Читать книгу: «Мальчик по вызову», страница 8
– В этом все люди близки друг другу. Все мы противоречивы. Так, чисть креветки!
– А ты нарежь огурцы и авокадо!
Вскоре появились Илья и Артур. Илья был не в восторге от того, что его лишили Дня города. Он хотел тусовать «по старинке», без парочки геев. Он не переставал тяжело вздыхать и награждать нас уничтожающим взглядом.
– А на Красной Площади сегодня есть искусственная волна для серфинга, – сообщил он, чтобы позлить меня.
«Знает же зараза, как я хочу научиться серфить!» – мысленно возмутилась я.
– Зато представляю, какая к ней очередь! Калашников, ещё немного, и я влеплю тебе щелбан!
После этого моего замечания Илья закрыл тему.
– Какая красота! – восхитился Артур, увидев нашу композицию из суши.
– Сервировка – её конёк, – сказал Денис.
– А ты думал! Хухры-мухры в инстаграм не выложишь!
После фотосета еды мы сели за стол. Все начали мысленно перебирать темы для разговора. Но никому идеи в голову не приходили, мы принялись дружно чавкать. Я представляла, сколько во всём, что на столе, калорий: «Так, в этом не меньше пятисот, в этом триста, здесь – все шестьсот. Итого – тысяча четыреста. А если запить соком?»
– Как дела в Калаче? – поддержал разговор Артур.
– У нас там пропала пятилетняя девочка Тоня. Её искали десять дней: в каждом углу повесили листовки с её фотографией, сформировали отряд добровольцев под предводительством казачьего атамана. Искали всем миром. В Калач даже приезжала съёмочная группа центрального канала.
– И чем всё закончилось?
– Все надеялись, что найдут девочку живой и здоровой. Но чуда не случилось. Через десять дней Тоню обнаружили в гараже соседа, в пятистах метрах от её дома. Оказалось, что она была убита через час, как там оказалась. Местные жители не захотели верить, что «добрый сосед» способен на такое. Он раньше катал детей на своей машине, угощал их конфетами, помогал «коллегам» на рынке, слыл своим парнем. А тут такое! В сеть попало видео с его признанием. Там он говорит, как привёл девочку в гараж, она раньше играла с его детьми, а потом Тоня начала кричать, и он её задушил.
– Жесть! – констатировал Денис.
– И в это же время грибники нашли в лесу тело четырнадцатилетнего подростка, который сбежал от родителей за месяц до этого. Оказалось, он повесился ещё в августе.
– Кошмар!
– И в это время прямо в торговом павильоне повесилась одна местная жительница, вроде из-за молодого сожителя. Ещё застрелился местный участковый.
– Просто треш! Ты шутить, что ли?
– Неа. Теперь мой город считают городом педофилов и самоубийц. А это всего лишь цепь жутких совпадений. Любят новостники из всего делать тот самый треш. Кстати, за информацию о девочке назначили вознаграждение в миллион рублей. Вроде сообщил о гараже семидесятитрёхлетний пенсионер. Но все думают, что это выдумка, а деньги поделили между собой сотрудники РОВД. Это вознаграждение лишь сбивало с поисков. Многие утаивали информацию, надеясь на миллион. В городе, мама говорит, паника и ощущение апокалипсиса.
– Но многие же принимали участие в поисках, в столице такое невозможно, – сказал Илья.
– У нас все «свои». А своих в беде не бросают. Это в большом городе всем друг на друга плевать. У нас же всё принимают близко к сердцу. Все пытались помочь, даже собирали деньги. Но излишнее усердие порой хуже безразличия, вот что грустно. Излишнее усердие, оказывается, приводит к мании и шизофрении. Слишком всегда слишком.
– Аминь! Давайте бухнём уже! – предложил Илья.
– Какой ты бесчувственный!
– Блин, я уже нажраться хочу, во всех смыслах.
Он разлил всем виски с колой. Мы выпили за день города.
– Так что с Китаем? – спросил Артур. – Вы собираетесь ехать или как?
– Лично я собираюсь, а Машка не знаю. Мы ж теперь не вместе.
– Как?! Дэн мне не говорил. Я то думал, что вы уедете отсюда учить китайских детишек.
– Я ей говорил, что среди китайцев она нормального роста, и что китайцы будут видеть, прежде всего, её красивые глаза. Но без толку! Она, видать, отстаивает права всех женщин, которым изменяли. То есть всех женщин.
– Мне, наверное, проще стать писателем, чем найти нормальную работу.
Они засмеялись.
– Защитница всех угнетаемых лошадей!
– А что, я люблю лошадей. Они всегда ржут над моими шутками.
Парни снова засмеялись. Не знаю, ты словно питаешься чужой энергией, когда смеются над троими перлами. Сразу на душе становится тепло и уютно.
– А в стендаперы не хочешь вернуться?
– Нет, Артур. Как-то слишком часто меня скидывали со сцены. И, наверное, не так сильно я этого хочу. Недостаточно.
– Я видел одно объявление. Может, тебе подойдёт работа. Я возьму, Дэн, твой ноут?
– Ага.
Мы продолжили пить, а Артур пошёл к компьютеру. Когда он вернулся, его лицо было белым как мел. Я заподозрила неладное. Быстрее съела канапешку, чтобы не есть во время выяснения отношений.
– Сколько раз я тебе говорил не засыпать перед компом! Ты всегда забываешь закрывать страницы!
«Ну вот, началось!» – подумала я и слопала ещё одну канапешку.
– Значит, кроме меня, у тебя никого нет, на мне сошёлся светом белый свет, ты мне не изменяешь. А при этом ездишь на вызовы ко всяким странным мужикам?! И давно ты этим занимаешься? Вот уж не думал, что ты такой раскрепощённый.
Денис поставил на стол бокал с выпивкой. Я захотела съесть бутерброд, но сдержалась: «Всё, время еды вышло!»
– А ты думал, что я ремонтом компьютеров заработал на новый ноут, телефон, на то, чтобы снимать квартиру! Да, да, верь в это дальше!
Артур был готов заплакать. А мы с Ильёй хотели внезапно испариться, лишь бы не присутствовать при семейной сцене. Я с тоской смотрела на бокал с выпивкой.
– И почему я продолжал тебе верить, сам не знаю. Ты предал меня один раз. И почему я думал, что такого больше не повторится. Ты мне просто отвратителен. Ты и есть шлюх! Долбанная проститутка! Ни на что больше ты не способен, ублюдок!
Мы все молчали, не решаясь прервать его поток ругательств.
– А ты всё знала? Конечно же. Она не стала бы писать про тебя книгу, будь ты обычным педиком. Ей был нужен педик-проститут. И даже ты знал?
Илья виновато склонил голову.
– А я считал вас своими друзьями, мать вашу! Какие же вы все… ущербные! Мне даже противно на вас смотреть. Проститут, шестипалый, коротышка. Горите в аду, блин!
– Я даже рад, что ты всё узнал. Теперь я, наконец, свободен! Мне больше не нужно заботиться о том, как бы ты не разбился. Артур то, Артур сё, я как нянька.
– Ну и катись! Видимо, предел твоих мечтаний – затрахаться до смерти.
Артур схватил свой бомбер и чуть ли не выбежал в подъезд. Мы долго не решались заговорить. Я раньше считала себя хорошим человеком, но в тот момент сильно в этом засомневалась, к тому же, я тут же съела салат: «Это совсем уже, ни в какие ворота! Хоть подождала бы пару минут после его ухода!». Мне казалось, что я ощутила свою гадкость на физическом уровне. Мне было противно от себя самой. «Как мерзко-то! Будто это я его обманула и предала. Хотя так и есть на самом деле. Раньше я точно знала, что и мухи не обидела, а теперь… Добро пожаловать в клуб бессердечных эгоистичных сволочей!» – негодовала я от чувства собственной вины.
Всё-таки с котами проще, чем с людьми. Домашние питомцы полностью зависят от тебя, они не могут высказать своего недовольства, претензий. Они живут с тобой в независимости от того, умеешь ли ты идти на уступки, эгоистичен ли ты. В общем, они принимают тебя таким, какой ты есть. Тебе не нужно быть «при параде», чтобы произвести на них впечатление. Тебе не нужно блюсти им верность, пытаться донести до них свою точку зрения. Человеческие взаимоотношения – это какой-то сгусток эгоизма и сентиментальности. В результате все ищут в обществе другого какую-то выгоду, но при этом рассчитывают на эмоции. Насколько бы не был человек прагматичен, ему нужны хоть какие-то эмоции, и от себя и от окружающих его людей. Обязательны взбучка, выяснение отношений, страх, слёзы.
На следующий день я написала Артуру смску: «Прости нас дураков! Мы очень виноваты. Но это была не наша тайна, и раскрывать её мы не имели права. Что касается Дениса, он слишком молод, он даже ещё не понимает всех последствий своей «работы». Он в полной мере не осознаёт, что ведёт себя плохо. Но, поверь, он поймёт это. Это накроет его, мало не покажется. Возможно, когда ему будет двадцать шесть, как и тебе, а, может, и раньше». На что Артур ответил: «Простить, возможно, но снова доверять ему вряд ли. И я не смогу ждать, когда он, наконец, повзрослеет и поймёт, что есть какие-то моральные принципы, хорошие человеческие качества».
Бывает, один человек говорит другому: «Я понял, что больше тебя не люблю». Это всегда больно. Но ещё больнее, когда человек осознаёт, что готов сказать подобное самому себе. Когда исчезает любовь к самому себе, это серьёзно. Нельзя переехать от себя в другую квартиру, в другой город, в другую страну, нельзя перестать с собой общаться. И ты живёшь с собой нелюбимым. И есть только один вариант прекратить такое жалкое существование – полюбить себя заново или впервые. Ты должен себя полюбить, ты должен себе понравиться, чего бы это ни стоило. Себя не выбираешь. Ты такой, какой тебе достался. Но это иной раз так сложно, просто любить себя. Ты знаешь все свои недостатки лучше других, ты находишься с собой круглосуточно, ты иногда сам себе противен. И ты изо всех сил стараешься ужиться с собой, принять себя, но бывает моменты, когда хочешь плакать от собственной мерзости. Ты готов себя ненавидеть. Главный конфликт в жизни каждого человека – это, конечно, конфликт с самим собой.
«Как бы освободиться от себя самой? Может, устроить пробежку на пару сотен километров? Стану как Форест Гамп. Это сейчас модно. Или пройти с тележкой десять тысяч километров? А что, некоторые писательскую карьеру на этом сделали. Не, ходок с меня тот ещё, да и рюкзак больше меня будет весить, абсолютно точно. Не, лень на такое подписываться. Я и так достаточно по России-матушке наездилась. Уж лучше с чайком у телека. Или, может, уйти в монастырь? Не, скажут ещё: «Ты для мира, сестра». И мне одежда монахинь не нравится, вот если бы они носили черные просторные штаны и кардиган, наподобие как у Нагиева, то тогда можно. А если бы отправили ещё в мужской монастырь, тогда вообще шикарно. А ещё лучше в буддийский монастырь. Хотя негоже менять веру, в которой больше двадцати лет. Да, похоже, жить мне в миру и в социуме», – фантазировала я.
Куда первым делом идёт турист в Москве, правильно – на Красную Площадь. И я поняла, что так и не сходила туда за своё трёхмесячное пребывание в столице. Место, где соединились почти век атеизма и остальные богобоязненные годы нашей страны. На выходе из метро тебя поджидают фейковые Ленин, Сталин и Путин. Знал бы товарищ президент, сколько всякой одежды и кухонных принадлежностей продают с его изображением, он бы скупил весь товар и запретил производить новый. Хотя он же разведчик, он знает всё.
За Воскресенскими воротами поджидал Иван Грозный. Маленькие дети, которых пытались с ним сфотографировать, разбегались в разные стороны. И повсюду я слышала китайскую и русскую речь. Китайцы равномерно заполонили площадь. Они садились на брусчатку, чтобы сфоткаться в позе «лотос», подпрыгивали на фоне храма Василия Блаженного, выстраивались в очередь в Мавзолей.
Мне очень хотелось попасть в Мавзолей. Моей маме, когда я родилась, дали открытки на то время, когда я пойду в первый класс, то есть стану октябрёнком, и на то время, когда мне исполнится шестнадцать, то есть когда я стану комсомольцем. Ни тем ни другим я, конечно, стать не успела, да и обе открытки нашла, когда мне было лет тринадцать, но и тогда я ощутила какую-то непонятную ностальгию. Уже в тринадцать мне не хватало того времени, когда ты точно знал, что будешь октябрёнком, комсомольцем, полезным членом общества, того времени, когда была стабильность. Я помню, как маме не давали полгода зарплату во времена Перестройки, а потом выдали задолжность и мы, наконец, нормально поели, ещё купили люстру. Она – врач, её часто угощали конфетами, и бывали времена, когда мы могли неделю есть конфеты, потому что других продуктов в доме просто не оказывалось. Я помню, как моя прабабушка и прадедушка потеряли порядка миллиона, из-за инфляции. Сколько им не объясняли, они не могли понять, почему им нужно тратить накопленное, и не верили, что их деньги могут вот так взять и обесцениться. Это было выше их понимания. Они выросли в другой России. В той России это было невозможно. Я в школу ходила уже в балахонах с фотками звезд, кепках, кроссовках. У нас уже был видеомагнитофон и кассеты с американскими мультиками. Большинство советских мультиков я увидела уже взрослой. Но памятник Ленину всё также стоял на всех площадях. Ильич был одним из самых ярких символов той «другой» России, которая навсегда исчезла. И те, кто жили в той России, неизменно говорили, что в ней было лучше. Те, кто с той Россией были мало знакомы, утверждали обратное. Но и те и другие по ней ностальгировали и ностальгируют до сих пор. Возврата нет, и я верю, что Россия станет открытой страной, свободной от предрассудков. Россия – страна не только газа и нефти, как говорят многие, а страна революции. Ещё, конечно, страна хоккея, балета, синхронного плавания, художественной гимнастики, классической литературы, многонациональности, свободы вероисповедания, масштабности и т.д. У нас были большинство из существующих государственных строев, мы прогрессивны, мы никогда не останавливались на достигнутом, мы всегда были подвержены новым веяниям. Я искренне верю, что нет государства более восприимчивого и открытого. А общем, вот что для нас значит Ленин. «Вот на какие мысли он наводит!» – восхитилась я масштабом личности вождя.
В Мавзолей я попала вне очереди. Просто многие не решались сказать: «Блин, куда ты лезешь». Во-вторых, многие в очереди были иностранцами, они вообще не готовы к такому развитию событий, и пока одупляются – я уже на расстоянии ста метров от них. «Айяяй! Плохая девочка! Без очереди в Мавзолей!» – поругала себя я. Преодолев Некрополь у Кремлевской стены, мы прошли полукругом мимо Владимира Ильича. «Где же благоговейный трепет?! Какой-то флешмоб, а не визит к оплоту российской государственности! Поставят у себя галочку в туристическом маршруте и на этом всё, – недовольно думала я, – А где же русский дух, пафос и так далее? Ах, тут большинство иностранцы».
На площади я увидела молодого парня, который стоял рядом с маленькими кроликами. Перед ними на куске картона красовалась надпись «Подайте малышам на корм». «Это никуда не годится! А работать он не пробовал?! Блин, в Калаче даже алкаши что-то чинят, помогают людям за бутылку в огороде. А тут молодой хипстерский лоб стоит посреди Красной площади и побирается! Не, и зачем я что-то делаю, как-то перебиваюсь с паштета из говяжьих костей на вермишель быстрого приготовления, можно же побираться на площади! Да, попрошайки точно больше моего зарабатывают. Не то чтобы я работаю, но, по крайней мере, пытаюсь», – возмущалась я и демонстративно сфоткала его с кроликами, чтобы ему прям неудобно стало, чтобы он запереживал, вдруг родители в сети увидят или пафосные друзья. У метро стоял негр, извиниюсь, афроамериканец (хотя какой он афроамериканец, наверняка приехал из Сенегала или Намибии), с набором духов. У себя на родине он, может, быть сын вождя, уважаемый человек, а тут стоит у метро. У себя в Эфиопии он поклоняется дождю, а тут, блин, деньгам. Мне стало грустно. Перспектива что-то покинула меня.
И я подумала, вот раньше видели студентов хороших университетов и знали, что это будущие врачи, дипломаты, учителя, режиссёры. Я вспоминаю своих однокурсников, и большинство из них не имеет никакого отношения к журналистике. Теперь никогда не знаешь, кем станет студент по профессии. У нас растёт поколение парикмахеров, маникюрщиц, тату-мастеров, рестораторов, мотиваторов, блогеров. Все хотят какого креатива, ремесленничества, удобства. Никто не хочет быть специалистом в том, где большая ответственность. Никто больше не хочет заниматься серьёзными вещами. Образование – только для галочки, а потом вести пранкерский видеоблог и зарабатывать на рекламе. Раньше режиссёры знали, что будут снимать кино или, в крайнем случае, телепрограммы. Теперь же это сплошь коммерческие видеоролики, режиссёры стали прям ремесленниками: они только зарабатывают деньги и делают то, что от них требуют. Люди зарабатывают своими хобби, часто гроши, потому что по профессии для них работать невозможно – нет опыта, был нужен опыт, который я хотел получить, работая в вашем учреждении (кампании). Конечно, проще вязать шарфики, мастерить столики, делать розы из фоамирана, снимать видео, чем терпеть постоянные унижения от шефа, у которого, конечно, нет понятия о лидерских положительных качествах, в своей компании он считает себя императором, при чем, примерно Нероном. Деньги – на первом месте, коллектив, порядочность – это где-то в хвосте списка. Его ж воспитывали в демократическом государстве, он воспринимает людей как расходный материал. От людей легко избавляются, с ними совершенно не хотят «возиться», «патронировать» и т.д. Лучше сразу получить стахановца, чем помочь человеку. Не подходит – сразу заменить. Никто не чувствует себя уверенно. Все знают, что болеть нельзя, детей лучше не иметь, желательно никогда не обедать, а ещё быть бессмертным. Конечно, лучше завести блог о бьюти-трендах, лучше торговать косметикой по каталогам, лучше делать авторское нижнее бельё, печь кексики на продажу, чем терпеть таких ублюдков, которые, зачастую, на руководящих постах.
«Блин, единственное – я рисую картины. Но их никто не будет покупать! Они отвратны. Хотя можно выдать их за современное искусство. Или преподавать английский детям, но, блин, мой английский так себе и у меня нет рекомендаций! Может, завести блог о путешествиях, но, у меня нет денег на путешествия, и мой фотоаппарат даже не зеркалка. Почему я должна искать себе запасные варианты? Почему я должна перестраховываться. Я хочу писАть почти так же сильно, как хочу писАть после десятичасовой поездки на авто без остановок. Почему я должна какие-нибудь плести фенечки и искать на них покупателей, когда я типа писатель! У меня нет других вариантов. Я пыталась, я старалась заниматься тем, что не особо нравится. Но как-то не выходит. Работа мне противопоказана, по крайней мере, в обычном понимании. У меня аллергия на работу. У меня от неё нервный тик, диарея, мигрень и запор. И все это чувствуют. Ладно, буду писать. Авось повезёт. И какие у меня варианты? Ничего другого я не умею. Если при жизни не издамся, буду надеяться, что я из тех, кого признают после смерти. Решено. Бедность, творчество и никакой фигни и дурацких собеседований. Эти собеседования похожи на какую-то пытку: тебя словно морально подавляют, проверяют, сможешь ли ты пресмыкаться или от тебя лучше сразу избавиться. Я смогу, я напишу что-нибудь стоящее, я пробьюсь, рано или поздно мне повезёт. У меня нет выбора, в конце то концов! Я больше не хочу соглашаться на что попало. Я знаю, что умею писать, умею создавать классные истории. И никто не сможет разубедить меня в этом, честное словно», – размышляла я.
Чтобы развеяться я решила сходить с Петей в кино – фильм «Малыш на драйве». Американо-английская лента о молодом водителе тех, кто «идёт на дело». Неизменно в наушниках, на драйве, молчалив. Немного инфантильный главный герой, то, что живущим в хостеле нужно. Калашников устроил мне вечером допрос с пристрастием.
– И почему Петя?
– Так получилось. Он сегодня не работал, хотел в кино.
– Могла бы и меня попросить.
– Ты был занят окучиванием новенькой.
– Для тебя у меня всегда есть время.
– Я так польщена!
– Можешь свой сарказм засунуть куда подальше! По-моему, ты вообще не знаешь, чего хочешь.
– Сказал человек, который целыми днями играет в танчики.
– Хаха, у меня то есть ещё время пострадать ерундой.
– Это ты возраст мой намекаешь, что ли? Это уже ни в какие ворота! Это удар в спину!
– Извини, я не хотел.
– К твоему сведению, я прекрасно знаю, чего я хочу, но не могу это получить. А ты сам то знаешь, чего хочешь?
– Тебя то я хочу точно.
– Ты всегда хочешь, я в курсе. А кроме секса?
– Ну, я тоже хочу типа самореализации, объездить весь мир, добиться чего-нибудь.
– Это все хотят. Но нужно выбрать то, что в приоритете, потому что большую часть жизнь ты будешь лажать, косячить, терпеть неудачи, и нужно знать, ради чего ты готов бороться до конца, даже после тысячи проваленных кастингов.
– Каких ещё кастингов?
– Не важно. В общем, нужно знать, в чём именно ты хочешь реализоваться.
– Я пока не определился. Но я точно хочу в Китай.
– Ты уже больше полугода собираешься в Китай, но, однако, до сих пор здесь в хостеле.
– Вообще-то я тебя собирался принизить, а ты тут включаешь тактику нападения.
– Потому что не надо мне напоминать о том, что я и так прекрасно знаю!
– Ладно, ладно, успокойся!
– Я еще и не начинала нервничать.
– У тебя красивые глаза, когда ты злишься.
– Эту фигню ещё мой папа говорил моей маме. И потом еще говорил, что злил её специально, чтобы посмотреть на её глаза в гневе.
– Круговорот веществ в природе!
– Однозначно. А ты, кстати, такое ощущение, что вообще не умеешь злиться. Какой-то ты всегда на позитиве, аж противно. Нельзя так раздражать людей своим хорошим настроением!
– По-моему, людям это наоборот нравится.
– До поры до времени. Пока у них не бывает такого отвратного настроения, что любого позитивчика хочется принести в жертву.
– Когда-нибудь я обязательно состарюсь, подурнею, стану унылым червём, а пока, с твоего разрешения, буду брать от жизни по полной. В конце концов, у меня ещё полно времени! Как минимум, лет пять точно.
– Теперь, если сказать твоим языком, можешь засунуть свой сарказм в жопу!
– Ух, какая встряска! Прямо как семейная ссора!
– Всегда пожалуйста. Обращайся!
– Если я когда-нибудь соберусь жениться, вспомню о тебе!
– Не дай Боже! Я разрешаю тебе вспомнить о ком-нибудь другом в то время!
«Интересно, я уже забыла, какого это – жить с ним не на одной территории. Он уже почти как родственник, смешно. В этом хостеле он кому как брат, кому как сын, кому как парень, кому как муж, кому как деверь. Мне прям хочется, чтобы он уже съехал отсюда и начал новую жизнь. Жизнь в хостеле, конечно, весёлая, но это же практически дно. Все живут здесь, ожидая, когда они всплывут. И ждут, и ждут, и ждут. Вон Игорь здесь уже третий год живёт», – подумала я.
Одним из наших любимых развлечений с Денисом было прокатиться на электричке. Постоянно меняется вид за окном, тебя развлекают «скоморохи», иногда весьма неплохие музыканты, певцы, продавцы вечно пишущих ручек, несдуваемых шариков, массажеров от диареи, а ты сидишь себе лузгаешь семечки. Практически тематический ресторан.
– А, может, вместо кондитерской тебе создать стилизованный под электричку ресторан?
– И что у меня будут подавать? Семечки и чипсы?
– Пирожки, беляши тоже.
– Это да. Знаешь, что мне недавно приснилось. Я хожу такой по хостелу, на меня все таращатся, хихикают у меня за спиной, не понимаю, в чём дело. Захожу в ванную и вижу в отражении, что у меня на шее висит табличка с надписью «Сдаётся в аренду. Недорого». Ты представляешь?! Ладно, если бы там было написано «дорого», а то «недорого». Мне во сне стало так стыдно! Я попытался снять табличку, а она тяжелая такая, не могу её пошевелить. Начинаю даже во сне чувствовать её тяжесть.
– Все сны у тебя в хостеле происходят.
– А что делать, мы же там чуть ли не круглосуточно. Отображается на нас.
Нам начали предлагать маленькие иконы, мы быстро сделали знак, чтобы проходили мимо.
– А ты веришь в Бога?
– Что у тебя за философские настроения сегодня, Дэн?
– Я просто спросил.
– Верю, на всякий случай. А вдруг он действительно существует.
– Вот я точно так же!
– И живу я точно так же, а вдруг понравится, а вдруг станет проще.
– Я решил завязать.
– Неожиданно. Ты уже нашел другую работу?
– Да, в партии, руководитель проектов. У них вообще мало оплачиваемых мест, меня взяли просто потому, что я работал там раньше и был в близких отношениях с менеджером московского штаба.
– Да, да, в политику попадают через постель. Не могу сказать, что политика более приличное занятие, чем эскорт, но ты молодец, решил изменить жизнь и вперёд.
– Ну, может быть, конечно, проститут и политик – одно и то же, над этим стоит подумать.
Мы засмеялись и продолжили щелкать семечки.
– Значит, я добьюсь успеха.
– Сто пудов!
– Из грязи в князи. Вернее, из одной задницы в другую.
– Потише ты!
Мы просто захохотали. Я чуть не рассыпала семечки на пол. А разве можно воспринимать такое серьёзно? Проще не обращать внимание на то, что тебя не устраивает или заставляет чувствовать себя козлищем, проще посмеяться над этим. «Обычно, когда расстаются друзьями, говорят другим: «Мы же взрослые люди. Всё у нас отлично». Я всегда думаю, быть взрослым в представлении этих людей – это считать нормальным измену, предательство, алкоголизм и т.д. Ну реально, в девяностых так просто не реагировали на то, что мужик уходил к более молодой и прекрасной. К чему это я? А, сейчас проще всё воспринимают, норм», – подумала я.
– Блин, я сломал ноготь!
Я быстро достала из рюкзака маникюрные ножницы.
– Обрежь!
– Что у тебя ещё есть в этом рюкзаке-самобранке?
– Я один раз посмотрела фильм, где два подростка оказались на необитаемом острове, и у неё в сумочке оказались шоколадки, бутылка воды, крем против загара, лосьон от насекомых. Это им помогло выжить, между прочим.
– То есть эта электричка может потерпеть крушение в открытом море?
– А вдруг. Пилочка для ногтей нужна?
– Ну нужно же ноготь подравнять!
– А лак?
– Это уже чересчур, пожалуй.
– Сказал человек, который носит с собой сухой шампунь, крем для бритья, зубную щетку.
– Эта была профессиональная необходимость!
Рядом с нами присел парень, который перед этим играл на гитаре, и начал есть шоколадный батончик. Растрепанные волосы, будто не знакомые с расческой, узкие джинсы, будто изрезанные ножницами, бомбер ядовитого оттенка. Мало ли, вдруг будущая звезда вокального шоу, пел он весьма и весьма, кто его знает. И песню пел своего сочинения, вдруг ещё и композитор.
– А сколько ты в день так зарабатываешь? – спросила я.
– Тысяч десять. В удачные дни больше.
– Может, так накопить в следующем сезоне и купить квартиру в Калаче? – задала я вопрос уже Денису.
– Не, сейчас кризис. Будешь всё тратить на жильё и еду.
– Это да.
Вскоре мы приехали в Королёв. Спустились по мосту, чтобы попасть в Дом-музей марины Цветаевой. Нас приятно удивило, что вход в музей составил полтинник. Мы разговорились с экскурсоводом, худосочным интеллигентом лет сорока, он оказался франкофилом, и я тут же упомянула про Артюра Рембо, и он согласился провести нам с Денисом индивидуальную экскурсию. Оказалось, что он проводит экскурсии на трёх языках – английской, французском и русском, соответственно. Мы ограничились русским.
– А почему у вас тут так дешево?
– Это уже не Москва, а Россия! – ответил нам он. – Здесь цены совсем другие. В этой усадьбе Марина Ивановна прожила четыре с половиной месяца в 1939 году. Есть вход со стороны железной дороги. Марина Цветаева могла войти в усадьбу сразу с электрички. Возле окна Марина Ивановна занималась переводами творчества знаменитых французских поэтов на русский. Любовь к французскому языку она передала и старшей дочери Ариадне, которая тоже была замечательным переводчиком, жила в Париже.
– Кстати, я была в городе, где Марина Ивановна покончила жизнь самоубийством.
– Да, Елабуга прекрасна! Я был там пару лет назад!
«Лучшее место, чтобы умереть – умиротворяющее», – подумала я, имея в виду и Елабугу.
Затем экскурсовод Кирилл показал нам свои фотографии на одном портале для фотохудожников, угостил чаем. «Такое ощущение, что путешествовать возможно всегда и везде. Не только за границей. Интересные места и интересные люди повсюду! Иногда сорок минут на электричке достаточно, чтобы устроить себе маленькое приключение. Нужно ещё чаще выбираться!» – пообещала себе я.
– Моё интеллектуальное довольно культурной программой, – объявил Денис, когда мы шли мимо высоченных сосен обратно.
– Да, теперь ещё фильм с субтитрами и вообще хорошо!
– А сегодня есть один кинопоказ подходящий! Фильмы с субтитрами, обожаю, такая веселуха!
– Не то слово!
– Гуляем! Ещё бы шаурмы сейчас.
– И кваса. Вон подходящий латок!
Мне захотелось сказать ему: «Я тебя люблю!» В тот момент я его действительно любила. «Он меня понимает. С ним можно говорить о чем угодно. Кажется, он мне нравится. Что за глупость! Его девушки даже не интересуют. Не влюбляться, не влюбляться! Да, он умный, да, он харизматичный, да, он богемный, да, он интересный, но он – гей! Забыть! Странные мысли! Не, как мужчина, он меня не интересует. Разве что чуточку, – недоумевала я. – Странно, что каждый раз отговариваю себя испытывать к кому то чувства, будто все вокруг – неподходящие люди. Будто испытывать к кому-то эмоции – это опасность. Тогда лучше замуроваться сразу. А то всё время какая-то фигня происходит!»
«Интересно, а у всех есть своё предназначение? Может быть, некоторые рождаются в качестве ошибки, есть же всегда процент брака в продукции. Может быть, я всего лишь испорченный товар, который надлежит выкинуть на свалку? Может быть, меня лучше утилизировать? Если и есть у меня предназначение, то я его явно вижу не таким, какое оно есть на самом деле, или вообще ничего не понимаю. Я не вижу ничего. Ни перспективы, ни радости, ни любви. Такое ощущение, что моя жизнь кончена, а, вернее, и не начиналась вовсе, была каким-то побочным продуктом. Мне хочется что-то изменить. И сколько раз я пыталась всё исправить, добиться чего-то, и каждый раз выходила какая-то лажа. Возможно, я даже переусердствовала в своих попытках найти себя и своё счастье. А теперь я уже ничего не хочу. Теперь мне кажется, что всё, что я делаю, обречено на провал. Лет семь назад я была бескомпромиссной, смелой, передо мной были открыты все дороги, а теперь… А теперь я старею, теперь я перед каким-то разбитым корытом. Теперь я никому не нужна, теперь в меня никто не верит. Остепениться, забыть все мечты, выйти замуж, найти нормальную работу, выбить дурь из башки. А я не могу. Эта дурь засела там, этот дефект не исправить. Всё труднее в себя верить. А, может быть, счастья не существует? Ведь это что-то эфемерное, его нельзя доказать. Может, оно относительно. Может, счастье – это всего лишь сказка? Выдумка для наивных. Не, к черту эти фильмы Озона! После них хочется немного повеситься! Теперь придётся смотреть марафон «Как я встретил вашу маму», чтобы прийти в себя! И пироженки, много пироженок!» – настучала я по клавиатуре.
