Читать книгу: «А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем», страница 10

С этого момента у Сергея с Дроздовым проблем не было. Их отношения стали дружественными, в рамках субординации.

Служба сержантская не шла ни в какое сравнение со службой курсантской. Утром сержанты вставали на пять минут раньше команды дневального: «Рота, подъем!» Спокойно одевались, заправляли кровати. И во время подъема уже стояли в коридоре казармы, подгоняя одевающихся курсантов. В ежедневных марш-бросках сержанты бежали без оружия, противогазов и шинелей. В столовой им давали порции побольше, и не было проблем получить добавку. Во время самоподготовки сержант мог назначить старшего, а сам заниматься личными делами, например, готовиться к поступлению в вуз по математике, что Сергей и делал. Во время физподготовки, тактических занятий и строевой сержанты командовали, а курсанты эти команды выполняли. Сержант свободно передвигался в пределах части, иногда даже за ее пределами, и никто не останавливал его, чтобы выяснить, куда он идет. Офицеры, как правило, с уважением относились к сержантскому составу, понимая, что на их плечи падает основная нагрузка в обучении курсантов.

После окончания курса молодого бойца в отделении Сергея остался лишь Дроздов, для обучения в сержантской школе. Остальные солдаты были направлены в различные топографические части. Отделение пополнили в основном за счет нацменов. Все невысокого роста, с плохим образовательным уровнем и, как правило, никудышной физической подготовкой. Но с ними было легко работать. Они четко выполняли приказы командира отделения. После окончания первого этапа подготовки отделение Сергея было признано лучшим в роте. При пополнении отделения старшина роты пытался сделать все возможное, чтобы у Сергея было максимум проблем. Но он ошибся. Татары, армяне, киргизы оказались очень дисциплинированными ребятами, для которых командир был царь и бог. Они без особого труда освоили не мудреную политподготовку.

В отделении был курсант Мухамедзянов, он имел второй разряд по гимнастике. Сергей во время самоподготовки часто отправлял отделение на гимнастические снаряды, назначая его старшим. Мухамедзянов крутил «солнышко» на перекладине, и многие курсанты, не чувствуя давления командира, тоже начали пытаться освоить эту премудрость. Уровень подготовки отделения на гимнастических снарядах значительно превышал уровень обязательной подготовки.

Тактические занятия Сергей строил так, что они больше походили на игру. Например, отрабатывая тему снятия часовых или взятия «языка», отделение делилось на несколько групп. Одни были в роли часовых, другие в роли разведчиков. И разведчики, для того чтобы взять языка или снять часового, наматывали многокилометровые круги, сотни метров ползли по-пластунски и подолгу лежали, окопавшись в снегу, несмотря на сильные морозы. Курсанты других подразделений с удивлением наблюдали, как отделение Сергея, промокшее до ниточки, входило на территорию части с бодрой песней.

Когда наступила весна, командование московского гарнизона организовало проверку уровня подготовки курсантов. Проверяющими был выбран взвод старшего лейтенанта Беспалова, в котором Сергей был командиром третьего отделения. Проверялся уровень подготовки на гимнастических снарядах. Выполнять упражнения на снаряде начинал командир отделения, затем подчиненные ему курсанты. Командиры двух отделений выполнили упражнения на перекладине на «отлично». Сергей с трудом выполнил упражнения на «удовлетворительно». Среди проверяющих, послышались голоса неодобрения. Однако все курсанты его отделения выполняли упражнения на «отлично». Когда очередь дошла до Мухамедзянова, он, после выполнения обязательных упражнений, стал такое вытворять на перекладине, что проверяющие, открыв рты, даже не пытались его остановить. Когда тот закончил упражнение «солнышко», один из комиссии, полковник, даже захлопал в ладоши. Проверяющие оживились, обсуждая увиденное. Следующий курсант, Гумеров, выполнил упражнение на «отлично» и стоял, ожидая команды вернуться в строй.

Один из проверяющих весело спросил его:

– Ну, а «солнышко» слабо сделать?

Гумеров, молча, подпрыгнул, ухватился за перекладину, сделал несколько махов, а затем вышел на «солнышко». Когда к турнику подошел последний из строя, Федоров, который едва достигал в росте полутора метров, проверяющий, шутя, спросил:

– Может, начнешь сразу с «солнышка»?

Федоров, нисколько не смутившись, выполнил это упражнение.

– Кто тебя этому научил? – поинтересовался один из проверяющих.

– Младший сержант Ицкович, – последовал ответ.

– Как это может быть? – удивился полковник. – Твой сержант выполнил обязательное упражнение на «удовлетворительно».

– У него рука болит, – ответил Федоров.

Остальные упражнения на брусьях и коне Сергей выполнил на «отлично», как и все курсанты его отделения. По-видимому, проверяющие поверили Федорову.

«Делай только то, что твои подчиненные не могут сделать лучше», – этим принципом Сергей руководствовался на протяжении всей своей дальнейшей трудовой деятельности.

И проверяющие, и офицеры части были удовлетворены результатами проверки. Недоволен был лишь старшина роты. Этот «француз», как он за глаза называл Сергея, опять обманул его: его нацмены и малыши оказались лучшими курсантами.

Вскоре старшине представилась возможность отомстить Сергею. Двадцать третьего июля, в день рождения матери, Сергей решил порадовать ее своим приездом.

Несмотря на строгие армейские законы в отношении самовольщиков, Сереже удавалось на длительное время безнаказанно покидать часть. Последнее время он установил связь со студентами финансового техникума города Звенигорода, девушки которого несколько раз приходили к ним в часть на вечера танцев. Да и во время походов в Звенигород на тренировки или в техникум ему никогда не выписывали увольнительную.

Оставив вместо себя Дроздова, рассказав ему, куда он едет, Сергей рано утром покинул часть. Через два дня он вернулся.

– Где вы были? – набросился на него старшина роты.

Сергей ответил то же, что отвечал Дроздов на вопросы старшины.

– Я обошел все эти места, но вас не нашел, – сказал старшина, затем миролюбиво заметил: – У вас круговая порука. Чем ты балуешь своих ребят, что они горою стоят за тебя? Ладно, сдаюсь. Даю тебе честное слово коммуниста, что если ты скажешь правду, тебе ничего не будет.

У наивного Сергея хватило ума сказать правду лишь частично. Ведь за два часа самоволки уже судили.

– Девушка приезжала, и я часок провел с ней в лесу.

Через час капитан роты объявил Сергею за самовольную отлучку пять суток гауптвахты. В части, как правило, сержантов на гауптвахту не сажали. Вначале их разжаловали. В очередной раз ротный заступился за Сергея и не стал его разжаловать.

Гауптвахта в части была сержантской, то есть ею командовал сержант. Она находилась в караульном помещении. Представители хозвзвода, повара, накладывали арестантам, – как правило, своим сослуживцам, – тройные порции. Курсанты, охраняющие гауптвахту, по привычке козыряли сержанту-арестанту. Дроздов ухитрялся регулярно навещать своего командира. Сергей рассказал, как его обманул старшина. Дроздов сообщил об этом ротному. И этот рассказ очень облегчил положение самого ротного. Начальство настаивало на разжаловании Сергея, чтобы не создавать прецедента. А Дроздов сказал ротному, что ни в какой самоволке младший сержант не был. Он лишь хотел проверить, насколько честен коммунист старшина. Капитан Воронин так и доложил командиру части, мотивируя свое решение не разжаловать Сергея. Но повышение Сергея до звания сержанта, на которое командир роты дал свое представление ранее, было отозвано. Так и остался Сергей в звании младшего сержанта.

Вернувшись с гауптвахты, он не мог смотреть в глаза старшине, когда тот давал распоряжения. Несмотря на то, что Сергей критически относился и к Сталину, и к пакту Молотова-Риббентропа, он был идеалист и считал, что старшина опозорил звание коммуниста и в партии находиться не может. Свое мнение он высказал в беседе с командиром роты, которая состоялась после выхода с гауптвахты. Капитан Воронин задумался. Он был не намного старше Сергея, но в партийной жизни понимал значительно больше.

– Опуститесь на землю, товарищ, к сожалению, младший сержант. Иногда коммунисты безнаказанно совершают и более значительные проступки. В партии миллионы людей и при этом совершенно разных. Это я вам говорю не в качестве материала для политбесед, а в качестве информации для будущей жизни.

Вскоре Сергей вновь оказался в госпитале. Все эти события и гауптвахта, видимо, здорово ударили по его психике. Каждый день видеть старшину, получать от него указания и разносы было для Сергея большим испытанием. Вновь начались головные боли. Служить стало не тягостно, а противно.

В госпитале после сдачи анализов его отправили к окулисту. Осмотрев Сергея, окулист не нашел никаких изменений.

По вечерам Сережа флиртовал с дежурными медсестрами, что позволило ему заглянуть в свою историю болезни. Вначале с удивлением, а затем с возмущением он обнаружил, что окулист оценил ему зрение на оба глаза как 100%. Сергей правым глазом не мог даже читать. Сестра, которой нравился этот симпатичный веселый парень, показала ему данные по зрению, при которых комиссуют.

Сергей пошел вновь к окулисту и сказал, что ему ошибочно поставили показатель зрения по правому глазу единицу, а в ответ услышал: «Ничего, послужишь».

Несправедливость всегда возмущала Сергея, она приводила его в бешенство. Он тут же написал заявление на имя начальника госпиталя, в котором указал, что окулист такой-то сознательно искажает данные по его зрению. Начальник госпиталя вызвал Сережу и сообщил, что его покажут другому окулисту. Вскоре Сергея вызвали в глазной кабинет, где у многочисленных приборов находился пожилой человек, по виду еврей, который представился профессором госпиталя имени Бурденко Бирманом Исааком Львовичем. Целых полтора часа он скрупулезно изучал глаза Сергея и в конце сказал, что с таким зрением служба в армии противопоказана. Но Сергей не спешил радоваться этому заключению. Он понимал, что начальник госпиталя так просто его не отпустит и не подставит под удар своего подчиненного. И Сережа не ошибся.

Через несколько дней другой профессор снова исследовал глаза Сергея и подтвердил заключение Бирмана. Сергею показалось, что он также еврей, хотя и с русской фамилией Артюхов.

Начальник госпиталя в очередной раз вызвал Сергея и напрямую сказал, чтобы тот не радовался, ибо он покажет его главному окулисту Советской армии.

– Товарищ полковник, – обратился Сергей к начальнику госпиталя.

– А если бы первый профессор подтвердил заключение вашего окулиста, вы бы стали назначать другого?

– Конечно, нет, – ответил начальник госпиталя.

– Тогда зачем еще и главный окулист, разве два профессора не заслуживают вашего доверия?

Начальник госпиталя сразу понял, на что намекает Сергей.

– Хорошо, вы будете комиссованы.

Через день Сергей прочитал приказ, в соответствии с которым окулисту госпиталя за нарушение служебной этики объявлялся строгий выговор. Так Сергей одержал свою первую победу над системой и антисемитами. Фактически простой солдат выиграл бой у высшего офицерства. Система обманывала его, чтобы заставить служить в армии. Потом он был вынужден обманывать систему, чтобы с таким зрением поступить в институт, а затем на завод.

Руководство роты встретило сообщение о комиссовании Сергея отрешенно. Там уже привыкли к смене курсантского и сержантского состава, это принималось ими как должное.

Когда пришло время покинуть часть, Сергей обменялся адресами с Дроздовым.

– Ну, Виктор, удачной тебе службы.

– А при вас, признаться, я службы и не почувствовал.

– Что, курсанты нашего отделения хуже других?

– Нет, не хуже. Даже лучше других.

– Значит, свою задачу я выполнил, – констатировал Сергей.

– И все-таки я буду командовать по-другому.

– Главное, всегда оставайся человеком.

Никто из офицеров роты не проводил Сергея.

С Дроздовым некоторое время он поддерживал переписку. Уже через год тот получил звание старшего сержанта и должность помкомвзвода. А еще через три года Сергей прочел в «Комсомольской правде» статью о топографе Викторе Дроздове, две недели в одиночку прожившем в тайге. Это был небывалый случай.

Глава 4. Институт

Таким родился я, по счастью

И внукам гены передам —

Я однолюб: с единой страстью

Любил я всех попутных дам.

Игорь Губерман

Уже через пять дней после демобилизации Сергей сдал документы в Московский институт Стали и Сплавов и поселился в общежитии «Дома Коммуны» во 2-м Донском проезде. Шел 1957 год.

В это время в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи. Несмотря на небывалый соблазн, Сергей ни разу не вышел из своей каморки в общежитии, чтобы приобщиться к радостным встречам молодежи. Лишь краем глаза Сережа видел частицу этой эйфории, когда ездил для консультаций в институт.

Конкурс на некоторые факультеты МИСиС составлял 8—9 человек на место. Такого технические вузы не могли припомнить. Сергей, как демобилизованный, согласно новому закону шел вне конкурса. Администрация института, обеспокоенная будущим составом студентов, устроила для льготников жесткие экзамены, в первую очередь, по математике.

Ефим, используя тот факт, что сын его начальника, главного механика завода, также поступал в МИСиС, на протяжении всех Сережиных экзаменов находился в Москве. Он познакомился со значительной частью абитуриентов, поступающих вместе с Сергеем, и был в курсе всех текущих событий, происходящих в институте.

Экзамен по русскому языку прошел относительно спокойно. Четвертка, полученная Сергеем, его устраивала. Но когда начался экзамен по математике, взору Ефима открылась печальная картина. Те абитуриенты, с кем он успел познакомиться, имеющие в аттестате по математике преимущественно пятерки, проваливались на экзамене. Ефим подсчитал, что из шестнадцати сдававших этот экзамен только семеро получили положительную оценку, причем пятерки не получил никто.

Уже вышли все те, кто вместе с Сергеем зашел в аудиторию: кто радостный, кто понурый. А Сережа все еще безуспешно пытался решить данный ему пример.

Доцент Серов, принимавший экзамен, нетерпеливо поглядывал в сторону Сергея, но не решался отправить абитуриента восвояси, глядя на его форму младшего сержанта.

Наконец Сергей встал и подошел к экзаменатору. Тот глянул на листок и с удивлением заметил, что пример решен правильно. Он подозрительно оглядел аудиторию. Рядом с Сергеем никто не сидел и, следовательно, за него никто не мог решить пример.

– Что же так долго? – недоверчиво спросил он.

– Не мог найти правильный подход.

– Ну, ладно. Будем считать, что этот пример я вам не задавал. Сергей с удивлением посмотрел на доцента.

– Я решил пример сам.

– Ну, тогда вы должны решить сами и этот пример. Если вас не затруднит, решайте у меня за столом.

Через минуту Сережа правильно решил и этот пример. Доцент недоверчиво посмотрел на него, затем на листок, поданный Сергеем, затем на ближайшие столы. Никто не мог подкинуть ему решение. Но недоверие Серова не пропадало. Он стал давать новые примеры, с удивлением наблюдая, что абитуриент их мгновенно решает.

После того как младший сержант решил десятый по счету пример, Серов прошептал: «Невероятно». А затем, увидев удивленное лицо абитуриента, пояснил:

– Вы полтора часа решали первый пример.

– Но все же я его решил.

Сергей уже начал терять терпение. Серов улыбнулся.

– Еще минута – и я вам поставил бы неуд.

– Хорошо, что этой ошибки не произошло.

– В каких войсках служили? Что-то ваша эмблема мне незнакома.

– Эта эмблема топографических войск, причем настоящая, – с издевкой ответил Сергей.

Серов сделал вид, что не заметил иронии в словах абитуриента.

– Ну, служба в этих войсках, наверное, подобна службе в штабе? Сергей внимательно посмотрел в глаза экзаменатору и, едва сдерживая себя, сказал, чеканя каждое слово:

– Во время боевых действий топографические войска раньше разведчиков проникают на территорию противника, которую предполагается занять, чтобы на местности сделать топографические карты. А служил не в штабе, а в полковой сержантской школе. Другой такой школы в СССР нет.

– И что, все, закончившие службу в этой школе, имеют звание младшего сержанта?

– Почему же? Некоторые заканчивали в звании старшего сержанта.

– А что же вы так?

– Чины людьми даются, а люди могут обмануться. Вот вы мне хотели поставить двойку. А я, оказалось, неплохо подготовился к экзаменам.

Серов почувствовал характер в этом парне, первоначальное негативное отношение к нему изменилось на противоположное.

– Если я вам поставлю оценку «хорошо», этого будет достаточно для поступления в вуз?

– Да, – ответил Сергей. Но уже через минуту, когда получил зачетку в руки, пожалел об этом. Как бы обрадовался отец, если бы увидел, что его сын получил по математике единственную на сегодня среди абитуриентов пятерку.

А в это время Ефим успокаивал черноглазую красавицу Тамару, имевшую в аттестате только две четверки, а сейчас рыдавшую из-за полученной у профессора Базилевича двойки по математике.

Вид появившегося Сергея не прибавил оптимизма его отцу. Сергей был измотан настолько, что уже не хватало сил радоваться своему успеху. Отец необычно мягким голосом пытался успокоить сына. Сережа, молча, подал ему зачетку. Тот взял ее в руки, открыл и недоверчиво несколько раз прочитал запись, а затем его лицо озарилось радостью.

– Как тебе это удалось? Почему так долго отвечал?

В ответ Сергей лишь счастливо улыбался. Не часто радовал он своего отца.

Оставшиеся экзамены по физике и химии не очень волновали Сережу. Он считал, что вопрос поступления в институт теперь, с учетом того, что он идет вне конкурса, практически решен. Ефим был другого мнения. Он лучше Сергея знал реальное положение дел в стране, где даже основной закон – Конституция – зачастую не выполнялся. Вскоре сомнения Ефима получили реальное подтверждение.

После успешной сдачи всех экзаменов фамилия Сергея в списках, зачисленных в институт, так и не появилась. Вместо этого появился список абитуриентов, вызываемых на прием к ректору, в нем была фамилия Ицкович. Ефим обратил внимание, что среди вызываемых на этот прием русских фамилий не было.

Все экзамены Сергей сдавал в военной форме. В ней он и пошел на прием к ректору. Он уверенно зашел в кабинет и поздоровался.

Ректор Кидин с любопытством рассматривал Сергея.

– Командир отделения? – спросил он.

– Так точно.

– Устав знаете? – спросил сидевший за столом полковник с кафедры военной подготовки.

– Так точно, товарищ полковник.

– Но вы даже не спросили, о каком уставе идет речь.

– Все уставы знаю, – твердо ответил Сергей.

Члены комиссии засмеялись.

– Ну, тогда ответьте мне, – не унимался полковник, – на чем основана воинская дисциплина?

Ректор, улыбаясь, заметил:

– Он эти экзамены в армии сдавал.

Сергей, тем не менее, четко ответил:

– Воинская дисциплина основана на сознании каждым военнослужащим чувства долга и личной ответственности за защиту своей Родины, Союза Советских Социалистических Республик.

– Браво, – сказал полковник.

Ректор улыбнулся, встал и протянул руку Сергею.

– Поздравляю с зачислением.

У Сергея чуть не вырвалось: «Служу Советскому Союзу!»

– В группу электрометаллургов не могу вас зачислить, там одни медалисты. Вы зачисляетесь в группу металлургии стали. Будете хорошо учиться, появится возможность на третьем курсе перейти в группу электрометаллургов.

– Разрешите идти? – спросил Сергей.

– Идите, – улыбаясь, ответил ректор. – Вас там с нетерпением отец ждет. Он что, тоже металлург?

– Инженер-механик завода «Электросталь».

Последнее, что услышал уходящий Сергей, были слова одного из членов комиссии:

– Вот с такими ребятами теперь придется работать.

– Это далеко не худший вариант.

По улыбающемуся лицу Сергея Ефим понял, что сын зачислен в институт, и со слезами на глазах обнял его.

Из списка на прием к ректору были зачислены в институт только пять человек, а список содержал более тридцати фамилий.

Ректор лукавил, говоря, что группа электрометаллургов целиком состоит из медалистов. Володя Ганчо был зачислен в эту группу, хотя имел аттестат с тройками, но его брат был членом парткома института.

В группе металлургии стали, как ее коротко называли – мартеновской, был двадцать один студент, из них пять членов КПСС, демобилизовавшихся из армии. Шестым демобилизованным был комсомолец Ицкович. Двое демобилизовавшихся – беспартийные. Если Сергею было двадцать один год, то остальным демобилизовавшимся уже за двадцать пять. Все, кроме одного, поступившие в институт со школьной скамьи, были комсомольцами.

Был в группе один студент тридцати четырех лет, Лева Лебедев. На вид ему было значительно больше. Он побывал в немецких и советских концлагерях. Лева состоял в рядах западно-украинских националистов, встречавших немецкие войска хлебом и солью в надежде на то, что Германия предоставит Западной Украине независимость. Когда же националисты убедились, что это не входит в планы фашистов, они начали партизанскую войну против немецких войск и оказались в концлагере. Американские войска освободили их из концлагеря. Но на второй день после возвращения на родину бывших заключенных вновь забрали и поместили уже в советские концлагеря. Там Лева сидел вместе с известными учеными, литераторами, правозащитниками. Здесь и проходил он свои университеты.

Была в группе и еще одна интересная личность – Геннадий Осипов. Невысокого роста, хорошо сбитый белокурый паренек окончил среднюю школу с серебряной медалью. В ходе лекций по математике и физике он неоднократно поправлял преподавателей, хотя, казалось бы, и не слушал лекторов, играя с Сергеем в «морской бой».

Партийная прослойка группы поставила перед собой цель – направлять и поправлять молодежь. В институте комсомольская организация имела большое влияние; без ее ведома деканат не мог лишить студента стипендии, исключить из института, дать место в общежитии и многое другое. Партгруппа посчитала целесообразным рекомендовать на должность секретаря комсомольской организации группы Сергея Ицковича. Комсомольцы не возражали. Впоследствии о своем решении члены КПСС неоднократно жалели. Рулить Сергеем им не удавалось, как не удавалось установить в группе армейскую дисциплину.

По вечерам в общежитии «Дома Коммуны» собирались группы студентов, чтобы попеть под гитару студенческие песни, чаще всего институтского композитора Заготы. На гитаре прекрасно играл Лева Коренев. Пели на этажах общежития те песни, которые вряд ли прошли бы строгую цензуру. Поэтому среди поющих никогда не было студентов-коммунистов. Институт Стали и Сплавов считался в Москве одним из самых политически надежных вузов.

У Сергея была слабая подготовка по черчению. В школе он вместе с учителем черчения и рисования пил пиво, за что получал только отличные оценки. Сейчас он хорошо понимал значение черчения для технической специальности, поэтому к предмету отнесся очень серьезно. Первое задание – шрифт. Сергею никак не удавалось сдать по нему зачет. Он уже десять раз переделывал задание, но безуспешно. Активная работа над шрифтом лишила его возможности заниматься другими предметами. Он не сдал зачеты по ряду основных предметов и был вызван в деканат для беседы.

Замдекана Кривандин Владимир Алексеевич, молодой, высокий, коренастый, светловолосый, с волевым лицом и большими серыми глазами мужчина, мастер спорта по парусному спорту, начал воспитательную беседу с того, что назвал демобилизованных воинов опорой института. Он поинтересовался, чем все это время занимался Сергей, почему не сдавал зачеты по основным предметам. Сергей сказал, что много раз переделывал шрифт. Кривандин попросил принести все варианты выполненной Сергеем работы. К счастью, они сохранились. Когда Сережа принес их замдекана и тот внимательно их просмотрел, его лицо стало хмурым.

– Оставьте все это у меня и готовьтесь к сдаче других зачетов.

Через день преподаватель черчения был уволен из института, а Сергею поставили зачет по шрифту. Но это оказалась не последняя встреча с замдекана.

Армия научила Сергея строго соблюдать установленный порядок. Однако некоторые молодые преподаватели института предпочитали начинать свою деятельность с утверждения своих правил, отличных от общеинститутских.

Лабораторные работы по физике проводила молодая миловидная аспирантка кафедры. В других условиях Сергей не прочь был бы детально изучить женские прелести этой аспиранточки. Но данная особа оказалась настоящей фурией. Она потребовала от Сергея отчитаться за две последние лабораторные работы. Сергей сказал, что в институте существует порядок, в соответствии с которым студент обязан сдавать зачет после трех выполненных работ. Поэтому он сегодня это сделать не готов. Тем не менее, преподавательница не допустила Сергея к выполнению следующей работы.

Кривандин, который внимательно наблюдал за Сергеем, сразу же вызвал его к себе для беседы.

– Что-то наши встречи стали походить на регулярные, – начал он беседу. – Вы, оказывается, еще и недисциплинированный человек.

– Извините, Владимир Алексеевич, но этим недостатком я не страдаю.

– Почему вы не выполнили требование преподавателя физики?

– Потому что ее требования не согласуются с общими требованиями института.

– Вы могли бы объяснить это молодому преподавателю, девушке, одного с вами возраста.

– Я пытался это сделать.

– Значит, вы считаете, что она нарушила порядок института? И с какой целью, по вашему мнению, она это сделала?

– Я могу не бояться быть откровенным с вами?

– Конечно.

– Я думаю, свои действия она связала с неудачными ответами на мои вопросы по физике.

– Вот как!

– Значит, не она, а вы задаете ей вопросы?

– Вначале спрашивает студент, а уж затем преподаватель.

– Я из-за вас уволил учителя по черчению. Если вас слушать, то надо увольнять половину преподавателей.

– Не знаю, как насчет половины, а определенную часть надо. И думаю, вы это знаете.

Кривандин ненадолго задумался. Сергей воспользовался паузой:

– Небольшой мой жизненный опыт говорит о том, что когда человек плохо знает дело, он нажимает на дисциплину. Так было на заводе, так было в армии, так, к сожалению, обстоит дело и в институте. Наверняка лучшие его преподаватели делают упор на максимальную передачу знаний студенту, мало заботясь о дисциплине.

– Вот что, товарищ философ. Постарайтесь со мною больше не встречаться здесь. Да, извините за вопрос. Почему вы все время ходите в институт в военной форме?

– Потому что не заработал на гражданскую, а из старой одежды вырос.

Кривандин немного сконфузился.

– Я не прощаюсь, чувствую, что в скором времени мы с вами встретимся.

– Если преподаватели института будут ущемлять мое достоинство, несомненно.

Кривандин вызвал для беседы и аспирантку. У них были неплохие личные отношения.

– Жалуются на тебя студенты, Мария, за то, что ты качество преподавания компенсируешь повышенной дисциплиной.

– Это Ицкович. Я не успокоюсь, пока его не отчислят из института.

– За что такая ненависть?

– Самоуверен, взгляд раздевающий. Вопросы задает такие, на которые заведомо знает, что преподаватель без предварительной подготовки не ответит.

– Ну, в этом отношении тебя, Мария, никто не поймет.

Мария продолжала, будто не слышала реплики Кривандина.

– Нахально демонстрирует свою сержантскую форму. Хотя бы погоны снял.

– А если ему нечего носить?

– Знаем мы таких бедняков. Что, у него отца с матерью нет?

– Они служащие, им бы себя прокормить.

– В общем, Владимир Алексеевич, я прошу тебя, по-дружески, помочь мне избавиться от этого студента.

– Ты очень злая, Мария!

– А ты очень добренький ко всем, кроме друзей, Володя.

Она встала и, не прощаясь, вышла.

Мария не допустила Сергея на следующее занятие, заявив, что отказывается с ним заниматься.

– Посмотрю, как вы теперь покрутитесь, младший сержант. Сейчас же пойду к Володе…

Она запнулась, поняв, что допустила промашку. Сергей прямо посмотрел ей в лицо, подумав, сколько все-таки злобы в этой молодой девушке.

– Что вы на меня так уставились?

– Вспоминаю пословицу.

– Вы даже знаете пословицы, товарищ младший сержант?

– Слово не воробей, вылетит, не поймаешь.

– У нас нет свидетелей, – нагло заявила она.

– Будут, – так же нагло ответил Сергей.

– Вон отсюда! – закричала она так, чтобы ее слышали студенты. – Вы ответите за оскорбление!

Сергей, ничего не говоря, повернулся и вышел. Он направился на кафедру электрометаллургии. Там работал известный ему еще по Электростали доцент Симонов.

Сергей заглянул в кабинет, Виктор Иванович был один.

– А, солдат, заходи. У меня пять минут свободного времени перед лекцией.

– Я надолго не задержу. Ты знаешь Марию с кафедры физики?

– Что, влюбился?

– Она в меня.

– Тогда ухаживать не советую.

– Что так?

– Папа у нее – большая шишка и за младшего сержанта дочь не отдаст.

– Что, это влияние папы распространяется и на ректора института?

– Ну, нет. Кидин у нас номенклатура, утвержденная ЦК КПСС.

– Скажи, а любовники у нее в институте имеются?

– Когда была студенткой, не знаю. А стала аспиранткой не без помощи кого-то с кафедры. Характер у нее скверный, но ссориться с ней пока никто не решался.

– А какие отношения у нее с Кривандиным?

– Не думаю, что любовные. Знаю, что оба увлекаются парусным спортом. Но сейчас, наверное, и это в прошлом.

– Спасибо, Виктор Иванович.

– Тебя, конечно, больше всего интересовали отношения с Кривандиным? Володя не настолько глуп, чтобы заводить любовные романы в институте, он далеко метит, а это может помешать ему в росте.

В коридоре Сергей столкнулся с Кривандиным. Деканат находился, как и кафедра электрометаллургии, на третьем этаже.

– А вы что тут делаете? – обратился он к Сереже.

– Занимаюсь разведывательной деятельностью, – улыбаясь, ответил Сергей.

– Зайдемте ко мне, разведчик.

В своем кабинете Кривандин стал кричать на Сергея.

– У меня музыкальный слух, Владимир Алексеевич.

– Так вот что, музыкант, за грубость по отношению к преподавателю лишаю вас стипендии на семестр.

– А если я скажу, что не грубил Марии?

– Во-первых, кто дал вам право так фамильярно разговаривать с преподавателем?

– Не понял. Она в разговоре со мной угрожала Володей. Я придерживаюсь ее стиля.

– Посидите без стипендии, тогда поймете, как надо себя вести в институте.

– Я привык в любом месте защищать правду и свою честь. Даже в гестапо требовалось два свидетеля для подтверждения обвинения.

– А я привык верить преподавателям.

– Я, Владимир Алексеевич, действительно ходил на разведку, чтобы выяснить, в чем сила аспирантки, о которой никто не отзывался положительно.