Он же гений, Как ты да я. А гений и злодейство - Две вещи несовместные. Не правда ль? А.С. Пушкин, "Моцарт и Сальери"
Среди читавших Шолохова, наверное, мало кто ставит "Поднятую целину" выше "Тихого Дона". Ваш покорный слуга - один из этих немногих. Впервые я прочел "Поднятую целину" еще подростком - в конце 80-х, в разгар горбачевской перестройки. И был чрезвычайно изумлен - в голове никак не укладывалось, КАК советская цензура могла пропустить такую книгу?!.. Собственно, эта мысль не укладывается в голове и сейчас, четверть века спустя. Понятно, что Шолохов - до мозга костей лояльный к советской власти и всячески ею обласканный писатель - пытался написать произведение, если не восхваляющее, то как минимум оправдывающее коллективизацию и деятельность двадцатипятитысячников, одним из которых был его герой Давыдов. Ключевое слово в предыдущей фразе - "пытался". Ибо с этой задачей он совершенно блистательно НЕ СПРАВИЛСЯ. И хорошо, что не справился, - если бы справился, вряд ли мы бы это читали. Главную проблему озвучил на страницах романа не кто-то из главных героев, как этого следовало бы ожидать, а совершенно эпизодический персонаж крестьянин Николай Ахваткин, упоминающийся в тексте считанное количество раз. Вот сказанные им на собрании слова:
- А у нас, ишо темно — встаешь, пашешь. До ночи сорок потов с тебя сойдут, на ногах кровяные волдыри с куриное яйцо, а ночью быков паси, не спи: не нажрется бык — не потянет плуг. Я буду стараться в колхозе, а другой, вот как наш Колыба, будет на борозде спать. Хоть и говорит Советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда. Колыба всю жизню на пече лежал. Весь хутор знает, как он одну зиму на пече так-то спасался, ноги к двери протянул. К утру ноги у него инеем оделись, а бок на кирпичине сжег. Значится, человек до того обленился, что с печки и по надобности до ветру встать не могет. Как я с таким буду работать? Не подписуюсь на колхоз!
И на это никто так и не ответил. Ни истерические выкрики Нагульнова, ни упрямый героизм Давыдова, ни резонерство Размётнова, ни перемежающийся страхами и сомнениями энтузиазм Майданникова, ни язвительные сентенции деда Щукаря, ни что-либо еще адекватным ответом ни в коей мере не являются. Потому что нет его, ответа-то. Потому что невозможно до такой степени задурить голову крестьянину - деятельному, трезвомыслящему, практичному хозяину, крепко стоявшему на земле как в прямом, так и в переносном значении этих слов, - чтобы он по доброй воле отказался от собственного хозяйства и вступил в малопонятный альянс с теми, кто будет работать заведомо хуже, а получать предполагает столько же. Единственная непосредственная реакция на выступление Ахваткина (который, на секундочку, даже не кулак, а середняк) выглядела так:
Аркашка помял кадык, горько махнул рукой, но все же не вытерпел и, садясь на место, показал ярому противнику колхоза, Николаю Ахваткину, что с ним будет после сплошной коллективизации: на обкуренный ноготь большого пальца положил другой ноготь и — хруп! Николай только плюнул, шепотом матерясь.
На мой взгляд, именно так выглядит бессилие: агрессия на фоне отсутствия разумных доводов. В тексте "Поднятой целины" там и сям, случайной россыпью встречаются фразы наподобие "завхоз твой до коллективизации без пяти минут кулак был, стало быть, знающий хозяин". Как ни старался автор показать читателю всю неприглядность, жадность, враждебность и озлобленность кулачества, все равно не получалось до конца заретушировать очевидный, в общем-то, факт: лучше живет тот, кто лучше работает. В результате получилась неожиданно правдивая книга. Шолохов, наверное, этого не планировал. Правда вышла наружу сама, ибо "гений и злодейство..." (см. эпиграф). Просто для совсем уж оголтелой лжи он все-таки был слишком хорошим писателем и слишком знающим человеком. Если можно так выразиться, - слишком станичником.
Отзывы на книгу «Поднятая целина», страница 4