Читать книгу: «А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем», страница 8
Глава 3. Начало самостоятельной жизни
Пока мой взгляд был полон огня
И сердце в груди, как заря, пылало,
Судьба шипами колола меня
И желчью душу мою обливала.
Акакий Церетели
Наконец пришла повестка из военкомата.
В семье никаких официальных проводов не устраивали. Сергей постригся наголо и явился к Тамаре. Она, увидев его, начала гладить голову, на которой еще несколько часов назад красовалась прекрасная черная, с голубым отливом, вьющаяся шевелюра, и приговаривать, что после стрижки волосы будут еще красивее. Все оставшееся время они проводили вместе.
К шести утра Сергей, вместе с Тамарой направились к военкомату. Маму он просил не провожать его, боясь ее слез. У военкомата уже было много народа. Играло несколько гармошек, каждая свою мелодию. Никто из призывников не знал, куда их направят служить.
Возле военкомата стояло несколько грузовиков, и каждый новобранец мечтал попасть на них, ибо это означало, что служба будет проходить в Московской области.
Вскоре появился старший лейтенант с тремя сержантами. Зачитал список призывников, которые грузились в машины, и, под радостные крики провожающих, они укатили. Сергея в этом списке не было.
Из военкомата вышел капитан и пригласил Сергея войти внутрь здания. Там ему объявили, что он назначается старшим группы из пяти человек и направляется для прохождения службы в воинскую часть, находящуюся под Звенигородом. Получив необходимые документы, собрав свою команду, Сергей зашагал к вокзалу, чтобы доехать до Москвы, а затем, с Белорусского вокзала, до Звенигорода.
От Звенигорода группа на попутной машине добралась до воинской части, которая располагалась на живописной сопке. Тамара провожала Сергея до ворот контрольно-пропускного пункта (КПП) части. Призывники тепло распрощались с провожающими и с замирающим сердцем вошли в здание КПП. И тут Сергея ждала первая неожиданность. Их встретил дежурный по КПП старший сержант Владимир Бессуднов. Он был знаком Сергею. И хотя они никогда не общались, но знали друг друга в лицо, поскольку жили в одном районе. Бессуднов очень обрадовался, задавал множество вопросов о жизни в Электростали. Заодно спросил Сергея, не встречал ли он его девушку, Раю Маслюк.
Бессуднов возглавлял в Электростали одну из самых мощных и агрессивных хулиганских групп. Были случаи, когда он в пьяном угаре гонялся по крышам домов за своими соперниками, непрерывно стреляя из своего трофейного браунинга. И судьбе было угодно связать Сергея с Раей Маслюк.
Как-то рано утром, отправляясь в командировку в Москву по заданию начальника цеха, он встретил Раю вместе с подружкой. Девушки также ждали поезда. В дороге разговорились. Сергей очень понравился Рае, хотя он был на два года младше ее. Она была знакома почти со всей городской шпаной, поэтому к ней не решался приставать ни один хулиган. Она умела и сама постоять за себя. Но при Сергее держалась очень скромно, даже стеснялась его.
После этой встречи Рая ежедневно встречала Сергея до работы и с работы. Сережа в то время был уже близок с Тамарой и принципиально не допускал измены.
Однажды, когда вместе с Раей он возвращался с работы, их встретил приятель Бессудного.
– Ну, Рая, накашляет тебе Володька, как с армии придет. Ну, а этот кавалер будет всю жизнь работать на лекарства.
– Счастье твое, Иван, что я с этим парнем, а то уже сейчас тебе пришлось бы на лекарства работать. Я тебя вечером найду, и ты ответишь за эту угрозу.
– Володька же в армии. Кем ты пугаешь?
– Ты что, думаешь, кроме Володи, за меня и заступиться некому?
– Ладно, Рая, я пошутил. А что твой кавалер молчит?
– Мой кавалер – мастер спорта, и если он заговорит, ты будешь жрать землю. А сегодня я тебя все равно вечером разыщу.
Сергей понимал, что пожелай он близости с Раей, та ему не откажет. Тем более что с Володей она наверняка уже была близка. Они договорились, что будут переписываться, что она обязательно приедет к нему в армию. Сергей не очень верил этим словам.
От Бессуднова не скрылось смущение Сергея. Немного промолчав, Володя сказал:
– Но трахается она, как богиня.
Сергей не понял, что означало это откровение.
Рая в военкомате узнала, куда направили служить Сергея. Не долго думая, она поехала в воскресенье к нему, предупредив о своем приезде письмом. Володька же ежедневно стал просматривать почту из Электростали. И письмо Раи попало к нему. Потом из рассказа Володи Сергей узнал, что тот встретил Раю, набил ей морду и тут же, в лесочке у проходной, поставив «раком», восстановил «cтатус-кво». Тем не менее, отношения между курсантом сержантской школы рядовым Ицковичем и помощником командира взвода старшим сержантом Бессудновым не испортились.
После демобилизации Володя и Рая поженились. Он работал слесарем на ЭЗТМ, она крановщицей в горячем цехе «Электростали».
Сергей впоследствии несколько раз встречал Раю. Она всегда выглядела отлично, несмотря на тяжелую работу крановщицы. По ее словам, Володька сильно попивал. Сергей думал, что Рая гуляет от мужа. Она прекрасно выглядела и в сорок пять лет, и хотя ей была назначена пенсия, продолжала работать крановщицей. Она сумела сохранить фигуру и прекрасный цвет лица.
– Берегу свою внешность, ибо это основное мое достоинство, – грустно улыбаясь, говорила она Сергею…
– Сейчас в баню, вещи сдать в каптерку, – скомандовал новобранцам Бессуднов.
Когда ребята вернулись из бани, их уже распределили по ротам, взводам, отделениям. Сергей попал в учебную роту капитана Воронина, во взвод старшего лейтенанта Беспалова, в отделение сержанта Ильясевича.
Капитан Воронин был невысокого роста, щупловат по комплекции, c приятным волевым лицом. Солдаты его считали очень решительным и справедливым командиром.
Старший лейтенант Беспалов был примерно такого же роста, только несколько плотнее, с серыми, какими-то бесцветными глазами, приплюснутым носом и тонкими губами. В командирах взвода он явно засиделся. Поэтому к службе относился не очень рьяно. Он был замкнутым человеком, что-то в нем было отталкивающее.
Сержант Ильясевич был маленького роста, но плотно скроен, с короткой стрижкой и лицом Чингисхана. Он до мозга костей был служакой. Будучи родом из маленького татарского села под Казанью, имея образование семь классов, он явно наслаждался полученным правом командовать людьми, видимо, понимая, что такую возможность может предоставить ему только армия. Он был очень требовательным командиром, но, будучи по национальности татарином, прекрасно понимал, что не в пример некоторым русским сержантам заниматься самодурством нельзя. Офицеры не очень симпатизировали ему из-за узкого кругозора и явных службистских наклонностей. В отделение ему дали в основном нацменов, которые после трехмесячного курса молодого бойца отсеивались, и курсантами школы становились далеко не все.
Дисциплина в роте и части была железная. При встрече рядовой обязательно отдавал честь сержанту. Любая попытка неповиновения жестко пресекалась. Первые месяцы службы были адовыми для новобранцев. В шесть часов утра – подъем, сорок пять секунд на одевание, затем десять минут – туалет. После этого зарядка на плацу, вне зависимости от погоды, в одних рубашках. Затем умывание, если зимой, то непременно снегом. Потом построение на развод, завтрак и четыре часа занятий: строевой, физической, тактической и политической подготовкой. Затем построение на обед и полтора часа дневного сна.
Тут следует рассказать о некоторых нюансах. Примерно месяц солдат учится заправлять кровать. Ох, нелегкое это дело для восемнадцатилетнего юноши – сделать из кровати кирпич, да еще за короткое время!
По команде «отбой» надо было раздеться за сорок пять секунд, причем за это время одежда должна быть аккуратно сложена, а портянки аккуратно вложены в сапоги. Если из-за плохо намотанных портянок солдат натирал ноги, он строго наказывался. Куда бы ни шел взвод, он должен был идти с песней. И если песня звучала не бодро, взвод повторял путь. Когда измученные солдаты шли на обед, а песня звучала вяло, тогда взвод от столовой разворачивали, и он кружил по плацу до тех пор, пока песня не начинала звучать по-боевому. В результате на обед оставалось часто не более десяти минут вместо положенных тридцати. После окончания установленного времени на обед, ужин или завтрак следовали команды: «Взвод, встать! Головные уборы одеть! Выходи строиться!»
И никого не интересовало, успел ты съесть хотя бы первое. В результате солдаты научились «глотать» пищу, что неблагоприятно сказывалось на состоянии желудка. Еды для молодых ребят, испытывающих большие физические нагрузки, не хватало. Все без исключения были голодны. После обеда те, у которых были деньги, успевали купить в палатке при части пару батонов и тут же их съесть. Во время дневного отдыха нельзя было разговаривать. Если сержант слышал чей-либо голос, он командовал «подъем», а затем вновь «отбой». И так по несколько раз. После дневного отдыха было два часа самоподготовки. Сержанты использовали это время, чтобы научить солдат заправлять кровати или одеваться и раздеваться в течение сорока пяти секунд. Когда через месяц-полтора эта премудрость была освоена, время для самоподготовки использовалось для отработки строевой и физической подготовки.
Настоящим бедствием для молодых солдат были очередные и внеочередные (за провинность) наряды. Сергей на всю жизнь запомнил свой первый наряд на кухню. Повар дал ему задание почистить котел от остатков пшенной каши. Котел еще был горячим, но требовалось его срочно помыть. Чтобы достать дно котла, нужно было делать стойку на одной руке, а другой – выскребать кашу.
Когда котел был чист, Сергей получил команду мыть посуду, причем в трех водах. Если повар находил следы масла на тарелке, он заставлял перемывать всю партию. После этого ему поручили начистить целый жбан картошки. За восемь часов наряда Сергей ни разу не присел. А после окончания наряда начинался обычный солдатский день. Те, кто получал наряды вне очереди, порою не спали по трое суток.
«Упорных» солдат воспитывали методом «через день – на ремень, через два – на кухню». На ремень – это служба ротных дневальных или караул (после принятия присяги).
Если во время тактических учений кто-либо из солдат не преодолевал за положенное время заданное расстояние, например, по-пластунски, все отделение повторяло пройденный маршрут. Ну и, конечно, тому солдату позже доставалось уже от своих ребят.
Гауптвахта в части была сержантской и не была страшилкой. Но солдат (это касалось, как правило, солдат хозвзвода), которые часто бывали на сержантской гауптвахте, отправляли на гарнизонную. Там кормили горячей пищей через день. Восемь часов заставляли заниматься строевой подготовкой. Поднимали в пять утра, после чего лежак без матраца и подушки прикреплялся к стене, пол камеры заливался водой так, чтобы арестованный не мог ни прислониться, ни присесть.
Это были основные приемы воспитательной работы в армии.
Поскольку все солдаты были одного призыва, говорить о дедовщине было бы некорректно. Но неравноправие среди солдат определяется не только сроком службы, но, в первую очередь, стремлением одних жить за счет других.
Большую власть в учебной роте имеет старшина. Его функции не ограничиваются только лишь решением хозяйственных задач. Он следит за распорядком дня, внешним видом солдат, решает вопросы плановых нарядов, включая распределение по постам. Старшина может наказать солдата, дав ему несколько внеочередных нарядов. Это может быть чистка туалета, длящаяся, как правило, не более получаса, и наряд на кухню, и уборка помещений роты, которое может длиться всю ночь, и уборка около помещения роты, которая может затянуться более чем на сутки. «Творчество» сержантского и старшинского состава может быть и более изощренным, унизительным для солдата. К таким широко известным наказаниям относятся: отдание чести телеграфным столбам, перенос кирпичей с места на место. Офицеры части не позволяли себе подобного. Но сержанты, еще год назад подставлявшие задницы под отцовский ремень, нередко наслаждались полученной практически неограниченной властью.
Старшина в роте Сергея был средних лет, прошедший три года войны на передовой, имеющий правительственные награды, и обладал непререкаемым авторитетом. Высокого роста, крепкого телосложения, он одним своим обращением к курсанту вселял в него страх. Оценивал солдат по своим критериям, явно не симпатизировал нацменам, рассказывая о них анекдоты. Особенно любил он анекдоты на еврейские темы. Сергей однажды услышал, как старшина в своей каптерке рассказывал анекдоты о трусости евреев на фронте.
Сережа сразу понравился офицерам роты: развитой, общительный, добрый, с чувством юмора, никогда не жалующийся на тяготы службы. Его выбрали ротным запевалой. Он организовал тренировки по тяжелой атлетике, которые посещали некоторые сержанты, включая Ильясевича, и офицеры.
Когда начались конкурсы художественной самодеятельности, Сергей не только сольно пел, но и организовал хор роты. Тогда поступило указание каждой роте иметь свой хор. Командир соседней роты, капитан Афанасьев, нанял руководителем для своего хора даже человека с консерваторским образованием. Но на смотре художественной самодеятельности войск московского гарнизона именно хор Сергея занял первое место. Исполнил две песни: «Партия – наш рулевой» и «Полюшко-поле». В первой песне запевал прекрасным басом выпускник литературного института Олег Курдюмов, который попал в армию, поскольку в институте не было военной кафедры. «Полюшко-поле» Сергей с помощью пианиста Зелинского Жени, взятого в армию с третьего курса консерватории за длительные прогулы, так виртуозно разложил на голоса, что песню дважды вызывали на бис.
Было несколько способов облегчить свою службу в армии: заниматься спортом, участвовать в художественной самодеятельности или хорошо рисовать.
Однажды, когда рота выходила из казармы, один толстомордый верзила, с которым Сергей даже не был знаком, без всякой причины сильно ударил локтем в бок. Сережа мгновенно ответил, и верзила оказался на полу. Роту выводил старшина. Он «впаял» Сергею два наряда вне очереди, даже не пытаясь разобраться в случившемся. Для объяснения возникшего инцидента Сережу вызвал командир роты. Выяснив причину, он направил Сергея на охрану заседаний стран Варшавского договора, которое проходило на территории части, избавив тем самым его от исполнения внеочередных нарядов.
Весной, когда Москва-река сильно разливалась вокруг части, две недели курсанты сидели на сухом пайке. Доставить питание в часть на машине было невозможно. В этот момент у капитана Воронина заболела шестилетняя дочь. Необходимо было ее срочно переправить в больницу в город Звенигород. Капитан попросил это сделать Сергея. Где-то на резиновой лодчонке, которую капитан ухитрился достать в близлежащей деревне, где-то по пояс в воде, где-то на проходящем мимо вездеходе, Сергей доставил девочку в больницу. У нее было двустороннее крупозное воспаление легких. Три дня просидел Сергей в коридоре больницы. Связи с частью не было никакой. На четвертый день приехал капитан Воронин. Он передал Сергею письменный приказ, подписанный командиром части, о направлении его на пять суток домой в связи с болезнью матери.
Сергей вопросительно посмотрел на капитана.
– А старшина уже объявил тебя дезертиром и составил соответствующий рапорт командиру части.
Так Сергей первый раз попал на побывку домой, встретившись с родителями и Тамарой.
Вскоре с Сергеем произошло более серьезное ЧП, когда он был в карауле.
Одна караульная смена стояла на посту. Другая бодрствовала, на случай непредвиденных обстоятельств, а третья отдыхала. Причем солдаты отдыхали в шинелях и сапогах, лишь расстегнув пуговичку у воротника.
Поужинав, Сергей лег отдыхать, так как его смена была отдыхающей. В 1955 году под Москвой были сильные морозы. Термометр ночью зашкаливал за сорок пять градусов. На сопке был сильный ветер. Если тулуп спасал тело от холода, то лицо приходилось прикрывать носовыми платками. За время нахождения в караульном помещении валенки не успевали высыхать. С учетом времени прихода с поста отдых составлял не более сорока пяти минут.
В караулке было жарко, смрадно пахло. Тем не менее, Сергей мгновенно уснул. Его разбудил грубый окрик солдата Панченко, требующего от Сергея убрать стол после ужина. Сережа спокойно ответил, что его смена отдыхающая. Панченко схватил Сергея за ногу и стащил с нар, получив за это нокаутирующий удар по челюсти. Взбудораженный, Сергей пошел в помещение, где располагалась бодрствующая смена, и присел на лавку.
Панченко продолжал лежать на полу в «мертвецкой», как солдаты окрестили место отдыха в караулке. Через некоторое время он появился, держа руки с платком у разбитой губы. Это был парень высокого роста с золотыми зубами, с наколками на обеих кистях рук. Некоторое время он бродил по помещению, вытирая кровь с губ, произнося угрозы в адрес Сергея. Из жизненного опыта Сережа знал, что угрозы – не признак начала действия, а как раз наоборот. Его внимание притупилось. Но Панченко неожиданно схватил карабин, молниеносно зарядил его и направил оружие в сторону своего обидчика. Сергей инстинктивно упал на спину, успев ногой ударить по карабину. Прозвучал выстрел.
Солдаты обезоружили Панченко. Появилась заспанная физиономия начальника караула. О случившемся он не доложил дежурному по части, как положено в случае ЧП, а лишь пробурчал, что оформит это дело как выстрел при заряжании. И ушел спать в свою комнату, отобрав у Панченко оставшиеся патроны. Тот несколько минут сидел, злобно глядя на Сергея. Затем выхватил из пирамиды карабин, примкнул штык и медленно, делая возвратно-поступательные движения оружием, начал приближаться к Сереже.
Сергей отступал в сторону выхода из караульного помещения. Пяткой он задел лопату, которая стояла у дверей, ее древко легло Сергею на плечо. Он схватился за него, и в этот момент Панченко сделал выпад штыком.
Сергей увернулся. Штык прошел мимо тела и застрял в шинели. Затем они оба упали на пол. Сережа вцепился пальцами в горло Панченко. Все попытки солдат и начальника караула разжать пальцы Сергея успеха не имели. Лишь когда он сам увидел, что Панченко закатил глаза, то ослабил хватку.
О данном происшествии знало почти все начальство в части, но о нем умалчивали. Начальник караула не написал рапорт. Все остальное начальство понимало, что если придать огласке это ЧП, оно дойдет до командования гарнизона.
Панченко везде повторял, что обязательно убьет Сергея при следующем карауле. Курсанты поочередно выполняли роль разводящих, и при желании постовой мог выстрелить в разводящего, мотивируя это не расслышанным ответом, или просто «не узнав» его ночью.
Панченко мог свободно зайти к старшине роты и говорить с ним на отвлеченные темы. Это был один из тех солдат, через которых старшина получал нужную информацию о положении дел в роте, о настроении и намерениях отдельных солдат. Поэтому, зная о том, что произошел инцидент со стрельбой в караульном помещении, старшина не мог случайно поставить Сергея разводящим на пост, где караул нес Панченко.
Последней фразой старшины наряду было:
– Кому что не ясно. Вопросы есть?
Сергей попросил разрешение задать вопрос. Когда старшина дал разрешение, он попросил задать вопрос ему лично, без свидетелей.
Старшина ответил, что от коллектива роты у него тайн нет.
– У меня от коллектива роты тоже тайн нет, – ответил Сергей. – Вы, товарищ старшина, слышали, что рядовой Панченко стрелял в меня в карауле и во всеуслышание грозился меня убить, когда я буду разводящим?
– Я сбором сплетен не занимаюсь.
– Ясно, товарищ старшина. Стреляю я не хуже Панченко.
– Из кривого ружья, – выкрикнул из строя Панченко.
– Кривым кулаком я тебя уже побаловал… Видно, наука не впрок.
– Молчать! – взревел старшина. – За разговоры в строю Ицковичу и Панченко – два наряда вне очереди.
Панченко ответил: «Есть». Cергей промолчал.
– Курсант Ицкович, почему не отвечаете по уставу?
– Есть, – ответил Сергей, – но я в письменной форме у вышестоящего начальства буду оспаривать это решение.
Старшина побагровел. Такой наглости от солдата он не ожидал. Но сдержался.
– Вы не совсем правильно понимаете воинскую службу, придется мне лично заняться вашим воспитанием. Я заменяю вам наряд в караул, будете дневальным. После ужина я побеседую с вами.
Сергей понял, что на сей раз, он одержал победу, но твердо знал, что это победа Пиррова.
Старшина, вопреки обещанию, в ближайшие две недели Сергея к себе не вызывал. Лейтенант Седых, который вместе с Сергеем занимался штангой, как-то спросил его:
– Может, тебе стоит попросить перевода в другую роту?
– Это почему же? – спросил Сергей.
– Кто-то настучал командиру части об инциденте на инструктаже. И ему стало известно о стрельбе в караульном помещении. Взыскание получили многие. Сержант Губенко, исполнявший роль начальника караула, разжалован в рядовые и отправлен дослуживать в Уссурийский край. Получили выговора твой начальник взвода и командир роты. Старшина предупрежден о несоответствии. Это означает, что его в любой момент могут уволить. А он умеет быть только старшиной. Никакой другой специальности у него нет.
– Но почему я должен бежать в другую роту?
Лейтенант Седых некоторое время молчал, затем ответил, по строжайшему секрету.
– Мне рассказал это бывший командир части… Его перевели в другое место, не без помощи старшины. Где-то рядом с Электросталью есть воинская часть ПВО, но дисциплины там не было никакой. Это установила проверка Генерального штаба. Был заменен практически весь высший офицерский состав, но положение мало изменилось. Был в штабе округа человек, который знал старшину по фронту. Он решил, что этому человеку под силу навести порядок. Старшину отозвали из Прибалтики, где он заведовал вещевым складом, и направили в ту часть, обещая всяческую поддержку. Его назначили старшиной одной из самых неблагополучных рот, почти целиком состоящую из солдат третьего года службы. При заступлении в караул один из солдат отказался идти на пост под предлогом, что там рядом сборник навоза, а он призван служить, а не нюхать говно. Старшина дважды повторил приказ заступить на пост. Когда рядовой просто высмеял старшину, тот приказал ему выйти из строя. А затем скомандовал трем солдатам с карабинами тоже выйти из строя. И приказал им, что за невыполнение боевого приказа рядового такого-то расстрелять. И далее скомандовал «Огонь!».
Двое солдат выстрелили, а третий стрелять не стал. Они застрелили рядового. Старшина послал сержанта доложить о случившемся дежурному по части, а солдату, который не выстрелил, приказал доложить своему командиру взвода о том, что тот не выполнил приказ старшины. Старшину арестовали и отправили в Москву. Но через десять дней в новой форме, чисто выбритый, он вернулся в часть вместе с полковником из округа. Полковник перед всей частью зачитал приказ министра обороны, в соответствии с которым за четкое выполнение воинского устава в критической обстановке старшина награждается медалью «За отвагу!». Говорят, что после этого случая дисциплина в части стала образцовой. Но через год старшина попросил у своего друга, полковника Генштаба, перевода в другую часть. Так он появился у нас. А когда его наказал за самоуправство командир части, тому подыскали другое место, а был блестящий, высококультурный офицер, к тому же участник войны. Так что, Сережа, дела твои неважные. Старшину знают и в московском гарнизоне, и московском военном округе. А прощать обиды он не привык.
Сережа серьезно отнесся к этому предупреждению. Он решил обратиться за советом к командиру роты. Командир роты внимательно с грустью выслушал Сергея.
– В нашей части даже у солдата есть свои информаторы-офицеры. Ты, конечно, не скажешь мне его фамилию?
– Никак нет, товарищ капитан.
– А если я тебя за это доведу до дисциплинарного батальона?
– Тоже не скажу, товарищ капитан.
– А я думал, что добрым отношением к тебе завоевал доверие.
– Я не предаю друзей, товарищ капитан.
Капитан еще долго молчал, а затем сказал:
– Правильно делаешь, курсант Ицкович. Самая высокая честь – при любых обстоятельствах оставаться человеком… Пришел приказ министра обороны, маршала Советского Союза Жукова, о введении часа физо во всех частях для всех должностных лиц, включая хозяйственные и финансовые службы. А полковник, друг старшины, назначен командиром части в Одесский военный округ. Так что не унывай, прорвемся.
Но беседа со старшиной все же состоялась. Старший лейтенант Беспалов поручил Сергею проводить занятия по политподготовке. Задержка роста по службе, видимо, отбила у него охоту прославлять Советскую армию. Темы были дебильные: быть честным, правдивым, строго сохранять военную тайну, защищать командира в бою и так далее. Но иногда попадались и интересные темы. Например, дружба народов СССР – основа непобедимости Советской армии. Это занятие вызвало большой резонанс в роте.
После того, как Сергей рассказал о подвигах солдат различных национальностей в Великой Отечественной войне, один из солдат, грузин по национальности, задал Сергею вопрос.
– Вот Сталин был грузин. Все его уважали, потому что боялись. А меня, грузина, называют черножопым.
– Кто называет? – невольно спросил Сергей. – Какой-нибудь хулиган?
– Ну, с хулиганом я после демобилизации сам разберусь, а вот как быть со старшиной, которого я, как начальника, должен защищать в бою?
– А откуда ты взял, что старшина так тебя называл?
– Знаешь, есть склад овощехранилища. Он расположен у самого обрыва. Когда я пришел в роту, мне рассказали, что на этом складе местный парень зарезал часового-грузина за то, что тот встречался с его девушкой. Я боялся этого поста. А старшина регулярно ставил меня именно туда. После того, как у нас на третьем посту между разводящим и часовым завязалась перестрелка, я в течение шести часов никого к посту не подпускал. Начальник караула доложил старшине. А тот сказал, что пока этот черножопый служит в нашей части, он будет охранять склад овощехранилища.
– А ты об этом, откуда узнал? – спросил Сергей.
– Это я и родной матушке не скажу.
Встал другой курсант.
– Я сам слышал, как наш старшина обзывал тебя евреем. И говорил, что все евреи трусы и стрелять умеют из кривого ружья.
– Ну, во-первых, я действительно еврей, и в этом не вижу ничего позорного. Во-вторых, некоторые смельчаки уже почувствовали вкус моего кулака. А, в-третьих, вы знаете, какая национальность в процентном составе имеет больше всего Героев Советского Союза? Так вот, самый высокий процент Героев Советского Союза у евреев.
Это ошарашило всех присутствующих. Солдаты начали задавать этот вопрос своим командирам. Не остался в стороне и старшина.
– Я давно с тобой хотел побеседовать, но все было недосуг, – начал старшина беседу с Сергеем. – Тут ко мне приходит Панченко и говорит, что на занятиях по политподготовке ты сказал, что больше всего Героев Советского Союза cреди евреев. Я ему говорю, что ты парень развитый, умный и такой глупости сказать не мог.
– Нет, сказал, – ответил Сергей. – С той только разницей, что не общее число Героев Советского Союза преимущественно евреи, а в процентном отношении они составляют большинство.
– Ах, в процентном отношении, – протянул старшина. – Но это надо проверить.
– Сделайте запрос в Главное Политическое управление армии.
– Хорошо. Обязательно сделаю. Неужели в действительности самый большой процент? А мы говорим, что евреи умеют стрелять только из кривого ружья.
– Но вы же, товарищ старшина, войну прошли. Вам это должно быть лучше известно.
– Да на войне было не до национальностей. Разговоры о национальности стали вестись после войны.
– Вы, товарищ старшина, много лет служите и знаете, какие приходят ребята из тех мест, что были оккупированы немцами. Так и начинаются рассказы о том, что евреи умеют стрелять только из-за угла. Немец своей агитацией в народе оставил глубокий след. А ведь кое-кто встречал немца хлебом и солью. И не случайно лиц, которые жили при оккупации, на секретные предприятия не принимают.
– Грамотенки у меня маловато. Война, война… А тебя интересно послушать. Но запрос я обязательно сделаю. Да, а на что тебе жаловался этот черно…
Старшина осекся.
– На это и жаловался, но я ведь не должностное лицо.
– Надеюсь, по поводу нашего разговора ты распространяться не будешь.
– Не перед кем бисер метать.
– Не понял твоего мудреного ответа.
– Не буду ябедничать, не привык.
– Ну и хорошо.
Этот разговор не изменил отношений между Сергеем и старшиной. Но внешне он стал меньше обращать внимание на Сережу.
С введением часа физо положение всех солдат и офицеров резко осложнилось. После подъема солдаты в полном боевом обмундировании, включая оружие, противогаз и вещмешок, совершали ежедневный марш-бросок на десять километров. Сержанты оружие, вещмешок и противогаз с собой не брали. Нетрудно представить, как зимой, в лютый мороз, в темноте бежала рота с сопки по скользкой дороге. Первое время после таких марш-бросков многие солдаты не в состоянии были даже завтракать. Завскладами, начфины и начхимы совершали час физо на территории части в дневное время на глазах солдат. Офицеры и сверхсрочники, нередко с огромными животами, преодолевали полосы препятствий, пытались подтягиваться на турнике, бегали на длинные дистанции. Зачастую занятия с ними поручалось сержантскому составу.
Старшина роты слег в больницу. По-видимому, допустить позора перед своими подчиненными, с которых он жестко требовал хороших показателей в боевой и политической подготовке, и в то же время показать личную немощь, было выше его сил.
Сергею показалось, что с введением часа физо обстановка в части стала более демократичной. Однако, количество госпитализированных военнослужащих резко увеличилось. Ходила байка, что тех офицеров, которые не выдерживали нагрузки, министр обороны приказал списывать.
В части появились случаи самоубийств. В отделении Панченко служил тихий светленький паренек по фамилии Ушастый. Он терпел ежедневные побои и унижения чуть ли не со стороны всех своих сослуживцев по взводу. Командир взвода, конечно, знал об этом, но предпочитал не вмешиваться. Как только у офицера заканчивался рабочий день, он спешил домой. Солдаты оставались на милость сержантского состава.
Сержант Ильясевич не допускал неуставных отношений. Некоторые предпочитали не вмешиваться в отношения курсантов, а были и такие, которые в конфликтных ситуациях защищали одну из конфликтующих сторон.
