Читать книгу: «Дай мне шанс всё испортить», страница 9
Платон снова зашёл в кабинет Анжелики Викторовны. Он сразу заметил, что большинство её вещей сложено в картонную коробку. Картины стояли рядом, обмотанные белыми простынями. Всё вокруг напоминало о срочной эвакуации. Платон почувствовал запах коньяка и овсяного печенья. «Вот это закусь у неё специфическая! Хотя здесь ничему не стоит удивляться. Тут все немного с приветом. В последнее время я сомневаюсь, есть ли нормальные люди в принципе. Может быть, на большой жёлтой подводной лодке остались лишь убогие, неприкаянные, бесполезные. Другие просто не смогли приспособиться к этой удручающей жизни, ускользающей как песок сквозь пальцы. В этой жизнь опасно к чему-то привыкать: все становятся исключительно попутчиками, стоит проявиться к кому-то привязанность, а он вдруг возьмёт и умрёт. Больше не за кого и не за что ухватиться, кроме бессмысленного инстинкта самосохранения».
– Вы довольны? Вы оказались правы, – произнесла Анжелика Викторовна, продолжая копошиться в письменном столе.
– В данном случае я предпочёл бы ошибаться.
– Можете быть счастливы – меня уволили! Да и скоро всю облпсихбольницу расформируют. Нет женского корпуса, нет главврача, нет медикаментов.
– И что же со всеми нами будет?
– Кого заберут родственники, кто останется ютится в медгородке, кто уйдёт в посёлок. Сейчас мир нуждается в здоровых людях. Психи никому не нужны. Но вам не о чем беспокоиться. Вы же уверены, что у вас слишком сложная душевная субстанция.
– Организация.
– Она самая. Вы совершенно уверены, что вам никто не в состоянии помочь. Вы же существуете на каком-то более высоком уровне существования, чем все мы. Сам чёрт не разберётся в ваших проблемах. Но вот вы сами сможете. Только вам по силам разрубить этот гордиев узел. Вот и флаг в руки! Вперёд и с песней! Продайте там феррари, примите буддизм, или женитесь, наплодите суррогатных детей, или заведите сотню котов. В общем, вы разберётесь. Никакой вы не шизофреник, а вот дури в башке у вас всё равно много. Но не мне её выбивать, это ваша проблема.
– Вот так, значит, – бросаете нас на произвол судьбы.
– Вы ещё Высоцкого спойте: «Спасите наши души! Мы бредим от удушья». Бедненький несчастненький. Именно вам больше всех нужна помощь. Другие проблемы – это просто курам на смех. А вот ваши экзистенциальные кризисы – это первоочередная задача человечества.
– И чем вы теперь будете заниматься?
– Следить за богатыми психопатами, их родственники хорошо платят. Но вы не обращайтесь! Займитесь уже чем-нибудь полезным. Хоть скворечник соорудите.
– Удачи вам с мажорными психами! Главное – не давайте им кипятильники.
Они захохотали, хотя это и выглядело кощунственно.
«Период под названием «психушка» миновал. Я свободен! Придётся начать новую главу, готов я к этому или нет. С другой стороны, ни к чему в этой жизни нельзя быть готовым. Ты просто прыгаешь с этого обрыва неизвестности и ждёшь, что из этого выйдет. Тебя никто не спрашивает, хочешь ты или нет испытать свою жизнь. Ты окунаешься в неё с головой. И чаще всего это кипяток или ледяная вода. Или уличный туалет с выгребной ямой, бывает всякое. Указатель «Облпсихбольница» на развилке дорог, две вышки, мне неизвестно для чего предназначенные, покошенный продуктовый магазин, шиномонтаж рядом, железнодорожный мост, медгородок, бурханы, мне будет вас не хватать. Хотя кого я обманываю, конечно же, нет, я сыт по горло Ложками и всем с ним связанным».
На съёмочной площадке Платону всё было непривычно. Здесь все суетились, перемещались в разные стороны, словно муравьи, и никто не обращал на него внимания. Никто не узнавал его в капюшоне натянутом на половину лица. Ходит здесь какой-то здоровый мужик в толстовке, вполне возможно, оператор, ассистент режиссёра, декоратор или просто доставщик вегетарианских обедов. Разве разберёшь в этой толпе хипстеров, кто есть кто. Режиссёр ничем не отличался от курьера. Платону нравилось находиться в эпицентре создания чего-то. Тут все были чем-то заняты, у них у всех был важный вид, каждый считал себя значимым элементом цепочки. Платон же ощутил себя случайным элементом, которому нравится «присосеживаться» к великим. Он наблюдал за всем происходящим с нескрываемым удовольствием: его глазу, наконец, было за что зацепиться.
– Божечки, Афонин собственной персоной! – воскликнул Олег, впуская Платона в собственный трейлер.
– А ты неплохо устроился.
В трейлере присутствовало всё необходимое и даже больше: бутилированная вода нескольких марок, сэндвичи с авокадо, шоколадная паста, ржаной хлеб с кунжутом, гранатовый сок, икра минтая, коричневый диван с вельветовой обивкой, подушки с фотографиями собак, даже шторы цвета бургунди. Его поразило, что Олег выглядел невыспавшимся и уставшим, одет он был довольно небрежно, хотя всегда любил наряжаться в твидовые спортивные костюмы с лампасами. Было заметно, что он увлечён тем, что происходит на съёмочной площадке, и пренебрегает собственным внешним видом.
– Ты, скотина, не отвечал на мои звонки три недели! Даже когда там пожар случился. Вас же в новостях показывали.
– Прости, Олег, я был занят: собирал мозаику с фоткой Пизанской башни. Тысяча деталей. Потом была мозаика с Эйфелевой башней, затем с красной феррари и т.д.
– Что, твой вояж по волнам собственной психики закончился? Великий и ужасный вернулся!
– Как видишь. И я рад тебя видеть.
– Чтоб ты провалился вместе со своими эпатажными замашками и любовью к сюрпризам.
– Эх, а помню, как ты был чуток и любезен, когда у меня было подозрение на рак яичек. Ты не такой плохой, каким хочешь казаться.
– Что за фигню ты наговорил той девице с «России Первой»? Ты пишешь роман «Регина атакует»»? Про то, как покойник поселился в теле кота, чтобы портить жизнь хахалю жены? Ты серьёзно? И главная героиня рыжая?!
– Да, уже отправил в издательство. Не поверишь, как быстро идёт дело, когда у тебя отнимают Интернет и виски.
– Ты спятил. Ты понимаешь, что Бетина нас со свету сживёт. Она который день достаёт меня, чтобы я отговорил тебя от этой затеи.
– Ничего, она – большая девочка, переживёт. И куда она от тебя денется, сейчас выбор не велик, мой друг. Скоро успокоится. Бетина – практичная женщина, у неё всё схвачено.
– Почему я узнаю о твоей новой книге из новостей?!
– Не переживай, я подпишу тебе экземплярчик, когда книга выйдет из типографии.
В трейлер ворвался режиссёр. Не говоря ни слова, он кинулся к Платону с объятьями. Тот лишь недоумённо поднял плечи и ждал, когда же это приветствие закончится.
– Что ж ты не сказал, что приедешь? А мы ни слухом ни духом, братиш. Мы бы устроили тебе царский приём. И ты, Олег, молчал! Вот это сюрпрайс ты устроил, айм шокед, – тараторил лохматый хипстер в скейтерской бейсболке.
Платона несколько раздражала бесцеремонность Вострикова. «Господи, убери же свою лапу с моего плеча! Ведет себя так, будто мы сто лет знакомы и друзья до гроба. Хватит вторгаться в моё личное пространство! Ему, небось, под сорок, а выглядит как прыщавый подросток. Что за инфантильный тип! И что за американизмы, жаргонизмы, хипстерские словечки. Наверное, он ездит по съёмочной площадке на самокате».
– Да, Тарас, это именно Платон Афонин, виновник того, что актёры ходят здесь в костюмах, изображающих мусор, – представили его.
Рёжиссёр схватил Платона и чуть ли не силой потащил со всеми знакомиться.
– Это наша главная звезда – Саша Ветров, у него в этом году только в сентябре выходит шестьдесят фильмов. Актёр об бога. Только не знаю, от какого именно, может быть, от бога земледелия. Это Ангелина Сапрыкина. Она смогла пробиться в кино, несмотря на свои физические недостатки. Исключительно талантом. Наш оператор Генка. Снимал раньше гениальное порно.
«Они, наверное, все его ненавидят, и я их понимаю», – заключил Платон. Все смотрели на писателя как на диковинку. Каждый из них слышал про него различные небылицы, считали Платона чудаком или конченым психом. Каждый норовил прикоснуться к нему, будто потом они смогли бы всю жизнь носить его прикосновение как амулет или отличительный знак. Каждый хотел перекинуться с ним хоть словом, будто любой его ответ изменит их судьбу или разрешит все проблемы. Все желали сделать с ним селфи, чтобы показать в инстаграме, какие они прогрессивные, продвинутые, интеллектуальные богемные. Они рассказывали, как восхищаются его творчеством, цитировали фразы, которые активно тиражировали газеты и многие из которых ему не принадлежали. Платон очутился в центре внимая и восхищения. «Я уже и забыл, что такое вести активную социальную жизнь и светскую беседу. А неплохо так иногда потешить своё самолюбие! Бодрит».
Бетина ела греческий салат, но Платону казалось, что она сейчас проглотит его самого, настолько суровый у неё был взгляд. Он уже начинал жалеть, что принял от Олега приглашение на ужин. Однако Альбина выглядела счастливой: ей льстило, что бойфренд познакомил её с «родственниками», ей нравилось чувствовать себя часть жизни великого писателя. Она принарядилась в обтягивающее зелёное платье и вельветовый жакет цвета красного кирпича, явно хотела произвести впечатление.
– Вы красивая! – похвалил девушку Тимьян.
– Спасибо, ты тоже ничего.
– Мой дядя любит красивые вещи.
– Тимьян, что ты такое говоришь?! – одернула его Бетина, но было заметно, что случайное замечание сына ей понравилось.
– У вас милая квартира. Здесь очень уютно. Всё так по-домашнему.
– Досталась от отца, но Бетина здесь многое успела изменить, – наконец заговорил Олег. – Так что там слышно про имитация-вирус, ты же в медийном эпицентре?
– Про что это вы?
– Наш гений находится всегда в некотором информационном вакууме. До него всё доходит последним. В Японии начался суицидальный вирус, вызванный приложением «Имитация». Просто людям сложно адаптироваться к реальности, когда они выходят из своего идеального имитированного мира. К тому же там произошёл какой-то сбой, из-за которого многие пользователи впали в какую-то там импульсивную депрессию.
– Признали, что из-за этого приложения уже покончили жизнь самоубийством около двух тысяч человек, – Альбина решила продемонстрировать Олегу свою осведомлённость.
– Почему ты мне ничего не сказала? – чуть ли не прокричал Платон.
– Ты же не спрашивал.
– Если на меня со спины будет ехать автобус, ты мне тоже скажешь, потому что я не спрошу?
– Я думала, что ты знаешь. Я не хотела тебя расстраивать.
У Альбины предательски задрожала нижняя губа, будто девушка собиралась заплакать, настолько она боялась разочаровать Платона. Внезапно Альбина перестала моргать и прикрыла рот рукой, словно останавливая приступ икоты.
– Плат, помоги мне принести противень с лазаньей, – вмешалась Бетина и потащила Платона на кухню.
Возле плиты восседал Розмарин, ожидая, что с ним поделятся ужином. Завидев Платона, он бросился к нему, радостно виляя хвостом. Встав на задние лапы, пёс практически сравнялся с ним ростом. Платон с трудом удерживался на ногах под его тяжестью.
– Хоть кто-то рад меня видеть в этом доме! И я тебя люблю, Розмарин.
– Где ты только её нашёл?! – негодовала Бетина. – Она же похожа внешне на меня!
– Только моложе, стройнее, умнее и красивее. И образованнее.
– Вот сволочь! Ты издеваешься надо мной?!
– Не то что бы. Просто так вышло. Ты же была с моим братом, а потом с моим литературным агентом, в жизни всякое бывает.
– Ещё совсем недавно ты хотел подохнуть и сходил с ума. С чего вдруг ты вернулся такой оптимистично настроенный и воодушевлённый? Того и гляди песенки запоёшь и начнёшь мотивационные речи в университетах задвигать. Прям цветёшь и пахнешь, аж раздражает! У тебя очередной друг погиб при странных обстоятельствах, близким к суицидальным, а решил найти новую подружку, вмешаться в съёмочный процесс.
– Извините, пожалуйста, великодушно, что я испортил вам всю лафу! Путаюсь, тут под ногами, мешаю жить припеваючи за мой счёт. Раз мне ещё осталось сколько то там жить, я буду жить достойно. Я сделаю всё, чтобы, как говорил Чехов, не было мучительно больно за прожитые годы. Эта жизнь – всё, в чём я уверен, в том, что она есть, а что будет дальше – это большой вопрос. Я сделаю всё, на что способен и использую все возможности, что у меня есть, поверь мне! А могу я многое.
– Браво! Тебе будто только что помыл мозги местечковый Будда. Встань и иди!
– Тебе бы тоже не повредило немного воодушевиться, знаешь ли. Прочитай «Цветик-семицветик». Катаев не так плох, советская пропаганда – это тебе не хухры-мухры, на коллективный разум работала.
– Бррр. Что ты несёшь, Афонин!
– Почему из всех людей, с которыми я был близок, осталась именно ты? Это был не лучший вариант, но выбирать не приходится. Это как жизнь, какая досталась, с той ты и работай. Я смирился с действительностью.
Бетина с грохотом поставила противень на стол. Её глаза сверкали от злости. Платон предусмотрительно отошёл подальше отодвинул большой нож на другую сторону «кухонного островка».
– Что стоишь?! Тащи в гостиную!
– Слушаюсь, мэм.
Когда они вернулись к общему сборищу, Платон заявил:
– Олег, я не согласен с тем, что они изменили мой финал истории. Если их долбанный сценарист не вернёт мою концовку, мой адвокат отзовёт права на экранизацию, сколько бы это мне ни стоило. И если ты не сделаешь то, о чём я прошу, я найду другого агента. И ты больше не будешь моим официальным опекуном, займись этим тоже. Пусть Альбина будет опекуном, если меня не признают вменяемым. И я издам книгу «Регина атакует», даже если мне, опять же, придётся дать тебе пинка под зад.
«Может, стукнуть по столу, это смотрелось бы внушительно. Или всё-таки не стоит? Ладно, это будет слишком. Всё-таки классно чувствовать себя сильным. Я прям как Муфаса или Симба. Или воскресший Гамлет. Я как новенький. Будто мне обновили системное обеспечение. Я как Джек Доусон, орущий на палубе «Я – король мира!» Или атлант расправивший плечи».
– Что это с ним? – поинтересовался Олег у Бетины.
– Прочитал «Монаха, который продал свой «Феррари», вот и бесится.
Альбина полчаса безуспешно уговаривала Платона пойти с ней на премьеру какого-то фильма. Он не хотел оказаться в очередном «рассаднике людей», знал, что все будут на него таращиться, выражать восхищение и расспрашивать про «Имитацию», про которую он толком ничего не знал, и всем было нужно его мнение, которое Платону вовсе не хотелось выражать. «Я хотел бы меньше думать в принципе. Чем больше думаешь, тем меньше понимаешь».
– Надеюсь, ты хотя бы на премьеру своего фильма пойдёшь, – возмущалась Альбина, завершая вечерний туалет нанесением красной помады.
– Этот фильм не мой, но по моей книге. На ту премьеру я пойду.
– Но тебя сегодня хотел увидеть генеральный директор канала, он так просил.
– Скажи ему, что я не могу оставить Эспрессо. Его только вчера кастрировали. Ему нужна поддержка.
– Ты невыносим. Тебя не заставишь оказать услугу. Представляешь, а всем остальным проходится иногда делать то, что им не нравится. Как я выгляжу?
Она прокрутилась вокруг своей оси в платье-кимоно. Оно было сшито из плотной чёрной сетки в полоску, окантовано кожаной чёрной тканью под рептилию. И хотя ткань казалась довольно статичной и неуклюжей, в движении она напоминала черное пламя. Возможно, этот эффект сумбурного извержения достигался благодаря завязанному поясу. Но платье действительно завораживало и приковывало взгляд. Платон обратил внимание на брошь с розовым бриллиантом.
– Ты сногсшибательна, как, наверное, и цена сего творения. Как хорошо, что не я за него платил.
– Вообще-то ты. Помнишь, я попросила на платье для премьеры?
– Но ты явно просила не столько, сколько оно стоит.
– Этот якутский дизайнер ещё не так известен, не слишком много берёт, и он мне сделал скидку, у нас есть общие знакомые. Я такой шопоголик! Но шопоголик, который любит искать самые доступные варианты. Видишь, как тебе со мной повезло!
Она подошла к Платону и уселась к нему на колени. Альбина небрежно поцеловала его в губы.
– Неужели ты не хочешь пройтись рядом с девушкой в таком платье?
– Нет, не хочу, а то ещё сглазят.
Альбина состроила недовольное выражение лица и направилась к двери.
– Вот сиди здесь и думай, как смотрелся бы рядом со мной. Все бы говорили, какая мы красивая пара, фотографы бы не сводили с нас объективов.
– Да, да, а что дальше? Позвали бы на ток-шоу Панахова? Написали бы о нас в колонке «Звезданутые и знаменитые»?
– Ты во всём сразу видишь конец и упадок. А просто наслаждаться процессом не пробовал?
– Я буду наслаждаться процессом деградации.
Она махнула на него рукой и отправилась на великосветское мероприятие. Платон, как школьник, дождавшийся ухода мамы, чтобы посмотреть «Эммануэль», включил на смарт-часах «Имитацию». На белой японской стене появилось лицо Артёма.
– Знаешь, ты всё-таки живёшь у неё, мог бы пойти на уступки, – раздался знакомый голос. – А что дальше? Ходить с ней по магазинам, смотреть «Дневник памяти», вытатуировать на лбу каблук?
– Ты во всём видишь конец и упадок. Если сразу представлять конечную стадию, то можно вообще ничего не начинать, потому что всё сложно или не соответствует твоим принципам.
– Вы сговорились, что ли?!
– Профан ты в отношениях, брат. Вот стукнет ей двадцать пять, так сразу смекнёт, кто ты есть на самом деле. Убежит.
– Ничего, тогда найду помоложе. Вот ты был мягким, и к чему это привело. Твоя жена выскочила замуж, едва ты успел коньки отбросить.
– Вот скажи, ты изменился вообще? Ты стал вести себя иначе? К чему были все твои поиски, экзистенциальные кризисы, духовные практики, помешательства?
– Ради самого процесса поиска. Главное ж не результат, а процесс. Иногда, чтобы понять, что ты это всего лишь ты, требуется время.
– А ты умеешь любить?
– Я любил тебя, а ты умер. Любовь сейчас – странное понятие. Люди начинают отношения, уже зная, что они закончатся, что этот человек в их жизни временно, что он рано умрёт или уйдёт к другому. Сейчас все люди легко заменяемы в жизни друг друга. Ну, там приложение открыл для знакомств. Никто не привязывается. Раньше, конечно, тоже люди расставались, но каждый раз был как в первый. Тогда реально страдали от расставаний, я слышал. Не там «останемся подписанными друг на друга в социальных сетях», а действительно переживали разрыв. У любви стала облегчённая версия. Или на перемотке. А это не работает. Нужно или прочувствовать всё на собственной шкуре, испытать всё в полной мере, или это не любовь, а её пробник. А до лицензированной версии сейчас никто не доходит. Слишком это хлопотно, трудно, энергозатратно. Вдруг пилатес пропустишь, если приуныл. Вот ты дошёл. Ты умел любить. А она лишь пользовалась твоей безупречной аурой. Она – практичная сука, у которой хватало мозгов ценить тебя…пока ты был жив. Но вот ты умер, и с той же практичностью она рассудила, что страдать по тебе убыточно. Она быстро нашла, другой вариант. И это вы ещё больше десяти лет были вместе. Но это не срок, если нужно срочно пристроиться в этой жизни. Это была любовь? Несомненно. Но большинство людей слишком плохи для любви. Они её не заслуживают, не видят, не ценят, не чувствуют.
– Опять ты во всём видишь лишь финальную стадию. Сейчас я мёртв, и мне наплевать, с кем она. Но когда мы были вместе, я был счастлив. Был промежуток, когда всё было хорошо. Она предала не меня, а мой трупик.
– Твою память.
– Только вы вдвоём меня и помните. Для меня память неважна, я ж не ты. Для меня важно настоящее. Я был в нём и только в нём. Всё остальное не имеет значения.
– Жаль, что тебя больше нет. И «Имитацию» скоро полностью заблокируют, будут выявлять пользователей как террористов.
– Ой, ладно, снова чернуху эту слушать! Иди побегай! Погода хорошая. Весна пришла, чувак, тренируйся!
– Дело говоришь.
Платон натянул олимпийку и пошёл на улицу. На дворе стоял март, но было не меньше пятнадцати градусов тепла. Платон отметил, что к концу пробежки, а уже смеркалось, значительно похолодает. Белоснежные кроссовки Стэн Смит будто сами заставляли его бежать по подмосковному асфальту. Они выделялись среди сумерек и тёмной дороги. Казалось, что кроссовки перемещаются самостоятельно. Платон слышал только стук обуви об асфальт, даже на лай собак не обращал внимания. Он бежал настолько быстро, что собаки даже не думали гнаться за ним, или их придерживали хозяева. Ему не хотелось останавливаться. Он вообразил себя Форрестом Гампом. Но внезапно пространство стало сужаться. Платону казалось, что на него надвигается машина с главной дороги. Даже небо словно опускалось. Он чувствовал, что за ним кто-то гонится. Он оглянулся и увидел двоих мужчин в невзрачных деловых костюмах. Он ощущал угрозу со всех сторон, словно нигде в этом мире ему не могло быть безопасно. Платон представил себя загнанным зверем. Впереди как из неоткуда возник человек. Платон ударил его в лицо, тот даже ничего не успел сказать. Тот бойко поднялся с асфальта. Сзади появились ещё два человека. У одного из них в руках сверкнул пистолет. Виднелись только пистолет и кроссовки Платона, словно они вступали в схватку друг с другом.
– ФСБ. Мы хотим задать вам несколько вопросов.
– Да?! А я уж подумал, что вы меня замочить хотите в тёмном углу.
Платон сидел в допросной и смотрел на растворимый кофе, решая, сможет он его выпить или всё-таки нет. Парень с фингалом под глазом злобно на него смотрел, явно желая врезать в ответ. Вскоре в комнату вошёл мужчина постарше.
– Что это с тобой? – обратился он к молодому коллеге.
Тот покосился на Платона.
– Майор ФСБ Епишев.
Залысины делали его и без того широкий лоб ещё более массивным. Он был среднего роста. Его блеклые голубые глазами при определённом освещении казались бесцветными. Не было в его внешности ничего примечательного, ничто не выделяло его среди других. «Я бы даже не смог описать его иначе как «мужчина среднего роста, среднего телосложения, без особых примет. Разве что сказал бы, костюм ему велик, не по размеру, и что у него отвратный вкус, а так ничего. Ему вся дорога была заказана в спецслужбы или в террористы-аферисты. Даже голос у него какой-то стандартный, словно базовые установки».
– Значит, Афонин Платон Сергеевич, тридцати трёх лет, писательского рода занятий. Вы догадываетесь, почему вы здесь?
– Я превысил беговую скорость на дорожке в парке?
– Нет. Вы были знакомы с Тимуров Зулфугаровым?
– Да. Это преступление?
– Вы в курсе, что незадолго до смерти он сменил все коды и установки в «Имитации». И то, что сейчас творится, суицидальный так называемый вирус – его рук дело.
– Я только вчера узнал, что такой вирус вообще существует.
– По нашим сведениям он оставил вам все пароли и явки от своего приложения.
– Первый раз об этом слышу.
– Вы были последним человеком, которому он звонил.
– Я не ответил.
– Почему же?
– Не увидел, не услышал.
– Один из его бывших коллег сказал, что незадолго до гибели он оформил на вас все документы.
– Я продал «Имитацию», вы же знаете об этом, а все деньги…
– Отдали на благотворительность, ага. Только там уже были изменены коды. И мы больше не имеем к ним доступа. Мы пытались решить проблему без вашего участия, и вы были, так сказать, в подполье.
– В психушке, – уточнил парень с фингалом.
– Но в связи с имитация-вирусом и вашим возвращением у нас уже не оставалось вариантов.
– Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Я, правда, не разбираюсь в этих it-технологиях. Я отдал «Имитацию» буквально сразу, и меня никогда не посвящали в детали. Я не имею к этому никакого отношения. Зря вы меня тащили в такую даль, чтобы услышать это.
– Жаль, действительно жаль, – протянул Епищев. – Если вы что-нибудь вспомните, или появятся новые обстоятельства, я настоятельно прошу вас связаться со мной. Потому что иначе вы станете пособником террориста.
– Ещё же ничего не ясно. Это может быть недоразумение.
– Поверьте, это была его спланированная акция. Самойлов, доставь писателя обратно! И проследи, чтобы он больше не испортил твою физиономию.
– Это случайно вышло, я просто не ожидал.
– Не ожидал он. По-твоему, ему нужно было дать тебе время собраться с мыслями? Или ты должен был хотя бы корочку успеть показать?
Платон их уже не слышал. У него в голове крутилось одно слово – «террорист». «Неужели Тимур мог это сделать? И зачем? Он не был фанатиком. Он всё оценивал адекватно. Его нельзя было ввести в заблуждение. Он даже сам не мог ввести себя в заблуждение. Он был способен на многое, но никак не на то, чтобы тысячи людей погубить. Я не хочу в это верить. Я не могу этого понять. Неужели я настолько ошибался? Интересно, я больше боюсь того, что мой покойный друг террорист, или то того, что я ошибался? Я жутко не люблю ошибаться. Я не считал его на такое способным».
До дома он добрался словно на автомате. В машине он не произнёс ничего кроме «да» и «нет». Он был ошарашен. Альбина уже вернулась с премьеры. Выглядела она встревожено.
– Ты куда пропал? Ты же говорил, что будешь работать дома?
– Меня похитили ФСБ.
– Очень смешно.
– Я серьёзно. Твой парень не только псих, но теперь ещё и госпреступник. Ты сорвала куш.
X
«Я больше никогда не выйду на пределы этой комнаты. Там будто всё против меня и грозит уничтожить. И что я там не видел? Там всё по извечному сценарию: проблемы, сплошные проблемы. Там ангелы не поют «Аллилуйя». Там всё время меня возвращают в реальность, а она мне совсем не нравится. Вымышленные миры куда интереснее, красивее, надежнее. Они подлежат моей власти. Там всё соответствует художественному замыслу, а в действительности всё хаотично, бессмысленно, пошло и беспросветно. Там настоящие люди, которые не соответствуют главным героям, и даже второстепенные роли для них недоступны. Я запрусь здесь навеки вечные, в коконы моих историй, я им не позволю всё испортить. Там всё летит в тартарары, а в моих историях только я могу решить, какой финал достойнее. Я не дам им посеять внутри меня панику. Любое соприкосновение с ними вселяет в меня ужас и ни к чему хорошему не приводит. Лучше остаться здесь. Здесь безопасно. Пусть меня замуруют здесь с запасом еды. Это мой идеальный сценарий этой жалкой жизни, которая мне не по силам. Я – не муравей, чтобы нести вес в пятьдесят раз больше собственного. Я – сильный, но не настолько».
– Плат, открой! – услышал он голос Бетины.
«И вот опять этот голос, напоминающий мне о том, что я так ненавижу в собственной жизни. Пусть она уйдёт! Пусть она только уйдёт». Но Бетина была настойчива. Платон не мог игнорировать её вечно.
– Или Олег выломает дверь.
Он сдался. Он снова впустил внешний мир в комнату.
– Кто тебя пустил сюда?
– Твоя подружка. Она не на шутку встревожилась. Ты хоть иногда подавай признаки жизни. Ты в порядке?
– Ну, как сказать. Моего друга обвиняют в терроризме, а я только вышел из психушки, которую спалил другой мой друг. Они могли хоть немного подождать с этими заявлениями про имитация-вирус?! Хоть самую малость!
– Попей водички! Успокойся!
Она протянула ему стакан воды. Платон сделал глоток и почувствовал странный горький привкус.
– Ты меня отравить решила?
– Это всего лишь успокоительное. Тсс, только не нервничай. Ты ни в чём виноват. Ты не несёшь ответственность за его поступки. Он – это он, а ты – это ты. Тебе не нужно нести его ношу, у тебя свой тяжелый горб.
Её голос действовал на Платона успокаивающе. Она словно погружала его в транс. Ему сразу становилось легко и свободно. Бетина будто забирала на какой-то момент его негативные мысли. Платон обнял её как в тот раз на подводной ферме. Он представил, что они находятся там, что вокруг них только тонны воды. Ему захотелось снова оказаться на своей подводной лодке. «Только я и Эспрессо. И иногда Бетина…когда мне совсем хреново».
– Вот хоть какая-то от тебя польза. Ты отлично справляешься с моими паническими атаками.
– Иди ты! Ты сам с ними отлично справляешься. И убери свои громадные лапы! Мы с Олегом и Бетиной-младшей идём в театр. Привезли вам Тимьяна, он не изъявляет желания приобщаться к искусству. И выйди уже отсюда, а то Альбина с ума сойдёт, как ты. И иди поешь уже!
– А Бетину-третью, которая в животе, вы тоже к искусству решили приобщить?
– Ты невыносим.
Платон вышел в гостиную. Тимьян и Олег играли в какую-то компьютерную игру. Альбина накрывала на стол. Она посмотрела на Платона так, словно увидела инопланетянина. Она судорожно решала, как себя с ним вести: толи поддержать, толи не заговаривать о Тимуре вовсе. Он был для неё пазлом, который она никак не могла собрать. И от этого он был ей всё интереснее и интереснее. Он не был похож на всех её знакомых. Он вёл себя так, будто его ничто не волнует, будто ничьё мнение не является для него решающим. У него всегда было своё видение всего, что она знала. Но иногда он казался ей форменным психом.
– Ты в порядке? – всё, что смогла она произнести.
– Почему меня все об этом спрашивают?! Это новая форма вопроса «Как дела»?
– Я смотрю, ты в форме. Тогда мы сваливаем, – сказал Олег и поднялся с дивана. – Вернёмся к часам десяти.
– Ага, пока.
Они поспеши уйти. Платон набросился на куриные крылышки с острым соусом. Ему показалось, что он не ел неделю и что это самая вкусная еда в его жизни. «Почаще, что ли, долго не есть, тогда прям радуешься любой гадости». Альбина дала ему коньяк.
– Ну, как дела в мажорной школе? – поинтересовался он у Тимьяна, который продолжал играть в танчики.
– Отстой! Я там как лузер. Эти двенадцатилетки выглядят на все тридцать. У них у всех то съёмки, то интервью, то занятия в секциях, у всех график расписан по минутам. Все зарабатывают на блогах или на съёмках в кино. У всех известные или богатые предки. Спасибо, что хоть дядя у меня обладатель какой-то там премии, а то я вообще бы был ниже плинтуса.
– Всегда пожалуйста. А ты ничем не увлекаешься?
– Ага, позориться только. Эти выпендрёжники там с трёх лет на коньках катаются, на пианинко играют, поют, балету учатся. А я жил на подводной лодке, я даже в школу нормальную не ходил, учился на дому. Ты в моём возрасте был уже состоятельным, независимым и успешным?
– В твоём возрасте я ел колбасу с пола.
– Вот и я о том же. А они все прям звёзды рунета. И шмотки носят будто на стадионе выступают.
– Москва – это отдельная страна в стране. Тут всё по-другому. Не так как у жителей подводных лодок.
– Моему отцу бы здесь не понравилось.
– Ты вспоминаешь его?
– Но мне же не три года было, когда он умер. Конечно. Он не был похож на этого выпендрёжника Олега.
«А он похож на Артёма в детстве. Прям вылитый. Даже интонация такая же. Этакий маленький клон. Вот бы он сразу вырос и стал моим корешем, а так туповат пока», – подумал Платон.
