Читать книгу: «Будничные жизни Вильгельма Почитателя», страница 8
На грязной дороге в темном углу в неестественной позе валялась девушка с золотыми волосами. Корзинки в ее руках не было, юбка разорвана, кровь запеклась, застыла твердой коркой, над которой еще вились желавшие поживиться плотью мухи. Неподалеку копошились крысы, которые на мгновение остановились и внимательно посмотрели на Вильгельма. Он почувствовал кожей на ладонях, что она еще теплая, что нежная кожа на щеках еще согреет, что не вся жизнь еще ушла. Кровь, застывшая на ногах, испачкавшая бедра, еще не остыла в ней. Из уголка рта девушки текла слюна, тоже застывшая. Глаза были пустыми, стеклянными, словно она еще при жизни приняла свою участь. Словно и не сомневалась. Под ногтями застряла дорожная пыль. Она цеплялась за грязные камни, ломала ногти. Под средними пальцами застыла густая и черная кровь.
Вильгельм не помнил, как бежал домой. Дыхание его сбилось, а в горле появился привкус плазмы.
Ванрав сразу понял, что что-то случилось – по ошалелым глазам Вильгельма трудно не заметить его испуг. Ванрав напоил Эльгендорфа успокоительным, пытался расспросить, что случилось, но в ответ получил лишь невнятное «Крысы, золото, кровь, крысы».
–Так, езжай-ка домой, хватит с тебя жизни на сегодня, – понимающе вздохнул Ванрав и через какое-то время, когда Эльгендорф успокоился, начал с помощью пульта открывать портал.
Вильгельм шагнул в него без раздумий, даже ничего не сказав на прощание.
Дом встретил его холодом и пылью, осевшей на Связисторе. Он упал лицом в пуховую перину, но что-то больно врезалось ему в бок, когда он попытался повернуться. Вильгельм сунул руку в карман и достал сапожок, который почему-то показался ему золотым и обагренным кровью.
Глава восьмая
– И это ты называешь важным воспоминанием, Горх?! – прорычал Эльгендорф, когда воспоминание, всплывшее в голове, закончилось.
– Господин, но мы…
– Да вы понимаете, что они уничтожат нас раньше, чем я им это продемонстрирую? – кричал Почитатель, борясь с желанием чем-то бросить в подчиненного. – Если им даже сейчас человечество не нравится! Сейчас, с машинами, с компьютерами, до которых люди только недавно додумались, с такими разработками научными, которые даже на наши похожи, то что о Средневековье? Чему они обрадуются, музыке? Танцам? Может, им запись рыцарского турнира отправить? Или слепок с ноги висельника?
– Господин, но мы отбирали самые запоминающиеся! – пропищал Горх, ассистент из Академии. Он отдаленно напоминал изуродованного в пожаре одноногого человека, кожа которого свисала по-бульдожьи. Вторая его нога из переработанного экстракта урбания почти обросла мышцами и уже походила на настоящую, но все еще была слишком коротка.
– Запоминающиеся?! А геноцид – тоже запоминающийся? Давайте еще военные отчеты им отправим за все годы, а то они не обо всех бедах знают! Давайте напишем им о том, как завоеватели с завоеванными народами обходились! Давайте человеческие жертвоприношения покажем! – крикнул Вильгельм и бросил в Горха пластмассовым стаканчиком. Приспешники разбежались по углам и дрожали от страха. Все кроме Нуда, который сидел недалеко от Почитателя и перебирал недельные отчеты.
В подвале был хаос – вокруг аппарата воспоминаний, напоминавшего огромное яйцо, разбросаны бумаги, стаканчики из-под кофе и ботинки. Приспешники вбегали и выбегали из дырок туннелей, проходивших через весь город. Помещение погружено в полутьму. Пахло гнилыми грибами.
– Успокойся, Вил, дыши. Ты только пять штук пересмотрел, а уже злой. Это никуда не годится! – сказал стоявший поодаль Жак, который даже в подвале офиса Вильгельма не снимал яркой рубашки в цветочек. – Ты на Земле живешь дольше всех. Уж что-нибудь найдешь.
Вильгельм вздохнул и обхватил руками голову. Все шло не по плану: пролетела неделя, а у них нет материала, который можно послать в Академию, чтобы открыть слушание по делу. Один беспросветный мрак, кое-где мелькающий свет, но его мало – слишком мало, чтобы образумить тех, кого образумить по определению невозможно.
– Слушай, Жак, я, безусловно, признателен, что ты добрался до меня спустя три сотни лет нашего необщения.
– Вообще-то! – фыркнул Жак и взлохматил и кудрявые волосы. В полумраке подвала его кожа была совсем черной, даже чернильной.
Вильгельм же продолжил тираду.
– Пока ты нежился в Оазисе, я здесь крутился, словно белка в огненном колесе, а особенно – последнюю сотню, за которую мой мир постоянно сходил с ума! Да будто бы он когда-то с ума не сходил…
– Крутился? – переспросил Жак.
– Ну, выкручивался…
Жак улыбнулся, стянул с носа круглые солнцезащитные очки. Яркие глаза сверкнули во тьме. В темноте и сырости подвала он казался лишним.
– Я понял. – Жак подошел к креслу товарища и сел на подлокотник. – Раз ты ничего не знаешь, надо подходить к делу иначе. Тебе нужно попытаться абстрагироваться и самому вспомнить что-то приятное!
Лиловые глаза, уже залитые красным от напряжения, зыркнули так сурово, что Жак не решился продолжать монолог. А вот Нуд, который до этого беспорядочно шерстил листочками в своей огромной тетрадке, что-то пискнул и со всех ног поспешил залезть хозяину на колени.
– Смотрите, Господин, смотрите, я вывел формулу, по которой нужно выбирать воспоминание! – Он подпрыгнул на тонких коленях Вильгельма, а Жак даже испугался, что жирненькое тельце Нуда могло переломать Почитателю кости. – Нужно просто отсчитать определенное число от месяца, а потом умножить его на год. После чего посмотреть на цифры и прочитать их в обратном порядке!
Вильгельм нахмурился, посмотрел на огромную формулу, в которой не было никакого смысла, будто пытаясь его отыскать. А потом рассмеялся.
– И как ты до этого додумался, дурья башка? – спросил Вильгельм, потрепав карлика по макушке. – Почему ты так уверен, что это сработает?
– Не уверен, но больше ж и так ничего не работает! – Развел руками Нуд, а три его клетчатые рубашки расстегнулись и явили всем собравшимся футболку с кислотным блесточным котиком. – Да и вообще, Вам нужно передохнуть. Можно поесть чего-нибудь заказать или в кино сходить…
– В кино? – не веря своим ушам, прошептал Жак, а Вильгельм криво улыбнулся.
– Никаких кино и ресторанов, пока я не найду хотя бы одну зацепку, Нуд.
– А может там чего поглядите и вспомните!
– Нуд, напомни, сколько тебе лет было, когда я твой возраст заморозил?
– Мне? – Карлик закусил щеки изнутри, задумался. Думал так долго, что даже приспешники Вильгельма начали высовываться, проверить, не наладилось ли чего. – Ой, да не помню. Мало, наверное.
– У тебя хоть паспорт был?
– Паспорт?
– Проехали.
– Куда проехали?
– Забей, Нуд, – вздохнул Вильгельм и поднял голову к покрытому паутиной потолку.
Карлик насупился, но спорить не решился. Он не стал слезать с коленей Почитателя – лишь уселся поудобнее и достал из кармана пакетик семечек. Жак глядел молча.
– Может, Вам компанию найти? Не будет так скучно… – предложил Нуд и сплюнул очистки прямо на ботинки Вильгельма.
– Не думаю,что на это кому-то понравится смотреть, – протянул Вильгельм, а потом взглянул на хитрую мордаху подчиненного и воскликнул. – Я тебя не возьму, даже не думай! Мне ко всем проблемам только тебя не хватает!
Нуд оторвался от лузганья семечек и задумался. Вильгельм будто видел, как шестеренки крутятся в маленьком мозгу карлика. Кривые пальчики вертели упаковочку, а оттопыренные уши, кажется, шевелились.
– Вы чего? – вдруг совершенно серьезно начал он будто и не думал вовсе. – Решили, что я на себя намекаю? Я хотел предложить Вам взять кого-то из Вашего воспоминания! Ну, чтобы он слетал с Вами. Может, он чего посоветует…
Над головой Вильгельма будто лампочка зажглась.
– Нуд… Да ты умница! – воскликнул Почитатель и вскочил на ноги, а Нуд, явно не ожидавший такого, еле успел схватиться за свитер Хозяина и повис на нем, почти разрывая дорогую ткань. Семечки рассыпались. – Нужно не просто посмотреть на воспоминание, а попасть в него. Быть там, посмотреть и взаимодействовать!
– Господин, но у нас нет такой машины… – пропищал Горх, высунувшийся из-за круглой двери наполовину, а Вильгельм вновь посмотрел на него с ненавистью.
– А на кой черт нам тогда Ванрава подсунули? Раз уж он шлялся везде со мной раньше, пусть и за машиной слетает. Ему все равно, чем заниматься. Слетает в Академию, я дам ему код от двери, зайдет, когда никого не будет, засунет в мешок и притащит на время! Она все равно там никому уже не нужна.
– А она разве не…
– Жак, не надо сейчас вспоминать Закон!
– Доиграешься, Эльгендорф, вот ведь доиграешься же до тюремной скамьи, – прошептал Жак и прижался спиной к стене.
– А ты наслаждайся зрелищем, не тебе же отвечать, – ответил Вильгельм и неприятно улыбнулся. Такая же страшная и не предвещающая ничего хорошего улыбка, какую видели жители Единого Космического Государства в новостях до того, как Эльгендорф улетел заселять Землю. Этот репортаж они до сих пор не забыли и никогда, наверное, не забудут.
Пока Эльгендорф заполнял бланк на проход в Академию на одно из имен пропавших на Земле Аспирантов для Ванрава, даже решил, что указание Джуди оказалось не таким плохим. Во всяком случае, он снял с себя какую-то часть ответственности. Хотя бы за кражу Переместителя.
Когда бланк был готов и отправлен Ванраву с подробной инструкцией, Вильгельм сел в кресло и надел шлем. Ему казалось, что следующее воспоминание окажется полезнее, но Вильгельм не заметил, что почти не прокрутил время вперед.
Глава девятая
Прошлым вечером лил дождь, пузырился и размазывал грязь по дороге, а на следующий день все так, будто ни одна капля не падала на землю несколько месяцев. Воздух пах болотной тиной.
Повозку тянула серая кляча, а возница6, дедок, в накидке из меха лисы, подгонял ее прутиком. За его тележкой, чуть за пригорком, в небольшом отдалении, ехало еще с несколько телег.
Вильгельм держал путь в Кутну-Гору, город, до которого черная смерть еще не добралась. Своеобразный оазис в пустыне кошмара. С последнего визита Богемии прошло около пяти лет, но пейзаж не изменился. А в жизни Почитателя все-таки произошли изменения: проделав несколько экспериментов в домашней лаборатории, он убедился, что не мог заразиться ни одной людской болезнью, и, обрадовавшись этой новости, решил совершить самостоятельное путешествие.
Почитатель развалился в повозке, спрятавшись за личиной невидимости, и глядел по сторонам, то радуясь красивым пейзажам, полям с крапинками лесов и редким озерцам, окруженным камышами, то фыркая и отворачиваясь, когда мимо проезжали другие люди. Их некрасивые лица вызывали у него отвращение: он ведь мечтал сделать их другими.
В этот год Вильгельм носил неблагозвучное имя и был богатым купцом с причудами. До этого – жил в Берлине и прикидывался рыбаком, а еще раньше – чуть не попал в тюрьму за то, что в шутку решил подраться с хранителем порядка в Лондоне. Постоянная смена имен привела к тому, что Вильгельм начал даже писать их на руке, но места не хватало.
В черных волосах, остриженных по плечи, путалась солома, а дорогой сюртук уже запылился, но слезать с телеги Вильгельм не хотел. Это куда лучше пешего хода, путешествовать которым надоело после десяти минут ходьбы. Порталом он решил не открывать – в пульте оставалось не так много заряда, а зарядку нужно было прятать от людей. Да и без инструментов он бы не смог ее запустить.
Когда вечером на горизонте показались огоньки корчмы, возница клевал носом. Вильгельм удобно укутался в сухой траве, накрывшись сюртуком, и посапывал. Когда они подъехали к дому, а возница отправился к корчмарю, Почитатель спрыгнул с телеги и пошел внутрь, отряхиваясь. Еще перед тем, как запрыгнуть в повозку, он услышал, как возница рассказывал о своем пути. Дед должен был доехать до деревни, а дальше, на развилке, уехать в другую от города сторону. Так-то Вильгельм и решил дождаться подходящего извозчика, который мог бы доставить его в Кутну-Гору. План казался ему гениальным. Он даже вознаградил себя новыми сапогами за его придумывание.
В корчме тепло, даже жарко, пахло медом и копченостями. За столами сидела пара-тройка путешественников, корчмарь натирал стойку. По его морщинистому лбу катился пот. Вильгельм, осмотревшись, уселся у окна и расстегнул пуговицы на куртке. Вскоре он заказал луковую похлебку, для виду – есть не хотелось, и уставился в окно. На улице, прямо у стены корчмы, булькал водами пруд, разъедая бревна дома. Луна мерно покачивалась в отражении, а деревья шумели, напевая колыбельную.
Корчмарь, мужик средних лет, поставил перед Вильгельмом еду и пиво, получил куда больше денег, чем следовало заплатить и отошел. Считать деньги Вильгельм не привык. Он заметил, его лень очень нравилась людям. Почитатель сидел и пил, наслаждаясь вкусом хмеля на языке. В корчму зашли миловидные девушки. Почитатель отвернулся к окну и продолжил созерцать природу. Вильгельм прождал час, прежде чем в помещении появились другая группа людей, следовавшая в город. Он бы пошел с ними, но люди собирались ждать утра. Свободных комнат нигде не было, а спать в сарае с коровами совсем не хотелось. Так что Вильгельм подслушал, какой из извозчиков поедет в Кутну-Гору, вышел на улицу и лег в повозку, включил невидимость на медальоне и чувствовал себя в безопасности.
Вильгельм несколько лет пытался в одиночку «выйти в люди», сделав над собой невероятные усилия. В древние времена получалось лучше, хотя не в развитых странах. Например, греки его почему-то не жаловали, хотя философы у них в почете, а вот дикие племена оставались в таком восторге, что Вильгельму приходилось ретироваться, чтобы не навалять запрещенного Кодексом. А потом он долго не пытался. Вновь началось все с выходов на балкон, на крыльцо дома. Затем он выезжал в соседний район, потом – в соседний город. Когда становилось совсем тяжело – Вильгельм отлеживался дома, чтобы снова попытаться прорвать барьер между людьми и создателем, чтобы хоть немного понять.
Из-за запретов Академии слишком часто контактировать с людьми, Вильгельм знал лишь то, что сам когда-то описал, сидя еще в просторном кабинете в Академии, что, конечно, не всегда являлось правдой, а потом все его знания появлялись из прочитанных отчетов Ванрава, который, в отличие от Почитателя, находился среди людей постоянно – ему влиять на людей никто не запрещал.
Вильгельм толком не знал, почему запрет в его случае проявился так жестоко. Обычно Почитателям запрещали помогать образцам, спасать их от гибели. Вильгельм, конечно, проштрафился, несколько раз, но наказание все же необъяснимо серьезное. Несколько столетий ему и вовсе было запрещено бывать среди людей, чтобы ненароком не подарить им очередное изобретение или важную мысль. Жить в изоляции Вильгельму совсем не понравилось. Домой в Единое Космическое Государство он вернуться безопасно уже не мог, его и там внесли в «черный список», на Земле в одиночестве скучно. Сотню лет он проспал в криокровати, потом слетал в Оазис, но пробыл там совсем немного – его номер кто-то поджег. А когда Вильгельм вернулся, люди были неузнаваемы. Он распределял Аспирантов по материкам и сканировал общее состояние Планеты. Изредка совершал облеты. В основном же маялся без дела, писал картины и спал.
На утро Вильгельм ехал и любовался полями, одетыми в туманные платья, и думал о людях. Почитатель поймал себя на мысли, что наблюдать за ними занимательно: они интересно делили себя на государства, к чему Вильгельм не прикладывал руки, придумывали языки, верования, различия, чтобы потом начать из-за этого воевать. Но даже во время разборок люди успевали жить, рожать детей, веселиться и наслаждаться жалкой жизнью, что дана лишь им.
Вильгельм радовался, что решился на такую длительную поездку. Жажда приключений бурлила в нем: он не чувствовал такого давно. Вильгельм улыбался, закутывался в зашитое в дороге одеяло и мечтал о жизни, которая ждала его в будущем.
Люди, которые его должны были полюбить.
Цветущие необъятные просторы.
Счастье. Безграничное счастье…
И тут повозка угодила в канаву, а Вильгельм чуть не вывалился – он еле успел ухватиться за бортик и окунул в грязь лишь один сапог. Холодная и липкая мерзость отрезвила его, он вскочил с места и начал судорожно отряхиваться, а повозка покатилась дальше. Вильгельм грустным взглядом проводил «экипаж», а потом взглянул на небо. Полегчало.
«Ну и черт с ней, новую найду», – думал Почитатель, вытряхивая солому из волос. Он присел на валун у дороги и начал ждать следующего попутчика. Местность типичная, даже скучная – леса, зеленые поля да таверны где-то на горизонте, а по пути к ней – десятки бандитов, зверей, далеко не приятных и приветливых. Но он не расстраивался. Природу, созданную им же, он любил куда больше тех, кто населял такие родные просторы, и мог побыть на большаке чуть дольше, чем рассчитывал.
Он долго сидел, ковырял палкой пыльную дорогу, рисовал в грязи рожицы. Пару раз нарисовал Ванрава. Наконец вдали показалась новая телега. Вильгельм поднялся. Ему снова пора отправляться в путь.
Кутна-Гора показалась к следующему утру, вся в зелени и сладком дурманящем запахе процветания, на пригорке, растущая по холму. Домишки каменные и ровные, ни одного, даже похожего на другой, строения, там не было. И вот, когда телега остановилась, Эльгендорф, покачиваясь, вылез на дорогу и побрел вверх, где должен был жить богатый народ.
Вильгельм, одетый явно не по здешней моде, семенил по скользкой каменной улочке, обходя дома. Город еще спал, но внизу, где раскинулся лес, были слышны разговоры зверей. Было настолько раннее утро, что Солнце еще не показалось за башней костела святого Якуба Старшего, которая служила Вильгельму главным ориентиром. Где-то на главной площади пахло хлебом, а у монетного двора, не пахло ничем. Будто воздух законсервировался и стоял, не двигаемый даже ветрами, которые для города, стоявшего на пригорке, были обычным явлением.
– Выберем покрасивее. Где есть балкон, буду там рисовать, – бубнил Эльгендорф, проходя по улочке спавших богатых домов и прикидывал, в каком же жить удобнее.
Подходящий дом он нашел по запаху – ладный и новый двухэтажный пропитался приятными запахами домашнего быта опрятных людей. Вильгельм вошел в дом беспрепятственно, громко шаркнув дверью по полу. Огляделся. Дом оказался приличным, а на стенах висели неплохие картины.
– Пожалуй, останусь тут, – решил он и позвал хозяина.
Тот появился незамедлительно. Усатый мужик шел к нему, почесывая кулаки, и выглядел воинственно. Но Вильгельм даже бровью не повел. Он быстро загипнотизировал подбежавшего к нему разъяренного пана, вытащив Артоникс из-под рубашки и сказав пару слов на родном языке. Внушив ему, что они давно знакомы и приходились друг другу чуть ли ни родственниками, Эльгендорф получил очень даже теплое приветствие. Отказавшись от еды, Вильгельм поднялся в уже свою комнату и улегся спать. Проблемы на ближайшее время закончились.
Не сказать, чтобы за такое поведение не вводилось штрафов, но Вильгельм настолько проштрафился, что на такие мелочи надзор почти не обращал внимания. Да и Джуди была отличным работником, умела заговорить зубы любому, даже тому, у кого зубов никогда и не было.
После дни потекли как ручей, один за другим, приятно переливаясь и бурля в каждодневных хлопотах жителей. Город оказался достаточно богатым и даже красивым. Будто мир стал иным, чистым и прозрачным, каким Вильгельм его и хотел видеть когда-то очень давно.
Он почти ни с кем не контактировал, разве что по крайней необходимости, а чаще – созерцал округу. Днями мог Почитатель, развалившись на балконе под иллюзией невидимости, следить за девушками, снующим туда-сюда, за детьми и их матерями, за котами, бродившими по брусчатке. Мог вдыхать ароматы занятого городка и рассматривать пейзажи, созданные его руками. Ему такая свободная жизнь нравилась все больше.
Незаметно прошел год, потом еще один, за которые он успел завязать несколько знакомств, полезных и не слишком, но относительно легких. Почитатель старался ухватиться за любую возможность знакомства с кем-то интересным, и никакие сословия его не волновали. Он знал бедных кузнецов и богатых панов, подавляющая половина которых жаждала выдать дочерей замуж за богатого иноземца. Каждое новое знакомство открывало Вильгельму целый мир людских дум, в которых он закапывался.
Помимо людских проблем он решал и проблему с жильем, отстраивая себе свой дом на пригорке, откуда весь город был отлично виден. После двух лет жизни подкидышем он переехал и вздохнул полной грудью. Дом его был двухэтажным, красивым и каменным, но стоял на ровной местности, а к площади Вильгельм приказал сделать ступеньки, так что хозяину не приходилось соскальзывать куда-то к главной площади во время ливня, как всем остальным.
Некоторые знакомства были для Почитателя очень даже приятными, кое-кого он даже звал в гости в новый дом. Таким человеком была Делла, дочь градоправителя. Первое время они виделись на прогулках, когда Почитатель выезжал из дома. Он сам как-то случайно подлетел к ней на гнедом скакуне на дороге, когда они с матерью и отцом выехали за город, и заговорил с мужчиной, а его познания во всех сферах вскружили ей голову. Затем, когда они узнали друг друга лучше, Делла виделась с ним на церковной службе, на которую Вильгельм ходил из любопытства. Вскоре что-то вспыхнуло в ее глазах. Наслушавшись красивых речей, она не поняла, как пропала. Пыталась упросить отца приходить сама, но он, конечно, не соглашался.
Сначала Вильгельму нравилось ее внимание, затем начало беспокоить. Румянец девичьих щек, холеные руки, красивые глаза напоминали ему о жизни, которой он уже почти не знал, но сближаться с людьми Почитатель не хотел – чревато.
Деллу же будто неведомая сила тянула к Вильгельму. По дороге из церкви путаные дороги приводили ее к проклятому дому, и одним дождливым вечером противиться не осталось сил.
Вильгельму понравились ее покорные речи, что рот она открывала очень редко, мягкие руки. Но сама Делла не вызывала в нем никаких эмоций. Для Вильгельма все люди, девушки в том числе, которые влюблялись в него, были сплошным клубком волос, платьев и запахов, духов или улиц. Простолюдинки, дворянки, даже королева – сплошное пятно пуха и перьев, талька и тряпок, из которого лишь изредка выбивались пучки чего-то яркого, чужого, другого. Но, чаще всего, они быстро потухали – человеческий век короток, особенно, для рожающих женщин.
Вильгельму неинтересно с Деллой. В редкие дни, когда она сбегала к Эльгендорфу, могли сидеть в тишине, гулять по внутреннему двору его дома или просто посмотреть друг на друга и разойтись, но хотя бы кусочек его тела, мимолетный взгляд Делла, словно потерявшая всякое стеснение, хотела урвать. Вильгельму льстило внимание, поэтому никогда не прогонял ее.
Девушка была немногословна. Иногда Вильгельм ловил себя на мысли, что даже не помнил, как звучал ее голос.
– Милсдарь, а кто зажигает звезды на небосводе? – тихо спросила как-то Делла, когда Вильгельма пригласили в дом градоправителя. Они вчетвером сидели в общем зале, за окном лил дождь.
– Не знаю, Делла. Быть может, Господь, – ответил он, пожав плечами. Делла сидела слишком близко, будто отец всерьез решил поженить их и не пытался уже усмирить чувства дочери. От Деллы пахло хорошим мылом и чистотой. Вильгельм было жаль ее красоты, судьба которой – сгинуть при родах или при болезни, обливаясь потом и задыхаясь. Таков человеческий век – страшен.
– А где же он тогда прячется, если прежде, чем настает ночь, мы его не замечаем?
– Быть может, он совсем рядом с тобой. – Ответ Вильгельма понравился родителям, но они не знали, какая правда пряталась за острой улыбкой гостя.
Вечером того же дня Почитатель отправился на прогулку. Он любил выходить в поле, утопать по колено в траве, слышать тишину, прежнюю тишину, которая населяла Землю до первых людей, динозавров и передвигавшейся жизни. Первая тишина, которая встретила Почитателя на Планете, спряталась и появлялась изредка. С каждым веком она удалялась, чтобы повстречаться с ней, словно с давней подругой, приходилось бежать, скакать километры до огромного пустыря, который не тронули бы люди и животные. А когда Вильгельм достигал ее, когда встречался с ней и вдыхал ее холодный аромат пустоты, чувствовал, что попадает в прошлое, когда еще был юн и не знал, что ждало его в будущем, которое Почитатель ждал, казалось, вечность, а пришло оно быстрее, чем успел осознать.
Вильгельм прилег на землю, трава обняла его и спрятала от ветра. Звезды над ним усыпали небо бесконечным ковром. Вильгельм видел звезды, окружавшие Землю, но не знал уже точно, сколько их было – Единое Космическое Государство могло изменить звездное небо, но свет летел до Земли долго, так долго, что даже Вильгельму приходилось ждать, чтобы увидеть померкнувший или вспыхнувший свет.
– Они считают, что я Бог, – сказал Вильгельм тишине, а она ответила ему молчаливым внимательным согласием. Почитатель улыбнулся. – Их Боги такие разные. Не всегда они всемогущие, не всегда они даже люди. Их Боги управляли погодой, их Боги дарили им правила и мораль, их Боги решали, кому после смерти наслаждаться, а кому страдать. Но ведь я не Бог, – вздохнул Вильгельм и понял, что признание тяжелым грузом легло на его грудь. – Я не их Бог. Я не всемогущий. Я – не тот, кого они ищут. Я не властен даже над жизнью, что говорить о смерти. Чего они ждут от меня? Может, я сам должен найти всемогущего и рассказать им? Да и есть ли он? Что думаешь?
Но тишина много миллионов лет отвечала одинаково.
Редкое общение Почитателя и Деллы продолжалось несколько месяцев. Вильгельм, прежде устававший от людей, даже привык к обществу девушки и пару раз радовал Деллу игрой на лютне. Но он ни разу не писал ее портрета – ее облик не хотел запоминать.
Жизнь казалась приятной. От спокойствия, раньше царапавшего изнутри, сейчас исходило тепло. Он бы прожил так сотни лет, если бы смрад от дымившихся трупов не подбирался к городу все ближе.
Все закончилось в момент. Так быстро, что он не успел понять, что случилось.
Однажды над городом нависла черная туча, но заспанный Вильгельм не сразу понял знака, поданного ему, без всяких сомнений. Он жил тут уже многие годы и ни разу не видел здесь бед, что подстерегали людей в остальных городах. Странно. Тишина всегда страшнее урагана. Смерть обычно безмолвна.
Ближе к вечеру какого-то дня, одевшись, он пошел на главную площадь, как обычно, не обращая внимания на холодный дождь. Время уже прошло, но живущий вечно не обращал внимания на часы. Город изменился. Вильгельм не услышал веселых криков зазывал на рынок, не понимал, почему люди вдруг начали закрываться у себя в домах. Он вернулся домой все еще не осознавая, что за беда пришла в его город.
Вечерами Вильгельм сидел на кровати и писал пейзажи по памяти, а в самых бедных районах уже харкали кровью и умирали, превращаясь в горы бездыханных и гниющих тел. Прошли дни туча нависала все ниже. Вильгельм погрузился в транс и пробыл в нем неделю, пытаясь понять, что происходило. В голову ему не пришло мысли выйти из дома – он считал себя существом, которое могло до всего додуматься путем научных поисков.
А вокруг воцарялась смерть.
Она пришла бесшумно для Вильгельма и оглушающе для народа. От нее не было спасения, выходы завалило. Зараза летала в воздухе вместе с кусками обгоревшего мяса и запекшейся крови. Заразу переносили блохи и крысы. Дороги покрыла грязь. Воздух обратился пепельным и пах гнилью, вытекающей из ран. Дым от чумных костров оседал внутри горла, разнося по округе запах паленой плоти. Страх и ожидание кончины окутало прежде процветавший город. Но лишь когда люди начали умирать прямо на улице Вильгельма, он понял, что за напасть свалилась ему на голову.
Жак, потеряв Вильгельма из виду, забыл окружить его спасительным куполом. Чума пришла в город Почитателя, хотя не должна была. Это выбило Вильгельма из равновесия. Кошмара на отдыхе он не ожидал.
Он стоял, всматриваясь в черные столбы дыма, пытался запомнить лица мертвецов, которых увозили подальше. Ему было даже жаль людей. Гибли его творения, его работа, его кровь и пот, а он не мог спасти их. Игра Академии с распылением ядов на Земле зашла слишком далеко.
«Будь вы прокляты, Академские врачи, за такие эксперименты!» – прорычал он. Руки, расчесанные до алых полос, чесались.
«Это уже не твоя забота, Вильгельм. Твоя работа – быть там и следить, чтобы материк случайно не поплыл на север с юга, а все остальное – решат за тебя», – говорили ему когда-то давно. И Вильгельм ведь знал, всего лишь запамятовал.
С каждым днем пейзаж за окном приводил Вильгельма не просто в ужас, а в оцепенение. Родственники умерших сидели по домам и молча провожали родных, не смея выйти наружу. На брусчатке появился тонкий слой пепла, налетевшего с костров сожженных мучеников.
К счастью Вильгельм узнал, что его организм стерилен, и накидывал черный плащ, длинные черные перчатки и ходил по улицам, пытаясь найти что-то светлое, почти не боясь людей. Но все впустую. Кто был жив сегодня – умирал через пару дней. И тогда Вильгельм решился на последнюю попытку.
«Хоть одного. Я же могу спасти одного, правда? Это не нарушение Кодекса, ведь люди принадлежат мне, я могу забрать одного!» – повторял он, поднимаясь в холм по скользкой брусчатке.
Он не знал, зачем ему Делла. Даже если бы она все еще жива, судьба ее была не такой уж и радужной. Он бы просто поиграл с ней и оставил где-то, может, выдал замуж за загипнотизированного мужчину побогаче, чтобы обеспечить девушке безбедную жизнь, но даже это казалось Вильгельму лучшим исходом, чем смерть от чумы.
А голос, отдающийся эхом в белоснежном холле Академии, в голове вторил: «Ты можешь только попытаться, Вильгельм. Тебе принадлежит лишь замок от Земли и людей, но ключ – всегда был и будет у них».
С крыши дома градоправителя лилась вода, а с возвышения видно, как что-то горело. Вильгельма приняли с опаской, но медальон сделал свое дело. Градоправитель механически отошел в сторонку, пропуская незнакомца внутрь.
Комната Деллы находилась на втором этаже. Она сидела там в накидке и со слезами на глазах, в которых отражались костры. Ее голос был тише обычного, а руки дрожали так, что Эльгендорф не мог поймать их. Она плакала, обнимала его и просила спасти, шептала так тихо, что дождь заглушал ее рыдания.
Вильгельм согласился, не задумавшись о последствиях.
Дни потянулись медленно, забирая все больше надежды. Делла сидела на втором этаже уже его дома и смотрела на город, умиравший, зловонный и полный чумных докторов, таких страшных, что у бедняжки тряслись ноги, когда те появлялись на улицах. Вильгельм пытался ее успокоить, но и сам понимал, что в их положении это бесполезно. Делла не понимала, как ее спаситель оставался здоровым, и считала это самым настоящим чудом, искренне веря уже в него. На какое-то время он стал ее Богом. Была бы ее воля – второй этаж превратился бы в алтарь поклонения.
