Читать книгу: «Лучший друг моего парня. Книга 2», страница 4

– Спускай его в машину, – велит Мирон.

– Ненавижу марать руки, – скривившись, произносит Марк и, особо не церемонясь, приводит Соколова в вертикальное положение. – Вставай. Идём, чё застыл?

Саша выглядит ужасно. Вся его футболка около ворота в ярких кровавых кляксах. Глаза припухли и отекли. Он растягивает губы в жуткой улыбке, обнажая перепачканные кровью зубы, и смотрит на нас с Мироном с безумной ненавистью.

– Сука и кобель. Идеальная пара. Где ты свои стальные яйца потерял? – В отвращении сплевывает на пол, удерживая руку около носа, переводит взгляд только на Мира. На секунду в его глазах мелькает непонятная мне эмоция, а затем он снова плюется. – Ведёшься на тварь, которая продаст тебя за пачку налички. Открой, блть, глаза, Гейден. Послушай старого друга. Столько телок вокруг, а ты выбрал самую неподходящую.

Его слова не ранят, а лишь подкидывают в моё пропахшее смрадом болото, в котором я, не переставая, вязну с самого первого дня знакомства с Мироном, а затем и Сашей, ещё грязи. Я думала, нельзя замараться ещё больше. Ошибалась.

Отшатываюсь от Мирона, опираясь ладонью о шершавую стену. Он больше не удерживает меня. Легко отпускает. Боится испачкаться?

Гейден подходит вплотную к Саше и, не проронив ни слова, вдавливает руку ему в лицо. Пока тот не начинает визжать и плакать от боли как девчонка.

Зажмуриваюсь, зрелище не самое приятное. Но в этот раз я Мирона не останавливаю. Пусть делает что хочет.

– Сука, сука… сука… – скулит Соколов.

–– Ты лучше скажи мне, где твои яйца, Саша? Раз ты решил отыграться на девчонке…

Продвигаясь вдоль стены, медленно иду к выходу из комнаты, где меня настигает Марк. Приобнимает за талию, перемещая руку точно под грудь. Смотрит невинными глазами, за что получает полный скепсиса взгляд в ответ.

– Всегда использую шанс, что дает мне жизнь, – делится своей философией, подмигивая.

Слабо улыбаюсь.

7 Глава

Вечеринка и правда закончилась. Пока спускаемся с Марком на первый этаж, поражаюсь царящим вокруг оглушающей тишине и бардаку.

Мирон и Саша остались наверху, и я не хочу знать подробностей, о чём и как они будут разговаривать. Скулёж Соколова до сих пор долетает до моих ушей.

Не чувствую никакой жалости. Возможно, это карма, и сейчас он получает по заслугам за то, что сотворил два месяца назад на пустой трассе, когда, напившись почти до отключки, решил выжать из своей машины всё, на что она была способна, и унёс жизни двоих парней. Того, который был с ним рядом и был так пьян, что даже забыл пристегнуться и вылетел в лобовое стекло, и другого, из встречной машины, который просто оказался не в том месте и не в то время. Его матерью и была Валентина Головина.

Только если это кармический бумеранг для Соколова, значит мой, за ложь, тоже где-то недалеко? Тогда стоит опасаться.

– Ты можешь посмотреть, где я оставила пальто? – спрашиваю у близнеца, пытаясь аккуратно выпутаться из его наглых загребущих рук.

Шею простреливает болью при малейшем движении. До чёрных точек перед глазами. Но если я чуть повыше подниму мобильник, то легко смогу вызвать себе такси и уберусь от братьев Гейден подальше.

– Нет, кошечка. Я нечасто слушаюсь взрослых, но если мой брат что-то попросил, то это нужно выполнять, – говорит Марк, прижимая меня к своему боку сильнее. Синхронно ступаем по лестнице, пока не достигаем первого этажа. – Поэтому сейчас я помогу тебе забраться в тачку, а потом, так и быть, поищу твоё пальтишко. Лады?

– Не лады, – качаю головой. – Не нужно со мной носиться. Тем более твой брат просил тебя позаботиться о Соколове, а не обо мне. Если Саша поедет с нами, то я тем более лучше доберусь до травмпункта на такси.

– Близнецы общаются ментально. Слышала о таком? Мирон может ничего не говорить, но я знаю, о чём он думает и чего он хочет. А хочет он удавить Соколова, доставить тебя в больничку, ну и трахнуть. Тоже тебя, не Соколова.

– Какой же ты балабол и клоун, Марик, – если бы могла, то покачала бы головой.

Брат Мирона имеет слишком длинный язык и, кажется, не понимает, как ошибается. Мирон хотел меня раньше, в прошлом. Открыто об этом заявлял. Не стеснялся демонстрировать. Дразнил, выводил из себя и постоянно возбуждал. Одним лишь присутствием рядом. Провокационными фразами. Касаниями. Я сопротивлялась и боролась сама с собой до самого последнего момента. Сломалась, когда пружина натянулась и наконец лопнула.

Он получил, что хотел. И его интерес угас.

Ничего нового я ему не дам. Зато могут дать другие. Такие, как Вика.

– Клянусь! – продолжает шутить Марк, отвлекая меня от грустных мыслей.

– Когда я приехала, Мирон был занят другой. Викой. Может, и ты её знаешь: тёмные волосы до пояса, грудь второго размера и ноги от ушей.

Марк делает вид, что задумывается, забавно выпячивая вперёд губы. И я думаю: как это странно, смотреть в идентичное Мирону лицо и понимать, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не будет так дурачиться. Он и улыбается-то редко. Закрытый и холодный. Будто понятия не имеет, что такое демонстрация эмоций. Мирон отлично умеет транслировать свои чувства взглядом. Как посмотрит, так внутри всё леденеет. Или, наоборот, наполняется жаром.

Сейчас внутри тепло. Кожа до сих пор помнит мягкие и почти нежные касания парня. Это обман. Иллюзия. Краткий миг, который скоро растает как дым, оставив после себя неясные воспоминания. Такие, что, просыпаясь ночью, я буду думать: правда ли он меня так касался, заботился, смотрел – или мне на самом деле это всё привиделось и придумалось.

– Под такое описание подходит половина знакомых мне девиц. Другая половина – блондинки.

– Рыжих нет?

– Нет, я предпочитаю блондинок и никакой экзотики. Чисто мой типаж. – Марк морщится, задевая валяющуюся на нашем пути, не совсем пустую банку из-под пива. – Если тебе интересно, чего хочу я, то это вызвать клининг. Каждый раз думаю: никаких больше вечеринок на своей территории, но потом что-то идёт не так.

Несмотря на душевную и физическую боль, улыбаюсь.

Мирон появляется из дома, когда его брат-близнец помогает мне забраться в машину. Широким шагом пересекает лужайку. Он не надел куртку и даже не переодел футболку. На улице приличный минус, я уже, несмотря на шерстяной свитер и плотные колготки под джинсами, успела продрогнуть. Марк так и не отправился искать моё пальто, а ведь оно – моя единственная приличная верхняя одежда.

Я считаю, глупо накупать кучу одинаковых по назначению вещей на сезон. Особенно мне, той, кто ведёт кочевой образ жизни и не имеет своего дома.

Мне предстоит съехать из гостинки, арендованной Эвелиной Соколовой в ближайшие дни. Даже если Саша не обмолвится своей матери о том, что сделал, то ей расскажу я. Скорее всего, она станет трясти перед моим лицом бумагами, которые я имела глупость и неосторожность подписать. Что ж… тогда её будет ждать разочарование, потому что после сегодняшнего я готова дать ей достойный ответ.

– Марк, останься здесь. Проследи за этим уёбком, чтобы херни не натворил. И дом приведи в нормальный вид, мать только что звонила, завтра приедут оценщики, – отрывисто командует Мирон, цепким взглядом окидывает меня с головы до ног. – Где твоя одежда, Лина?

– В доме.

Гейден кивает, но с места не двигается. Мы смотрим друг другу в глаза несколько секунд, пока я, поморщившись от боли, не отвожу взгляд первой. Вздрагиваю от громкого хлопка двери.

– Так Сокол ещё живой? Чё мне с ним делать? Неотложку вызвать? – долетает до меня голос Марка.

– Что-нибудь придумай. Прощупай его карманы, если найдешь что-то запрещенное – сливай в унитаз. И комнату потом проверь. Он что-то употребил. Пока не выйдет из него эта дрянь, пусть мучается без врачебной помощи, – сухо говорит Мирон.

Через несколько секунд Гейден-старший уже сидит рядом, заполняя своим запахом и собой всё пространство. Скосив взгляд, наблюдаю за тем, как он отводит от лица длинные пряди волос, растрепавшиеся после драки. Причёсывает их пятерней, убирая назад. Заводит машину одним нажатием кнопки и ловит меня за подглядыванием.

Резко подаётся вперёд, нависая. От неожиданности дёргаюсь, не предполагала, что приблизится. Перед глазами летают чёрные мушки от боли, и я гашу вскрик, готовый сорваться с губ.

– Спокойно. Я просто пристегну тебя, поняла?

– Да.

– Отлично. – Мирон протягивает ремень безопасности, костяшками пальцев задевая мою грудь. Намеренно или нет, не знаю, но я опять вздрагиваю.

Между бровей Гейдена залегает складка, и он сжимает губы, слишком агрессивно втыкая ремень в замок.

– Спасибо за всё, что сделал сегодня для меня, – произношу в тишине.

Воздух вокруг потяжелел и жжёт лёгкие.

– Не строй на мой счёт никаких иллюзий, неАнгел, – обманчиво мягко произносит Мирон. – Так поступил бы любой. Что бы вы с Соколовым ни умудрились не поделить, какого бы конфликта между вами ни было, он не имел права к тебе прикасаться и наносить телесный вред. Никто не имеет права к тебе прикасаться без твоего разрешения. Ты в курсе?

Прикусываю нижнюю губу, смотрю точно вперёд, любая кочка отзывается простреливающей болью в затылке, от которой уже хочется выть и плакать. Мирон старается вести машину аккуратно и чертыхается при каждой неровности.

– Тебе я тоже не разрешала.

– Будем считать, это было исключение.

Доезжаем до ближайшей больницы за пятнадцать минут. Мирон настаивает на частной, но я понимаю, что не могу позволить себе оплатить приём или даже госпитализацию в несколько тысяч, а брать у него в долг не собираюсь.

У меня опять наступают тяжелые финансовые времена. Знаю одно: больше денег от матери Соколова я не приму. Пусть нанимает ему другую няньку, а ещё лучше – займётся лечением своего сыночка. По нему давно плачет рехаб. Я умываю руки.

В травматологии никого нет, уже одно это считаю везением.

Однажды, когда я была ещё в детском доме, нас вывезли на городской каток. Кататься я не умела, но очень хотела научиться хотя бы ровно стоять на коньках. Как раз в тот момент было очень популярно фигурное катание, многие девчонки зависали перед общим телевизором, собираясь в группы, и смотрели парные танцы на льду. Я тоже смотрела, но сидя немного подальше и, как обычно, без компании. На каток вышла, держась за бортик, робко переставляя ноги, а когда почувствовала себя уверенней, оттолкнулась и попыталась аккуратно, удерживая равновесие, скользить елочкой. Тогда меня и сбил какой-то парень. Я упала неудачно и выбила плечо. В больницу меня везли на скорой с недовольной воспитательницей, которая хотела быстрее оказаться дома, вместо того чтобы носиться по травмопунктам со мной. Мы застряли в приемном покое на три часа. Самые долгие часы в моей жизни.

– Сглотните слюну, – вежливо просит дежурный врач, аккуратно осматривая и ощупывая мою шею. – Дискомфорт ощущаете?

Выполняю.

– Немного.

Приподнимаю подбородок и устремляю взгляд за спину врача.

Мирон, прислонившись плечом к стене, коршуном следит за каждым его движением. Если бы мы были с ним в других отношениях и в другой ситуации, я могла бы предположить, что он действительно за меня переживает. Или ревнует. Но и то и то кажется беспочвенными домыслами моей фантазии. Гейден сводит брови на переносице, когда я морщусь или шиплю от боли, которая стала менее ощутимой. Дискомфорт при поворотах и наклонах головы ещё присутствует, но уже не так критично, как в первые минуты после столкновения с Соколовым.

– Неплохо. Неплохо. На рентгеновском снимке всё в порядке. Есть незначительные повреждения, Ангелина. Несколько дней поносите шейный воротник Шанца и попьете болеутоляющее. Я пропишу, что именно. Состояние покоя тоже обязательно. Повторно придёте через неделю, и если всё будет в норме, то я вас выпишу. Вам нужен больничный?

– Я безработная. Учусь. У меня сессия. Я могу ходить на зачёты?

– Если вам ничего не мешает, то да. Но я могу написать справку и освободить вас от физической нагрузки. Зачёт по физической подготовке сможете получить автоматом, – улыбается врач, отходит к своему столу и черкает что-то на бумаге, лежащей перед ним. – На этом всё. Можете подождать в коридоре.

– Мы хотели бы снять и зафиксировать побои, – произносит Мирон, останавливаясь рядом со мной.

Я не вижу его лица, но знаю, что он выглядит очень серьёзно и даже опасно. Когда мы приехали, врач то и дело косился на брызги крови на футболке Мирона. Попытался задать несколько вопросов, но был осажен Гейденом в довольно сухой и холодной манере.

– Конечно, я всё запишу, – посерьёзнев проговаривает врач. – Вам повезло, Ангелина. Всё могло закончиться куда более опасными травмами.

Я пытаюсь слезть с кушетки, не задействовав при движении голову, и замираю, глядя на Мирона во все глаза. Он протягивает руку, предлагая свою помощь. Вкладываю свою ладонь в его тёплую, большую, чувствуя благодарность.

– Да, повезло, – с трудом сглатываю образовавшийся в горле ком.

Тяну свободную руку к шее и касаюсь её пальцами, опускаю взгляд. Мирон не выпускает мою руку, даже когда мы выходим из кабинета в больничный коридор, подсвеченный холодными люминесцентными лампами.

– Сядь. Хочешь принесу тебе что-нибудь попить?

– Я уже насиделась. Немного постою. – Поднимаю наши сцепленные руки на уровень глаз и смотрю на его сбитые костяшки. – Тебе нужно обработать раны.

– Что? – Гейден, кажется, не сразу понимает, о чём речь.

– Раз мы в больнице, пусть и о тебе позаботятся. И тебе не стоит со мной здесь торчать. У тебя явно есть более важные и интересные дела, – говорю равнодушно, по крайней мере стараюсь.

Мирон расцепляет наши руки. Приваливается плечом к стене и внимательно на меня смотрит. Прожигает взглядом, пока я первой не отвожу глаза.

– Опять провоцируешь, неАнгел? – хрипло произносит.

Если бы я могла пожать плечами, то определенно сделала бы это. Но раз сейчас мне это недоступно, решаю просто игнорировать неудобный вопрос, смотря в одну точку. И для шеи удобно.

– Ты многое для меня сделал сегодня. Хоть ты и говоришь не строить иллюзии, и что так мог поступить любой. Мне кажется, это не так. Я тебе благодарна, Мирон. Очень. Но не хочу быть чем-то обязанной.

Первый раз в жизни обо мне кто-то позаботился. Меньше всего ожидала, что это будет Гейден. Однажды он уже вытолкнул меня из машины перед аварией, а потом мы занялись сексом. Теперь мы вместе посетили больницу, и я боюсь: вдруг тоже придётся за это расплачиваться?

Я морально раздавлена, физически устала. У меня нет сил бороться и вести войны. Выкидываю белый флаг.

Отношения с Мироном у нас странные, всегда на грани. Нам обоим такое нравилось в прошлом. Было частью игры. Только я давно не играю и больше не хочу играть. Мы не вместе и никогда не будем. А скоро и вовсе перестанем пересекаться. Я уеду учиться в другое место, сделаю всё возможное для этого. Мне нужно попытаться встать на ноги, выучиться и вытравить из крови ядовитую любовь, что живет в моём сердце к Мирону.

– Ты ничем мне не обязана. И я сейчас нахожусь там, где надо, – спокойно произносит Мирон. – После планирую отвезти тебя домой.

Всё у него так просто. У меня же в душе полный раздрай.

– Забыла, что ты всегда делаешь только то, что хочешь, – невесело хмыкаю.

– Именно.

– Спасибо, – говорю искренне.

– Пожалуйста.

Боковым зрением вижу, как он меняет позу. Больше не смотрит на меня в упор. Приваливается спиной к стене, складывая руки на груди. В одной из ладоней у него зажат мобильный. На экране то и дело вспыхивают сообщения. Мне даже кажется, что я вижу фотографию Вики, что стоит у неё на профиле в социальных сетях. И моё сердце болезненно дёргается всего на мгновение.

– Что мне делать с зафиксированными побоями от Соколова? Сдать его в полицию? У него и так там проблемы из-за аварии, – меняю тему. – Поговорить с его матерью? Сказать про наркотики? Он всё же твой друг.

Молчать не получается. Тем более сейчас, когда у нас негласное перемирие и мы общаемся почти как нормальные люди.

– Бывший друг. Его проблемы пусть решает он сам или его мать. Думаю, она уже подсуетилась, – задумчиво почёсывает подбородок двумя пальцами. – Я тебя предупреждал насчёт Соколова. Ты не послушала. Не захотела слушать.

– Предупреждал, – не спорю, смотря вперёд. – Но иногда нет возможности выбирать вариант.

– Поясни.

Кажется, я смогла его заинтересовать, потому что Мирон опять меняет позу, поворачиваясь корпусом ко мне.

– Вот когда у тебя или у такого, как Саша, проблемы, что вы делаете? Звоните родителям, которые всегда рядом и готовы помочь, или справляетесь сами, давая кому нужно денег. Деньги решают почти все проблемы, главное, пачку потолще приготовить. И вуаля! У меня была острая нехватка средств. Саша и его мать предложили мне помощь. Я воспользовалась.

И жалею об этом, – добавляю мысленно.

Прохожусь зубами по нижней губе и нервно её закусываю. Обнажать перед кем-то душу для меня тяжелее, чем скинуть перед парнем одежду. Тем более перед Мироном, который вряд ли ответит тем же. Его душа, если она у него есть, спрятана под толщей льда, под которую не пробиться.

– Ты ничего не знаешь обо мне и моей семье, – спустя недолгое молчание проговаривает Гейден.

Я делаю над собой усилие, больше физическое, чем моральное, и смотрю прямо в его серьёзное, без тени улыбки лицо. Чёрные глаза фиксируют мои, не давая разорвать зрительный контакт. Удерживают намеренно.

– Твоя мама чудесная женщина. Отец – ничего про него не знаю, ты прав. Но они оба живы и в добром здравии. Этого всегда достаточно.

Мирон сканирует в ответ моё лицо и чуть наклоняется, приближаясь.

– Ты сирота?

– Да, – произношу, помедлив.

8 Глава

Я настолько устала за день от потрясений, что, когда мне наконец надевают шейный корсет, в котором предстоит просуществовать несколько дней, и вкалывают в ягодицу обезболивающее, совсем не возражаю желанию Мирона довезти меня до дома.

Его молчаливое присутствие рядом не тяготит, наоборот, добавляет внутренней силы и подпитывает спокойствием. Он сам проверяет справки, которые нам выдаёт врач, и фотографирует на свой мобильник. Я не возражаю, лишь пытаюсь зевнуть с закрытым ртом.

Гейден помогает мне забраться в машину и устроиться на переднем сиденье. Сам пристегивает ремень безопасности, предварительно откинув мои разметавшиеся по плечам волосы. Задевает грудь, совсем без сексуального подтекста. После нашего дружественного разговора в коридоре больницы и моего признания Мирон нахмурил брови и закрылся. С вопросами больше не лез, на мои отвечал сухо и скупо, а потом и вовсе замолчал.

В машине мы совсем не разговариваем. Меня тянет в сон. На улице сгущаются сумерки, с неба летит мелкий колючий снег, похожий на крупинки манки, он ударяется в лобовое стекло с характерным шуршащим звуком. Убаюкивает. Веки держать открытыми становится всё тяжелее, поэтому я очень рада, когда вижу, что мы подъезжаем к моему дому. Ему совсем чуть-чуть осталось быть таковым. Но сегодня я не собираюсь никуда уходить. Посплю в тишине и уюте ещё ночь, а затем соберу свои немногочисленные вещи… и… не знаю. Что-нибудь придумаю. Решу. Не в первый раз.

Мирон тормозит около моего подъезда. Характерные щелчки говорят мне о том, что он отстегнул ремни безопасности и снял блокировку с дверей.

Аккуратно повернув корпус в сторону парня, смотрю на его хмурый дьявольский профиль с тоской. Сейчас, после того как он провозился со мной весь день, Мирон не кажется мне конченым мудаком, каким он привык себя выставлять. Он умеет делать вполне обычные человеческие вещи. Например, проявлять заботу. И как бы он это ни отрицал, как бы ни старался скрыть за маской безразличия, сегодня я видела в его глазах испуг. И нежность.

– Спасибо ещё раз. Я тебе очень благодарна, – произношу, разлепляя пересохшие губы.

– Хватит уже, неАнгел, – мягко говорит Мирон, бросая на меня беглый, но цепкий взгляд. – Помочь выйти? Я могу проводить до двери.

Он тоже устал. Не хочу больше злоупотреблять его нормальным адекватным состоянием. Вдруг превышу лимит, и опять вернется Мирон-демон. Природа специально создала их с братом такими разными? Чтобы поддерживать баланс добра и зла?

Улыбаюсь своим мыслям и ловлю вопросительный взгляд Гейдена. Он приподнимает брови, касаясь двумя пальцами своих губ.

– Нет. Спасибо.

Мирон закатывает глаза, цокая языком. Открывает дверь и выпрыгивает наружу. Обегает машину спереди, поднимая плечи к ушам – ветер на улице только усилился, слышу его завывание и как остервенело бьётся мокрый колючий снег в стекло.

– Давай выходи. – Протягивает мне руку, помогая не упасть, выбираясь из высокого автомобиля.

– Мне кажется, за сегодня ты сделал добрых дел больше, чем делаешь за год, – не могу сдержать смешка, цепляясь за большую теплую ладонь парня.

– Не кажется, – Мирон тоже усмехается. – Иди. Не мёрзни.

Однако ни он, ни я не двигаемся с места. Так и стоим, застыв друг напротив друга. Между нами ветер и пропасть в несколько километров. Там столько всего. Ненависть, любовь, похоть, неоправданные ожидания, ошибки и множество третьих лиц. Целый взрывной коктейль. Опасно ступить – рискуешь взлететь на воздух.

Кожа покрывается мурашками. Развернувшись, уверенно шагаю в сторону своего подъезда, прижимая к груди сумку с ключами. Сердце неистово бьётся о рёбра. Между лопаток жалит чужой горячий взгляд, он провожает меня до тех пор, пока не скрываюсь за дверью.

Поднимаюсь в квартиру, бросаю ключи на обувницу и со стоном снимаю ботинки. Голова пульсирует, шею не повернуть. Сил на душ уже не осталось. Лекарство, всаженное мне в задницу не совсем любезной медсестрой, вовсю действует, потому что мне кажется, я засну сейчас прямо на коврике в прихожей, не успев добраться до своего дивана.

Не включая свет, прохожу на ощупь и не раздеваясь опускаюсь на подушку.

Я почти проваливаюсь в сон, но меня будит настойчивая вибрация в заднем кармане джинсов.

«Ты дома или свалилась в шахту лифта?» – светится на экране, под набором цифр.

Номер незнакомый. Сердце интуитивно подскакивает к горлу, застревая там, и не спешит встать на место.

Он сменил номер, но при этом не удалил мой?

Чувствую себя глупой влюбленной идиоткой, набирая ответ:

«Дома. Сегодня меня спасать больше не нужно».

Мирон больше ничего не пишет.

Выглянув в окно, успеваю заметить задние огни отъезжающего «порше». Удовлетворенная, как после нашего первого секса с Гейденом, наконец засыпаю.

Утром разрешаю себе поваляться. Голова чугунная, шея под воротником затекла и чешется, но самостоятельно его снять не решаюсь. Дискомфорт всё ещё ощущается, мышечная боль притуплена обезболивающим, но я всё равно ощущаю её будто через барьер.

То и дело поглядываю в сторону телефона. Не знаю, чего жду. Пожелания доброго утра от самого неприветливого парня на свете? Или сообщения с вопросом о моём самочувствии?

Мысль о том, что наши отношения перешли какой-то рубеж, не даёт усидеть на месте. О том, что на коленях Мирона вчера елозила Вика, я не забыла. Как и отлично помню, что её не было с нами в больнице, где мы были лишь вдвоем.

Маленькая девочка во мне всё ещё верит в сказки и не перестаёт мечтать. Но я предлагаю ей повзрослеть и заткнуться, потому что спустя три минуты после моего пробуждения мобильный издаёт звуки входящего вызова и на экране горит имя Эвелины Соколовой.

***

Первая трусливая мысль проигнорировать мать Саши и отложить разговор на потом. Сразу понимаю идея плохая. Если ей понадобиться меня достаться она притащиться откуда угодно и будет уже вопить у меня на пороге, а не в телефоне.

– Да, – отвечаю сухо, разглядывая идеально белый потолок над головой, ни одно изъяна, даже скучно, не на чем зацепиться взгляду.

– Ты! – визгливо вскрикивает Эвелина.

Поморщившись, отстраняю телефон подальше от уха.

– Я.

– Ты смей передергивать, девочка! Что с моим сыном? У него сломан нос!

– С вашим сыном все в порядке. У него всего лишь сломан нос, – произношу устало, принимая вертикальное положение на кровати.

Комната перед глазами немного плывет. Шейный воротник давит, доставляя скорее дискомфорт, чем удобство. Просовываю, с одной стороны, под него пальцы и с наслаждением чещу, закатывая глаза, пока Эвелина брызгает своим ядом и я уверена слюной. Воображение рисует всегда идеальную мать Соколова с всклокоченными волосами, в отельном халате, с приклеенными по всему лицу патчами. Она носится по номеру и орет, чтобы я сейчас же ехала в больницу к Саше и была при нем до их приезда.

– Нет, – говорю твердо.

Ответом мне служит характерное молчание. Всего несколько секунд, а затем женщину на другом стороне провода, прорывает:

– В смысле – нет?! – кричит Эвелина, я слышу топот и стук двери. – Ты будешь делать все что я тебе говорю. Я тебе за это плачу не маленькие деньги. Я могла найти кого-то подешевле и не тратится так сильно, поэтому ты сделаешь все. Если я скажу кормить Сашу с ложки, ты будешь это делать! Если я скажу жить с ним и спать в одной кровати, рожать детей, ты и это сделаешь. Ты подписала документы! Ты никуда от нас не денешься, дворовая девка!

Пассивная агрессия направленная на меня от матери Соколова отскакивает от меня как горох. Я готовилась к этому разговору. И после ведра грязи, что она, судя по пыхтению, собирается на меня вывалить, просто схожу в душ.

Больше я молчать не собираюсь. Расправляю плечи и встаю на ноги.

– Стоп-стоп. Дамочка, я подписала договор о неразглашении вашей семейной постыдной тайны, которая мне уже вот где, – она, конечно, не видит, как я провожу ребром ладони по воротнику на шее, но думаю догадывается. – Вашего сына надо лечить от зависимости. Он не рассказал, что перед тем, как сломать нос, нюхал кокаин? А я ему в этом хотела помешать. Между прочим, выполняя ваше поручение. Саша на меня напал. И теперь у меня есть зафиксированные от него побои. Есть и свидетели. Много. И я легко могу пойти с этой бумажкой в полицию. Заодно расскажу, что вы меня запугали, надавали, и заставили лжесвидетельствовать, чтобы прикрыть задницу своего сына. Как думаете понравится полиции такая история от девочки из детдома?

– Тварь, продажная неблагодарная тварь.

Где-то я это уже слышала. Ничего нового.

– Попрошу обойтись без оскорблений. Вдруг я и этот телефонный звонок решила записать?

– Я тебя в порошок сотру, если ты сунешься к ментам, – продолжает свои нападки Эвелина. – Если ты вообще хоть что-то вякнешь про Сашу, что отбросит тень на нашу семью.

И опять она говорит про честь семьи. Складывается такое впечатление, что ее больше заботит их с мужем репутация, чем благополучие собственного сына. Еще недавно я бы пожалела Сашу. Теперь же думаю, что он не зря родился именно в такой семье. Одного поля ягоды.

– Оставьте свои угрозы при себе, Эвелина. Займитесь сыном. Лечите Сашу, он катится вниз.

– И это мне говорит девка из детдома? – громкий истеричный хохот, а затем злое змеиное шипение. – Чтобы съехала из квартиры сейчас же!

– Все непременно. Еще что-то?

– Пошла ты, – бросает трубку.

С облегчением бросаю телефон на кровать и прикладываю ладони к пылающим щекам.

На удивление грязной себя не ощущаю. С плеч словно упала лежащая на них плита. Дышать легче. Свободнее.

Освободилась от веревок, опутавших мое тело и разъедающих душу. Два месяца назад, мне казалось, я поступаю правильно. Шагаю в нужном направлении. В сторону, где меня ждут мои мечты. Я ошибалась. И теперь собираюсь это исправить.

Шарю взглядом по мебели до тех пор, пока не натыкаюсь на новый чемодан, лежащий на шкафу. Не нужно было убирать его так далеко. Вообще раньше у меня никогда не было чемодана, всегда обходилась сумками, пакетами, превращая их в увесистые баулы, набивая вещами, которых у меня тоже немного. Чемодан я купила совсем недавно. Собиралась слетать на несколько дней в Калининград. Я никогда не видела море.

Это был бы мой подарок себе на новый год. Почти Европа, но бюджетное. И есть море, пусть и северное. Фотографии с Куршской косы, которые я сохранила и поставила на заставку на свой телефон, впечатляют.

Собрав вещи, мою посуду и выкидываю из холодильника продукты, что-то забираю с собой. С чувством удовлетворения оставляю ключи лежать на обувной тумбе и выхожу за дверь.