Читать книгу: «Игра. Реванш», страница 8
«Отделали знатно, суки! Дорожка кокаина и я был бы в норме!» – констатировал Алексей, с трудом вглядываясь в расплывающееся лицо конвойного – оттопыренные уши, распухшая картофелина вместо носа и жёсткий провал рта. Рядом с ним маячило ещё одно лицо: тонкий нос с горбинкой, трёхдневная щетина на впалых скулах, мясистые губы, белый халат на плечах, чуть поодаль – двое надсмотрщиков, неотвратимых, как сама судьба.
– Очухался, уркаган гандонистый? – с издевательской ухмылкой осведомился конвойный, скаля прокуренные жёлтые зубы. Алексея обдало волной его несвежего дыхания. Он промолчал, соображая, что от него понадобилось тюремным смотрителям.
– Волоките его в камеру! – распорядился тюремщик.
– Всё, оса, кончился твой санаторий!
Фигура в белом халате склонилась над Смолиным, пальцами приподняла опухшее слипшееся веко, посветила фонариком в зрачок, проверила пульс, послушал дыхание, после чего безразлично пожала плечами, констатируя безысходность ситуации:
– Переведёте его сейчас – и он может не дожить до рассвета.
– Ласты склеит, значит, карма у него такая, – хмыкнул конвойный.
– Как знаете, – врач спрятал стетоскоп и отошёл на шаг назад.
– Мой совет, пусть дней пять полежит, оклемается.
– Приказ свыше! Из Москвы. ФСБ.
– А, ну, как знаете.
Врач отошёл к стене, наблюдая за действиями тюремщиков. Смолин напрягся, молниеносно оценивая ситуацию.
«Вероятность побега ноль. Если переведут в камеру, шанса соскочить с зоны не будет. Несомненно, Белов приложил к этому руку. Рязанцева до сих пор не появлялась, значит что-то пошло не так! Надеюсь, Зима смог передать ей инъекцию!»
Двое конвойных, рывком сорвав Алексея с койки, бесцеремонно поволокли его к выходу. Врач равнодушно наблюдал за их действиями, а Смолин, чьи кости дружно ныли, понял, что посмей он издать хотя бы звук, его просто закатают до смерти, тем более, приказ сверху даёт им зелёный свет. Единственное, о чём успел подумать Алексей, прежде чем начать действовать, это любой целой остаться в лазарете.
Один из уроков, который преподнёс новобранцам сержант Бавье, был на умение имитировать клиническую смерть. Невысокий, щуплый, Бавье одним своим видом внушал благоговейный ужас зелёным легионерам.
«Мозг человека гениален. Нужно только послать нужную команду в тот или иной орган человеческого тела. Умение имитировать собственную смерть является одной из важнейших ступеней обучения!»
– Переставляй ноги, Ферзь, мы тебе палаты царские подготовили! – заржал один из конвойных, наподдав дубинкой ему в спину.
«Действуй!» – откуда-то издалека услышал Смолин свой внутренний голос. Он вздрогнул, выгнулся дугой, затем побелел как полотно, и, согнувшись пополам, мучительно застонал. Конвойные встряхнули обмякшее тело Алексея, зарядив ему кулаком в живот. Смолин промычал что-то нечленораздельное, затем его вырвало зелёной, вонючей желчью прямо на ботинки тюремщика, а потом, он отключился, шмякнувшись лицом прямо на каменный пол тюремного лазарета.
– Вот млять, – грязно выругался облеванный конвойный, встряхивая находящегося без сознания Смолина.
– Я Вас предупреждал! – врач обеспокоенно заглянул в безжизненное лицо Алексея.
– На кровать его, быстро!
Надсмотрщики швырнули тело Смолина на жёсткие, пахнущие карболкой, серые простыни. Врач склонился над Алексеем, сердито сверкнув глазами.
– Да он в отрубе. Пульс не прослеживается.
– Сейчас мы его приведём в норму.
Конвойный с размаху залепил Алексею в под дых, для верности «погладив» по голове дубинкой. Тело Смолина дёрнулось от удара, но осталось безжизненно лежать на кровати, представляя собой классический образчик впавшего в состояние комы больного.
– Он без сознания, в смотровую его, живо!
– Док, ты не понял, – лицо главного конвойного не выражало ровным счётом ни каких эмоций. – У меня приказ от полковника ФСБ!
– Да мне чихать на твой приказ, – возразил было врач, но тот ледяным прищуром стальных глаз оборвал его на полуслове.
– Послушайте, мне проблемы от начальства не нужны.
– Сюда летит его помощник, майор Денисов.
– Да по мне, хоть сам полкан! Я должен буду составить отчёт…
– Ты, видать, не понял, – конвойный мрачно хмыкнул. – Смолин не должен жить. ПРИКАЗ СВЫШЕ. Нам же проще, если он сыграет в ящик без нашей помощи!
– Вам да, а мне потом рапорт составляй, – вяло огрызнулся врач, которому ужасно не хотелось возиться с очередным загибающимся уголовником.
– В камеру его.
– Не имею права, – засунув руки в карманы халата, отрезал врач, кинув беглый взгляд на тело Смолина. – Он останется здесь.
– Ладно, хер с тобой. Но не вздумай его реанимировать.
– Сам коньки отбросит, – тот нехотя махнул рукой. – Обработали Вы его на славу!
– Вот сука, заблевал все ботинки! – раздражённо скривился конвойный, направляясь к двери. Двое других прошествовали следом, переговариваясь между собой.
– Вонища жуть.
– Усиленную охрану к лазарету.
– Да.
Врач, несколько минут в нерешительности простоял над кроватью Смолина, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь признаки жизни на его избитом в кровь лице. Нащупав слабый нитевидный пульс, он утвердился в правильности своей догадки. По-хорошему пациентом следовало бы заняться, но приказ московского полковника ФСБ не подлежал обсуждению. Тем более, в кабинете его дожидались любовно приготовленные супругой трёхслойные бутерброды с колбасой, копчёным сыром и огурцами, а в чашке заваривался крепкий, кирпичного оттенка ароматный чай.
– Мда, – пробормотал врач, с грохотом захлопывая за собой дверь.
«Белов, тварь, приказал убить меня. Это мы ещё посмотрим. Дай мне только выбраться отсюда! Заберу с собой Круглого с Пашкой, Зиму прихвачу, выжду время и возьму реванш … – Алексей скривился от боли. – Пабло, сынок, потерпи! Скоро мы будем вместе!»
Каждый раз, думая о сыне, Смолин вспоминал красивое лицо любимой женщины, однако, в последнее время, когда перед его мысленным взором вставал облик печальной темноволосой Азаровой, картинка постепенно исчезала, а вместо её печальных бездонных глаз на Смолина в упор смотрели пронзительные озёра Анжелики Рязанцевой. Женщины были похожи, как сёстры-близнецы, разницу между ними составляла лишь россыпь веснушек на лице последней, щербинка между зубами, цвет глаз, волос, светлая кожа, невысокий рост, чуть более метра шестидесяти и вздёрнутый, курносый нос. Алексею было достаточно всего лишь один раз заглянуть ей в глаза в зале суда, чтобы понять готовность Рязанцевой пожертвовать собственной жизнью ради его спасения. Такая самоотверженная преданность незнакомому человеку отчасти напрягала, отчасти импонировала Смолину. Приняв решение помогать Алексею до самого конца, Рязанцева, сама того не ведая, автоматом становилась пешкой в его холодной, расчётливой игре, пополняя ряды всех тех, кто положил на алтарь служения интересам своего лидера не только собственные интересы и право выбора, но и свою жизнь.
«Паблито, сынок, я обещаю, у тебя будет такая жизнь, о которой можно только мечтать!»
Прекратив терзать себя мыслями о сыне, Смолин, принялся диагностировать состояние своего организма, находя его весьма плачевным: заплывший глаз не открывался, другой утратил процентов тридцать своей работоспособности, несколько рёбер и рука сломаны, внутренности отбиты, нога переломана в нескольких местах. Смолин тяжело вздохнул – даже если Рязанцева объявится в ближайшем времени и ему удастся соскочить с зоны, о перелёте на Кубу в таком состоянии не могло быть и речи, разве что в инвалидной коляске.
Рука Смолина непроизвольно сжалась в кулак.
«Белов, это из-за тебя я здесь. Я выйду отсюда, поймаю и прикончу тебя. Знай, скоро я буду ближе, чем ты думаешь, и дальше, чем тебе хотелось бы!»
ГЛАВА 3
ВЫХОД
«Нет такой женщины, у которой я не выиграл бы, даже дав коня вперёд»
Роберт Джеймс Фишер, гроссмейстер
* * *
Чёрный, внушительных размеров внедорожник остановился в квартале от дома, в котором вместе с мужем проживала мать Виталия Круглова. Осмотревшись по сторонам, Дмитрий Зимовский увидел курившего около гаражей двенадцатилетнего школьника, вышел из машины, прихватив с переднего сидения перевязанный верёвкой пакет, надвинул шапку до самых бровей, и зашагал в его сторону. При виде взрослого брутального мужчины парнишка бросил на него надменный взгляд, явно копируя какого-нибудь героя из криминального боевика.
– Уроки прогуливаем! – ухмыльнулся Зима. – Не хорошо…
– Слышь, – окрысился тот, показав ему для верности «фак». – Иди, куда шёл!
– Будешь много курить, импотентом станешь.
– Не стану,– парнишка цинично скривился, выпустив в воздух колечко дыма. – Те чё надо, дядя?
– Косарь заработать хочешь?
– Да пошёл ты, педараст грёбанный.
– Ну как знаешь, – Зима, скептически приподняв правую бровь, сделал вид, что собирается уходить. Мальчишка, видимо осознав, что на представителя сексуальных меньшинств мужик явно не тянет, а деньги, как известно, никогда лишними не бывают, торопливо окликнул незнакомца, с жадностью глядя ему в глаза.
– Косарь, говоришь? А чё делать?
– Работу работать.
– По делу чирикай, дядя,– мальчишка криво ухмыльнулся, для наглядности сплёвывая через плечо, и выбросил сигарету на асфальт.
– Отнесёшь пакет вот по этому адресу, получишь бабки!
– А чё в пакете? Бомба? – глаза парнишки оживились.
– Наркота, вот чё, – в тон ему ответил Зима.
– Да лан…
– Документы. Самому мне светится не в масть.
– Ладно. Давай сюда. Так чё я должен сделать, просто отдать и всё?
– И всё.
– А ты чё, от легавых скрываешься что ли? – глазёнки парнишки зажглись опасным азартным блеском.
«Далеко пойдёт, пацан, жаль по кривой дороге!» – с грустью подумал Зима.
– Меньше знаешь – крепче спишь.
– Или из коммерсов? Точила у тебя что надо.
– Я же сказал, много будешь знать, рано в ящик сыграешь. Одна нога здесь, другая там. У тебя десять минут.
– Лан, – по-волчьи оскалился парнишка, принимая у Зимовского пакет, на котором была приклеена бумажка с адресом. – Я мигом, жди меня здесь.
– Время пошло.
Пацан, сгорая от чувства собственной значимости, побежал исполнять свой первый в жизни заказ.
«Жаль парня!» – констатировал Зима, засекая время на часах.
Разумеется, в пакете были не документы, а крупная сумма наличных, предназначавшаяся для матери Виталия. Для Марии Кругловой горячо любимый сын мёртв, а деньги – всего лишь жалкая часть компенсации за все страдания, выпавшие на долю пожилой женщины. Зима понимал, что Круглов вынужден жить с тяжким грузом на душе, осознавая, что морально уничтожил собственную мать, но иных виноватых в этой истории, кроме него самого не наблюдалось: Виталий сделал осознанный выбор ещё шесть лет назад, когда помогал своему другу Смолину скрыться во Франции.
Зима прикинул финансовые возможности Смолина: часть денег ушла на взятку патологоанатому и всех сопричастных, подтвердивших заключение о смерти Павла Азарова и Виталия Круглого, а если у ФСБ и возникнуть хоть малейшие сомнения на сей счёт, по всем документам данные экспертизы послужат лучшим тому доказательством.
На счёт Круглова с Павлом Зима пока что не особо беспокоился – в данный момент они скрывались на конспиративной квартире в Оренбурге, а вот с самим Смолины дело обстояло гораздо сложнее. По своим каналам Зима узнал, что к особо опасному заключённому по приказу полковника ФСБ Белова запрещён допуск новых сотрудников медицинского персонала, значит, что шанса сделать ему инъекцию у Рязанцевой не предвидится.
Незаметно в раздумьях протекли десять минут. Вскоре Зима увидел приближающегося мальчишку.
– Эй, дядя, давай косарь! – запыхавшийся парень деловито протянул руку за деньгами, но Дмитрий холодно поинтересовался, пригвождая к месту его продирающим до печёнок взглядом:
– Докладывай, кому отдал?
– Женщина пожилая, – парень нетерпеливо перекатился с пятки на носок.
– Опиши её, – потребовал Зима.
– Да чё описывать, не надул я тебя, дядя! Ну, такая полноватая, волосы седые, крашенные в белый цвет, синяки под зарёванными глазами. Я в дверь позвонил, а она мне с порога: «Сынок, ты от Виталика?».
– Верю, – Зимовский протянул мальчишке купюру, достоинством в тысячу рублей.
– Ну, я погнал, дядя?
– Чеши, давай. На сигареты не трать. Фруктов лучше купи домой.
– Да пошёл ты, – беззлобно огрызнулся парнишка.
Зима круто развернулся, ссутулился и пошёл в сторону джипа, вдыхая полной грудью тёплый апрельский воздух. Кругом была редкостная благодать: радостно чирикали птицы, ласково припекало весеннее солнце; весна заявляла о своих правах, а следом за ней напирало пыльное и засушливое лето, но для Зимы не было места для подобных сантиментов. Сев за руль внедорожника, он включил «радио Шансон» и закурил, вспоминая своё знакомство со Смолиным.
«Держись, я тебя вытащу!»
Свободных мест для парковки у входа в клинику не наблюдалось, поэтому Дмитрию пришлось припарковать машину в нескольких метрах от станции метро «Чистый Пруды». Около кабинета двое мужчин дожидались своей очереди, но как только оттуда вышел предыдущий пациент, Зима властно махнул полицейской «ксивой» и беспрепятственно вошёл внутрь.
– Олег Ланчак? – скорее утвердительно, нежели вопросительно осведомился Зимовский, глядя в удивлённые глаза «лепилы».
– Да, Вы по какому вопросу?
– Выйдем, разговор есть!
– Но я не могу, у меня приём!
– И всё-таки Вам придётся выйти, – отрезал Дмитрий, помахав перед его носом «ксивой».
– Хорошо, если Вы так настаиваете…
– Куртку возьмите, – спокойно приказал Зимовский.
– Да, но…
– Поторопитесь.
Прихватив куртку, Ланчак извинился перед пациентами, закрыл за собой дверь на ключ и в сопровождении Зимовского вышел на улицу.
– Я не совсем понимаю, что от меня понадобилось органам, – недоумевал Ланчак. Он заметно нервничал, что не могло не укрыться от зоркого взора Зимы.
«Попадись он к гэбэшникам, раскололи бы его в два счёта!»
– Куда Вы меня ведёте? Собственно, могли бы вызвать повесткой! Простите, я не успел рассмотреть Вашу фамилию и должность?
– Ланчак, от тебя просто пасёт страхом! – презрительно прищурился Зимовский. Олег отшатнулся от него, как от прокажённого.
– Вы, не из полиции, – догадался он, отступая на шаг назад, но крепкие пальцы бульдожьей хваткой сомкнулись на его предплечье.
– Кто Вы?
– Иди спокойно, не дёргайся!
Ланчак шёл нервной прыгающей походкой, постоянно оглядываясь по сторонам. Зимовский недоумевал, что общего могло быть у Алексея с нерешительным трусливым Олегом. У автомобиля Зима распахнул дверцу джипа, ухарски подмигивая Ланчаку.
– Ну, что, красивая, поехали кататься?
– Я простой врач… – залепетал Олег, нехотя залезая на переднее сидение.
– Вы меня, наверное, с кем-то спутали…
– Не скули и слушай сюда, – процедил Зима, усаживаясь на водительское место, заблокировав двери.
– Тебе придётся прокатиться со мной в Оренбург.
– Куда? – Ланчак дёрнул закрытую дверь и затравленно прошептал, с мольбой глядя на собеседника.
– Ты слышал, – приправил металлом интонации Зимовский.
– Но… Послушайте…
– Алексей в большой беде…
– Я так и знал, – не дав договорить, Ланчак в изнеможении откинулся на спинку кресла. – Он… он… что, сбежал из тюрьмы?
– Пока нет.
– Так, сразу говорю, я пас…
– Ты меня не понял, – на губах Зимовского заиграла нехорошая ухмылка.
– Я не собираюсь уговаривать тебя. Тебе придётся прокатиться со мной в Оренбург.
– Но послушайте, как…
– Возьмёшь больничный.
– Но я…
– Рассчитаемся с тобой после. В накладе не останешься. Сможешь открыть собственную клинику.
– Да послушайте Вы, чёрт бы Вас подрал, у меня семья, и я не могу вот так подставлять под удар жизни…
– Пристегнись, – только и сказал потерявший терпение Зима, срывая джип с места.
Ланчак промычал что-то нечленораздельное и, застегнув ремень безопасности, обречённым взглядом уставился в окно.
* * *
Вот уже битых сорок минут полковник Белов вглядывался в фотографию гражданки Васнецовой, не находя ни малейшего сходства между ней и затерявшейся в Канаде Рязанцевой. Возможно, кое-какое сходство, конечно, прослеживалось, но разве что самое отдалённое. Наталья Васнецова оказалась этакой брутальной мадам, с тяжёлыми скулами, набрякшими веками, сосудистой сеточкой на щеках и подбородке, нависшими бровями, и коротко стриженными рыжими волосами. В глубине блёклых глазах Васнецовой отражалась такая вселенская печаль одиночества, что Павел невольно поёжился. Привыкшая к каторжному труду медицинской сестры в госучреждении, давно махнувшая на себя рукой женщина по природе своей не могла пуститься во все тяжкие, и уж тем более привлечь к своей персоне внимание такого мужика, как Смолин. Чем дольше всматривался полковник в фотографию Васнецовой, тем сильнее его одолевали сомнения. Никакой грим, пусть даже театральный, не мог превратить яркую броскую Рязанцеву в приземистую тётку с лицом, сохранившим следы юношеских прыщей. Так-то оно так, но не слишком ли неожиданно появление мадам Васнецовой в Чёрном дельфине?
Белов снова и снова просматривал её послужной список, а там, к слову заметим, было на что посмотреть: пять лет работы в психиатрической клинике, шесть в легендарной тюрьме «Бутырка», последующие три года по переводу в петербургских «Крестах».
– Не замужем, детей нет, лесбиянка…
Поперхнувшись, Белов нахмурился. Ещё и лесбиянка, полный комплект. Прокрутив в десятый раз запись с камеры видеонаблюдения, полковник так и не смог прийти к общему знаменателю, Рязанцева это или нет. Майор Денисов должен быть уже прилететь в Екатеринбург, а уж он-то сразу распознает подделку. Телефонный звонок прогремел пистолетным выстрелом, от которого полковник вздрогнул, больно ударившись коленом о столешницу.
– Папа.
– Лерочка!
– Папа, ты, когда домой?
Услышав грустный голосок дочери, Белов смахнул выступившие на глаза слёзы. Девочка едва отправилась от потрясения после смерти матери, и он просто не в силах запугивать её известием о готовящемся побеге Смолина.
– Валерия Павловна, ты сделала уроки?
– Да, папа, тебя жду.
– Сегодня я отыграюсь, – деланно рассмеялся полковник, стараясь, чтобы голос звучал как можно бодрее.
– Я приеду через часок, малыш, и мы с тобой поужинаем.
– Хорошо.
– Вот и славно. Целую, кроха.
Отключив связь, Павел Дмитриевич устало потёр ноющие виски. По-хорошему следовало бы отправить дочь в Канаду, но пока Смолин находится за решёткой, нет никакого смысла пороть горячку. Из заключения патологоанатома свидетельствовало, что погибли именно Круглов и сын Смолина Паша, но интуиция со смехом опровергала подобное заключение судмедэксперта.
«Круглов определённо жив. Кто-то организовал ему побег, сымитировал смерть Виталия и Смолина младшего, а заодно дал на лапу судмедэкспертам, но кто? Никаких зацепок. Этот дьявол, даже находясь в заключении, на два шага опережает меня!».
– Господи, когда это всё кончится?!
Полковник ответил на звонок вновь ожившего сотового телефона.
– Товарищ полковник, я долетел, еду в машине. Только что получил отчёт, касательно пассажиров, вылетающих рейсом из Канады. Есть зацепка, Павел Дмитриевич. Похожая на Рязанцеву женщина вылетела вечерним рейсом. Скан паспорта я переслал Вам на почту.
С гулко колотящимся сердцем Белов развернул сканированную копию паспорта, и сердце у него пропустило болезненный удар.
– Это она.
– Да, это она.
– Всё сходится. Значит Рязанцева уже в Чёрном Дельфине.
– Товарищ полковник, не будем торопиться, она вполне может отсиживаться где-нибудь в Екатеринбурге вместе с Кругловым и сыном Смолина. Перед отъездом я ещё раз поговорил с Мариной Азаровой.
– КОЛЯ!
– Да не волнуйтесь Вы так, мы просто поговорили. Она действительно ничего не слышала о Виталии Круглове. А вдруг мы ошибаемся…
– Нет, мы не ошибаемся. Я уверен, Круглов жив! Кому надо убирать Круглова, если лидер ОПГ – Смолин?
– Верно, тогда получается, что они стирают любое воспоминание о Смолине старшем, младшем и о его шестёрке Круглове.
– Нет, Круглов для Смолина не шестёрка. Между ними настоящая мужская дружба. Вспомни, как он отказался сдать нам Смолина.
– Прямо Саша Белый с Филом из «Бригады», – на том конце провода Денисов издал презрительный смешок.
– У меня нехорошее предчувствие. Где сейчас Смолин?
– В палате.
– Немедленно в одиночную камеру. Никакой медицинской помощи. Никаких контактов с врачами.
– Слушаюсь.
– Пусть околеет там, как собака, – выкрикнул Белов, удивляясь собственной агрессии.
«Куда я качусь!!!» – подумал он, сквозь нарастающий в ушах грохот автоматной очереди на свадьбе Артёма Климова и Даши.
– Да Вы – зверь, товарищ полковник! – в голосе майора Денисова сквозило невольное уважение.
– А говорили, что мои методы драконовские.
– Смолин не должен дожить до утра, – чеканя каждый слог, приказал Белов, швыряя мобильник на стол. Подняв тяжёлый, налитый свинцом взгляд на портрет Смолина, Павел тяжело задышал, с опаской прислушиваясь к собственным ощущениям. Грудь сдавило, словно в тисках, на губах образовался металлический привкус, в голове шумело, а живот скрутили резкие спазмы. Впервые в жизни полковник Белов не просто желал смерти своему заклятому врагу – он собственноручно был готов разрядить обойму в противника, с наслаждением упиваясь его предсмертными конвульсиями.
– Твоя взяла, Смолин, я принимаю твои правила……– процедил он.
Перед Анжеликой Рязанцевой стояла на первый взгляд совсем невыполнимая задача – сделать Смолину инъекцию. Со слов Круглова она знала, что на расчётный счёт сопричастных к данному делу продажных тюремщиков было переведено крупное денежное вознаграждение, но поскольку пособников в лицо знал только Зима, Анжелика оказалась в весьма затруднительном положении.
«Они сами выйдут на тебя. Тебе дадут знать. Замаскируйся так, чтобы мать родная не узнала. В Оренбурге тебя будет ждать художник-гримёр, спившаяся тётка, раньше работала на «Ленфильме», после смерти мужа скурвилась, но дело своё знает чётко. Как только сделаешь инъекцию, сваливай оттуда, тебе помогут в этом вопросе! Дальше всё по схеме – на конспиративной квартире тебя будет ждать Круглый. До этого никаких контактов. Как только доберёшься до места – смена телефонов и симок».
Рязанцева надсадно вздохнула. Время бежало неумолимо, потекли долгие, томительные часы ожидания. По слухам она знала, что Смолин в данный момент находится в лазарете, и что согласно приказу из столицы ему была выписана «путёвка на тот свет», так сказать нет человека, нет проблем, ликвидация заключённого в закрытой зоне, безо всякого суда и следствия. Нервы Рязанцевой были натянуты до предела. Разумеется, маскировка удалась на славу, но обольщаться на сей счёт не следовало. Рано или поздно Белов сопоставит все списки пассажиров, вылетевших рейсом до Екатеринбурга, а там не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – Васнецова и Рязанцева одно лицо, далее занавес арест, обвинения, суд…
Лика зажмурилась, до боли прикусив нижнюю губу.
«Что я наделала, папа!» – она сделала глубокий вдох-выдох, выравнивая дыхание. Перед глазами стояло волевое лицо отца. Серые глаза взирали с немым укором и от этого, полного тоски и безысходной боли, взгляда Рязанцева издала протяжный стон.
«Ничего. Вытащим Алексея и уедем за границу!»
Анжелика усмехнулась, упорно отгоняя здравую мысль, поселившуюся в её сознании с момента её последнего разговора с Виталием Кругловым. Их тяжёлая беседа до сих пор не давала девушке покоя, нашёптывая о том, что зерно истины, несомненно, присутствуют в словах его лучшего друга.
«Послушай меня, зачем тебе впрягаться ради него? Неужели деньги?»
«Виталий…при чём здесь деньги, вернее, не только деньги…»
«Ты же его даже не знаешь! Нет, мне, конечно, на руку твоё пособничество, Лёха мой друг, но мой тебе совет…»
«Мне не нужны советы, Виталик. Я уже для себя всё решила».
«Ты ещё скажи, что любишь его!»
«Пойми ты, я хочу быть с ним. Мне достаточно было его увидеть всего лишь один раз, чтобы понять – он мой человек. Знаешь, так бывает…»
«Знаешь, твою мать, как оно бывает? Ты думаешь так, а выходит, сука, совсем раз-эдак! Ника расплатилась жизнью за свою любовь к нему, но готова ли жертвовать ты своей ради незнакомого мужика?»
«Вот видишь, всё у нас получится, у нас есть шанс!»
«Это у тебя ещё есть шанс. Анжелика, не ломай себе жизнь. Ты молодая, красивая! Найдёшь ещё себе сильного мужика, бизнесмена или врача, который полюбит тебя, сделает счастливой!»
«Виталий, прекрати, я точно знаю, это карма!»
«Какая на хер карма. Отчего баб вечно тянет на крутых мужиков?!»
«Но мне достаточно было посмотреть на Алексея, чтобы понять, он моя судьба!»
«Это я уже слышал. Скажу тебе правду, какой бы горькой она не была. Ты действительно очень похожа на его покойную жену, но не обольщайся, Лёха не из тех, кто приносит себя в жертву ради женщин, и не только! Он такой, какой он есть, его уже не переделаешь. Возможно когда-нибудь, ради Пашки, он попробует вести более-менее легальный бизнес, в чём я, конечно, очень сомневаюсь! Лёха просто не сможет существовать иначе, адреналин нужен ему как воздух, это заложено у него в крови!»
«Виталик, но…»
«Не перебивай. Все мы пешки в его игре – я, Ника, Гарик, Мирко, тот же Зима, теперь ещё и ты!»
«Пешки, чушь, Виталик, какая чушь, не ты ли говорил, что Лёша не раз спасал тебя…»
«Это другое. У меня такое впечатление, что разговариваю со стенкой. Твоё дело. Хочешь ломать себе жизнь ради мужика, которого видела всего дважды – ломай. Насмотрелась бандитских сериалов, вот тебя и прёт на криминальную романтику. Но любовь к Лёхе это не прогулки под луной, поездки в жаркие страны и не свитое любовное гнездышко. Даже если нам удастся прорваться за кордон, искать его не перестанут никогда!».
«Но ведь будет свидетельство о смерти…»
«Лика, Белов не дурак, далеко не дурак»
«Но Алкесей, он же…»
«Всё, закроем тему. Я пытался тебя спасти. Хочешь вечной игры в прятки, хочешь зависимости от Смолина, хочешь проблем с законом – я тебя неволить не стану!»
Грохот открываемой двери выдернул Рязанцеву из неприятных воспоминаний. Подняв глаза, она растерянно уставилась на ввалившегося в дверной проём конвойного.
– Пора, – только и сказал он. Сердце Анжелики ухнуло куда-то вниз, в животе образовался тугой ноющий ком, и она едва сдержала рвотные позывы. На ватных расползающихся ногах девушка проследовала из кабинета вслед за конвойным, едва различая очертания высоченной фигуры тюремщика.
– Действуй быстро. До конца обеденного перерыва работай спокойно. После тебя выведут. И не бойся. Остальное – за нами.
– Х-хорошо, – зубы Рязанцевой выстукивали барабанную дробь, а руки дрожали, как у неврастенички. Не чувствуя под собой пола, она шла по плохо освещаемым коридорам, вдыхая специфический тюремный запах. От витавших в воздухе «ароматов» её затошнило, перед глазами поплыло, замельтешили размытые оранжевые круги.
– Стой, – приказал надсмотрщик.
Рязанцева послушно остановилась, ошарашенно рассматривая двух медбратьев в белых халатах с каталкой, поджидавших их у поворота.
– Ложись.
Время на раздумья у неё не было. Юркнув на холодную каталку, она увидела, как один из медбратьев накрыл её сверху простынёй. Страх когтистой лапой поглаживал её по спине, под халатом потекли прохладные ручейки пота.
«Так же меня повезут, когда я умру – положат на каталку, накроют тряпкой, а от чего я умру, как говорится, вскрытие покажет!»
Обычно в подобных ситуациях справиться с волнением девушке помогал мрачный ёрнический юмор, но в этот раз в голову полезли всякие крамольные мысли. Ей нестерпимо захотелось сдёрнуть с себя эту пропахшую медикаментами простынь, соскочить с каталки и бежать, куда глаза глядят, но страх перед всесильным бандитом Смолиным парализовал несчастную Рязанцеву, стирая под ноль последние ростки здравого смысла.
«Мама, зачем…Меня поймают и посадят…»
В ушах приговором загремели пистолетные выстрелы, откуда-то издалека донёсся остервенелый лай собак. Игры в крутую девчонку закончились, на кону стояла не только свобода Алексея Смолина, но и её собственная жизнь.»
«Всё. Будет. Хорошо» – застучало отбойными молотками в висках Рязанцевой. Вслушиваясь в торопливый грохот кованых ботинок конвойного, сопровождающего медбратьев в сторону лазарета, она почувствовала во рту металлический привкус крови – прокушенная губа саднила и кровоточила.
«Я смогу. Всего-то один укол. Я смогу.
– Вылезай, – услышала она хриплый осторожный шёпот. Сильные узловатые пальцы сорвали с неё простыню; Анжелика неуверенно спрыгнула с каталки, но, не удержавшись на дрожащих ногах, упала на каменный пол, сильно треснувшись коленкой.
– Действуй.
Расширенные до предела глаза Рязанцевой зафиксировали двух обезьяноподобных охранников, безучастно разглядывающих невысокую фигурку Анжелики. Юркнув в палату, Рязанцева ослабевшими пальцами нащупала в кармане халата шприц с уже заранее приготовленной инъекцией.
– У тебя меньше минуты.
– Да, – беззвучно прошелестела Анжелика, отыскивая взглядом кровать, на которой лежал Алексей. При виде избитого Смолина на глаза Анжелики навернулись слёзы. Вся нерешительность мигом улетучилась при одном лишь взгляде на бледное непроницаемое лицо этого железного человека.
– Потерпи, Лёшенька… – прошептала Анжелика, склоняясь над ним. Заплывший глаз Смолина по-прежнему оставался закрытым, а здоровый едва смог сфокусироваться на побледневшей от волнения Рязанцевой. Точным, профессиональным движением Анжелика вытащила шприц, закатала рукав застиранной выцветшей тюремной робы Смолина и вколола ему в вену укол.
– Пашка, сынок… – только и сказал Алексей, проваливаясь в чёрную бездну. На миг, всего лишь на один миг глаза его стали ясными, но сознание тот час покинуло его. Анжелика опустила ему веки, пощупала пульс, удовлетворённо кивнула конвойным, выбежала из палаты и улеглась на каталку, делая отмашку рукой.
– Валим! – скомандовал конвойный медбратьям, и снова скрип колёс, топот ног по коридору, заскорузлый тюремный запах …
Анжелика не помнила, как она оказалась в кабинете врача, в царстве нашатыря, йода и хлороформа. Происходящее воспринималось ей через призму непрерывного страха, не только за жизнь Смолина, но и за свою собственную, которую она так опрометчиво поставила под удары судьбы. Рязанцева беспомощно посмотрела на конвойных, переводя бегающий взгляд с одного, на другого тюремщика.
– Что теперь?
– Через два часа обеденный перерыв. Дальше – по сценарию, – хриплый шёпот охранника напугал Рязанцеву ещё больше, нежели содеянное ей преступление.
– А что Смолин?
– Не твоя печаль. Для всех Смолин умер! Работай, как работала. И приди в себя. Не пались. Всё. Отбой.
Сообщник вместе с медбратьями удалился, оставляя Рязанцеву в одиночестве. Девушку колотила крупная дрожь. Из памяти всплыли слова Виталия Круглова.
