Читать книгу: «Тайга», страница 4

Вика от слабости уже даже не могла кричать. Она закрыла лицо руками и только судорожно всхлипывала. Матвей крепко сжимал в руках ружьё, не отводя напряженного взгляда от разбитого окна, через которое хорошо было слышно, как бушевал озверевший от голода и бессильной злобы хищник. Мальчик был так напуган и растерян, что совсем забыл про оружие. Сколько длилась звериная буря, ни Матвей, ни Вика сказать позже не смогли. Время, наполненное только скрежетом медвежьих когтей и яростным звериным рыком, казалось, совсем остановилось. Им представлялось, ещё чуть-чуть, и голодный зверь, разрушив оконный проём, ворвётся в охотничью избушку.

Страхи детей оказались напрасными. И окно, и избушка выстояли. Толстые брёвна, из которых она была сложена, не поддались даже такой разрушительной силе, как медвежья.

Дом перестал трястись, шатун казалось отступил.

– Он ушёл? – послышался жалобный голос Вики.

Матвей медленно покачал головой.

– Нет. Слышишь его дыхание? Наверно, сейчас он попробует…

Медведь опередил мысли мальчика, сделав то, о чём он не успел договорить. Входная дверь, сколоченная из толстых досок, затрещала и выгнулась дугой. Медведь всей своей громадной тушей навалился на неё снаружи. Всё, что оставалось Матвею и Вике – это надежда, что охотники в своё время предусмотрели все варианты безопасности временного жилья в тайге. Надежды имели под собой основу. Толстые дверные доски скреплялись меж собой болтами и были сделаны из древесины лиственных пород, а по крепости и прочности лиственница уступала лишь металлу.

Треск и шум затихли на время. Их сменили звуки тяжелой поступи, злобного фырканья, которые теперь доносились то из-за одной стены, то из-за другой. Судя по всему, медведь ходил вокруг домика, выискивая возможность проникнуть внутрь. За развороченным окошком показалась и исчезла злобная звериная морда. Дети обменялись испуганными взглядами, услышав, как за стеной, выходившей на восточную сторону, послышались странные звуки.

– Что это? – спросила Вика.

– Вот гад, тоже подкоп роет.

Матвей уже вышел из того онемевшего состояния ступора, куда поверг его ужас от вида живого и опасного зверя в двух метрах от себя. Он наконец вспомнил про оружие, способное или убить, или отогнать опасного хищника. Стоять на месте и ждать смертельной развязки мальчик больше не собирался.

– Ну, всё, больше эта зверюга нас не напугает.

Вика перевела на него удивлённый взгляд. Уверенные, без капли показной бравады, интонации в мальчишеском голосе никак не соответствовали ненормальной ситуации, в которую они влипли. О том, что в руках Матвея находится необходимый для спасения предмет, Вика, согласно своему девичьему менталитету, даже не подумала.

Медведь, очевидно, почуял какой-то зазор между стеной и землёй и яростно рыл землю. Огромная сила, данная ему от природы с рождения, позволила добиться большего успеха, чем волкам. Промёрзлая земля комьями летела из-под острых когтей. Через несколько минут звуки, которые слышали дети, усилились, из-под пола неслось звериное урчание. В щелях между досок уже мелькала медвежья голова. Зверь, почуяв приближающийся запах добычи, перестал рыть и поднял голову. Взгляды хищника и детей встретились. Вика зажала рот руками, стараясь погасить рвущийся из груди крик. Медвежья голова торкнулась в доски, пытаясь их приподнять. Доски прогнулись, но выдержали. Узкий лаз не позволял медведю упереться лапами, его требовалось расширить, и зверь, понимая это, с воодушевлением принялся рыть дальше. Вика без сил опустилась на лавку и закрыла глаза. Она больше не желала ни видеть, ни слышать всё то, что происходило вокруг. В отличие от неё, Матвей абсолютно не желал отдаться на волю Судьбы, безропотно дожидаясь, когда медведь проломит пол и проберется внутрь охотничьего домика. Он отложил ружьё, взял ракетницу и просунул дуло в щель между досками, где виднелась мохнатая медвежья голова. Недолго думая, нажал курок. Подпольное пространство заполнилось глухим шумом и огнём. Ракета ударила зверя в голову, с шипением, разбрасывая искры, заметалась по узкому туннелю. Медведь не ожидал такого сопротивления от беззащитных детёнышей. Оглушенный выстрелом, обожженный, он пулей вылетел из прорытого прохода. Получив хороши урок, зверь понял, почему его заклятые враги, волки так легко пропустили его. Они столкнулись с этой добычей до него и были хорошо осведомлены о ее недоступности.

Медведь с недовольным ворчанием вернулся к останкам мёртвого охотника. Огромная пасть обхватила тело, зверь легко словно тряпичную куклу поднял то, что ещё три дня назад, было человеком и покосолапил через поляну в лес. Дети замерли возле разбитого окошка, наблюдая за страшной картиной.

– Не надо, – умоляюще простонала Вика, увидев, как рука Матвея непроизвольно потянулась к охотничьему ружью. – Пусть уходит.

– Так человек всё-таки, – попробовал возразить Матвей.

– Это уже не человек.

Волки, всё то время, что медведь пытался добраться до детей, неподвижными зрителями восседавшие на снегу, вдруг зашевелились. Косолапый уходил с добычей, которая по праву принадлежала им. Отпустить так просто заклятого врага? Да ни за что! Используя излюбленный тактический приём, стая окружила шатуна. Пока одни, отвлекая внимание, нападали спереди, зубы других вцепились медведю в зад. Медведь бросил тело на снег и махнул лапой, пытаясь достать обидчиков. Он юлой крутился на месте, беспрестанно размахивая то левой, то правой лапой, и подставляя незащищенную филейную часть под острые волчьи клыки, и те не упускали своего шанса впиться в сочный зад мохнатого соперника. Древние прародители собак дело своё знали хорошо, и проверенная временем тактика сбоев не давала.

Через оконце у двери дети молча наблюдали за этими разборками. Вика сама не заметила, как в поисках поддержки, взяла Матвея за руку. Ей было страшно как никогда в жизни. Прежде она представляла животных милыми и добрыми зверушками, которых видела в зоопарке, куда ходила с родителями. И тогда это было лишь забавной прогулкой, с мороженым, сладкой ватой и любованием очаровательными животными, которых она так любила кормить. А Матвей обожал передачи из жизни диких зверей и сам представлял себя таким исследователем с камерой в руках. Сколько раз он с интересом следил за схватками, что разворачивались на экране между разными представителями животного мира. Но здесь и сейчас была суровая реальность, и она так мало походила на экранное телешоу. Борьба за жизнь, последующая за этой борьбой смерть, с которой дети столкнулись, мало походила на киношные трафареты.

Противостоять в одиночку целой стае у медведя не получалось. Ему оставалось одно – бежать. Медведь, с изрядно покусанным задом, схватил тело мёртвого охотника и стремглав помчался в чащу. Добившись позорного бегства извечного соперника, волки не стали его преследовать. Они вернулись к краю поляны и снова уселись на снег. Звери ждали ночи.

Матвей это тоже понял, как и то, что днём они не осмелятся напасть. Он закинул за плечо охотничье ружьё, взял стоявшую у печи лопату и пошёл к двери.

– Ты куда? – с тревогой спросила Вика.

– Надо яму закопать, иначе или волки в неё полезут, или медведь.

– А если эти на тебя накинутся?

Она кивнула головой в сторону поляны.

– Эти уже кое-что поняли, не посмеют. По крайней мере днём.

Огромные размеры ямы, что вырыл медведь под домиком, поразили Матвея. Разбросанная звериными лапами земля темнела на снегу в радиусе трёх метров. Эту кучу земли предстояло закидать обратно. Работа лопатой, а прежде Матвею не приходилось с этим сталкиваться – оказалась нелегким делом. Не прошло и минуты, как с непривычки заныли мышцы на руках и спине, но Матвей, осознавая уровень грозившей им с Викой опасности, не останавливался. Он махал инструментом, пока полностью не заровнял разрытую яму. И на этом не успокоился и накидал поверх кучу предназначенных для растопки печи поленьев. Стая внимательно следила за действиями человека. Волки тоже всё понимали, но учитывали болтавшуюся за спиной детёныша изрыгавшую огонь и смерть палку, вмешиваться в процесс не пытались.

Матвей натаскал в дом поленья и, напоследок погрозив кулаком волкам, закрыл дверь, не забыв задвинуть щеколду. Войдя в раж, разобрал на доски настенную полку и заколотил разбитые окошки. В комнате сразу стало темнее. Вика зажгла свечу и поставила её на стол. В печи уже разгорались поленья, и тепло наполнило охотничью избушку. Дрова весело потрескивали, и может быть в других обстоятельствах дети бы оценили это, но сейчас им было совсем невесело. Приближалась ночь, и было неизвестно, что она принесёт. Эта неизвестность тревожила и пугала.

Смеркалось. К месту, где стая голодных волков напала на охотника с собакой, вышел ещё один медведь. Огромный самец, раздражённый, злющий от голода и от того, что его зимний сон был прерван раньше срока. Охотиться на лесную живность он не мог, а та еда, что входила в обычный медвежий рацион – ягоды, коренья, мёд, рыба – в зимнее время была для него недоступна. Готовый съесть что угодно и кого угодно медведь шатался по лесу, за что собственно и получил у местных жителей такое прозвище – шатун. Привлеченный на полянку запахом крови, медведь обнюхал останки двух волков и собаки. Поживиться тут было нечем, стая волков успела обглодать всё до костей. С недовольным ворчанием шатун побрёл дальше по кровавым следам.

Матвей в очередной раз подошёл к окошку проверить, чем заняты волки. Он не сразу разглядел их, в наступившей темноте лишь угадывались снующие по краю поляны силуэты. К ночи волки оживились. Жуткий вой обозначил начало охоты. Вика сразу съёжилась под шубой. Матвей устроился на соседней лежанке, ближе к окошку у входной двери. Было решено оставить на ночь горящую свечу. И самим при свете спокойнее, и оставалась робкая надежда, что свет может отпугнуть незваных ночных гостей. Волки сновали вокруг избушки, выискивая лазейки для проникновения внутрь. Они пробовали восстановить проделанный медведем подкоп, но куча тяжелых поленьев, наваленных Матвеем на землю, воспрепятствовала этому. От волчьего воя, скрежета их лап о брёвна, от всех этих ужасных звуков и всех жутких впечатлений, что принёс им прошедший день, уснуть никак не удавалось. В конце концов усталость от пережитого стресса взяла своё. Глаза постепенно слипались, и вскоре тяжелый сон смежил детские веки.

Огромный шатун повёл носом. В холодном утреннем воздухе витал запах крови. Запах вывел медведя к охотничьему домику. Волки успокоились к утру, насытившись поздним ужином из своих павших собратьев, и встретили его молча. Возле домика тоже пахло кровью, но кроме обглоданных костей шатун вновь ничего не нашёл. Медвежий взгляд переметнулся на домик. Там пахло живой плотью, и это сулило неплохой обед. Предупредительно рыкнув на соперников, дабы те не усомнились в его силе и решительности, медведь затопал вокруг избушки. Волки, не оказав сопротивления, отступили на край опушки. На их мордах отображался не испуг, а лишь любопытство, чем закончатся охотничьи потуги очередного претендента на добычу из упрямых человеческих детёнышей.

Дети ещё спали, и спали так крепко, что несмотря на наступивший рассвет, не услышали ни тяжёлого сопения, ни хруста сминаемого снега под тушей могучего зверя. Тревожный их сон оборвал страшный грохот. Доски на заколоченном окне разлетелись на мелкие кусочки. Вика подпрыгнула на лежанке и завизжала, увидев маячившую за окошком огромную мохнатую медвежью морду. Зверь сразу заметил человеческих детёнышей, отлично подходивших ему для утоления голода. Медведь попробовал просунуть в оконце голову, но размеры ее были столь велики, что в разломанное отверстие влезла только морда. Зверь повёл носом. На детей пахнуло тяжёлым смердящим дыханием, от которого и взрослому человеку стало бы не по себе. Остатки сна словно сдуло ураганом. Матвей буквально слетел с лежанки, схватил стоявшую возле стола скамейку и с громким воплем «Пошёл вон, сволочь!» обрушил её на медвежью морду. Удар пришёлся по носу, самому чувствительному и уязвимому месту. Медведь, и без того злющий, просто взъярился. Бешено заревев, он отпрыгнул от окна. Крутанул головой, заметил дверь и остервенело бросился на неё. Под натиском огромной звериной туши дверь затрещала и начала прогибаться. Злобное медвежье рычание сливалось с детскими криками ужаса.

Вика забилась под лежанку. А Матвей стоял возле входа с охотничьим ружьём наготове. Это был уже не тот мальчик, который появился в дремучей тайге несколько дней назад.

У него не осталось жалости к тем, кто покушался на их жизнь.

Доски на двери были плотно подогнаны и не давали возможности просунуть сквозь них дуло охотничьего ружья. Озлобленный зверь с яростью бился в дверь, деревянная задвижка треснула, и дверь наполовину приоткрылась. Матвей только и ждал этого и, не раздумывая, выстрелил в просунувшуюся в дверную щель медвежью голову. Мелкая дробь изрешетила морду зверя. Ослеплённый шатун взревел от боли и бешенства и с остервенением кинулся на дверь. Матвей быстро перезарядил ружьё. Он, конечно, плохо разбирался в охотничьих патронах, но на этот раз в стволе оказался патрон, снаряжённый пулей-жаканом, пулей, способной сразить медведя наповал. Если бы Матвей знал об этом, то уже после первого выстрела мохнатый зверь лежал бы бездыханным. Но мальчишеские познания так далеко не распространялись, поэтому в ствол охотничьего ружья то и дело попадали патроны совершенно разного назначения.

От мощного медвежьего давления тяжёлая дубовая дверь сорвалась с петель и влетела внутрь. Мальчика отбросило на середину комнаты. Падая, он машинально нажал на курок. Грохнул выстрел. Попади эта пуля-жакан точно в голову, медведю был бы конец. Но Матвей слегка промахнулся. Пуля только пробила ухо зверя и улетела в лесную чащу. Ослеплённый медведь опустился на передние лапы и принюхался. Вика едва не задохнулась от зловонного звериного дыхания, заполнившего избушку. Она замерла под деревянным настилом лежанки. Матвей лежал на полу возле стола и тоже не шевелился. Боковым зрением он заметил возле себя два патрона от ракетницы. Перед тем, как лечь спать, он сложил боеприпасы на столе, чтобы потом в случае опасности, не разыскивать их по всей избушке. Очевидно, при падении он зацепил стол, и патроны упали на пол. Стараясь не шуметь, он попробовал дотянуться до одного из них. Пальцы задели заветный патрон, но тот с предательским шуршанием покатился по полу. Медведь тут же среагировал на источник шум. Матвей с ужасом увидел, как незряче уставились на него провалившиеся глазницы. Зверь угрожающе зарычал.

Вика испуганно ойкнула из-под лежанки. Окровавленная морда хищника мгновенно развернулась в её сторону. Зверь почуял запах девочки. Вика оцепенела от страха, она понимала, что такое хлипкое препятствие как лежанка не остановит могучего и изголодавшего зверя. Пока медведь решал, в какую сторону ему двигаться, Матвей быстро переломил ружьё и вынул стреляную гильзу, в ружейное дуло скользнул патрон от ракетницы. Острый звериный слух сразу уловил этот звук. Хищник выбрал себе первую жертву. Медведь сделал шаг к Матвею. Громадная звериная пасть распахнулась, исторгнув злобный рык. Одновременно с этим Вика, уже не в силах сдерживаться, в ужасе закричала. Матвей, не мешкая ни секунды, выпрямил переломленное ружьё и направил ствол в медвежью морду. Промахнуться с такого близкого расстояния он не мог. Огненный комок молнией влетел прямо в раскрытую пасть огромного хищника, и без сопротивления пройдя по гортани, остановил движение в желудке зверя.

В комнате на какой-то миг повисла гробовая тишина.

Оглушенная выстрелом девочка замолкла, медведь, застыв на месте, тоже перестал реветь. Матвей воспользовался этой паузой и быстро перезарядил ружьё вторым патроном от ракетницы. Пасть зверя снова распахнулась. Сотрясший стены рёв, который исторгло обожжённое нутро, выражал не угрозу, а адскую боль. Грохнул выстрел, повторяя предыдущую сцену, и вторая сигнальная ракета, коротко сверкнув, исчезла в раскрытой медвежьей пасти. Морду зверя перекосило от ужаса и нетерпимой боли в горящих внутренностях. Он дернулся наружу, и, не переставая реветь, покатился по снегу, поднялся и бросился бежать в лес. Но сигнальные ракеты для того и предназначены, чтобы гореть и светить как можно дольше. На середине поляны шатун снова упал, заелозив брюхом по снегу, видно, пытаясь загасить адский огонь, прожигающий его внутренности, чего ему естественно не удалось. Зверь вскочил и снова кинулся в лес, но, добежав до конца поляны, ударился головой о ствол сосны и свалился на снег. У него больше не было сил бежать дальше.

Волки с удивлением взирали на агонию своего извечного соперника. Такой развязки они явно не ожидали. Ужасная боль заставляла медведя кувыркаться на снегу, переворачиваться то на брюхо, то на спину. Из раскрытой пасти вырывались дым и огонь от горящих внутри ракет. Казалось, прошла вечность, когда они в конце концов погасли, и огромный зверь уже не выглядел, как свирепый и грозный хищник, а скорее напоминал смертельно раненое и несчастное животное. Он лежал на снегу, прикрыв пустые глазницы, и жалобно ревел, предчувствуя свою скорую смерть. Понимали это и волки.

Вика молча стояла у окошка. Всё произошедшее в эти последние минуты виделось ей таким диким, жестоким, страшным. Она чувствовала облегчение, что всё это наконец закончилось, и даже, как это ни странно, чувствовала жалость к несчастному существу, которое совсем недавно хотело её съесть.

– Слышишь, как стонет эта сволочь? Жаль, не догадался напоследок прострелить его толстый зад. Вот был бы прикол!

Нескрываемая злая насмешка, прозвучавшая в голосе мальчика, заставило девочку внимательнее взглянуть на стоявшего у двери товарища по несчастью. Наблюдая за агонией умирающего зверя, он злорадно улыбался. Матвея похоже ни капли не огорчало то, что сделал. Во всяком случае на его лице девочка не увидела и следа сожаления о причиненных мучениях живому созданию, пусть дикому, злому, но всё же живому. В борьбе за свою жизнь и за жизнь девочки, о которой мальчик знать не знал ещё неделю назад, он проявил жестокость ничуть не меньшую, чем у диких зверей. Глядя, как тонкие пальцы Матвея крепко сжимают ружейный ствол, как злорадно блестят его глаза, Вика вдруг ясно поняла, насколько велика разница между вечно придуряющимися мальчишками и рассудительными девочками. В трудное время, в период полной опасностей в них просыпаются древние инстинкты охотников и защитников. Они способны пойти на убийство, да ещё и радоваться этому, а после хвалиться. Ужас какой!

Злорадно-довольное выражение на лице Матвея сменилось на задумчивое.

– Надо идти к людям, – неожиданно сказал он, опустив ружье. – Дверь я починить не смогу, и следующий медведь легко проникнет в дом. Да и волки отсюда никуда не уйдут. Зима в Сибири только началась, а консервов, даже при крайней экономии, нам хватит дня на три.

– Там же волки, – сказала Вика.

Через разбитое окошко было хорошо видно, как серые звери, жадно грызясь друг с другом, рвали на куски подстреленного медведя.

– Пока им не до нас, еды полно, а когда они снова проголодаются, мы будем уже далеко. Пойдем на восток. Там, у разбитого самолёта, должны остаться люди.

– Как же мы их найдем?

– Енисей большая река, мимо точно не пройдём. А где река – там всегда люди. В местах проживания людей всегда есть дороги, тропинки, в конце концов, следы. Вспомни, сюда, в этот домик, мы же по следам пришли. А по пути мы дадим о себе знать.

– Каким образом?

– А ты думаешь, ракетницу здесь охотники для отстрела медведей и волков держат что-ли?

Вику не пришлось долго уговаривать. Шесть дней жизни в тайге поменяли всё её представление о мироустройстве, в котором главенствует один закон – выживает сильнейший. Она ни секунды не сомневалась, что Матвей и в лесу сумеет постоять за себя и за нее, они найдут людей, и этот кошмар, наконец, закончится.

Дети собирались быстро. День только начинался, а пройти предстояло десятки километров, или сколько там получится, чем больше, тем лучше. Девочка сложила в рюкзак последние три банки тушёнки, пять сухарей, полпачки рафинада, пачку чёрного чая и соль, хранившуюся в пластиковой баночке – всё, что осталось от хранившихся в домике запасов, нож, чтобы открывать консервы, ложки, котелок, пачку чая, две алюминиевые кружки и коробку больших спичек для разжигания костра. Матвей, когда прошлым днём закапывал яму, приметил снаружи у стены санки с широкими полозьями. Видно, охотники перевозили на них туши убитых животных. Теперь санки могли пригодиться и детям. Матвей водрузил на них две шубы, рюкзак, винтовку и ружьё. Немного подумал и добавил к снаряжению топор. Поверх своей московской куртки одел бушлат с лежанки, который он использовал в качестве подушки. Пока он неуклюже пропихивал руку в рукав тяжелого одеяния, из него выпала кроличья шапка. Сей факт пролетел мимо сознания мальчишки, так как он в этот момент усердно цеплял к поясу патронташ погибшего охотника и рассовывал по карманам патроны от ракетницы.

– Зачем всё это? – Вика кивнула на шубы и прочую амуницию.

– Неизвестно, сколько дней нам придётся идти. Наверняка, придётся в лесу ночевать, может даже и не одну ночь. Одну шубу на снег кинем, другой укроемся, думаю, тогда не замёрзнем. Вот, надень это.

Он протянул ей бушлат с её лежанки. Вика, вспомнив, как они мёрзли после падения из самолёта, больше не задавала вопросов и молча подчинилась. В спускавшемся до колен военном бушлате ещё советских времён она выглядела несуразно. Но зеркала у девочки при себе не было, и видеть себя со стороны она не могла. Зато в этом облачении ей было тепло. Матвей придирчиво осмотрел её доисторический наряд, смеяться над её нелепым видом ему и в голову не пришло. Дети, несмотря на юный возраст, уже осознали опасности таёжного бытия, как и то, что помощи им ждать неоткуда и не от кого. За эти дни, что они провели в тайге, оба заметно повзрослели.

В последний момент до Матвея вдруг дошло – головы-то у них не покрыты. И это в холодной тайге! В памяти сразу всплыла выпавшая из бушлата кроличья шапка. Шапка мгновенно была поднята с пола, избавлена от лишней пыли и водружена на девчачью голову. Размер обновки несколько не подходил новой владелице. Из-под пушистого меха виднелись только губы девочки. Тут уже Матвей не смог сдержать накатившие эмоции и расхохотался в голос. Вика молча замотала головой, выражая таким образом несогласие на подобный головной утеплитель. Шапка сменила владельца, перекочевав на мальчишескую голову. В поисках подходящего для спутницы головного убора Матвей окинул взглядом избушку. Грязное покрывало могло послужить в новом качестве, как посчитал мальчик и, недолго думая, стянул его с лежанки. Совместными усилиями покрывало было обмотано вокруг головы Вики и завязано на спине на деревенский манер. Теперь к походу в дремучую неизвестность дети были готовы.

Загруженные, закутанные, они вышли, или если говорить точнее, выползли из домика. Впереди шагал Матвей с санками на упряжи за спиной, за ним с трудом передвигала ноги Вика. Волки, прервав свое пиршество, проводили странную процессию равнодушными взглядами, но нападать даже и не подумали – огромной туши медведя хватало на всю стаю. И хватить могло не на один день.

Бодрое начало пути сразу застопорилось. Через каких-то двести метров дети остановились и молчаливо застыли. И без слов было понятно, что именно здесь медведь обглодал тело мёртвого охотника. В том, что это были именно человеческие останки, сомневаться не приходилось. В пяти метрах обглоданный череп человека взирал на детей пустыми глазницами. Новое подтверждение беспощадной жестокости дикого мира. Жуткое зрелище не могло не оставить след в детской психике.

После короткого безмолвного осмотра дети собрались двигаться дальше, но тут Матвей заметил, как что-то блеснуло под тусклым дневным светом. Он подошёл ближе. На снегу лежал отгрызенный обрубок человеческой конечности, а на нем пристёгнутый словно часы компас. Преодолевая отвращение, мальчик снял компас с замёрзшей руки и под неодобрительным взглядом девочки разложил на своей ладони. Конец стрелки, крутнувшись, указал на север.

– Зачем он тебе? – с укором спросила Вика.

– Как мы узнаем, где восток?

– По солнцу.

Губы Матвея невольно растянулись в усмешке. При всей трагичности ситуации он не смог сдержать улыбки.

– Ты хоть раз видела здесь солнце?

Вика задрала голову к небу. Сквозь верхушки высоких сосен едва проглядывало светлое небо. Понять местонахождение дневного светила сквозь толстые слоя серых облаков можно было лишь интуитивно.

– Тогда по компасу.

– Вот и я об этом. – Матвей сверился с компасом и махнул рукой на восток. – Нам туда.

И сунул компас в карман.

Вика только позже поймёт, что ужасный с моральной точки зрения поступок Матвея спасёт их жизни. Определить в тайге расположение сторон света могли только опытные охотники, а дети, выросшие в городской среде, могли это понять разве что по утреннему рассвету и вечернему закату, да и то примерно из-за густой облачности, которая в этой местности наблюдается практически круглый год. Бродить в дремучей таёжной глуши, не зная ни троп, ни ориентиров, можно было по бесконечному кругу.

Частенько сверяясь с компасом, Матвей и Вика шли на восток, туда, где протекали могучие енисейские воды, туда, где упал их самолёт. Ноги тонули в снегу, дети с трудом вытаскивали их и брели дальше и дальше от охотничьей избушки. В тяжелых армейских одеяниях было жарко, и хотя мороз щипал нос и щёки, неокрепшие тела буквально истекали потом.

Вика не жаловалась на трудности, не скулила, не ныла, хотя Матвей ожидал от девчонки именно этого. Но она, как и он, хотела найти людей, и чтобы вся эта «романтическая» эпопея завершилась как можно быстрее. По пути им трижды пришлось делать привал, чтобы перевести дух, отдохнуть и подкрепиться. Дни в Сибири, особенно зимой, короткие, и вот на тайгу уже опускались сумерки. Ночлег по совету Матвея решили устроить под огромной елью. Под её раскидистыми, до самой земли, ветвями было мало снега. Матвей сорвал одну из веток, Вика вымела из-под ели снег, а Матвей набросал на землю пушистых еловых веток, бросил на них прихваченную в домике шубу.

Теперь, по завершении подготовки к походному ночлегу, можно было и костром заняться. Упавшего сухого материала вокруг было полно. Собранные детьми сучки и ветки занялись пламенем. В промёрзлой земле Матвей ножом расковырял лунку, воткнул в неё сучковатую палку, а поверх водрузил набитый снегом котелок. Вскоре в импровизированном шалаше уютно булькал горячий чай, который Вика любовно разлила по кружкам, предварительно бросив в каждую по три кусочка рафинада. Обжигая пальцы, они глотками прихлёбывали горячую сладкую жидкость и, звеня ложками, уплетали из одной банки тушёнку, поправ все нормы этикета. Чтобы выжить в диком краю требовались совсем иные нормы.

После физически тяжёлого перехода да на свежем воздухе примитивная еда показалась детям безумно вкусной, хотя в Москве любую такую консервную банку на полке в супермаркете они даже взглядом бы не удостоили. В той, совсем иной реальности их интересовали другие вкусные штуки, получить которые от родителей, например для Вики, казалось жизненно важным. Как много она не понимала тогда. Наевшись, дети укрылись второй тяжёлой толстенной шубой, и сморенные усталостью быстро заснули.

Так прошли их первые сутки в дремучем лесу и прошли они на счастье без приключений и опасностей. Рано утром дети продолжили свой путь на восток.

Идти по снегу по-прежнему было нелегко, кроме того, ноги постоянно путались в полах тяжёлых бушлатов, на лоб Вике сползало покрывало, и Матвей уже дважды останавливался, чтобы подтянуть концы импровизированного платка на спине девочки. Детская энергия, и без того невеликая, утекала так быстро, что уже к середине дня на очередном привале Матвей выбросил в снег последнюю пустую банку из-под консервированной тушёнки. Следом по причине ненадобности полетели алюминиевые тарелки, а рядом воткнулись в снег две ложки. Больше запасов еды у детей не осталось. А надо было идти, идти и идти, и как скоро наступит конец пути в этой занесённой снегом лесной глуши, никто из детей не имел ни малейшего представления.

Ещё до наступления вечера Вика с безапелляционными интонациями в голосе заявила:

– Я хочу есть!

– Если тебе от этого станет легче, то я тоже, – попытался успокоить её Матвей.

– Не станет! Я всё равно хочу есть, – заныла Вика.

– Ты просто не думай о еде.

– Как?! Как можно не думать о еде, когда все мысли только о еде? – капризно отвергла девочка дружеский совет.

Матвей со вздохом поправил сползавший с плеча ремень. Тянуть в одиночку по снегу санки и одновременно выслушивать девчачьи капризы ему ещё не приходилось. В силу своего юного возраста он, конечно, ещё не знал, что подобное «счастье» ожидает всех мужчин, когда они расстаются с одиночеством. А пока он изо всех сил старался не потерять терпение.

– Вот выйдем к людям, тогда и поедим чего-нибудь.

– А что поедим?

– Что дадут, то и поедим.

Вика не унималась.

– А когда мы выйдем к людям?

– Когда увидим кого-нибудь в человеческом облике и на двух ногах, а не этих четвероногих тварей, что бегают по лесу.

– У кенгуру тоже две ноги? Разве он человек?

– Какие к чёрту кенгуру?! Здесь нет кенгуру! – взорвался Матвей. – Хватит задавать глупые вопросы! Достала уже!

Пробившийся наружу фонтан мальчишеских возмущённых эмоций, казалось, нисколько не смутил девочку.

– Это не глупые вопросы, – спокойно ответила она. – Я задаю их, чтобы не думать о еде.

Разумность её слов заставила Матвея устыдиться своей несдержанности.