Читать книгу: «Знакомство с разумной религией Иммануила Канта», страница 3

«Религия в пределах только разума»

Часть Первая: О радикальном зле в человеческой природе.

Кант понимает под «природой человеческого существа» лишь субъективное основание выражения человеческой природы в рамках объективного морального закона, который обосновывает каждое действие, связанное с чувствами. Это субъективное основание должно быть всегда свободным актом, иначе становится невозможным предъявить человеку факт употребления или злоупотребления человеческой власти выбора, как становится невозможным именовать «моральным» зло или добро в человеке. Для Канта человеческие существа не являются злыми или добрыми: человек может быть как добрым, так и злым, а также частью добрым, частью злым. Кант объясняет, что мы называем человека злым не потому что он совершает поступки, которые злы или противозаконны, но потому что эти поступки являются проявлением злых начал в этом человеке. Невозможно с уверенностью вынести из опыта суждение о том, что тот или иной человек злой. Чтобы вынести заключение о том, что человек злой, для Канта необходимо сделать вывод a priori на основании ряда сознательных злых действий, или даже одного такого действия, а также на основании лежащих за действием злых начал, что это наблюдаемое начало представляется как морально злое начало. (Religion 46) Утверждение «человек по природе добр» или «человек по природе зол» означает для Канта, что тот или иной человек имеет в себе первичное основание, неразличимое для объективного наблюдателя, которое склоняет человека к принятию злых или добрых начал: это основание принадлежит ему универсально как человеческому существу, через эти начала он выражает характер своего вида. (Religion 47)

Кант исходит из предположения, что природа человека изначально обладает естественной склонностью к добру. Вместе с тем, замечает философ, в человеческом существе также наблюдается склонность к животному началу как в любом живом существе. Животное начало проявляется в человеке через самосохранение, продолжение рода через сексуальное влечение, а также через социальное влечение. Эти природные наклонности у человека могут приобретать извращённый характер как пороки обжорства, прелюбодеяния, беззакония по отношению к другим людям.

В отличие от других живых существ человек является ещё и рациональным существом, что зарождает в нём человечность, объясняет философ. Гуманистическое начало выражается через себялюбие как физическое проявление, которое в то же время содержит сравнение: лишь в сравнении с другими человек в состоянии осознать себя счастливым или несчастным. Извращением этого начала Кант считает пороки культуры: бесчеловечность, зависть, неблагодарность, радость при несчастье других, которые он именует дьявольскими пороками. (Religion 51)

Помимо человечности, или социальных отношений, каждый человек являет собой личность, что выражается для Канта в представлении человека одновременно как рационального и как ответственного существа. Личность человека склонна к восприимчивости относительно морального закона как достаточного для проявления власти выбора, отмечает Кант. Он именует такую восприимчивость к простому уважению морального закона в нас моральным чувством, которое, однако, само по себе ещё не манифестирует добрый характер или добрую личность, но служит, тем не менее, основанием для проявления власти выбора. Власть выбора манифестирует для Канта добрый характер, который, как любой иной характер свободной власти выбора, есть нечто, что может быть приобретено. Идея морального закона вместе с неотделимым от него уважением к нему не представляют для Канта склонности в личности: это и есть сама личность как идея человечности, рассматриваемая чисто интеллектуально. Субъективная же основа нашего принятия этой склонности к восприимчивости к моральному закону представляется Канту дополнением к личности и поэтому заслуживает признания как склонность.

При рассмотрении возможностей этих трёх склонностей Кант не видит никакого разума в животном начале, гуманистическое начало коренится для него в разуме, который практичен, но в свою очередь сам подчинён склонностям иного характера; наконец, только в рациональной личности разум правит безусловно, считает философ и приходит к общему заключению, что склонности человеческого существа в своей комбинации и составляют его сущность.

При более пристальном взгляде на личность человека философ обнаруживает вместе со склонностью к добру также и склонность ко злу, скрывающуюся в природе человека. Кант понимает под склонностью / propensio (Лат.) субъективное основание возможной приверженности, или привычного желания / concupiscentia (Лат.), которое проявляет себя в каждом человеке. Склонность есть приверженность к желанию удовольствия, которое, будучи прочувствовано и пережито субъектом, рождает желание повторения этого удовольствия. Кант приводит пример с дикарями, которые приобретают склонность к опьяняющим субстанциям: не имея опыта опьянения или желания к тому состоянию, которое создаёт опьянение, одного единственного опыта опьянения достаточно для того, чтобы у дикарей возникло неудержимое желание к этим субстанциям. (Religion 52) Кант упоминает, что склонность может быть врождённой, но не обязательно: она может быть приобретённой в результате описанного выше принятия волевого решения как выражение добра, но также может быть принята на себя самим человеком и выражать зло. При условии, что склонность как таковая принадлежит сущности человека, Кант приходит к убеждению, что склонность человека является природной склонностью ко злу. К этому утверждению Кант добавляет, что способность или неспособность воли, возникающая от природной склонности принимать или отвергать моральный закон и его начала, характеризует человека с добрым или злым сердцем.

Кант отмечает три уровня этой природной склонности ко злу. Первый уровень видится Канту в общей слабости человеческого сердца сохранять согласие с началом, принятым с помощью разума. Эта хрупкость / fragilitas (Лат.) человеческой природы выражена в жалобе Апостола Павла: «То, что я хочу делать, я не делаю…». Второй уровень Кант определяет как измену моральным побуждениям с имморальными, как нечистоту. Нечистота / impuritas, improbitas (Лат.) человеческого сердца состоит для Канта в том, что действия, якобы совершённые по обязанности, не совершены чисто по обязанности. Третий уровень падения перед злыми началами видится Канту в оскудении человеческой природы. Это оскудение / visiositas (Лат.), или коррупция, разложение человеческого сердца выражается в склонности власти выбора к имморальным началам, подавляющим моральные побуждения. Кант именует такое оскудение извращением / perversitas (Лат.) человеческого сердца, поскольку этический порядок в отношении побуждений свободной власти выбора переворачивается с ног на голову. (Religion 53)

Любая склонность может быть или физической, когда она проявляется в человеческой власти выбора как природного существа; или моральной, когда выбор совершается в пользу морального существа. Физическая склонность не есть склонность ко злу в понимании философа, тогда как моральная склонность происходит от свободы, и это приводит Канта к заключению, что склонность ко злу может быть отнесена только к моральной функции выбора. (Religion 54) Под концепцией склонности Кант понимает субъективно определяющую власть выбора, который предшествует любому поступку и как таковой не является ещё самим поступком. (Religion 55)

Исходя из опыта, полученного человеком через переживание, Кант вынужден предположить зло как субъективно неизбежное в каждом человеческом существе, даже в самом лучшем. Он именует это начало «склонностью ко злу», а поскольку эта склонность всегда проявляется через человеческие ошибки, он именует это как радикальное естественное зло, принадлежащее человеческой природе. (Religion 56) Кант считает, что мы можем быть вполне ответственны за нашу склонность ко злу, которая – поскольку она касается морали субъекта и как таковая может быть найдена в личности субъекта как в свободно действующем существе – может быть вменяема субъекту как самому повинному в этом. Таким образом, зло не может быть характеризовано как коррупция или разложение морально законодательного разума, заявляет Кант. Человеческое существо (даже самое худшее), по мнению философа, не отрицает моральный закон, невзирая на природные начала и на бунтарское отношение, вызванное требованием подчинения этому закону. Скорее, аргументирует философ, закон налагает себя на человека с неизбежностью благодаря его моральным склонностям, – если никакие другие склонности не были бы вмешаны в это, то человек принял бы этот закон как своё высшее начало, достаточное для установления его власти выбора; иными словами, он был бы морально добрым. (Religion 58) Однако, заключает Кант, человек подвержен также склонностям чувственной природы из-за своей невинной природной склонности, и принимает эти склонности как своё начало, свою сущность согласно субъективному принципу себялюбия. Если бы человек принял эти склонности как единственное своё начало и ограничился ими для определения своей власти выбора без оглядки на моральный закон, который он тем не менее имеет внутри себя, рассуждает философ, то такой человек стал бы морально злым человеком. Разница, что человек добр или зол, должна лежать, по мнению Канта, не в разделении между склонностями, принимаемыми человеком как его начала, но в их подчинённости: какую из этих склонностей он предпочитает как условие для другой. На основании этого Кант приходит к выводу, что человеческое существо – даже лучшее из всех – злое лишь потому, что человек меняет моральный порядок своих склонностей при принятии их как своих начал. Поскольку склонность к этому изменению порядка лежит в человеческой природе, Кант решает на этом основании, что в человеческом существе имеется природная склонность ко злу. Тем не менее, замечает философ, существует возможность преодоления этого зла, поскольку оно обитает в человеческом существе, действующем свободно. (Religion 59) Злое сердце может сосуществовать с волей, которая абстрактно добрая. Становление такого злого сердца лежит в хрупкости человеческой природы, не имеющей достаточно сил для следования приобретённым принципам, к тому же, замечает Кант, она бесчестна в том, что не оценивает свои склонности в согласии с моральными советами. Именно эта бесчестность, которая затуманивает нам ясное видение вещей и которая препятствует установлению в нас истинного морального отношения, простирается также и вовне, где она лжёт и обманывает других. Эта бесчестность не носит имя зла, но Кант находит ей имя недостойности. (Religion 60) Кант настаивает на том факте, что мы исходим из суждения через опыт, – хотя опыт, по мнению философа, не может обнажить корень зла в верховном начале свободной власти выбора по отношению к моральному закону, поскольку для разумного поступка начало, определяющее наш выбор, предшествует всякому опыту. (Religion 61)

Каким же образом Кант объясняет происхождение зла в человеческой природе? Любой злой поступок может для Канта оцениваться как таковой при нахождении его разумного происхождения, как если бы человеческое существо пало в этот поступок прямо из состояния невинности. (Religion 62) Философ оценивает поступок как подлинное свидетельство власти выбора человека. Невзирая на то, насколько злым этот человек был до момента выбора свершения поступка, – злой по своей привычке или злой по своей второй природе – его обязанность стать лучше не осталась в прошлом: это продолжает оставаться его обязанностью и в данный момент; поэтому, считает Кант, человек должен быть способен на принятие выбора стать лучше, а если он не принимает этого решения, то он ответственен за свой выбор свершения злого поступка в самый момент этого выбора и оказывается виновным, как если бы будучи снабжён природной склонностью к добру, неразделимой от свободы, он в этот момент совершил шаг из состояния невинности ко злу. Зло начинается согласно Писанию не от фундаментальной склонности к нему, – иначе его начало не было бы результатом свободы – но от греха, под которым Кант понимает преступление морального закона как Божественной заповеди. Состояние человеческого существа, предстоящего любой склонности ко злу, Кант именует состоянием невинности. Моральный закон был наложен как запрет (Быт 2:16-17). Кант объясняет, что человек, вместо следования этому закону абсолютно как достаточному побуждению, устремился на поиски иных побуждений, которые лишь по своей видимости и условно выглядели бы добрыми, – как непротиворечащие закону. Это стало побудительным началом человека: следовать закону обязанности не по обязанности, но по необходимости, имея между тем иные цели. (Religion 63) Следуя принципу себялюбия, размышляет философ, человек понижал своё повиновение заповеди до уровня обусловленного повиновения как средства до тех пор, пока, наконец, тяжесть чувственных склонностей не перевесила склонности следования закону и была принята человеком как побудительное начало для своих поступков, – так появился грех, заключает Кант. Изначальная склонность к преступлению предопределена в нас, отмечает немецкий философ, но не в первом человеке, у которого невинность предопределена относительно времени; именно поэтому его преступление заповеди именуется грехопадение, тогда как наше преступление закона есть результат предыдущего врождённого ущемления нашей природы. Изначальная склонность есть склонность к добру, и эту склонность никто, кроме самого человека не в состоянии подвергнуть коррупции или разложению. Из этого следует, что у Канта нет никакого основания для того, чтобы моральное зло обосновалось в человеке прежде его склонности к добру. (Religion 64) Кант заключает, что для человеческого существа, которое невзирая на коррумпированное сердце всегда имеет в наличии добрую волю, всё ещё сохраняется надежда на возвращение к добру, от которого это существо отошло и заблудилось. (Religion 65)

На основании своих рассуждений Кант приходит к необходимости восстановления власти изначальной склонности к добру в человеке. Человек должен сделать или уже сделал себя таким, какой он есть или каким ему следует быть в моральном отношении, добрым или злым. Эти две характеристики должны быть результатом его свободной власти выбора, иначе они не могут быть приняты им, а следовательно, он не может быть морально добрым или злым. Принимая во внимание, что некоторое сверх-естественное вмешательство необходимо для того, чтобы человек мог стать добрым или лучше чем он есть – неважно, состоит ли это вмешательство в устранении препятствий или в прямой помощи – человек всё же должен сам перед тем стать стоящим этого, утверждает Кант. (Religion 66) Он должен принять это вспомогательное усиление силы как начало: таким образом возможно привнести добро в него и так он будет признан как добрый человек. Несмотря на грехопадение, завет, по которому мы должны становиться лучше, всё ещё звучит с неослабной силой в наших душах; следовательно, мы также должны быть в состоянии стать лучше, несмотря на то, что наши усилия оказываются недостаточными, ведь через добродетель наших усилий мы становимся восприимчивыми к высшей помощи, непостижимой для нас. (Religion 67) Изначальное добро есть святость начал по безусловной обязанности, тогда как человек, который принимает эту чистоту как побудительное начало, хотя он и не становится святым как таковым (поскольку между началом и поступком есть всё ещё широкая брешь), но тем не менее становится на путь бесконечного процесса приближения к святости. Когда твёрдое решение подчиниться обязанности становится привычкой, это зовётся добродетель, замечает философ. В добродетели человек проходит через постепенную реформацию деятельности и организации своих начал: от склонности к пороку к его противоположности. (Religion 68) До тех пор, пока основание начал в человеке остаётся нечистым, они не могут быть изменены посредством постепенных реформ, но тогда возможно изменение через переворот в отношении человека (переход к началам святости отношений). Так «новый человек» может появиться в результате некоторого перерождения, как если бы это было новым созиданием (Иоанн 3:5) и сменой сердца. Если через единичное и неизменяемое решение человек совершает переворот основ своих побудительных начал, на основании которых он был злым человеком (и таким образом принимает на себя «нового человека»), он в этом отношении – в принципе и склонности разума – становится субъектом восприятия добра; но он становится добрым человеком лишь в непрекращающейся работе становления; например, он может надеяться найти для себя узкую дорогу добра в постоянном прогрессе от плохого к хорошему, продолжает свою мысль философ. (Religion 70)

Кант утверждает, что все религии могут быть разделены на религии культа и моральные религии, или религии доброго образа жизни. Согласно первым, человек или льстит самому себе, что Бог может сделать его вечно счастливым (через отпущение его долгов) без необходимости со своей стороны стать лучше; или – если стать лучше кажется для него невозможным – что Бог Сам может сделать его лучшим человеком без того, чтобы он добавил больше чем молить Бога об этом. Если бы улучшение было предметом одного лишь желания, каждый человек стал бы добрым, рассуждает философ. Однако, следуя моральным религиям – а для Канта только христианство из всех известных религий является таковой – фундаментальный принцип лежит в становлении человека лучше, а для этого каждый должен делать всё, от него зависящее; и только тогда – если он использовал изначальную склонность к добру для того чтобы стать лучшим человеком – он может надеяться, что то, что лежит вне его власти, будет сделано добрым с помощью свыше. (Religion 72) То, что делает Бог, или что Он совершил для спасения человека, несущественно в глазах Канта, а следовательно нет необходимости в том, чтобы каждый человек знал, что у Бога на уме, но существенно знать, что человек сам должен делать для того, чтобы стать достойным такой помощи. (Religion 75)

Часть Вторая: О борьбе добра и зла за господство над человеком.

Чтобы стать добрым человеком недостаточно просто дать ростку добра, лежащему в нашем виде, развиваться беспрепятственно; в нас также есть активное и противостоящее начало зла, которое должно быть побеждено, напоминает Кант. Моральный принцип лежит в благородстве человеческой природы, которое покоится на свободе и независимости от власти склонностей. (Religion 77) Рассмотренные сами по себе природные склонности добры, то есть непредосудительны, и желать искоренить их было бы не только бесполезным, но и вредоносным и к тому же повинным, замечает философ, мы должны контролировать их, чтобы они не конфликтовали друг с другом, но вместо конфликта были гармонизированы в единое целое, именуемое счастьем. Разум, который достигает этого, именуется Кантом благоразумием. По его мнению, только то, что противозаконно, есть зло как таковое, абсолютно предосудительное и подлежащее искоренению. Разум, который научается этому и который к тому же применяет это на практике, заслуживает имя мудрости, по сравнению с которой порок может именоваться безрассудством, но лишь тогда, замечает философ, когда разум чувствует в себе достаточно силы чтобы презирать порок – и вместе с ним каждую предпосылку к нему – а не только ненавидеть его как что-то, чего нужно бояться, и против чего нужно быть во всеоружии. Истинное зло пребывает в нашей воле, утверждает Кант, воле, которая принимает решение не противиться склонностям, когда они приглашают к преступлению, и это является истинным врагом. (Religion 79) Не следует приходить в замешательство, предупреждает философ, когда Апостол представляет этого невидимого врага – этого коррупционера основных принципов, который может быть узнан только посредством его влияния на нас – как находящегося вне нас, именно как злого духа: «Мы должны сражаться не против плоти и крови [природных склонностей, поясняет Кант], но против господства и власти, против злых духов». В толковании философа это выражение не подразумевает направить наше мышление за пределы мира чувств, но направляет нашу интуицию для практического использования вместо концепции чего-то непостижимого. Своеобразие христианской морали в понимании Канта лежит в представлении морального добра как отличного от морального зла, – не как отличие небес от земли, но как небес от ада. Абсолютное несоответствие изначальных принципов, по которым человек становится субъектом того или иного царства, а также опасность ассоциации с иллюзией тесного отношения с характеристиками, которые определяют человека как принадлежащего к одному или другому царству, отдают справедливость такой форме представления, которая хотя и привносит элемент ужаса, но остаётся возвышенной по своему смыслу, согласно Канту. (Religion 80) Нашей универсальной человеческой обязанностью философ ставит вознесение нас самих до идеала морального совершенства, до прототипа морального отношения в его полной чистоте, и до самой этой идеи, которая представлена нам разумом для следования, и которая может придать нам силу. Этот прототип сошёл к нам с небес и принял человеческую плоть, напоминает философ. Этот союз с нами есть состояние уничижения Сына Бога: если мы представим себе это Богоподобное существо, наш прототип, который несмотря на свою святость и поэтому не обязанный страдать, тем не менее принимает на себя страдания в полной мере с целью указать величайшее добро в мире. По мнению Канта, человеческое существо, наоборот, есть тот, кто никогда не свободен от вины, даже когда он принимает на себя то же самое отношение, что и Сын Бога: он должен считать себя ответственным за страдания, которые предстоят ему на его жизненном пути, и в этом отношении он недостоин союза с такого рода идеей, хотя эта идея и служит ему как прототип. (Religion 81) Через практическую веру в этого Сына Бога (насколько он представлен как принявший человеческую природу) человек может таким образом надеяться стать приятным Богу (и как следствие быть благословенным); таким образом, заключает Кант, только человек, сознающий это моральное отношение в себе, становится способным к вере и уверен в том, что он при подобных искушениях и испытаниях (которые представлены как испытательные моменты для этой идеи) будет самоотверженно придерживаться этого прототипа человечности и следовать примеру прототипа в верном следовании, – только такой человек имеет право рассматривать себя достойным объектом божественной благосклонности.

Кант пытается найти объяснение этой идее Бога как объективной реальности. С практической точки зрения эта идея имеет свою собственную объективную реальность, делает предположение Кант. Нам следует принять её если мы хотим сами реализовать её. Только вера в практическую достоверность идеи, которая покоится в нашем разуме, имеет моральную ценность. Согласно закону, каждый и любой человек должен иметь для себя образец этой идеи. Необходимый прототип всегда покоится в разуме, поскольку внешний опыт не представляет примеров, равных идее, замечает Кант. (Religion 83) Сошедший с небес наставник, хотя и полностью человечен, всё же способен говорить истинно о себе как об идеале добра, которое воплощено в нём через его учение и его дела. Кант предупреждает, что мы можем схематизировать (описать понятную концепцию через аналогию с чувствами), но мы не в состоянии через такую аналогию прийти к выводу, что, то, что принадлежит миру чувств, может быть также отнесено к сверх-чувственному (таким образом расширяя нашу концепцию применительно к миру сверх-чувственного): мы не можем этого сделать просто потому, что это противоречило бы любой аналогии заключить, что, поскольку мы вынуждены использовать схему для концепции чтобы сделать её понятной для нас (укрепить её примером), такая схема с необходимостью также принадлежит объекту как и его предикат, объясняет философ. (Religion 84) По его мнению, приемлемо лишь то, что за неимением противного, безупречный пример учителя, которому он наставляет – тем более когда это становится обязанностью для каждого – принадлежит никакому иному отношению в нём кроме как чистейшему. Когда такое отношение выражено в мысли как идеал для человечества, – это отношение, в сравнении со всеми страданиями, пережитыми во имя наивысшего добра мира, прекрасно приемлемо для всех людей, во все времена, и во всех мирах, перед наивысшей праведностью и каждый раз, когда человек сравнивает себя с этой праведностью, что он и должен делать, по мнению философа. Праведность будет всегда оставаться не принадлежащей нам, сколько бы мы ни практиковали её в нашей жизни согласно этому отношению. Однако принятие её ради собственного блага возможно, при условии, что она ассоциируется с отношением прототипа.

Кант предвидит трудности на пути реализации этой идеи и находит пути к их преодолению. Закон глаголет: «Будьте праведными (в поступках вашей жизни) как Отец на Небесах праведен», поскольку это идеал Сына Бога, который предстал перед нами как пример. Однако, расстояние между добром, которое мы обязаны проявлять в себе, и злом, от которого мы начинаем, бесконечно. Тем не менее, моральная сущность человека должна принять эту праведность. Праведность должна быть принята как побуждающее начало человеческого характера. Трудность, по мнению Канта, лежит в следующем: Каким образом это начало будет считаться самой добродетелью, когда эта добродетель каждый раз (не как правило, но каждый раз) оказывается испорченной? Решение Канта состоит в следующем: Если следовать нашему суждению, для нас, кто неизбежно ограничен временными условиями в наших концепциях отношений причины к следствию, поступок как постоянное бесконечное приближение от испорченного добра к чему-то лучшему всегда останется несовершенным. Но, благодаря побудительному началу, от которого поступок происходит и которое возвышает наши чувства, мы можем думать о бесконечном приближении добра к принятому законом как об оцениваемом тем, кто судит сердце (через свою разумную интуицию) чтобы стать превосходным целым даже по отношению к поступку, совершённому в этой жизни. Так, с невозможностью достичь совершенства, человек всё же может надеяться стать в общем приятным Богу, в какой бы момент времени его существование ни прекратилось.

Вторую трудность Кант видит в том, что для кого-то, кто абсолютно уверен в неизменности такого отношения, постоянный «поиск Царства Небесного» становится эквивалентным осознанию того, что он уже приобрёл это царство. Представляется разумным не одобрять такого рода уверенность, предлагает философ, но более приемлемым для морали, по его мнению, будет «заработать своё спасение со страхом и трепетом». (Religion 86) Мы можем приобрести уверенность иным путём: сравнивая наши жизненные поступки, совершённые со времени принятия этого отношения. На основании того добра, которое человек обрёл на своём жизненном пути, он может сделать вывод, что его отношение фундаментально улучшилось. Напротив, тот, кто нашёл себя не в состоянии стоять твёрдо на своём часто повторяющемся решении быть добрым, но всякий раз возвращается ко злу; или тот, кто вынужден признать, что на своём жизненном пути он следовал от плохого к худшему, скользя всё ниже и ниже, – тот не может тешить себя надеждой улучшить себя, даже если он будет жить долго в этом мире, или будущая жизнь стоит перед ним: в любом случае ему придётся признать, что разложение и коррупция укоренились в его отношении. Для людей, исходя из того, как они могут судить, будущее может быть благословенной или проклятой вечностью, замечает Кант. (Religion 88)

Третья и наибольшая трудность для философа лежит в том, что несмотря на то, что состояние человека покоится изначально в востребовании добрых наклонностей, начинает он со зла, и это долг, который ему самому невозможно оплатить. (Religion 89) Насколько мы можем судить нашим разумом о стандартах правильного, этот изначальный долг неоплатен человеком. Моральное зло (преступление морального закона, которое именуется грехом, если закон понимается как Божественная Заповедь) приносит с собой бесконечно много нарушений закона, а с этим и бесконечную вину. Следовательно, каждого человека ожидает бесконечное наказание и исключение из Царства Божия, размышляет философ. (Religion 90) Решение этой трудности лежит для Канта в следующем. Вопрос состоит в том, насколько моральные последствия прежнего предрасположения (результат влияния на объект Божественного неудовольствия) может быть расширено до включения его нынешнего состояния, в его улучшенном предрасположении, в котором он становится объектом Божественного удовольствия. После обращения человека к лучшему, поскольку он живёт теперь иную жизнь и стал «новым человеком», наказание не может рассматриваться как соответствующее его новому качеству (человек, который нравится Богу). Обращение есть отход от зла и переход к добру, когда субъект умирает для зла (а с этим и для склонностей, ведущих ко злу) для того, чтобы жить в справедливости. Появление из разложившейся предрасположенности к добру есть уже само по себе жертвоприношение (как «смерть прежнего человека», «распятие плоти») и приход к длинной череде жизненных страданий, которые этот новый человек принимает на себя как предрасположенность Сына Бога, то есть просто ради добра, но всё ещё принимая наказание за кого-то другого, именно за прежнего человека (который, морально, есть воистину другой человек). В своём новом предрасположении (как разумное существо) ввиду Божественного Судьи, для которого эта предрасположенность занимает место поступка, морально он другой человек. (Religion 91) И эта его предрасположенность, которую он принял во всей её чистоте, как чистоту Сына Бога – или (если мы персонифицируем эту идею) именно Сына Бога – несёт как временное замещение долга за него, и за всех, кто верит (практически) в Него: как спаситель, он жертвует высшей справедливостью через мучение смерти, и, как защитник, он делает возможным для них надеяться на то, что они явятся оправданными перед последним судом. (Religion 92) Это всегда только провозглашение Благодати, когда мы освобождаемся от ответственности во имя того добра, в которое мы верим, принимая во внимание вечную справедливость. Для человека, отягощённого грехами, возможно верить в прощение вечной справедливости только при условии тотальной смены сердца. Чего человек может ожидать в конце своей жизни, или чего страшиться благодаря своим поступкам, совершённым за это время? – спрашивает Кант. Хотя человек может верить, что его предрасположенность улучшилась со временем, он с таким же успехом должен принять во внимание прежнего (коррумпированного) человека, которым он был вначале, – он должен рассудить, как много и что именно от прежней предрасположенности он оставил, а также и качество (чиста или всё ещё нечиста) и силу его новой предрасположенности для преодоления прежней и для устойчивости против возвращения в прежнюю предрасположенность. (Religion 94)