью умелого направления потоками ветра ему удавалось ею меня поразить».
– Чёрт! – сдуру даже треснув по столу кулаком, выкрикнул Чарльз – Я просто раз за разом прогоняю про себя одно и тоже, отказываясь замечать совершенно иную, куда более серьёзную проблему! Этот парниша! Он не просто сошел с ума или загорелся геройством. Его поток мыслей теперь определённо просто невозможно предугадать, а каждое наше вмешательство со стороны лишь сильнее усугубляет ситуацию. Если на следующей своей миссии он учудит что-то еще куда более грозное, то мне придется переселять всех остальных магов за километр от него.
Он стал невероятно грозным и смертоносным оружием, но Чарльз отлично понимал, что он и вся эта лаборатория стремительно теряют контроль над ним. И если бы им еще удалось отправить его на поле боя, где бы он и взорвался, то ситуация была бы еще в каком-то роде под контролем. Но Чарльз понимал, что не может просто заявить начальству, что они потеряли контроль над столь выдающимся субъектом. Да будь он даже невыдающимся, факт утраты кадра повредил бы лишь генералам и их Десятке, а вот факт такого просчета в управлении со стороны Чарльза и подконтрольных ему людей – уже задел бы его самого.
– Какой я, черт возьми, капитан, если не смог поставить на место одного нерадивого рекрута?! – наконец, гневно выпалил Чарльз – Нам просто нужно не дать ему окончательно зазнаться и поставить на место. Неужели всех магов в этом чертовом подземелье на отшибе не хватит, чтобы сделать это?! Так и к чему я тут тогда только горбатился столько времени? Это просто смешно! Не стоит мне больше поддаваться таким абсурдным рассуждениям, а банально взяться за дело. Как в былые времена…
-«Так что? Теперь у тебя есть, что мне сказать?» – спросил голос у Бога, будто еще не зная ответа.
Эти последние пару недель (ага, вот как быстро время летит, когда только и делаешь, что ходишь то с опущенным носом, то с задранной головой) прошли для Бога нелегко. Он всё время метался из стороны в строну, с трудом осознавая, пытается ли он к чему-то таки прийти, либо окончательно сдаться. Но тот бой с Чарльзом, и те глаза, полные пустоты и абсолютного отрицания, что были устремлены на него в тот момент, казалось, дали ему ответ.
– Я всё это время тщетно пытался бежать прочь и закрывать глаза на то, что мои путь, силы и дальнейшее предназначение уже давно были избраны и дарованы мне этим миром. Миром полным боли и отчаяния. Миром, что вот-вот, кажется, перестанет существовать. И пусть даже в этот раз людям удастся миновать забвение, но то будет лишь небольшая передышка, перед тем как явится истинный конец. И я уже не буду больше искренне смеяться над собой за столь насыщенные высказывания, полные самопризнания и отрешенности. У меня больше нет сил говорить с самим собой простыми высказываниями, которые, однако, несут в себе лишь предзнаменования недалекого будущего. В этот раз я впервые решился смотреть куда дальше.
Он больше не слышал того голоса, ибо больше не отрицал его и не пытался насильно вынуть из себя и выбросить. Он больше не отрицал, что с того самого момента, как он позволил себе окончательно погубить себя и свою мать в тот день, он ни капельки не изменился. Он заново родился в тот момент, переполненный болью и отчаянием, забитый и никем более не любимый ребёнок, беспомощно плачущий в уголке. Слезы никогда не переставали стекать с его щек с того самого момента. Всё это время, глубоко внутри себя он не мог отпустить эту мысль. И она беспощадно терзала его.
– Но делала она это не чтобы навредить – вглядываясь в свою ладонь и стараясь найти среди многочисленных линий на ней и свой маршрут, начал говорить себе Бог – А чтобы показать кое-что. Это что-то, что я так наивно пытался всё это время для себя создать здесь: сначала я желал овладеть магией и защитить себя, затем стать героем и с её помощью защитить и других. Всё это время я пытался защитить кого-то, не понимая от чего. Лишь в ночных кошмарах представляя себе образ того чудовища, что мне суждено будет сразить когда-то.
Только вот то были отнюдь не кошмарные сны, а пророчества. Ведь вместо того, чтобы до последнего дыхания защищать других от этой незримой угрозы, некого абсолютного воплощения зла в этом мире, ему проще самому стать им и получить над этой силой полный контроль.
– Больше в этом мире не будет другого зла. Я соберу на себя всю боль, скорбь, отчаяние и страх этого мира и его обитателей. Я стану идеальным и вечным воплощением ненависти. Я стану Богом, которого будут бояться, перед лицом которого ни одна живая душа не посмеет больше и подумать о том, чтобы навредить ближнему. Ибо если хоть одна душа в моем мире останется одна, то всепоглощающие ужас и тени пожрут её без остатка! Они зовут меня монстром, и я им стану! Они зовут меня Богом! И я им стану…
Винсент, что теперь тоже оказался, будто насильно, заперт в своей комнате самим собой, искренне не понимал, что же теперь ему нужно сделать. Всю свою жизнь он прожил, не заботясь и не думая ни о чём. До войны на его стороне постоянно была семья и друзья. Когда сгорел его дом, соратником ему стала ненависть. А когда её огонь угас и отпустил его, то с самого дна небытия его подобрал к себе Чарльз. Всё это время он был лишь ведомым и мог лишь смотреть, как вперёд идут другие, а затем идти за ними. Но когда он впервые упёрся в тупик, а все остальные оказались чересчур заняты своими делами, дабы показать ему путь, как выбраться, или банально оказались бессильны пред его проблемой, то он навеки застрял в этой тюрьме.
Ни как пробить путь насквозь, ни как обойти стоящую перед ним преграду он не мог. Советы со стороны не помогали, а самому себе он совета дать не мог. Считал, что не имеет права. Всё это время он считал, что не имеет права хоть на что-либо своё. Ни его мнение, ни его жизнь ему больше не принадлежали, так он считал, думая, что лишь тем обгоревшим душам сейчас поистине суждено решать его судьбу.
Но когда он впервые с тех пор нашел того, кто бы по-настоящему от него зависел, да еще так сильно, то что-то в его душе отозвалось на это появление. Будто новая искра загорелась в уже давно потухшем костре. Но ведь гореть так больно. А когда эта искорка только и делает, что старается раз за разом разжечь в тебе всё большее и большее пламя, то ты невольно стараешься от неё скрыться. Но и в тени она тебя найдет, в самой сокровенном и темном уголке нет тебе спасения, ведь эта искорка тоже поднялась на свет когда-то именно оттуда.
И сколь бы не пытался Винсент в своих мыслях столь изощренно выражаться, осознание к нему так и не приходило. Он, хоть и отлично понимал, что уже был далеко не ребёнком, и что на нём сейчас лежала большая ответственность, но всё также наивно ждал попутного ветра. Что указал бы путь пламени и разжег его.
– Но когда имеешь дело с Богом, легким и мягким потоком не отделаешься… – с грустной улыбкой на лице высказался Винсент, глядя куда-то в звездное небо, сквозь потолок и кубометры земли над ним своей подземной комнаты.
Но тут он услышал внезапный стук в дверь.
– Кто это? – спросил он, однако ясно предполагал, кто мог заявиться к нему в столь поздний час.
– Нам снова нужно поговорить Винсент, но на этот раз уже серьёзно – в ответ заявил Чарльз и зашел в его комнату.
