Читать книгу: «Никта», страница 5

Оникс

Для полиции все было прозрачно. Сожитель изнасиловал потерпевшую, Мари Блен, двадцати восьми лет, безработную. Та довольно эмоционально описала произошедшее в своем блоге. Ее ноутбук был демонстративно открыт на этой же странице дневника и повернут к двери, так что запись сочли предсмертной запиской. Второй уликой было порванное белье потерпевшей, найденное под кроватью.

Экспертиза подтвердила наличие полового акта между Мари Блен и задержанным незадолго до ее попытки суицида, многочисленные побои на теле женщины подтвердили, что акт был насильственным. Когда сожитель вышел из дома, женщина повесилась на лестничной площадке. Веревку так и не нашли, видимо, задержанный избавился от улики.

Он же вызвал скорую помощь, найдя тело, соседи вызвали полицию. Потерпевшую увезли в больницу, ее сожителя – в отделение.

– Эй, Рено! К тебе посетитель! – прорезали слова ожидание.

Оникс прошел в комнату, отведенную для свиданий, и с удивлением обнаружил там Катрин из салона Бонне.

– Так вас зовут Рауль, – сказала она. – Я спросила, не задерживали ли они некоего Поля… Подумала, что вряд ли Поль сидит здесь, потому что работает на благо правопорядка. Мне сказали, что никакого Поля тут нет. Тогда я описала внешность Поля, и вот неожиданность – к ним только вчера попал некий Рауль Рено, идеально подходящий под мое описание.

Оникс решил не уточнять, откуда Катрин вообще узнала, где его искать. Ответ был очевиден: ей подсказал кто-то из уличных монстров.

– И каким же было ваше описание?

– Только три слова. Тощий, нервный, потерянный. Ладно-ладно, я описала им цвет и длину волос, форму носа и все такое. Как бы то ни было, Рауль, я вас не сужу за ложное имя. Все-таки я – толковательница снов, а не священник.

– Меня зовут не Рауль, – ответил тот. – Вы можете называть меня Оникс. Это прозвище так ко мне приклеилось, что впору менять паспорт на это имя.

– Астерикс, Обеликс и Оникс, – пробормотала Катрин. – Как изволите. Но, я пришла говорить не об этом. Во-первых, я хочу извиниться перед вами. Я прогнала вас из салона, потому что вы сказали одну фразу… Фразу из моего детства. Я решила, что вы пришли подшутить надо мной, а все рассказы о кошмарах и монстрах нужны были только для того, чтобы меня запутать.

– Понятно. А во-вторых?

– «Во-вторых» объясняет то, почему я извиняюсь насчет «во-первых». Теперь я тоже вижу кошмары. Над чем вы смеетесь?

Да! Она прозрела! Никта поцеловала эту девушку его устами. Катрин думала, что может так легко вышвырнуть его из своего салона? Пусть посмотрит, как легко он смог вышвырнуть ее из привычного мирка.

– Как вам паук над городом? – поинтересовался он светским тоном, отсмеявшись.

– Какой паук? Не видела я никакого паука.

– Еще увидите.

Воцарилась неловкая пауза, которую прервала Катрин.

– А за что вы здесь?

– Они считают, что я изнасиловал и избил свою жену, а потом она повесилась с горя.

Катрин сразу посуровела.

– Это правда?

– Готов поклясться, она этого хотела. Мари постоянно намекала мне об этом.

– Не могу представить себе женщину, мечтающую о насилии и побоях.

– Да не избивал я ее! – крикнул Оникс.

К ним направился полицейский.

– Все нормально, офицер, – сказала ему Катрин, и тот снова занял позицию у двери. – Вы совсем не умеете держать себя в руках, – адресовала она уже Ониксу.

– Я посмотрю, как вы будете держать себя в руках, когда поживете в Аду с мое.

– Но если вы не виноваты, с чего она повесилась?

– Она и не вешалась. Ее пытался придушить один из этих монстров, но поди объясни это полицейским.

– Выходит, вас теперь посадят?

– Я жду, что Мари как-нибудь объяснит полиции это недоразумение, когда очнется.

– Так она выжила? Слава Богу, – Катрин испытала настоящее облегчение, поняв, что эта неизвестная женщина еще жива. Не потому, что Катрин была такой сопереживающей, а потому, что теперь она и сама теперь страшилась быть убитой «кошмаром». Хорошо, если от них можно как-то спастись, как удалось этой женщине, его жене. – Рауль… То есть Оникс. Вы давно видите эти кошмары наяву?

– Вам лучше не знать, насколько давно, – ответил Оникс мрачно. – Если вы пришли узнать, как от них избавиться, то только потратили время. Я не знаю, как забыть их. Или даже как ослабить…

– Особенно красноречиво об этом говорит ваш взгляд вверх и вправо, – усмехнулась Катрин. – Давайте, выкладывайте, что знаете.

– Катрин, вы не по адресу. Я ничего не знаю. Если бы я знал, я бы не пришел к вам в салон. Я искал у вас ответов, и, как вы помните, был весьма расстроен, осознав, что этих ответов у вас нет.

В дверь вошла одна из ониксовых статуй, похожая на Чужого. Она продефилировала мимо полицейского и теперь стояла за спиной Катрин. Статуя подняла лапы и изобразила ими движение, будто бы сворачивая шею кому-то невидимому.

– Я скажу больше, – добавил Оникс, – придя сюда, вы навлекли на себя смертельную опасность. Так что – вдвойне зря вы решили со мной встретиться.

– Почему это?

– Монстры хотят отомстить мне. И, в лучших традициях вендетты, они стремятся убить не меня, а моих близких. Вы, видимо, следующая на очереди после Мари.

– Мы и рядом не близки друг другу, – отметила Катрин. Статуя-Чужой все также продолжала стоять в полуметре от собеседницы, а она и не подозревала об этом.

– Но статуям-то откуда об этом знать?

– Каким статуям?

– Моим. Я скульптор. Мои статуи ожили, вышли из-под контроля, разбежались по Парижу и убивают людей, – размеренно сказал Оникс, страшно довольный от того эффекта, каковой произвели его слова на Катрин. – Вот, навестила меня какая-то мадам в полицейском участке, не сестра, не матушка, значит – близкая подруга, значит – уберем ее, пусть старина Оникс страдает и винится.

– Вы так спокойно говорите обо всем этом, – смогла наконец сказать Катрин. Статуя удалилась через ту же дверь, в которую вошла.

– А что вы посоветуете мне делать? Рыдать, срывать с себя наручники, биться головой о стол? Как это поможет ситуации? Я смогу изменить ее только в том случае, если Мари даст показания в мою пользу.

– Я думаю, что вам просто все равно, – сказала Катрин, поднимаясь на ноги. – Монстры же собираются убить не вас, а каких-то женщин. И наплевать, что одна из них – ваша жена. Вам важно только то, даст ли она показания. Думаю, если она все-таки не станет вас оправдывать, мир не слишком пострадает.

– Разбежалась, – процедил Оникс. – Я скульптор, я могу сделать этот мир прекраснее. Я создаю новое. А что могут сделать для мира копирайтерша и гадалка из вшивого салона?

– Могут не быть куском дерьма, – дружелюбно и нараспев произнесла Катрин, и вышла прочь из комнаты.

Руки Оникса сжались в кулаки, а кровь застучала в висках. Как жаль, что он не смог объяснить этой недалекой девке, в чем разница между творцом и потребителем творения. Но ничего, она еще приползет к нему, умоляя о помощи, когда монстры доберутся до нее.

– Не убивайте ее, – сказал он в пустоту. – Но, я буду не против, если вы ее помучаете.

– Что ты несешь? – спросил полицейский, конвоировавший его в камеру. Вопрос остался риторическим.

Пока Оникс мило беседовал с Катрин, камера изменилась. Теперь она выглядела раза в два больше и в длину, и в ширину, у стен появились странные приспособления, похожие на инструменты для пыток. Да и сам полицейский, до того, как скрыться за решетчатой дверью, преобразился в осла в рясе.

В камере сидели монстры, кружком на корточках.

– Привет, старые знакомцы, – сказал он им. Монстры нецензурно обругали вошедшего и вернулись к игре в карты. – У меня для вас кое-что есть… Маленький подарок от месье Оникса для каждого из вас. А может, вам сегодня повезет, и рождественский приз обойдет вас стороной. Это уж как месье решит.

Монстры принялись обсуждать, стоит ли проучить психа, или лучше не связываться. Оникс сел в углу в гордом одиночестве, и монстры постепенно потеряли к нему интерес. С потолка начала капать кровь, никто, кроме Оникса, ее не видел. Вскоре этой крови натекли целые лужи, еще через четверть часа весь пол был в крови, и вскоре ее набежало по щиколотку. Скульптор понял, что его дар не разделился надвое во время передачи его девке из салона, он лишь временно ослаб, а теперь снова работает в полную силу.

Монстры продолжали играть в карты. Из стен вылезли младенцы, сморщенные и синие. Оникс никогда не понимал матерей, прижимавших к себе новорожденных детей и к тому же умиляющихся. По его мнению, младенцы походили на пришельцев из кино, только пришельцы были куда симпатичнее. Младенцы звали какого-то Тедди и беспорядочно ползали, как слепые котята, натыкаясь то друг на друга, то на стены и скамьи. Когда один из них наткнулся на ногу монстра в середине комнаты, тот машинально хлопнул по лодыжке, будто убивая севшего на него комара.

– Они кричали, Тедди? Они кричали? – громко спросил Оникс. Монстры повернулись в его сторону, один из них привстал.

– Кто? – прохрипел он.

– Дети. Младенцы.

– Я тебе сейчас покажу младенцев, псих!

Оникс отключился от первого же удара.

Катрин

Незнакомая девушка прильнула к стеклу в автобусе и сказала по-русски:

– Вот и он, город мечты!

– Да какой город мечты, – подала голос Катрин. – Большая помойка.

– Каждый видит только то, что хочет видеть. Если мусор в голове, то езжай хоть на Гавайский пляж, хоть на Луну, всюду будет помойка, – откликнулась незнакомка и опять уставилась в окно.

Катрин разозлилась, но вскоре мысли о последнем разговоре с Ониксом отвлекли ее. Она надеялась, что статуи – или кто там начал за ней охоту – слышали их ругань и взаимные оскорбления. Если ее план удался, чудовища больше не считают ее близким скульптору человеком, а значит, им придется выбрать для мести другую цель.

Сонливость и мерное укачивание смежили Катрин веки.

– Думаешь, я про тебя забыла? – на соседнем ряду снова сидела ее сестра, на этот раз явившаяся в обычной уличной одежде.

– Это ты забыла, что уроки пора учить, – вдруг выпалила Катрин. – Не мешай сестре, она, в отличие от тебя, делом занята.

Сестра обиженно надула губы и вышла на следующей остановке. Катрин боялась радоваться, что нашла средство против своего кошмара, боялась погрязнуть в ложной надежде. Вскоре она заснула, на этот раз глубоким нормальным сном, но выспаться ей не дали. Кто-то разбудил ее на конечной станции, и до больницы пришлось добираться еще одним автобусом.

Никакого паука над городом она так и не разглядела.

Больница, в которую доставили Мари, оказалась на противоположном конце города. Катрин узнала адрес в том же полицейском участке, представившись ее адвокатом. В самой больнице она назвалась уже кузиной Мари Блен, опасаясь, что в палату пускают только родственников. Сначала Катрин хотела назваться сестрой, но предположила, что ее акцент может вызвать лишние вопросы.

Больница была как в американских фильмах – чистая, просторная, с вежливыми докторами. «В такой больнице и болезнь – отпуск», – подумала Катрин. Она боялась, что Мари все еще будет без сознания, но нет, она бодрствовала и тянула бульон через трубочку. Катрин села на стул рядом с кроватью, поздоровалась и представилась.

– Как вы себя чувствуете?

На словах Мари чувствовала себя хорошо, и это шло вразрез с тем, что Катрин видела в реальности.

– Мари, вы расскажете мне, что произошло сегодня утром?

– Я уже говорила вашим, я ничего не помню, – прохрипела пациентка. Судя по голосу, у Мари были повреждены связки. На шее явственно виднелся след от удавки. «Бедная женщина», – подумала Катрин.

– Я не из полиции.

– Вы – работник больницы?

«Что же ей ответить?» – озадачилась Катрин. – «Если назовусь подругой ее мужа, чего доброго, сочтет любовницей и вообще замкнется».

– Не знаю, как сказать это по-французски, – ляпнула Катрин с жутким русским акцентом, радуясь про себя, что ей удалось выкрутиться. – Но я друг.

– Журналист? – подсказала Мари.

«О, это отличная версия! Кем же, как сказал этот тип, она работает?»

– Нет, пока что я копирайтер. Но я мечтаю пробиться в журналисты, – поведала Катрин со всей возможной искренностью.

– Здорово, я тоже копирайтер, – Мари улыбнулась. – Но как же я могу вам помочь?

– Мне нужно написать статью о женщинах, жертвах насилия. Разумеется, без упоминания реальных имен. Хочу узнать информацию из первых рук. Эта статья откроет мне дорогу к нормальной работе в газете или журнале… Помогите мне написать ее, Мари! – взмолилась Катрин.

«Помогите мне понять, стоит ли дальше обращаться к вашему мужу!»

– Тяжело же вам будет написать статью, если вы забываете такое простое слово, как «журналист», – заметила Мари.

– Я работаю на российское издание. Феминистки в России хотят перенять опыт французских женщин.

– Тогда я не удивляюсь, как вы меня нашли. Русская шпионка.

– В России не шпионы, а разведчики. Шучу!

– Без разницы. Все равно, Катрин, я ничем не могу помочь. Все как в тумане. Помню только, как ложилась спать.

– Что вы обычно делаете, когда просыпаетесь?

– Варю кофе. Иду за комп… Катрин, у вас нет с собой ноутбука или планшета?

– Смартфон подойдет?

– Да, давайте.

Мари тут же принялась набирать по памяти какой-то адрес в браузере. Катрин вытянула шею, чтобы разглядеть, что у той на экранчике. Какие-то мыльно-пастельные тона… Надо купить очки.

– О боже, мне надо это срочно удалить, – и пациентка начала залогиниваться. Катрин вырвала у нее из рук смартфон.

– Я отправлю одно сообщение, Мари! Это срочно! Минутку, я вам его сейчас отдам.

Катрин сняла со страницы скриншот и отдала Мари мобильник.

– Неужели это не могло подождать? – произнесла та, наконец, удалив свое злополучное сообщение в дневнике.

– Не могло, это по работе… Вы что-то вспомнили?

– Маленькое недоразумение. Я была на эмоциях и написала в блоге полную чушь. Блог – это что-то вроде дневника в интернете…

– Я знаю, что такое блог, – сказала Катрин.

В палату вошла голая старуха с кошмарными шрамами на теле, будто ее только что препарировали. Самозваная журналистка уставилась на нее, соображая, видение это или что-то настоящее.

– Где доктор Канторович? Я им очень недовольна, – проскрипела старуха. Катрин молчала, надеясь, что та сообразит, что нет тут никакого доктора, и уйдет сама. Но старуха принялась бродить по палате, заглянула в шкаф, подошла к окну.

– Вы сейчас очень напомнили мне мужа, – сказала Мари. – Такой же взгляд. Интересно, чем он сейчас занят… наверное, создает свой главный шедевр.

– Он в полиции, а оттуда, скорее всего, отправится в тюрьму.

– В тюрьму? Так ему и надо, – заявила старуха, удаляясь из палаты. – Косорукий доктор.

– О нет! Нет-нет-нет! – начала причитать Мари. – А полицейские мне не сказали! Я должна ехать туда, сейчас же.

– Боюсь, вы не в состоянии, – удержала ее Катрин. – Да и вряд ли вас так просто отпустят…

– Еще как отпустят, – Мари высвободилась и убежала прямо в больничном халате.

Катрин покинула больничную территорию, села на лавке и открыла сохраненный скриншот со странички Мари.

– Посмотрим, что там у нас.

«Я такого от него даже не могла ожидать! Он настоящее животное! Мне было так больно, когда он набросился на меня! Столько крови! Пресвятая дева, как это оказалось мерзко!» – прочла Катрин. Дальше шло полотно несодержательных переживаний, в ходе которых Мари проникалась больше ненавистью к себе, чем к «животному».

«Откуда кровь? Он так ее избил?» – думала Катрин. – «Не девственности же ее лишили в тридцатник, тем более, что они давно живут вместе».

Она поразмышляла немного об этой ситуации, себе и бытии в целом, и решила, что пора отправляться домой. Ей было спокойно на душе. Покойные старики скорее выглядели растерянными, чем желающими ей зла, а сестра… Кажется, удалось найти подход и к ней.

Катрин еще не знала, как заблуждается.

ТАНАТОС

Стефан

На чердаке пятиэтажного дома в одном из пригородов Парижа малоизвестный скульптор обмывал со своим агентом первую проданную партию статуэток. Один из образцов стоял тут же на столе – это была глиняная кошка, изящная и вытянутая, она сидела на задних лапах, передними будто пытаясь поймать надоевшую муху или бантик, которым ее дразнил хозяин. На ее лапах покоилось несколько смятых купюр.

– Я тебе еще четыре года назад говорил, что пора перестать клепать чудиков, и начать создавать вещицы для простого народа, – сказал агент. Оникс только махнул рукой в ответ и отпил еще вина из кружки. Более эстетичной посуды для пития на его чердаке не водилось. Стефан мысленно отметил, что при случае нужно подарить скульптору бокалы в знак их великой дружбы.

– Как тебе вино?

Оникс поднял большой палец вверх.

«До чего же неразговорчивый тип», – подумал Стефан. – «Надо его расшевелить, а то пригласишь интервьюера, а наш дражайший скульптор будет молчать и глазеть в пол». Агент действительно подумывал о том, чтобы устроить подопечному интервью с каким-нибудь журналом об интерьере или искусстве, а лучше – и тем, и другим. Все ради продвижения в массы.

– У тебя такой приятный голос, дорогой, и такие мудрые мысли! Людям польстит, если ты будешь чаще баловать их своими беседами.

– И без меня беседы неплохо ведутся, – произнес скульптор. – Тем более все, что я мог сказать, я тебе уже сказал.

Стефан ненавидел, когда люди молчали. Если в его присутствии возникала пауза, он тут же стремился ее заполнить. Молчание казалось ему неприличным. К его счастью, на чердак поднялась Мари.

– В округе полно полиции, – сказала она. – Тут недалеко нашли еще один труп.

От Стефана не укрылось, как напрягся его собутыльник.

– Не беспокойся, дорогой! Какой-то наркоман помер от передозировки. Тебе ничего не грозит.

– Это был не наркоман, – глухо отозвалась Мари. – Я знала его. Достойный человек. Дворник.

– Ограбление? – спросил Стефан.

– Я-то откуда знаю! Знаю только то, что мне теперь страшно выходить из дома!

– Не истери, – пьяно осадил ее Оникс. Мари ушла за свой стол и уткнулась в экран ноутбука.

– Нагоняет жути, да? – шепотом произнес Стефан, указывая на Мари.

– Угу. Любит она это… на пустом месте. Не понимает, какая мне нужна атмосфера.

– Я тебе говорил, дорогой, не раз говорил: мужчину по-настоящему может понять только мужчина. А ведь ты знаешь, я говорю только дело. Вот еще когда сказал, что в тебе есть потенциал – разве оно не было верно? Или как когда я сказал, что нужно тебе лепить кошек…

– Да что ты от меня хочешь? – воскликнул скульптор.

– Долгого и плодотворного сотрудничества, – ответил агент, коснувшись своей кружкой кружки Оникса.

– О’кей, пьем за сотрудничество.

– И партнерство.

– Да как твоей душе угодно.

– Моей душе угодно понять твою, дорогой!

– Это можно устроить, – сказал Оникс, еле шевеля языком. Пил он крайне редко и алкогольной сноровки не имел.

Стефан придвинулся ближе, скрипнув табуреткой по дощатому полу, бросив косой взгляд в сторону Мари. Та была полностью поглощена онлайном.

– Ну так?

– Ты узришь, – произнес скульптор, ухватив собутыльника за плечо. – Узришь, мать твою! То есть, душу мою… Мне будет малость омерзительно помогать тебе прозреть… но я достаточно пьян, чтобы решиться.

Стефан все ожидал, что Оникс сейчас начнет рассказывать ему тайные подробности из своей жизни, но никаких откровений о скелетах в шкафу не последовало.

– Я весь во внимании, – сказал агент на всякий случай, вдруг Оникс не заметил, что его приготовились слушать. А тот из полупьяного вида вдруг приобрел вид совершенно окосевший.

– Не, не, тебе надо для начала это… проспаться. Попроси у Мари, на чем поспать.

Разочарованный агент пошел спрашивать у Мари матрас. Той удалось найти для него лежанку, настолько пыльную, что Стефан начал аллергически чесаться, лишь завидев ее. Ехать домой на машине, будучи нетрезвым, он не мог, а денег на такси жалел – зачем такси, если есть собственное авто? Еще раз взвесив все за и против, он расстелил на лежанке пальто и, молясь, чтобы в матрасе не водились клопы, улегся спать. Погружаясь в сон, он слышал, как Оникс упрашивал Мари сходить в магазин за какой-то безделицей.

Сон Стефана был поначалу весьма приятен – что может быть сладостней исполнения желаний? – но вскоре стал крайне беспокойным. Стефана не покидало ощущение чьего-то присутствия – не Мари и не Оникса, кого-то чужеродного, заставляющего его тревожиться и просыпаться вновь и вновь.

Вскоре Стефану стало совсем невмоготу от тревоги. Он вскочил на своем матрасе, тяжело дыша, и начал лихорадочно осматриваться. Он полную яркость на своем мобильнике и принялся шарить с ним по чердаку, как с фонарем. Размытый квадрат света от экрана проплыл по кухонному углу, полному знаков недавней попойки. Никого.

Стефан направился в угол, служивший ванной, протянул руку к ширме, ограничивающей его. Сердце его забилось, и в голове заиграла тревожная музыка из Хичкока.

– Кто здесь?

Он резко отдернул ширму и отпрянул назад – заранее, мало ли что. Никого.

– Кто у нас главный дурачок на деревне? Стефа-а-ан, – пропел агент, пытаясь развеять страх. Еще два угла, и можно возвращаться на лежанку.

Третий угол, «кабинет Мари». Свет фонаря скользнул по закрытому ноутбуку, по оберткам от шоколада, конфетным фантикам и упаковкам от бог знает чего еще. Стефану попалась на глаза маленькая черно-белая фотокарточка с лицом Оникса. Агент тут же опустил фотографию к себе в карман и отправился дальше, в четвертый угол, продолжая напевать только что придуманную песню из одной строки про дурачка на деревне. Находка немного отвлекла его от чувства страха.

Вот кровать, на ней два тела. Все чин чином.

Стефан уже собрался развернуться и отправиться досыпать, когда его фонарь, отведенный в сторону от кровати, вдруг осветил бледного голого человека.

– А-а-а! – заорал агент, чуть не выронив мобильник. Человек продолжал бесстрастно стоять возле кровати хозяев чердака, Стефан же задрожал всем телом, еле стоя на ногах.

«Я так громко кричал, почему они не просыпаются?» – пронеслось в той части его сознания, что не оцепенела от ужаса. Тем временем его зрение отмечало все новые детали – крылья за спиной человека, покрывало, накинутое на плечи.

Наконец, рациональная сторона Стефана взяла верх. «Нацепил на себя крылья, извращенец-фетишист! Под ангела косит. Да кто такое захочет?» – подумал он, нашарив в кармане бумажник. Стефан всегда носил с собой два бумажника – настоящий, которым он пользовался, и кошелек с мелочевкой, который он собирался отдать в том случае, если бы ему встретился грабитель.

– Вот, возьми это, и уходи, – сказал он, протягивая голому человеку бумажник с мелочью.

– Я не принимаю даров, – прогремел тот жутким голосом, но губы его не шевелились. У Стефана вновь затряслись поджилки.

– Так чего же ты от меня хочешь? – выдавил из себя он, испытывая сильнейшее дежавю от этого вопроса.

– Познать твою душу, дорогой, – ответил голый человек, все так же не шевельнув ни единым мускулом на лице. Крылья взметнулись, и бледный ангел устремился к Стефану через кровать. Тот не выдержал и потерял сознание.