Читать книгу: ««Ли Ле Ло»: детки из клетки. Первое дело», страница 3
– Нет, вообразите себе, какой пассаж! – возмущался клиент. – Это означает, что расплачиваться со мной ему придётся многие десятилетия!
– Предусмотрительный товарищ, – хмыкнула Елизавета Леонидовна. – И как долго жить собрался! Значит, у него прочнейшие связи в городской мусарне? И среди следаков?
– В прокуратуре не знаю, а вот у ментов – да, – угрюмо подтвердил Нефилов. – На уровне двух звезд средней величины.
– Ого!
Лозанникова нахмурилась и пристукнула по столу костяшками пальцев. Затем вопросительно глянула на Ренату.
Та, не поднимая глаз, уточнила:
– Этот милицейский чин чистый? Или его подкармливают?
– Ни в малейшей степени, – с сожалением ответил Нефилов. – Ни в каких связях с братвой не замечен. Как у вас говорят, «правильный мент».
– Вы начитались литературных сказок, таких не бывает, – отрезала Рената. Посмотрела за окно и добавила: – За редчайшими исключениями. Так… Это, случайно, не подполковник Григуленко?
– Он самый, – подтвердил Нефилов. – Какой-то дальний родственник Пачулина.
Елизавета Леонидовна задумчиво покивала. Встала, прошлась по комнате, прикрыла поплотнее дверь в коридор. Вернулась и вновь села, закинув ногу за ногу. Небрежно осведомилась:
– Так что же у вас на уме, милейший Виктор Павлович?
Тот в свою очередь придвинулся ближе и, в очередной раз понизив голос, сказал:
– Давайте так: я переоформляю долговую расписку Пачулина на вашу фирму – по закону, официально, причину мы придумаем вместе, – а вы стребуете с него долг. Половину – вам.
– Как занимательно! – нехорошо засмеялась Лозанникова. – Стало быть, по-вашему, ольговские за немножко трудиться не хотят, а московские с радостью ринутся? Вы чем думаете, дядечка?
– Зацеповским я предлагал всего треть, – обиделся Нефилов, – можете судить, насколько выше я вас ставлю! Согласен, по столичным меркам, это не доходы, но… Чёрт возьми, тут же не в одних деньгах дело! Ведь не для торговли убогими домишками Олег из Раменского создал здесь эту контору?
– Тихо-тихо, попрошу без имен! «Да» и «нет» не говорить, «белого» и «чёрного» не называть!
В разговор вдруг вступил Канер. Проделав очередную манипуляцию со своими очками, он сказал:
– Не так давно у нас произошла такая забавная история. К владельцу нового автосервиса пожаловали некие пацаны и потребовали платить дань. Мальчиков попросили зайти на следующий день. А когда те явились, их уже ждали люди в масках, при дубинках и спецсредствах для укрощения строптивых. Повязали, увезли, предупредили и отпустили с миром. Как оказалось, крышу сервису давали менты…
– Конкретно, капитан Углов, – выдала справку Рената. Михаил кивнул:
– Он самый. Продажный, пробы ставить негде… Пацаны всё поняли и исчезли недельки на четыре, после чего неожиданно наехали снова. Хозяин, естественно, сразу позвонил своему капитану, а тот упавшим голосом сообщил, что ничего предпринять не в силах – сверху строго-настрого приказали к этому автосервису больше ОМОН не высылать. То есть, за месяц братва нашла подходы к более высокому милицейскому начальству. Вот мне и хочется уточнить: нам, часом, не это ли предлагается?
– Помилуйте, господа, – воскликнул Нефилов, прижав обе руки к сердцу самым убедительным образом, – да разве я вправе что-либо советовать?! Осмелюсь только заметить: метод нажима на низших легавых через высших – в данном случае, через Автономию или даже через Москву – оправдан лишь для очень крупных комбинаций. Мне кажется, будет проще хорошенько ущемить бизнес Пачулина за пределами Ольговского района. Ему же приходится самолично разъезжать в поисках товара! На молдавском направлении его и можно прищучить. У местных для такого размаха руки коротки, а рамен… ваши запросто дотянутся. Да и уровень наезда совсем другой. От столичных браточков так легко не отмахнёшься – везде достанут!
– Ему, видите ли, «кажется»! – фыркнула Елизавета Леонидовна. – Картвел, как вам это нравится?
Я не знал, что ответить, ибо перестал что-либо понимать в происходящем действе. Шарики в мозгу заехали за ролики – соображение полностью заклинило. Ничего не оставалось, как остаться в пределах навязанной мне роли и деревянным голосом с ужасающим акцентом отстучать:
– Нада… э-э… паразмыслить, да. Падобный дел с ходу нэ решаюцца…
– Разумно, – согласилась Лозанникова. – Значит, моё решение будет таковым: господин Нефилов платит нам аванс в размере пары тысяч «зелёных», а мы проводим собственное небольшое расследование согласно изложенным фактам. Заодно их и проверим… Ровно через две недели последует ответ: либо наша фирма берётся за это дело, либо предоставляет точный отчёт, как именно и на что потрачены авансовые деньги, и возвращает остаток. За вычетом вознаграждения моим людям, естественно. Итак?
Трудно передать всю гамму чувств, возникшую при этих словах на лицах двух мужчин и одной женщины. Скажу лишь, что гений Канер плотоядно облизнул губы, у моей Рены по-кошачьи загорелись глазки, а вот пан Нечитайло помрачнел дальше некуда. Я же как был неподвижной статуей, так ей и остался.
Зато Виктор Павлович выглядел более чем удовлетворённым – даже ладони слегка потёр. Вытащил из внутреннего кармана бумажник, раскрыл и выложил двадцать купюр по сто долларов, а также злополучную расписку. Все это Лозанникова небрежно смахнула в яшик своего стола.
– Мишель, подготовь стандартный договор о предоставлении услуг, – распорядилась она. – И не забудь сумму проставить в рублях, а то вас вечно тянет к западным ценностям…
– А нужна ли нам бюрократия? – неожиданно засомневался Нефилов. – Я так понимаю, что не в игорном доме нахожусь, здесь не «кидают»!
– Спасибо за лестное и справедливое мнение, – церемонно поблагодарила Елизавета Леонидовна и бросила через плечо: – Можете не трудиться, Мишель, клиент нам доверяет… Кстати, я забыла узнать, каким образом он на нас вышел?
Потянувшийся за шляпой, Виктор Павлович замер и удивлённо поднял брови:
– Да объявление ваше прочитал в газете! – простодушно пояснил он. – Там же всё чёрным по белому расписано: взаиморасчёты, посредничество, улаживание претензий… Кто еще, кроме «козырной масти», этим в России серьёзно занимается?
Он грузно поднялся, нахлобучил по самые уши свой «стетсон» и, почтительно качнув сим предметом, вышел. Из холла донеслось его повелительное: «Семэ-э-эн, за мной!», затем шаги вразнобой, и всё стихло.
Тишину, повисшую в комнате, вполне можно было назвать театральной с поправкой на отсутствующих зрителей. Что же касается импровизированных актеров, то они терпеливо ожидали разъяснений от госпожи режиссёрши.
Впрочем, я забыл упомянуть одного стопроцентного статиста. Который первым и выступил.
– Елизаветушка, драгоценная вы наша, – откашлявшись, произнёс со своего места Тарас Давыдович, – я всегда искренне преклонялся перед вашими актёрскими способностями. Но сегодня, ей-ей, вы малость заигрались…
Лозанникова покраснела и опустила голову.
– Простите меня, ради бога, за то, что я втравила вас в эту историю, – по-девчоночьи шмыгнув носом, сказала она. – Просто, когда этот кабан вообразил, что угодил к настоящим ворам… или к их ставленникам, один чёрт, я не удержалась…
– Предупреждать надо, а то уже не знаешь, что и думать, – проворчал я и с облегчением принял сидячее положение. – Дайте хотя бы папироску, господа удавы…
– Между прочим, Дато Вахтангович, как говорят детишки, вы первым начали, – не без язвительности выдал Канер. – Такого вышибалу из себя изобразили – любо-дорого было глядеть!
– Виноват, перестарался…
– Хорошо понимаю. Но и вы оцените спонтанность последующих событий! Я машинально принял от вас эстафету, Леонидовна тоже не удержалась… и пошло-поехало!
– А что такого уж страшного произошло? – вскинулась Рената. – В тот момент, когда мы пойманными рыбками начали судорожно биться об лёд, проходивший мимо доброхот спихнул нас обратно в прорубь! Предлагаю такую последовательность действий: сейчас мы продолжим отмечать приезд моего старинного приятеля батоно Гедехаури, – но уже с совершенно другим настроением, – а завтра всей шарагой с упавшими с неба денежками отправимся к Грубиянову. Погасим долг и потребуем передать управление фирмой Лозанниковой. Нет, лучше перерегистрируем, с новым уставом и названием. Думаю, он не откажется – какая ему разница: банкротство или фиктивная продажа, причём с нулевым балансом, а не с отрицательным? И начнём новую жизнь!
– Ага, и дело останется за малым: «уговорить Ротшильда», – охладил ей пыл Нечитайло. – Слышали такую рассказку? Так вот, я всего лишь бывший армеец и школьный военрук, в воровские дела никогда не влезал и, честно говоря, не представляю, какую могу оказать помощь в задуманной вами авантюре. И кроме того…
– Насколько я понимаю, – перебил его Канер, – в этом помещении находятся два классных оперативника, одна превосходная актриса, один недурной аналитик. Согласно голливудским канонам не хватает, пардон, громилы… Не обижайся, тёзка, но ты же любую уличную драку способен в два счёта остановить! Вплоть до поножовщины, сам видел. Да и Рената кое-что рассказывала… Откровенно говоря, я боялся, что ты не вытерпишь и вломишь этому «Семэну» так, что никакая больница потом не приняла бы…
– Ну, спасибочки, оценил, – буркнул, в общем, польщённый Тарас Давыдович. – Ребятушки, дорогие мои, неужто вы всерьёз? Да что вообще мы можем сделать!
– Я буду заниматься этим делом даже в одиночку! – задиристо выкрикнула Рената. – Мне нужны деньги!
– Можно подумать, будто остальному человечеству нужно что-то другое, совсем экзотическое, – с иронией отозвался Канер. – Но сейчас, в первую очередь, необходимо решить другой, наиглавнейший вопрос, и он стоит так: мы по-прежнему вместе или разбегаемся?
– Яподдерживаюпредложениереночкисначаланеобходимовосстановитьфирму! – горячо затараторила Елизавета Леонидовна, почувствовав, что ругать её больше не собираются. Переведя дух, она продолжила уже более внятно: – Ведь мы столько труда в неё вложили! Картотеку на рынок недвижимости богатую собрали, деловыми связями обзавелись… Разве нам плохо работалось? А, Мишенька?
– Потому и спрашиваю. Я-то сам «за», только голосованием, даже тайным, здесь не поможешь.
Тут я заметил, что Рената пристально смотрит на меня. Пока мои немногие мысли строились в порядок, она стремительно атаковала:
– Генацвале, а ведь ты раньше понимал намёки с полуслова!
Поскольку я и впрямь безнадёжно тормозил, мне снисходительно пояснили:
– Фразой о двух присутствующих здесь оперативниках Михаил фактически признал тебя членом нашей команды, а ты ни капельки не обрадовался!
Подобное нахальство её всегда отличало и, как правило, действовало на меня безотказно. Но в эту минуту я ощущал себя кем-то вроде странника, умирающего от жажды в пустыне и мечтающего о маленьком глоточке воды, – а к нему подошли и окатили прямо из ведра. Но почему-то лишь ноги…
Заметив, что после её выпада я, выражаясь боксёрским термином, «поплыл», чуткая девушка тут же заботливо меня утопила:
– Кстати, лично тебе совсем не обязательно влезать в криминальные и прочие проблемы этого самого Нефилова. Будешь заниматься легальным посредничеством и маркетингом, как и договаривались.
Наверное, я представлял собой унизительное для гордого кавказского человека зрелище, так как Нечитайло поспешил перевести разговор на свою персону:
– А обо мне как бы и позабыли? Одарили мужским комплиментом, и ладушки?
– Да куда ж вы от нас денетесь, родной Тарас Давыдович! – всплеснула руками Лозанникова, источая натуральную медовую амброзию вперемешку с малиновым сиропом. – У самых истоков предприятия, можно сказать, стояли! Я-то очутилась здесь исключительно благодаря вашей благожелательной рекомендации! Вам и карты в руки: обучите Дато Вахтанговича всем премудростям и тонкостям нашего ремесла! Так сказать, поможете войти в колею…
– Ай, как славно придумано! Два мужика станут бумажки перекладывать, а две девчонки да зелёный хлопец к бандюкам на разборки поедут? – Нечитайло сердито пошевелил усами и просто сказал: – Не бывать тому, Лиза.
– Ах, «зелёный хлопец»?! – неподдельно возмутился Канер. – А не припомните ли, сколько хвилин ваша могучая милость тужилась да потела, прежде чем кое-как, с грехом пополам, уложила мою руку на стол в честном мужском состязании по армрестлингу? Уж никак не меньше двух! Симпатичнейшая арийско-маньчжурская барышня Рената была свидетельницей и активно за меня болела… Ну а как насчёт того, чтобы продолжить игры на моём поле? Не желаете ли сесть вот за этот селероновый «пенёк» – не в целях поедания принесённого из дома пирожка, разумеется, а для установки какой-нибудь плёвой программки? Ась? Ой, а вы чтой-то перепугамши? Ой, и в лице переменимши? И даже верхними конечностями суетливо замахамши?
– Всё равно ты ещё мальчуган, коли так выпендриваешься, – отпарировал Нечитайло. – И в армии не служил.
– Само собой. Я же, как говорят на Молдаванке, немножко не клинический идиёт.
– Родители отмазали…
– Ну да. Они ведь тоже не придурки.
– И болезню себе заграничную сочинил! Эту… как там её… Арах… тьфу ты, чёрт, без стакана и не выговоришь… Арахнофобию, во!
– Тарас Давыдович, да вы, никак, сами головушкой хвораете? – под всеобщий необидный смех изумился Канер. – Да я сроду пауков не боялся! По справке у меня «агорафобия», то бишь бессознательный, навязчивый страх перед большими пространствами. Но это для страховки от слишком дотошных военных эскулапов. А так вашему покорному слуге, ежели скаламбурить, и близорукости за глаза хватает для белого билета!..
Не знаю отчего, но мне вдруг стало на удивление легко. Казалось, что я знаком с этими людьми давным-давно, но вместо того, чтобы быть рядом, по прихоти злого рока (или по собственной беспечности) лет двадцать мотался по огромной бестолковой стране, послушно выполняя чужие приказы, порой на редкость противоречивые, вплоть до этой самой бестолковщины. Да, теперь я был полностью свободен, но свалившееся в качестве довеска гнетущее одиночество оказалось слишком тяжёлым и для моего нынешнего возраста, и для темперамента…
Я пружинисто поднялся, сдёрнул со стула свой пиджак, облачился в него и подчёркнуто застегнулся на все пуговицы. Подошёл к Лозанниковой и спросил:
– Когда можно будет написать заявление о приёме на работу?
Елизавета Леонидовна расцвела. Михаил захлопал в ладоши, а Рената тихо взвизгнула и, кошкой перескочив через стол, сиганула мне на спину и со вкусом чмокнула в ухо. Тарас Давыдович ограничился традиционным: «Добре, добре…»
Вмиг на столах вновь, как из-под земли, возникли напиточки-закусочки, и пирушка возобновилась, но уже с совершенно иными эмоциями. «Хванчкара» (мало похожая на настоящую) бесцеремонно мешалась с водкой и заедалась чем попало, а шампанское вообще шло вместо прохладительного газированного напитка. Беззаботно шутили, судачили, гомонили… Мужчины в меру раскраснелись, а дамы слегка зарумянились. Лозанникова то и дело звонко смеялась, красиво откидывая голову назад и рассыпая наспех придуманную прическу. Улучив момент, я не удержался и как можно деликатнее поинтересовался, откуда у неё столь приличное знание блатных манер и символики.
– Перед вами бывшая «прима» городского драмтеатра! – не без гордости представились мне. – Играла и Соньку Золотую Ручку, и даже известного персонажа из репертуара Фаины Раневской! Помните её уголовницу-барыгу? «Таки шо вы говорыте?» – (она сощурила глазки, превратив их в поросячьи, часто-часто ими заморгала и очень натурально скопировала интонацию великой актрисы). – И вдобавок недурная рисовальщица – эскизы своих театральных костюмов сама готовила. Когда этот туповатый Нефилов отвлёкся, я успела кое-чего изобразить на руке стареньким фломастером. Виктор Палыч – явный лох, за версту видно, и подлинник от подделки вряд ли отличит. Так оно и вышло. Ой, побегу в умываленку, смою это безобразие…
4. Грузин и азиатка
– Проходи, – сказала Рената после того, как вдоволь поколдовала с ключами. – Не забывай, что ты в гостях, но будь как дома!
Едва я вступил в узкую прихожую, как она сама собой осветилась. Мягкое неоновое сияние охватило меня, казалось, отовсюду: жёлтыми, лунообразными пятнами с потолка и длинными синеватыми полосками со стен. Луны пылали ровно и меланхолично, а вот настенные линии вели себя исключительно игриво, то и дело начиная подмигивать слева или справа. Процесс переодевания-переобувания при этом весьма оживлялся, но долго находиться в этих переглядках было утомительно.
– Евроремонтик? Или досталось от предыдущих хозяев? – поинтересовался я, и, услышав хвастливое: «Самые натуральные Эльзас и Лотарингия в моём исполнении! Как в лучших домах Парижу и Козлодуя!», со вздохом выразил сомнение в полезности подобных спецэффектов. Как для постоянного зрения, так и для переменчивого содержимого кошелька.
Рената фыркнула, задрала нос и глянула на меня с прищуром из-под чёлки ну исключительно по-европейски – то есть, политкорректно и скучающе. Что совершенно не вязалось с её типично азиатским личиком в целом и плутовскими ямочками на щёчках, в частности. Впрочем, точно с таким же выражением на лице она могла без замаха ударить под вздох.
– Ты же знаешь, что в моём характере причудливо сочетаются тяга к восточной вычурности и сумрачный германский гений! – назидательно напомнили мне. – Восток ты только что увидел, теперь покажем тебе «долину, где Эльба шумит»…
– Надеюсь, что на ближайшем ко мне бережку там найдется и диванчик, – высказал я пожелание. – Ужасно хочется вытянуться во весь рост и понежиться – в автобусе было чересчур жёстко.
– Ха! – на выдохе звучно выдала хозяйка квартиры. – Мягких предметов, способствующих искривлению позвоночника, не держим! И вообще центральная зала не для тебя.
С этими словами меня прихватили за плечи и втолкнули в первую по ходу коридора комнату, где включили нормальный люстровый свет опять-таки нормальным образом, шлёпнув ладошкой по тумблеру справа. Я непроизвольно замер на полушаге, сражённый минимализмом комнатной обстановки: прямоугольный стеклянный столик на паучьих ножках посередине, квадратные «геометрические» кресла с обеих его сторон, причудливая стеклопластиковая конструкция с полным компьютерным набором у одной из стен и внушительная рамка плоского телевизора на стене другой. Встроенные шкафы и откидную кровать удалось заметить не сразу – зато огромное центральное окно поражало воображение. Слишком уж вызывающе для третьего этажа обычного постсоветского дома. Даже если полностью прикрыть непроницаемой чёрной портьерой. Что и было незамедлительно исполнено.
– Дизайн вовсе не офисного типа, как ты мог бы ошибочно подумать, а ретро-коллекционного! – гордо сообщила Рената. – Один голландский модельер придумал.
– Сразу видно, что он не любитель чтения, – заметил я. – Ах, если б ты видела старые ореховые полки в телавском доме моих родителей! И книги на многих языках…
– И уж на русском их было меньше всего? – съязвила новоявленная поклонница нидерландской минималистики. – Да и те небось исключительно о разлюбезной Грузии? На самом видном месте, конечно, «Давид Строитель» бывшего вашего пахана Звиада Гамсахурдиа, ага? Которого вовремя пристукнули бравые парни из «Мхедриони»!
– Не Звиада, а Константина! – улыбнулся я. – Константина Гамсахурдиа. Впрочем, у нас Толстых тоже путают…
– Вот видишь! – (парадоксальная женская логика, как всегда, поражение нахально выдала за победу). – Я и говорю, у вас сплошная литературная неграмотность! А вот мы, славяне, вашу «Тигриную шкуру» отлично знаем! Как это там… «Что украл ты – то без толку, что отдал – считай, сберёг»!
Я отвернулся, покусывая губы, чтобы откровенно не рассмеяться. Подобная, с позволения сказать, «великодержавность» время от времени накатывала на Ренату приливами, после чего смуглолицая и раскосая славянская националистка надолго возвращалась к своему привычному состоянию азиатской космополитки. С поправкой на неистребимую милицейскую составляющую…
Решив, что о культуре было сказано достаточно, хозяйка голландско-ольговских апартаментов перешла к сугубо практической деятельности и погнала меня в ванную («Десять минуточек, не больше! Засекаю по часам!») Касательно самой себя, меня предупредили, что намерены отмокать не меньше получаса («Я по природе плохо переношу алкоголь, ты же знаешь!») Насчет второго она привычно всем врала, ибо могла при надобности запросто осушить стакан водки залпом без особых последствий для собственных разумных действий. А вот что касается этой самой природы…
Не отклонившись от указанного графика ни на минутку, я вернулся в ретро-комнату, закутанный в снятый с вешалки махровый купальный халат (вполне подходящий по размерам), где меня уже ожидали прохладительные напитки различной степени крепости и газированности. Глотнув обжигающе-химической «Колы», я взял со стола дамскую сумочку и быстро исследовал её содержимое. Увидел российский паспорт, раскрыл его и усмехнулся в усы. Всё то же самое, кроме канувшей в небытие пресловутой «пятой графы».
В советское время знакомство с этим главным удостоверением личности вызывало некоторую оторопь у любого гражданского лица, не говоря уже о профессиональных кадровиках. Ибо в разделах «фамилия – имя – отчество» вызывающе значилось:
Це
Рената
Петеровна
Чуть пониже в качестве национальности стояло не менее удивительное:
Немка
Объяснение этим загадочным записям, разумеется, имелось, но тут никак нельзя обойтись без небольшой истории.
Моя бывшая напарница родилась в Казахстане, где после Великой Отечественной войны 1941—1945 годов вынужденно обосновалось немало светловолосых и голубоглазых мужчин отнюдь не с казахскими фамилиями «Кришталь», «Кунстманн», «Браун» или «Цейс». У последнего из упомянутых, а именно у Ганса Цейса, от брака с одной из местных жительниц родился сын Петер – вполне себе блондин, хотя очи его уже были неопределённо-тёмного цвета. Достигнув зрелого возраста, он неожиданно без памяти влюбился (очевидно, под воздействием более сильных мамашиных генов) не в соседскую белолицую служащую Марту Майер, а в молодую учительницу начальных классов Айгуль Це японско-корейско-монгольско-якутской наружности, фамилия которой выглядела как наполовину усечённая немецкая. Правда, сама себя она считала чистокровной китаянкой, ну а по ксивам гордо числилась «маньчжуркой»…
Писателю Анатолию Рыбакову, сочинившему перестроечно-знаменитых «Детей Арбата», очевидно, лично не приходилось тесно общаться с восточными женщинами, иначе он не написал бы, что они «страстны и покорны». Про первое определение я скромно умолчу, а вот второе ну никак не соответствует жизненной практике. В данном случае молодая жена Айгуль быстро захватила лидерство в добропорядочной немецкой семье, поражая её своей активностью действий и безапелляционностью суждений. А после рождения дочери у Цейсов разгорелись вообще нешуточные страсти, так как ничего арийского в её облике не оказалось, зато азиатского было хоть отбавляй. И мать настойчиво предлагала назвать девочку, к примеру, «Фирузой», а также дать ей свою коротенькую фамилию и свою национальность, мотивируя это тем, что в СССР представителям народных меньшинств куда легче пробиться по жизни (зачастую так оно и бывало, хотя до определённого момента, когда на первый план выходили чисто деловые качества и способности). Кроме того, она напирала на свою родовитость и принадлежность к древним династиям Хань и Мин, в доказательство чего зачитала вслух длиннющие отрывки из неизвестной рукописи на неизвестном певучем, многотональном языке. Терпеливо выслушав всё это, бедный Петер в очередной раз внимательнейшим образом всмотрелся в свой ненаглядную кроху – увы, абсолютно ничем на него не похожую – и частично согласился на материнское предложение. Однако он отыгрался на этой самой «пятой графе», причем вполне конкретно, сравнив исторические родины, на одну из которых их ребёнку в будущем, возможно, захочется вернуться. Германская Демократическая Республика (сиречь ГДР) была вполне развитой и культурной европейской страной, чего никак нельзя было сказать о китайской Маньчжурии тех лет. Айгуль сей нюанс оценила и признала, хотя и не сразу, и даже не стала настаивать на звучной «Фирузе». Правда, в итоге анкетные данные выглядели всё равно довольно нелепо, зато, как водится на Руси, каждый настоял на своём.
С редкой своей фамилией маленькой Ренате пришлось испытать немало проблем в советских школах, где не упускали ни малейшей возможности к чему-нибудь прицепиться и начать задразнивать до слёз. Поэтому ехидное: «Эй, девочка, а ты и правда „це“? Или, может, уже давно не „це“, ась?» ей приходилось выслушивать чуть ли не каждый день. С возрастом, однако, количество шутников резко уменьшилось, ибо обижаемая немедленно вступала в нешуточную драку, которую вела всеми подручными средствами. На очередное учительское известие об агрессивных наклонностях дочери родители реагировали вполне единодушно: мама прижимала к себе насупленную Рену и гладила её по голове, а отец коротко ронял: «Gut…»
Вполне возможно, что именно удачные силовые опыты в качестве наилучшего способа восстановления справедливости повлияли и на выбор профессии: общеобразовательное учебное заведение вскоре сменила школа милиции, где курсантка Рената Це начала с большим интересом изучать криминальный мир страны Советов. А также достаточно часто контактировать с ним. На осторожные замечания всезнающих подруг-сокурсниц неизменно следовала ответная цитата из классического сериала «Рождённые революцией»: «А вы полагаете, что можно справиться с преступностью, не общаясь с нею?» О том, что эту сакраментальную фразу произносил в фильме бандит Плавский, маскировавшийся под чекиста, старались не упоминать…
Аналитический ум и прирождённые склонности к овладению техникой рукопашного боя не остались незамеченными: Ренату начали привлекать к сложным силовым операциям, где в качестве отвлекающих и маскирующих персонажей были необходимы представительницы прекрасного пола. Ко всему прочему у смуглой девицы нашлись и неплохие лицедейские способности: она вполне натурально выглядела и в образе строгого очкастого экскурсовода, и в виде малограмотной торговки на рынке, и в облике кокетливой, вертлявой студенточки, и даже в качестве покорной и забитой жены из горного кишлака при деспоте муже-горожанине. Две последние роли мы с ней на пару играли аж четыре раза: я вальяжно впереди – в кремовом костюме-тройке с барсеткой на запястье, а Рена в халате и тюбетейке уныло семенила сзади с чемоданом и объёмистой сумкой в руках. Однажды эта маскировка сработала на все сто, когда четверо отморозков с дробовиками захватили вестибюль гостиницы – ну а мы в указанном выше прикиде как раз неспешно и спускались им навстречу по широкой лестнице. Двух насмерть перепуганных лохов мужского и женского пола налётчики немедленно присоединили к остальным заложникам, о чём буквально через полчаса, надо полагать, горько пожалели…
Ах, если бы мне удалось перетянуть Ренату из её двуличного уголовного розыска в спецназ окончательно и насовсем! Был удобный момент, когда между нами на недолгое время установились близкие отношения – под воздействием нахлынувших чувств она даже перевелась в мой Таганрог, хотя так и не переехала жить ко мне. Но я то ли промедлил, то ли недооценил опасную активность её тёмных природных наклонностей, а когда спохватился всерьёз, было уже поздно. Если раньше моя подруга лишь играла с блатным миром в кошки-мышки, не особо заигрываясь – в меру рассудительных и понимающих жизненные сложности оперов – то теперь у неё имелись неплохие досье и на «авторитетов», и на некоторых милицейских чинов, и на судейских… А вскоре она уже как заправский посредник улаживала криминально-ментовские конфликты; решала споры, грозившие стрельбой и поножовщиной; забивала «стрелки», оказывала и принимала сомнительные услуги, выполняла некие деликатнейшие поручения… И самое нелепое было в том, что ей откровенно нравилась вот такая шальная жизнь! «Отрыжка монтекристовщины самого дурного толка», – как сказали бы классики… как поначалу полагал и я. Тем более, что от меня практически нечего и не скрывали – наоборот, охотно делились честолюбивыми уголовно-наказуемыми планами и просили воистину иезуитских советов на некоторые случаи жизни. А вот войти в дуэт никогда не предлагали – наверное, срабатывали трезвые, расчётливые гены немецкого папы…
Однажды я не выдержал и в сердцах заявил Ренате, что если она запутается всерьёз в своих интригах, как муха-цокотуха в паутине, то роль бравого комарика-спасителя будет мне не по плечу. Это заявление спокойно приняли к сведению, после чего давно уже заметный холодок в наших отношениях в считанные дни превратился в ровный, устойчивый морозный ветер. Мы перестали встречаться, а затем как-то незаметно и перезваниваться.
Меньше всего мне хотелось, чтобы моё мрачное пророчество сбылось, но чему быть – того не миновать. Рисковая фройляйн Це не просто запуталась, а увязла, в конце концов, по самые уши. Косички у неё не имелось, способностей барона Мюнхгаузена тоже, однако, как выяснилось, маньчжурские боги не обделили вестфальскую немочку ни прагматичностью, ни предусмотрительностью – в итоге честным представителям Закона взять её не удалось ни голыми руками, ни с помощью ежовых рукавиц. Куда большую угрозу представляли «законники», и настал день, когда Ренате пришлось-таки просить помощи у меня – впрочем, это она сделала спокойно и деловито, словно мы только-только вчера расстались и в самом хорошем настроении. Правда, требовалась ей всего лишь надёжная городская «берлога», в которой можно было отлежаться некоторое опасное для здоровья время. Таковую мне удалось найти, не выходя на прямой контакт, – и в однокомнатной «хрущобной» квартирке недалеко от железнодорожного вокзала Рена провела почти четырёхмесячный карантин, лишь раз в две недели спускаясь в сумерках за продуктами в магазин на первом этаже. Исчезла она из Таганрога незаметно, о чём известила меня письмом уже с берега Татарского пролива – кратко и сугубо информативно, при скромнейшем «спасибо, Дато» в самом конце. Я хорошо понимал, что печально известный порт Ванино, чей почтовый штемпель стоял на конверте, – всего лишь транзитный пункт для моей авантюристки, и не надеялся больше встретиться.
Дни между тем тянулись нескончаемой пряжей, сплетаясь в месяцы и годы, и ничего особенного в моей жизни не происходило. Пока вот, наконец, судьбе не вздумалось отложить свое однообразное рукоделие, ухватить меня за шкирку и как следует пару раз встряхнуть…
