Читать книгу: «Знакомство с разумной религией Иммануила Канта», страница 4

Кант приводит аргументацию в пользу правомерности требования принципа зла властвовать над человеком, но в то же время отмечает, что принцип добра, изначально пребывающий в человеке, не сдаётся на власть принципа зла без борьбы. Кант трактует Библейское повествование следующим образом. Человеческое существо изначально было определено как владелец и пользователь всех земных благ (Бытие 1:28), имея ввиду Бога как верховного владельца. В то же время злое существо было представлено (философ комментирует в этой связи, что мы не имеем понятия о том, каким образом оно стало настолько злым, что предало своего господина, ведь изначально оно было добрым), так, это существо через своё падение, потеряло своё владение, которое оно могло иметь на небесах и теперь хочет владеть Землёй. Однако, поскольку земные и плотские объекты не приносят ему удовольствия (оно есть существо высшего вида – дух), оно стремится установить власть над разумом через искушение наших первых родителей бунтовать против верховного Господа и стать зависимыми от этого существа. Царство Зла установилось на Земле наперекор доброму принципу, и все природные наследники Адама стали подвластны ему – и это с их добровольного согласия, поскольку фальшивое представление земных благ отвело их взгляд от пропасти проклятия, ожидающего их. (Religion 96) Поскольку царство, где принципы (добрые или злые) имеют власть не от природы, но по свободному выбору, есть то царство, где власть предержащий может сохранять контроль только благодаря своей власти над разумом своих подданных, и где поэтому никто не является рабом (или крепостным) иначе как по своей воле, и так долго как он хочет этого: так, даже сама смерть Господа (крайнее выражение страданий человека) была манифестацией доброго принципа, то есть человечности в её моральном совершенстве как пример для следования. (Religion 97) Принцип добра не был ниспослан людям с небес в какое-то определённое время как воплощённый в человеке пример для подражания, но этот принцип добра был с ними с самого начала человеческой расы в невидимом состоянии и имеет право на существование в человеческой личности. Этот человек «пришёл к своему народу, но его собственный народ не принял его, но многие, кто принял его, им передал он власть именоваться детьми Бога, тем, кто верит в его имя»; так, делая этот принцип примером (в моральной идее) этот человек открыл дверь свободы для всех, кто, как он, выбирает умереть для всего, что привязывает к мирской жизни и приносит вред морали; и среди них он приблизил к себе «людей для своей власти, целеустремлённых на доброе дело» под своим единоначалием, тогда как остальных от оставил их судьбе, тех, кто предпочитает рабство.

Так, моральных исход этого конфликта не есть победа над принципом зла, но лишь разрыв его контролирующей власти над теми, кто против их воли был так долго порабощён и кто теперь открыл для себя другое моральное властвование, данное им в откровении как свобода, в которой они смогут найти защиту для своей морали, если они отрекутся от прежнего царства. Принцип зла всё ещё именуется принцем в этом мире, так что те, кто в этом мире примыкают к принципу добра, должны быть готовы к страданиям, жертвам и уничижению самолюбия, что в этом мире представляется принципом зла как подлежащими преследованию, поскольку он поощряет лишь тех, кто принял земные блага своей ультимативной целью. (Religion 98) Это значит, что для человеческих существ нет спасения кроме как искренне принять моральные принципы за свою предрасположенность. Препятствием же к этому служит не столько часто упоминаемая чувственность, сколько определённая добровольно принятая на себя извращённость, или злостное притворство: это разложение, которое лежит во всех людях и которое невозможно преодолеть иначе как через идею морального добра в его абсолютной чистоте, соединённую с сознанием того, что эта идея принадлежит нашей первичной предрасположенности и мы лишь должны упорствовать в сохранении её свободной от нечистых примесей и принять её глубоко в нашу предрасположенность, чтобы стать уверенными в постепенном влиянии, которое она производит на разум, когда устрашающие силы зла бесполезно пытаются подчинить его себе. Мы не должны приписывать этому добру иных описаний кроме как этот хорошо организованный жизненный порядок. Каждую попытку вроде настоящей – найти значение в Писании, которое приводит к гармонии с наиболее святыми учениями разума – необходимо приветствовать не только как желательную, но как обязательную, заключает своё толкование Библии Кант. (Religion 99)

В связи с восприятием людьми Библейского повествования Кант имеет некоторые замечания общего характера. Одним из таких замечаний является тот факт, что мы выказываем наказуемую степень морального неверия, если мы не предполагаем достаточной власти заповедям долга, изначально начертанным в наших сердцах разумом, если они не подтверждены в своей истинности через чудеса: «В не уверуете, пока не увидите знаков и чудес». (Religion 99) Вполне возможно, что личность учителя одной истинной религии, значимой для всех миров, есть таинство; что его появление на Земле, как и его удаление с неё, его жизнь, полная событий, и его страдания есть не что иное как таинство, – истинно, что сама история, долженствующая свидетельствовать в отношении этих таинств, сама есть таинство, или сверх-естественное откровение, как его называет Кант. Нам следует оставить доказательство этих таинств раз и навсегда непотревоженным, считает Кант. (Religion 100) Что понимается под словом «таинство»? – задаётся вопросом философ и предлагает определение таинства. Таинство может быть сформулировано как события в мире, причины и последствия которых совершенно скрыты от нас и которые должны оставаться таковыми. Мы можем думать о божественных или демонических таинствах. В отношении божественных таинств, разум может иметь, тем не менее, негативный критерий в своём распоряжении, замечает Кант, а именно, что если что-то представлено как заповеданное Богом или как прямая манифестация Бога, но что, однако, противоречит морали, то это не может быть божественным таинством, хотя и имеет любую видимость как таковое. В отношении же демонических таинств, даже этот критерий невозможно использовать, а если мы в этом случае используем положительный критерий, – даже если таинство поощряет к добрым поступкам, которые мы узнаём как обязательные и без таинства, – даже тогда мы можем ошибаться в нашем суждении: злой дух часто представляется как ангел света, предостерегает немецкий философ. (Religion 102) Никто не может иметь так много самонадеянности в своём понимании, чтобы с уверенностью утверждать, что, например, самые восхитительные особи растительного и животного царств сохраняются, что каждую весну новое поколение вновь выказывает свою оригинальность без вырождения, со всеми внутренними механизмами превосходства, и даже (как это есть в растительном царстве) со всей деликатной красотой цвета, без того, чтобы силы неорганической природы, обычно такие разрушающие осенью и зимой, могли причинить вред семени, – то есть, как нормальное следствие природной закономерности – и в то же время понимать, что, может быть, прямое вмешательство Создателя необходимо каждый раз, заканчивает свои рассуждения Кант. (Religion 103)

Часть Третья: Победа добра над злом и установление Царства Божия на Земле.

Борьба, в которой каждый человек морально доброй предрасположенности должен принять участие под руководством принципа добра против атак принципа зла, может принести ему в качестве победы свободу от власти зла. Вместе с тем Кант предостерегает читателя, что человек и после своей победы продолжает оставаться беззащитным от нападений принципа зла; и, принимая во внимание его свободу, которая постоянно под угрозой, он должен быть всегда во всеоружии. Если он обратит внимание на те причины, которые привели его к такой опасной ситуации и оставляют его в этой ситуации, он с лёгкостью может убедить себя, что эти причины лежат не в нём самом или его изначальной природе, как если бы он существовал в изоляции, но, скорее, эти причины коренятся в людях, с которым он состоит в отношениях или с кем он ассоциирует себя, замечает философ. Он беден (или считает себя таковым) только в той мере, что он страшится, что другие люди будут считать его бедным и презирать его за это. Зависть, зависимость от власти, корыстолюбие и зловредные наклонности, связанные с ними, обрушиваются на его природу, которая сама по себе нетребовательна, когда он не находится среди других людей. Достаточно того, что они присутствуют, что они окружают его, что они человеческие существа, что они взаимно разлагают моральную предрасположенность друг друга и делают друг друга злыми, объясняет Кант. (Religion 106)

Насколько мы можем видеть, размышляет философ, установление власти принципа добра возможно не иначе как человеческие существа будут работать в его направлении, через провозглашение и распространение в обществе его идей и для его цели – общества по законам добродетели, устроение которого разум делает задачей и обязанностью всей человеческой расы, чтобы установить это общество во всей его шири. Только в этом отношении можем мы достичь победы принципа добра над принципом зла, считает Кант. В придачу к писанным для каждого человека законам социального общества, морально законодательный разум также разворачивает знамя добродетели как общую точку для всех, кто любит добро, так что они могли бы собраться под ним и с самого начала занять победную позицию над злом и его неустанными нападениями. Такое этическое общество может существовать среди политического общества и даже может включать в себя всех членов этого политического общества, замечает Кант. Тем не менее, этическое общество имеет особый объединяющий принцип (добродетель) и поэтому отличается от другого общества как по форме, так и по структуре. Этическое общество может быть названо этическим государством, или царством добродетели (или принципа добра), заключает философ.

Кант начинает своё философское представление победы принципа добра с описания относительно этического состояния природы. По его мнению, этическое-гражданское государство есть такое, где граждане объединены законами без принуждения, то есть исключительно законами добродетели. (Religion 107) Как справедливое (но не обязательно праведное) состояние природы противостоит юридическому, так же и этическое состояние природы отлично от юридического, утверждает философ. В этих двух состояниях природы каждый индивид принимает закон для себя. Нет внешнего закона, для которого индивид вместе с другими признаёт себя субъектом. Индивид является своим собственным судьёй, нет общественной власти, которая бы определяла законодательно что является обязанностью каждого индивида и исполняла бы универсальное исполнение этих законов. Было бы противоречием со стороны политического общества призывать своих граждан вступить в этическое общество, поскольку последнее влечёт за собой свободу от принуждения в любой его концепции, замечает Кант. По его мнению, концепция этического общества всегда относится к идеалу всеобщности человеческих существ, в этом она отлична от концепции политического общества. (Religion 108)

Согласно Канту, человеческим существам следует покинуть этическое состояние природы с тем, чтобы стать членами этического общества. Он берёт за исходную точку для своих размышлений британскую политическую философию Хобса (Thomas Hobbes, 1588-1679). Так же как состояние беззакония внешней (британской) свободы и независимости от принуждающих законов есть состояние несправедливости и войны всех против всех, – состояние, которое человеку следует покинуть для того, чтобы вступить в политическое-гражданское государство (согласно Хобсу), так и природное этическое состояние есть общественная борьба между принципами добродетели и состояния внутренней аморальности, которое человеческому существу следует оставить как можно скорее, утверждает Кант. (Religion 109) Каждому рациональному существу объективно – по идее разума – предопределён общий исход, а именно, продвижение высшего добра как добра общего для всех. Идея работы по направлению общего, о котором мы не можем знать, что из себя представляет это общее, лежит в нашей власти: мы обязаны следовать ведущей линии этой моральной необходимости и посмотреть, куда это нас приведёт, заключает Кант.

Со своей стороны философ предлагает концепцию этического общества как концепцию людей Божиих под этическими законами. Политическое законодательство устанавливается через принцип ограничения свободы каждого до условий, при которых каждый может сосуществовать со свободой другого в согласии с универсальным законом внешнего права. Если, однако, общество является этическим, люди как таковые не могут рассматриваться как законодатели, рассуждает философ. Мораль действий и поступков есть нечто внутреннее и как таковая не может быть субъектом общих человеческих законов. Поэтому должен быть кто-то помимо людей, кого мы могли бы провозгласить общим законодателем этического общества, приходит к выводу Кант. (Religion 110) Только такое существо может быть провозглашено верховным законодателем этического общества, по отношению к которому все истинные обязанности, этические в том числе, должны быть представлены в то же время как его заповеди. Он должен быть тем, кто знает, что происходит в сердце каждого, чтобы проникнуть к самым интимным частям предрасположенности каждого в этом обществе и воздать каждому по его или её действиям. Но это есть не что иное как концепция Бога как морального правителя мира, заключает Кант. Так, этическое общество возможно лишь как общество людей под заповедями Бога, как людей Божиих согласно с законами добродетели. Таким Божиим людям мы можем противопоставить идею рабства под принципом зла – единство тех, кто объединился по принципу провозглашения зла, замечает Кант. Этот принцип, который борется с принципом добродетели, находится в нашем собственном «Я» и лишь фигурально представлен как внешняя сила. (Religion 111)

Единственной возможной формой реализации идеи Божиих людей как человеческой организации Кант видит в форме церкви. Создание моральных Божиих людей есть работа, которую никто из людей не в состоянии выполнить, кроме самого Бога, утверждает Кант и вместе с тем предупреждает, что человеческим существам не разрешено на этом основании оставаться пассивными в этой работе и предоставить Провидению свободное правление. Напротив, каждый должен действовать так, как если бы всё зависело от него, утверждает философ. Этическое общество под божественным моральным законодательством есть церковь, которая в силу того, что она не является объектом возможного опыта, именуется церковью невидимой (как сама идея объединения всех человеческих мыслящих существ под прямым божественным мировым руководством, который служит в качестве архетипа для любого правления, которое может быть найдено для человеческих существ). Церковь видимая есть действительное объединение людей в единое общее, которое созвучно с этим идеалом, замечает Кант. Масса людей, объединённых в это целое (церкви) есть приход под руководством тех (под именем учителей или пастырей душ), кто лишь администрирует дела главы церкви невидимой, и в этом смысле именуются служителями церкви. Реальная (видимая) церковь есть та, которая представляет (моральное) царство Бога на Земле насколько это возможно реализовать через человеческих существ. (Religion 112)

Согласно Канту, следующие необходимые элементы отмечают реальную церковь:

Универсализм: хоть церковь и разделена на различные вариации на основании случайных мнений, но в отношении своей существенной цели она основана на принципах, которые необходимы для указания универсального объединения в единую церковь.

Качественная чистота церкви: объединение на исключительно моральных основаниях.

Отношения основаны на принципе свободы: как внутренние отношения её членов друг к другу, так и внешние отношения церкви к политической власти. Состояние свободы исключает как иерархию, так и анархию мнений.

Модальность, или неизменность её структуры.

По мнению Канта, этическое общество в действительности не имеет ничего общего, что напоминало бы политическую структуру. Структура внутренней церкви не является ни монархической (под властью папы или патриарха), ни аристократической (под властью епископов и прелатов): ни демократической (под властью сектантских просветителей). Кант считает, что структура каждой церкви всегда исходит от некоторой исторической веры, явленной в Откровении, которую он именует «экклезиастическая вера» или «церковная вера», – что, по его мнению, наилучшим образом обосновано на Святом Писании. Для Канта, единственная вера, которая может основать универсальную церковь, – это чисто религиозная вера, поскольку это есть простая рациональная вера, которая может быть убедительно передана любому, тогда как историческая вера, основанная лишь на фактах, может распространить своё влияние не далее, чем известия, релевантные для суждения о её истинности, могут донести. Всё же, благодаря странной слабости человеческой природы, чистая вера никогда не воспринимается как достаточная для основания церкви на ней одной, признаёт Кант. Человеческие существа нелегко могут быть убеждены в том, что целеустремлённое следование морально доброй жизни есть единственное условие, исполнение которого Бог ожидает от них чтобы стать субъектами его Царства, которые ему приятны. Истинно, они не могут понять своих обязанностей иначе как некое служение или что-то в этом роде, что они должны исполнять для Бога, констатирует философ, – в их головы не доходит, что во всех их действиях и бездействиях, относящихся к морали, они всегда на службе у Бога. Божественное законодательство провозглашается или через законы, которые сами по себе есть просто уставные законы, или через чисто моральные законы, рассуждает философ. В отношении последних, каждая личность должна принять для себя, посредством своего разума, волю Бога, которая лежит в основе его религии.

Концепция Божественной воли, направленной только в соответствии с чисто моральными законами, позволяет нам думать лишь об одной религии, которая чисто моральна, так же как есть лишь один Бог, утверждает Кант. (Religion 114) Если, однако, мы представим уставные законы как проявление такой воли и направим нашу религию на следование этим законам, понимание этих законов возможно не через наш разум исключительно, но только через Откровение. Как таковое, данное каждой личности индивидуально по секрету, или всем открыто, – оно должно распространяться среди людей через Традицию или Писание. Так, это Откровение будет исторической, а не чисто рациональной верой, замечает философ. Уставное законодательство (которое предшествует Откровению) может рассматриваться как случайное, как что-то, чего невозможно достичь, или что не достигает каждой личности, то есть не связывает всех людей универсально. Так, «не те, кто произносит Господи! Господи! но те, кто выполняет волю Бога», – те, кто ищет стать приятным Ему не через громкие восхваления Его (или Его окружения как Божественного существа) согласно поведанным в Откровении концепциям, которые не каждый человек может иметь, – но через следование доброй жизни, о которой каждый знает свою волю: эти люди будут теми, кто жертвует Ему истинное поклонение, которого Он заслуживает. В чисто религиозной вере всё приводится к тому, что представляет собой поклонение Богу, а именно к следованию моральной предрасположенности во всех обязанностях как его завету, утверждает Кант. С другой стороны, церковь, которая есть собрание в моральном обществе многих личностей со столь же многообразными предрасположенностями, нуждается в публичной форме обязанности, некоторой экклезиологической форме, которая зависит от условий опыта и внутренне случайна и многообразна, а поэтому не может быть признана как обязанность без божественных уставных законов, признаёт Кант. В этом есть смысл, если принять, что это воля Бога, что мы сами должны сформулировать идею общества такого рода. (Religion 115) В неуверенности относительно того, что Бог или сами человеческие существа должны основать церковь кроется доказательство того, что люди склонны к религии божественного служения (культа), приходит к выводу Кант. Так, объединяя человеческие существа в этическое общество, экклезиастичeская вера по природе своей предвосхищает чисто религиозную веру (хотя с моральной позиции этому следовало бы происходить наоборот, замечает философ). (Religion 116) Сохранение незамутненности этой чистой веры и уважение к Откровению, содержащему её, вряд ли могут быть переданы соответственно через традицию, но только через Писание, замечает Кант.

По утверждению философа, есть лишь одна истинная религия, но может быть несколько видов веры. (Religion 117) Истинность веры в вопросах екклезиастической веры, которую учителя или отцы церкви провозглашают исключительно для себя, именуется ортодоксией, которую Кант делит на деспотическую (брутальную) и либеральную. (118) Экклезиастическая вера содержит чистую религиозную веру, преподанную её верховным толкователем через Откровение. Церковь, хотя и основывает себя на вере в Откровение, не способна к передаче, которая требует универсального убеждения, но, поскольку природная необходимость всех человеческих существ требует даже для высших концепций и разумных оснований чего-то, за что их чувства могли бы ухватиться, историческая вера в той или иной форме, которая уже существует, может быть использована, соглашается Кант. (Religion 119) Поскольку моральное усовершенствование человека представляет истинную цель для всякой разумной религии, она также будет содержать верховный принцип всех толкований Писания. (Religion 120) Эта религия есть «Дух Бога, который ведёт нас к совершенной истине». То, что заповедовано нам, также подвигает нас к основным принципам действий и соотносит то, что Писание может иметь ещё в форме исторической веры, со всеобщими правилами и предпосылками чистой моральной веры, которая одна является истинной религией в рамках каждой экклезиологической веры, объясняет философ. Не только установление истинности Священного Писания, но также и представление его требует учёности. Тот, кто толкует Писание, должен понимать оригинальный язык, лежащий в основе, а также знать историю и критические суждения относительно текста для того, чтобы извлечь из актуальной ситуации, традиций и веры (популярной религии) предыдущих времён истинное значение, которое ведёт к пониманию и приятию церковным сообществом. (Religion 121) Когда государство принимает участие в том, чтобы не было нехватки в учёных и личностях с позицией морального добра для того, чтобы управлять всем корпусом церкви, на их совесть государство может переложить эту задачу, поскольку в таком случае оно уже сделало всё возможное, что от него ожидалось и чья власть позволяла это осуществить, предлагает Кант. Согласно философу, нет других норм экклезиастической веры, кроме как через Писание, как нет иной формы толкования Писания, кроме как через разумную религию и учёность. Из этих двух только первая есть истинная и подходящая всему миру, тогда как последняя есть только доктринальная, замечает Кант. (Religion 122)

По замыслу Канта, приход Царствия Божия есть результат постепенного перехода от церковной веры к исключительной власти чистой религиозной веры. Как уже было отмечено, отличительной чертой истинной церкви является её универсальность. В данный момент историческая вера (основанная на Откровении как опыте) имеет лишь частичную законность, а именно, для тех, кто в контакте с историей, на которой эта вера покоится; и как всякое знание, основанное на опыте, содержит в себе сознание того, что объект веры должен быть таким и не иным, – таким образом, содержит в себе одновременно сознание случайности объекта веры. Такая вера может действительно быть достаточной в качестве экклезиастической веры (которых возможно несколько, по мнению философа); но лишь чистая религиозная вера, основанная исключительно на разуме, может быть признана как необходимая и поэтому как таковая одна должна определять истинную церковь. Историческая вера примыкает к чистой религии в качестве её двигателя. Историческая церковь может быть названа церковь воинствующая, которая в своём расцвете преображается в неизменную и всё объединяющую церковь триумфальную. Кант называет веру каждого индивида, чувствительного к вечному счастью (и достойного его), спасительной верой. Это тоже может быть лишь единственной верой; и, невзирая на множественность церковных вер, эта вера может быть во многих из них, направляя индивидов к своей цели, – чистой религиозной вере, что, несомненно, практично, замечает философ. Моральная вера должна быть свободной верой, основанной на чистой предрасположенности сердца / fides ingenua (Лат.) Вера, которая предпочитает умилостивить Бога через действия (церемонии культа), которые (хотя и утомительны, по мнению Канта,) всё же не имеют моральной цены сами по себе, а поэтому являются действиями, совершёнными на основе страха или надежды, – такого рода вера может быть практикуема и злыми людьми, тогда как истинная вера предполагает с необходимостью морально добрую предрасположенность, утверждает философ. (Religion 123)

Спасительная вера принимает два условия для своей надежды на благословенность: одно относительно того, что она сама по себе не в силах дать, а именно законное отпущение совершённых действий (перед судьёй); другое относительно того, что она должна дать, а именно обращение к новой жизни, покоящейся в своей обязанности. Первое условие есть вера в правосудие (отпущение вины, покаяние, примирение с Богом); второе есть вера в возможность стать угодным Богу в последующем добром ведении жизни. Здесь появляется замечательная антиномия человеческого разума с самим собой, замечает философ. Во-первых, если предположить, что правосудие за человеческие грехи совершилось, если это зависит от веры, то человек не страдал бы ни мгновения относительно своих преступлений. Человек не в состоянии представить это возможным иначе как эта вера сама дарована ему как нечто, относительно чего разум не нуждается в дальнейшем объяснении. Если, таким образом, историческое знание об этом правосудии принадлежит церковной вере, тогда как улучшенное ведение жизни принадлежит чисто моральной вере как условие, то чисто моральная вера должна по необходимости быть выше церковной. Во-вторых, человек от природы коррумпирован, на каком же основании он может строить свою надежду стать угодным Богу? – задаётся вопросом Кант. Когда вопрос заключается не в том, что происходит сначала в проявлении нашей воли физически, а в том, что предпочитается морально, – иными словами, принимаем ли мы решение из веры в то, что Бог совершил для нашего блага, или из нашего осознания того, что мы должны совершить (что бы то ни было) для того, чтобы стать богоугодными: нет колебаний относительно последнего выбора, решает Кант. Поскольку завет исполнять наш долг является безусловным, становится необходимым, чтобы человек принял этот завет как своё побуждающее начало, как основу своей веры, то есть чтобы он начал с улучшения своей жизни как верховного условия, только при наличии которого спасительная вера может прибыть, заключает философ. (Religion 125)

Церковная вера, будучи исторической, с правом устанавливается по первому принципу. Однако, поскольку она есть лишь двигатель для чистой религиозной веры (что и является конечной целью), – то, что лежит в этой вере и что практически представляет условие, а именно начало действия, должно быть первым: начало знания или теоретическая вера привносят лишь объединяющий фактор и завершение для начала действия, отмечает философ. Согласно первому условию, вера (а именно вера в замещающее удовлетворение) предусматривается быть обязанностью для человека, тогда как вера в доброе ведение жизни, которое привнесено в него через высшее вмешательство, предусматривается как благодать, ниспосланная ему. Согласно второму принципу, обратное истинно: Доброе ведение жизни (высшее условие благодати) есть безусловная обязанность, тогда как удовлетворение свыше есть относящееся к благодати. (Religion 126) Антиномия является лишь поверхностной, объясняет Кант: только на основе непонимания одна и та же идея, взятая в соответствии с разными отношениями, воспринимается как два различных принципа. (Religion 127) Налицо имеется необходимое следование физической, и в то же время моральной предрасположенности в нас – последняя есть основание и в то же время толкователь всех религий – это следование, что в конце своей истории религия освободится постепенно от всех эмпирических основ постановлений, всех уставов, покоящихся на истории и объединяющих людей временно для продвижения добра через посредничество церковной веры, заключает Кант. (Religion 128) Основа для перехода к новому порядку вещей должна лежать в принципе чистой религии разума, как откровение (хотя и не эмпирическое), навсегда занимающее место во всех человеческих существах, и эта основа, однажды осознанная зрелым размышлением, будет нести с собой, как это есть работа для людей, через постепенную реформацию; поскольку, если помыслить о революциях, которые могут сократить время свершения реформаций, то они остаются во власти Провидения и не могут быть совершены соответственно плану без ущемления свободы, замечает философ. (Religion 129)

Умиротворение единства веры со свободой в вопросах веры является проблемой, которую идея объективного единения религии разума постоянно побуждает нас разрешить через моральные интересы, которые мы видим в ней, но которые при нашем обращении к природе человека мы имеем мало надежды разрешить в видимой церкви, по мнению Канта. Как кажется, в природе человека имеется склонность (возможно намеренно привнесённая в эту природу, замечает философ), которая побуждает каждое государство стремиться по возможности подчинить себе все остальные государства чтобы установит универсальную монархию, однако при достижении определённых размеров оно раскалывается на меньшие государства. Так же и каждая церковь претендует на то, чтобы стать универсальной; однако, как только она достигает возвышенности над остальными, принцип расчленения и схизмы на различные секты вступает в силу. Если мы позволим узреть в этом замысел Провидения, незрелое и посему опасное (поскольку это происходит до того, как люди стали морально лучше, объясняет Кант) объединение государств в единое избегается благодаря в основном двум великим и эффективным причинам: разницей в языке и разницей в религии. Работа принципа добра, по убеждению Канта, такова: незаметно для человеческого глаза, вместе с тем постоянно продвигаясь, устанавливать власть своего царства среди человеческой расы в форме общества, следующего законам добродетели, которые провозглашают победу над злом и своей властью устанавливают вечный мир.