Читать книгу: «Идущие навстречу. На пути друг к другу. Между двух огней», страница 6

Шрифт:

Глава V

Тоненькие веточки Хорвин установил шалашиком, под них уложил сухой мох, в середине которого расположил трут. Поднеся к нему зажатый в одной руке кремень, он резко ударил по нему кресалом. Блеснули искры, несколько ворсинок налились красным, сразу нагнувшись, Хорвин стал раздувать притаившийся огонь. И вот появились крохотные язычки пламени, вот они побежали по мху, вот, становясь выше и крепче, охватили веточки, и скоро костер уже весело потрескивал. Пламя прихотливо извивалось, обнимая сложенные горкой сучья, и легкий, прозрачный дымок убегал к небу.

Ровину внезапно охватила радость. Дома, для того, чтобы получить огонь, достаточно было дать указание кому-нибудь из слуг принести его, заботы по его разведению никогда ее не касались (придется пояснить, что в описываемый мною период спички еще не получили распространение). И сейчас решение этой ежедневной задачи ощущалось как важная победа, а проделавший все с ловкостью фокусника Хорвин казался волшебником.

Устроившись на притащенном Хорвином обломке ствола, спутники смотрели, как огонь вырисовывает свои причудливые извивы в сероватых сумерках. Наступил второй вечер пути. Полянка, на которой они расположились, казалась близнецом той, что принимала их в первую ночь, те же ровные стволы вокруг, тот же опутывающий их кустарник, такой же травяной ковер под ногами.

Другой стала атмосфера. Они уже не были противниками. За день в душе Ровины пустило робкие ростки доверие к похитителю. Она ощутила, что он не стремится ее погубить, она смогла увидеть в нем человека, так же, как и она, заблудившегося. И выбираться из ямы, в которую завели ее малодушие и его злопамятность им предстояло вместе.

В этот вечер Хорвин не стал сразу связывать свою пленницу. Пока он готовил все к ночлегу, она ходила за ним хвостиком. Она могла бы просто ждать на поляне, но рядом с Хорвином Ровина чувствовала себя спокойнее.

Она не осознавала этого, но высказанное ею доверие зажигало в нем ответное желание заботиться о ней. Все наши чувства находят свое отражение в чувствах других: неприятие, страх, обида, ненависть порождают то же неприятие, в то время, как доброта, сочувствие, благодарность и в ответ вызывают такие же чувства. Доверие Ровины начало растапливать тот лед тоски и отчаяния, в котором застыла душа Хорвина.

Не только Ровина вступала в разговор без страха, но и Хорвин стал отвечать ей более свободно, ему тоже нужно было выговориться, ему также необходимо было ощущать себя не одиноким в своем непростом пути.

– Как ты думаешь, за нами идет погоня? – вопрос этот давно интересовал девушку.

– Если б нас преследовали, то нагнали бы. Движемся мы небыстро, – отозвался ее спутник.

Поднявшись, он направился к своему мешку. Вернулся с хлебом в руках. На этот раз Ровина без возражений приняла свой кусок.

Усевшись, Хорвин продолжил говорить:

– Но, надеюсь, погони не будет. Еще вначале я дважды проводил нас по воде, чтобы сбить со следа собак. И потом, я постарался представить все так, будто ты убита.

– Так для этого ты пачкал одежду кровью? – догадалась Ровина.

Забыв об ужине, она во все глаза смотрела на рассказчика.

– Для этого.

– Господи, а я-то ничего не понимала. Как я тогда испугалась!

– Я это увидел, – коротко заметил Хорвин.

Он глядел перед собой знакомым остановившимся взглядом.

«Ну вот, опять весь напрягся. И что же все его мучает?» – пронеслось в голове его спутницы.

– Хорвин, а если все-таки догонят, что будет тогда? – вернула она его к прежней теме.

– Что тогда? – проговорил он медленно, выходя из оцепенения. – Тогда ты пойдешь домой, а я – в тюрьму.

Ровина поразилась спокойствию, с которым были произнесены эти слова.

– И ты не боишься?

– Тюрьмы? Нет, – ответил он. – То, что внутри – страшнее, а заключение можно пережить. Да оно меня, скорее всего, и не минует.

Равнодушие его тона резануло девушку по сердцу.

– Хорвин, скажи, – тихо спросила она, – ты ведь добился, чего хотел. Я в твоей власти, я несу наказание. Тебе стало легче?

– Легче? – он как-то странно усмехнулся. – Легче… Когда-нибудь, надеюсь, мне станет легче. А сейчас? Мы ведь еще не закончили путь.

Девушка смотрела на него, не отрываясь, хлеб чуть дрожал в напряженно стиснутых руках.

– И потом, Ровина, – продолжал говорить Хорвин, глядя перед собой, – я ведь не только тебя виню. Я виноват не меньше в том, что между нами произошло. Вся твоя игра была очевидна. Эти будто бы случайные встречи. Якобы поврежденная нога, таинственный преследователь. Твое настойчивое желание развивать знакомство. Обычные женские уловки! Как я на них купился! Возомнил себе бог знает что… Да мне просто хотелось быть обманутым! – Невеселая усмешка скользнула по его глазам. Он провел рукой по лицу. – Так что, когда я создавал свой замысел, я создавал его для двоих.

Ровина вздохнула. Что бы там Хорвин ни думал об ее уловках, в то время она была и искренна в своем стремлении сблизиться с ним. Но как сказать ему об этом теперь? Она низко опустила голову и, вспомнив о хлебе, занялась им.

Хорвин смотрел на огонь. Девушка не поднимала глаз, она чувствовала, что сейчас его лучше не трогать. Пусть придет в себя.

Наконец он чуть слышно вздохнул и начал есть свой кусок. Тогда только девушка заговорила. Теперь она предпочла сменить тему.

– А как тебе удалось все это организовать?

На этот вопрос он ответил уже спокойно:

– Сперва познакомился с одной служанкой из вашего дома. От нее узнал подробности о твоей поездке.

– И кто же это был? – захотела выяснить хозяйка.

– А вот этого я не скажу, – отрезал Хорвин. – К моему преступлению она не имеет никакого отношения, и я не хочу, чтобы у кого-то были неприятности из-за меня. Так вот, потом, через одного приятеля, я вышел на труппу безработных актеров. Они согласились за плату разыграть ограбление.

– А где же ты взял деньги?

– Отдал все, что удалось накопить к тому времени.

– Ты потратил все, что у тебя было, на месть? – удивилась Ровина.

Он усмехнулся.

– Тебе это странно? А вот я – такой… Если что-нибудь задумываю, то выкладываю все.

– И тебе не жалко?

– Чего, денег? Какая ерунда! Я жизнь свою пустил под откос.

И тут она представила, что сделал его замысел с его жизнью. Все достигнутое перечеркнуто. Скитания. Ожидающее его заключение.

– А жизни тебе не жалко? – тихо спросила девушка.

– А жизни у меня, Ровина, уже не было… – ответил он просто.

Прозвучавшая в его голосе тоска холодом отдалась у нее в груди.

Оба замолчали, думая, каждый, о своем.

Девушка стала глядеть на костер. Красноватое пламя ласково обнимало сучья, исходившее от него тепло отогревало и гнало мрачные мысли прочь. Огонь притягивал к себе взгляд, хотелось окунуться взором в его живую прозрачную глубину, смотреть и смотреть на его пляску, любоваться прихотливыми извивами и слушать незатейливое пение. И тяжелое впечатление от слов Хорвина стало растворяться, улетать со стремящимися вверх искрами, и становилось легче, и черная тоска, камнем лежащая на душе, постепенно обращалась в светлую печаль.

Ровина прервала молчание первая, ей все же хотелось узнать до конца историю своего похищения.

– Расскажи, как все происходило?

Хорвин тряхнул головой, отгоняя тяжкие мысли, и продолжил свой рассказ:

– Мнимые разбойники напали, удалили слуг, взяли, что хотели, оставив мне лошадь и тебя. Я заплатил им обещанные деньги, и мы расстались.

– А что стало со слугами?

– Надеюсь, ничего страшного. Иметь на своей совести еще и их было бы слишком тяжело. По договоренности их должны были связать с расчетом, чтобы через час – два они смогли сами освободиться. Мне нужно было время, чтобы отойти с тобой подальше.

Молодой человек встал, вытащил из заготовленной кучи несколько сучьев, подкинул их в костер.

– Но вообще-то я рисковал, – заговорил он снова. – Ведь мои разбойники могли воспользоваться моей же наводкой в своих целях. Но честность можно встретить не там, где ее ожидаешь. Эти мошенники оказались честными людьми. В отличие…

Он замолчал.

– Договаривай, – отозвалась Ровина. – В отличие от меня? Ты это хотел сказать?

– Да, – подтвердил он. – Я это хотел сказать.

…

Опять повисло молчание. Тихо потрескивал костер, его искры прозрачными сверкающими капельками убегали вверх, к темнеющему небу. Спускалась ночь. Поляну стал окутывать полумрак, на огромном небесном куполе проступали звезды. Любопытными глазами смотрели они на землю.

Пора было устраиваться на ночлег. Настал момент, который Хорвин всячески старался оттянуть. С неслышным вздохом молодой человек поднялся.

– Пойдем, я привяжу тебя.

Но на этот раз Ровина взбунтовалась. Он больше не вызывал у нее страха, и впервые она осмелилась на открытый протест.

– Опять? Я не выдержу!

– Сегодня в последний раз, – сказал он успокаивающе. – Потерпи, прошу тебя.

– Не надо! Ну пожалуйста, не надо! – взмолилась его пленница. – Мне опять будет плохо!

– Ровина, пойми, я не могу рисковать, – теперь он начал ее уговаривать. – Бог знает что придет тебе в голову. Я должен быть уверен, что ты не попытаешься исчезнуть.

– Я обещаю тебе!

– Поверь обещаниям женщины!

Ровина опустила голову. Да, о каких обещаниях она могла говорить, когда с самого начала обманывала его.

Хорвин присел рядом, заглянул ей в глаза. Взгляд его был просящим. Ничто сейчас не напоминало в нем того сурового мстителя, которой так безжалостно обращался с ней вчера.

– Понимаешь, – непривычным был и его тон, – если ты будешь свободна, мне придется, следя за тобой, не спать всю ночь. Днем ты едешь, а я иду. Да еще мне надо не сбиться с пути. Мне необходимо отдохнуть, Ну давай, я постараюсь не слишком сдавливать тебя.

Сопротивляться этому новому мягкому Хорвину она не могла.

И вот он снова старательно опутывает ее веревками, и вскоре она уже лишена возможности двигаться. Спиной она ощущает жесткий ствол дерева, руки притиснуты к туловищу, веревочные петли лежат на теле тяжелыми кольцами. Молча следит она, как ее спутник готовится ко сну.

Однако отвлечься от мыслей о своем неудобном положении у нее никак не получается, все беспокоит ее. Локон, выбившийся из-под платка, щекочет лоб, и Ровина тщетно пытается убрать его. Кто-то ползет по шее, перебирается на щеку, а она ничего не может сделать.

Но тут заметивший ее ерзания Хорвин опускается рядом на корточки.

– Ну, что с тобой?

– На лице… Посмотри, что там.

– Это – муравей, – легким щелчком он смахивает тревожащее ее насекомое. – Ну, вот и все.

– Поправь мне, пожалуйста, волосы.

Хорвин заправляет ей прядь под платок, на секунду он задерживает руку. Лицо его внезапно становится бесстрастным.

– Послушай, если станет невмоготу, буди меня, – говорит он ровным голосом и отходит прочь.

Ночь опускается на землю. Ее они встречают каждый на своем месте: Хорвин – на лежанке, Ровина – у дерева. Девушке слышно его неровное дыхание, видно, как он ворочается, словно и во сне не может обрести покоя.

Подрагивает костер, ее единственный товарищ в этом огромном лесу. Он то выхватывает из мрака темную голову со слегка вьющимися прядями, то скрывает. Временами доносится постукивание копыт преступающей лошади.

«И лошадку бедную затащил неведомо куда. Ей-то за что достается? Стояла бы сейчас в конюшне, жевала свой овес и не знала печали.

А дома, что там дома? С ума, конечно, сходят. А если они поверили, что я умерла? Бедные, бедные! И они должны страдать. Господи, да за что же! Об этом он подумал, когда лелеял свои планы?

О чем он вообще думает? О своей обиде или… Не знаю… Не могу понять. Его все время что-то гложет, и конца нет этим терзаниям. Хоть бы он наконец успокоился!»

Между тем костер медленно догорел, и поляна погрузилась во тьму. Теперь она с трудом различала очертания предметов во мраке. Ровине стало страшно. В первую ночь она была едва жива от усталости, тогда она заснула бы, даже привяжи ее вверх ногами. Менее тяжелые испытания этого дня не смогли так ее обессилить, и сегодня сон к ней не шел. Терзавший девушку страх был беспричинным, она боялась не своего непонятного спутника и даже не таящего неизвестные опасности леса, она просто боялась.

«Как я устала от вечного страха, как хочется домой, к людям, в комфорт и безопасность. Попаду ли я туда когда-нибудь? Ох, Хорвин, Хорвин, что ты со мной сделал!»

В довершение всех бед от неподвижности стало ломить мышцы. Скоро все у нее гудело, а если, пытаясь хоть чуть переменить положение, она начинала ерзать, веревки тут же впивались в измученное тело. Мысли крутились по одному и тому же кругу.

«И что я сижу? Он же сказал будить себя. Разбудить? Пусть он не спит!

Ну почему я терплю, почему стерегу его сон? Потому что он тоже устал? Потому что его ноша не легче моей?

Да он сам все это затеял!

А ведь, не согласись я на ту жестокую игру, ничего бы и не было. И мы до сих пор бы встречались!

Господи, ну почему я не захотела сберечь наши отношения? Почему? Вот и сижу здесь, не могу пошевелиться, и все тело болит до невозможности».

Ровина пыталась отвлечься, считала видневшиеся между деревьями звезды, вспоминала все известные ей стихи, шевелила ногами, крутила головой. Ничего не помогало.

Она не знала, сколько времени миновало, когда, не выдержав, она позвала своего спутника.

– Хорвин, пожалуйста! Я больше не могу!

Почти сразу она услышала, как он завозился в темноте. Снова начал разгораться костер, и при его свете Хорвин стал распутывать веревки. В полумраке она не видела его лица, но чувствовала, как его руки осторожно, стараясь не причинить лишних страданий, касаются ее. Затем он помог девушке добраться до лежанки, и она повалилась без сил.

– Ложись, поспи.

– А ты?

– А я посижу. – Он подкинул хвороста в костер. Пламя взметнулось и осветило лицо с усталыми тревожными глазами. – Спи.

Ровина поерзала на своем новом ложе. Конечно, его было не сравнить с уютной домашней постелью, но блаженством была возможность просто вытянуться и расслабиться. Очень скоро она провалилась в сон. Последнее, что видела девушка, это задумчивое лицо ее спутника, на котором плясали отсветы костра.

Глава VI

Дом Котомаков в Ортвейле был одним из тех особняков, в которых в роскоши протекала жизнь знати. Окрашенный в ярко-розовой цвет, с придававшими ему нарядный облик затейливыми наличниками вокруг окон, он сразу привлекал к себе внимание. К нему вела короткая тихая улочка, плавно текущая между двумя рядами домов, перед зданием особняка она растекалась на две. Имевшее п-образную форму, боковыми двухэтажными крыльями здание углублялось в простиравшийся по обе его стороны сад. Главный фасад, обращенный на улицу, имел по центру три этажа, венчаемые ротондой.

От облика особняка не веяло стариной, напротив, специально выстроенный по заказу отца Элисы новомодным архитектором, он воплощал в себе идею использования всех последних достижений современного строительства. Архитектор постарался придать постройке как можно больше оригинальности. Перед парадным входом он поместил скульптурные изображения драконов, специально привезенные с далекого Востока. Прихотливо извивая свои длинные хвосты и раскрыв огромные зубастые пасти, драконы наводили на входящих, в зависимости от их настроения, страх или веселье. Большой роскошный зал, предназначенный для балов, вопреки традиции, был помещен на третьем этаже, под ротондой. С обширной террасы, на которую выходили двери зала, открывался прекрасный вид на внутренний двор и сад.

Ровина нравилось приходить в это место еще в те времена, когда она была в доме гостьей. А теперь, когда ей пришлось здесь поселиться, она каждый день заглядывала сюда хотя бы ненадолго. Вскоре после ее переезда зима окончательно вступила в свои права, и теперь расстилавшийся перед ней вид представлял собой контраст из двух цветов: над сверкающим своей белизной снегом переплетали свои черные ветви деревья.

По прямоугольному двору, расположенному между крыльями здания, торопливо шел человек. Ровина опознала в нем одного из знакомых ее кузины, кажется, его звали Пэгит. Видимо, он попал в сад через один из боковых выходов и теперь спешил к дому. В руках он держал что-то, скрытое от взоров складками плаща. Ровине сделалось любопытно, и она поторопилась вернуться в дом.

С площадки третьего этажа просматривалась вся лестница, и ей было видно, как Пэгит поднимается наверх, таинственный предмет был по-прежнему с ним. Тут сзади его нагнал другой посетитель, его имени Ровина еще не запомнила, в руках его была средних размеров коробка. Резко обернувшись, Пэгит тоже разглядел ее. Нервно поведя плечами, он плотнее запахнул свой плащ.

Заинтригованная Ровина стала быстро спускаться. Обоих молодых людей она застала в небольшой зале, служившей приемной. Дубовые панели на стенах придавали этому помещению официальный вид. Ровина осторожно приблизилась к молодым людям. Занятые своим делом, они не обращали на девушку никакого внимания. Второй посетитель поставил свою коробку на столик из красного дерева и, не торопясь, распаковывал ее. Стоящий рядом Пэгит косился на его действия с явным неодобрением. Наконец увязывающие желтые ленточки пали, коробка была раскрыта, и молодой человек извлек оттуда средних размеров ананас. Пэгит расстроено крякнул. Он откинул плащ и вытащил оттуда точно такой же ананас. Теперь второй посетитель уставился на него с недоумением. Пока молодые люди мерялись недовольными взглядами, Ровина ощутила, как приторно-сладкий аромат ананаса наплывает на нее откуда-то сзади. Быстро оглянувшись, она увидела, как вышколенный слуга в ливрее неторопливо следует по центру зала. Вместе с ним на подносе плыл ананас, к розовой ленточке, что его обвязывала, была прикреплена чья-то карточка.

Все возрастающее любопытство погнало Ровину следом. Пройдя несколько покоев, она попала в неширокий коридор, поворачивающий направо. Сюда выходили двери жилых комнат. Слуга исчез за первой же, расположенной перед поворотом. Находившаяся здесь комната принадлежала Элисе.

Через минуту слуга вышел обратно, подноса с ананасом при нем уже не было. Ровина переждала, пока шаги его затихли вдали, и робко постучалась в дверь. Звонкий девичий голосок откликнулся ей. Ровина неуверенно зашла.

Ее взору открылось роскошно украшенное помещение. Пунцовый бархат штор перекликался с балдахином с позолоченными кистями над кроватью. Огромное зеркало в резной позолоченной раме отражало стоящий у противоположной стены небольшой столик с прихотливо изогнутыми ножками. На столике, на знакомом подносе, лежал ананас, по-прежнему обвязанный ленточкой. Но хозяйка комнаты не обращала на него никакого внимания. Удобно устроившись в кресле перед большим мраморным камином, она вся была поглощена каким-то занятием. Сделав несколько шагов, Ровина разглядела, что именно так увлекло ее кузину. На изящной тарелочке с каймой из переплетенных лилий лежали аппетитные ломтики ананаса, и Элиса с удовольствием их ела.

Здесь мне придется сделать маленькое отступление, чтобы дать пояснение. В эпоху, когда люди не были знакомы с наводящими ужас на врачей консервантами, когда отсутствовали грузовые авиалайнеры, способные доставить продукты из любой точки планеты, человек мог вкушать свежие фрукты и овощи лишь в те сезоны, когда они и произрастали. Теперь вам, надеюсь, станет понятно, почему Ровину так удивило появление экзотического фрукта в таком множестве зимой.

– Угощайся!

Элиса протянула свою тарелочку кузине. Ровина взяла кусочек. Вкус у ананаса был нежный и сладкий, его немного душный аромат приятно щекотал ноздри.

– Откуда это?

Элиса торжествующе улыбнулась.

– Это все из-за вчерашнего разговора. Вчера все собрались в салоне у Зариды. Ты знаешь, у нее всегда бывает весело. Ни один вечер не обходится без танцев, – рассказчица мечтательно закатила глаза. – Я тебя туда обязательно свожу. Она принимает по четвергам. – Тут она обратила внимание, что Ровина так и стоит, впившись в нее любопытным взглядом. – А что же ты не ешь? Бери, бери еще. Я их уже видеть не могу.

И она отдала свою тарелку Ровине.

– Так что же с ананасами? – поторопила та рассказчицу, беря себе кусочек.

– Речь зашла о фруктах. Кто какие любит… Вот я и сказала, что обожаю ананасы. Потом кто-то вспомнил, что губернатор в этом году вырастил ананасы в своих оранжереях. А я заявила, что мне так хотелось бы отведать ломтик ананаса. – Элиса сделала рукой широкий жест, – и вот, сама видишь…

Стук в дверь возвестил о прибытии следующей партии экзотического фрукта.

За ужином Ровина услыхала продолжение ананасовой истории. Тетушка Ириния захлебывающимся от нетерпения голосом поведала им последнюю сплетню:

– Слышали, что говорят? У губернатора, в его кладовой, хранились ананасы. Последние из тех, что ему удалось вырастить. – Ровина с Элисой переглянулись. Глаза Элисы искрились весельем. – Там их оставалось всего пять штук. И вот, представляете себе, губернатор собирался угостить посла Хаппадокии, посылает за ананасом… А в кладовой нет ни одного! Ни одного, представляете! Все слуги с ног сбились. Так ничего и не узнали. Слыхали что-нибудь подобное!

Ровина наклонилась к Элисе.

– А почему пропало пять ананасов? – прошептала она. – Ведь принесли же четыре.

– Пять, – так же шепотом ответила ей Элиса. – Пятый принесли еще утром. Я нашла его на подоконнике. Вот только не знаю, кто его оставил.

Вечером того же дня Ровина долго не могла заснуть. За окном уже ничего не было видно, а она все стояла у темного стекла и вглядывалась в его затуманенную глубину.

С тех пор, как она рассталась со скромным двухэтажным коттеджем, в котором выросла, жизнь в роскошном особняке вскружила ей голову. Все ее привлекало. Ей нравилось смотреться в огромные зеркала, бродить по переходам, рассматривая роскошную люстру или огромную вазу из мрамора, любоваться пейзажами в раскинувшемся за домом большом саду. Но больше всего ей были интересны задорные и галантные молодые люди, которые вились вокруг ее кузины, и их наполненные всяческими затеями отношения. Это выглядело так притягательно! Вот и теперь перед ровиниными глазами стояли Элиса с торжествующей улыбкой на лице и эти ее кавалеры, стремящиеся удовлетворить любое ее желание. Как, должно быть, приятно такое внимание!

Ровина вздохнула. Кто знает, может и за ней когда-нибудь будут так ухаживать. Может и у нее появится такой кавалер. И даже не один! Кто знает, куда заведет ее жизненный путь?

Теперь она знала, куда… Он привел ее в лесную глушь. Пригнувшись к земле, она бродила между древесными стволами, выискивая сухие ветки.

…

В этот вечер, уже третий в их пути, Хорвин, размотав путы на ее руках, наконец сказал:

– Все! Больше не буду тебя связывать.

Ровина соскользнула с лошади. Посмотрела на своего спутника недоверчиво. Тот мерными движениями складывал веревку. Взгляд его был спокоен.

– Теперь я свободна? – спросила девушка осторожно.

– Что значит «свободна»? – отозвался он в ответ. – Я тебя не сдерживаю, тебя ограничивает только твоя неопытность.

– Но ты освободил меня, значит, ты мне доверяешь? – она попыталась нащупать границы их отношений.

Ее спутник немного осадил ее.

– Я еще мало тебя знаю, – сухо объяснил он. – Скорее, я рассчитываю на твой здравый смысл. Надеюсь, у тебя хватит соображения не отходить от меня далеко.

И все-таки как мало надо для счастья! Избавление от утомительных пут принесло Ровине больше радости, чем все ее забавы в прошлом.

– Свободна!

Раскинув руки, девушка закружилась. Из груди ее рвалось веселье, ей хотелось смеяться, кричать, возвещать всем о переполнявшем ее восторге. Деревья, кусты, лошадь, Хорвин – все слилось в хоровод, они неслись вокруг в неистовом танце.

– Свободна-а-а!!

Хорвин молча наблюдал за нею, теперь его губы трогала чуть заметная усмешка.

– Ладно, – оборвал он наконец ее веселье. – У нас еще много дела. Пойдем.

– Куда? – она остановилась.

– Хворост собирать.

Девушка уставилась на него с недоумением.

– Но это же твоя забота.

– Теперь наша.

Она возразила:

– Зачем я буду его собирать? Ты нас сюда затащил, ты и занимайся всем этим.

Ровине еще трудно было себе представить, что простая черная работа стала ее повседневной обязанностью, весь ее прошлый опыт протестовал против этого.

– Давай не будем считаться, – сказал ее спутник. – Мы здесь вместе, и дела у нас общие. Не одному же мне работать.

– Но и не мне же!

Теперь в ее тоне проглянула заносчивость. Взгляд Хорвина сразу стал суровым. Устыдившись, она добавила в свое оправдание:

– Я не умею.

– Это дома у тебя есть прислуга. А здесь, чтобы выжить, надо все делать самому, – сказал он строго. – Я у тебя в услужении не состою!

Все еще не сдаваясь, Ровина запротестовала:

– Но у меня ничего не получится.

– Всему можно научиться, было бы желание, – отрезал Хорвин. – Так что пошли.

Повернувшись, он, не оглядываясь, зашагал в просвет между деревьями. Девушке сделалось неуютно. Оставаться на поляне одной ей не хотелось, она все еще чувствовала себя в лесу неуверенно, а ходить за Хорвином, не делая ничего, ей было неловко, где-то в глубине души она осознавала его правоту. И, вздохнув, Ровина поплелась за ним следом.

Место для ночлега на этот раз было выбрано на широкой прогалине. Здесь росла высокая сочная трава. Их лошади она явно пришлась по вкусу. Недалеко от того места, где она паслась, находилась низинка, оттуда доносилось веселое журчание ручья. Мощные дубы раскинули вокруг свои необъятные кроны, под их сводами теснились деревца поменьше и кустарник.

Осторожно пробираясь между кустами, Ровина стала подбирать какие-то ветки. Ей казалось, что их слишком мало, было непонятно, откуда Хорвин приносил такие горы хвороста. Да тут еще, подойдя к ней, ее повелитель раскритиковал собранное.

– Эта не годится.

– Почему? – спросила девушка обиженно.

– Она не сухая.

– Ну и что?

– Гореть не будет. Только дымить, – объяснил он.

Она возмутилась:

– Да как же я пойму, что сухое, а что – нет!

– Есть много признаков, – ответил он спокойно. – Трухлявые, отсыревшие ветки более темные, кора в худшем состоянии. Скоро научишься отличать.

Ровина уставилась на ветки, что держала сейчас в руках. Названные Хорвином признаки мешались у нее в голове, она никак не могла уловить, какая между ветками разница.

– Да я этого никогда не освою! – выкрикнула она нервно. Губы у нее обиженно задергались, в голосе зазвучали слезы. Поставленная перед ней задача казалась ей непосильной.

– Знаешь, ты мне сейчас напоминаешь маленькую капризную девочку, которая не хочет кушать кашку.

Услышав в его тоне ласковую нотку, Ровина на него взглянула. Хорвин улыбался. Ей вдруг тоже захотелось улыбнуться в ответ. Ее дрожащие губы уже стали растягиваться в робкую улыбку, как он снова посерьезнел.

– Понимаешь, Ровина, – сказал он проникновенно. – Ты взрослый человек, ты должна уметь заботиться о себе, где бы ни оказалась.

Ровина опустила голову. Сейчас к ней начало приходить понимание, что весь накопленный ею за восемнадцать лет жизни опыт здесь не годится, что теперь ей придется всецело полагаться на мнение своего спутника, что он лучше знает, как ей себя вести. Вздохнув, девушка снова потащилась за ним. Она пыталась высмотреть на земле то, что нужно. Правильные ветки как-то не попадались.

– Да ты не ходи вслед за мной по пятам, – услышала она через некоторое время. – Я же забираю все раньше тебя.

– Я боюсь потеряться, – пожаловалась она.

– Не бойся, – сказал он ободряюще. – Я за тобой смотрю.

Они еще долго бродили по лесу. Ветви кустарника трогали ее за плечи, ноги вязли в траве, от бесконечных стволов кружилась голова. Сучья, которые она тащила, кололи тело, кожу раздражала их шершавая кора. В глазах девушки рябило от переплетения травинок, скрывающейся под ней старой листвы, разбегающихся во все стороны корней, упавших трухлявых стволов, попадающихся навстречу камней, лежащих на земле веток. С трудом она выхватывала взглядом то, что ей казалось подходящим, и присоединяла к своей добыче. Время от времени она замечала, что Хорвина нет рядом, но едва она начинала в испуге озираться, он уже окликал ее своим спокойным голосом, и она снова находила знакомую фигуру среди окружавшей ее со всех сторон зелени.

Каждый раз возвращаясь на поляну, оба сваливали в кучу свою добычу. Доля Ровины была значительно меньше. Потом приходилось снова отправляться на поиски, казалось, этому не было конца. Наконец девушка взмолилась:

– Может достаточно! Зачем так много?

– Лучше пусть останется лишнее, чем не хватит, – получила она в ответ.

Но Ровина заупрямилась. Она решила, что уже достаточно долго выполняет предписанную ей работу, и теперь имеет право на отдых. Задрав голову, она смотрела на своего спутника с вызовом.

– Я устала! У меня больше нет сил!

Выпустив из рук очередную охапку, молодой человек подошел к ней. Взял девушку за подбородок. Взгляды их скрестились.

– Чем ты меня поразила за время нашего пути, так это своим терпением. А сейчас я вижу обычную вздорную, избалованную девчонку. Не разочаровывай меня.

Не выдержав, девушка отвела глаза первая. Он отпустил ее.

– Ладно. Пойдем.

Он был сильнее. И она опять пошла за ним следом.

Наконец и Хорвин счел, что хвороста достаточно, и Ровина устало уселась возле набранной кучи. Но ее повелитель не отставал.

– Сейчас будем разжигать. Смотри внимательно.

– И это я тоже должна уметь? – спросила она с возмущением.

– Конечно, – отозвался молодой человек спокойно. – Умение разводить костер в лесу – первейшая необходимость.

– Но ведь есть же ты.

– А если меня не окажется?

– Ты собираешься оставить меня?

Голос ее дрогнул. Прежние страхи, начавшие уже отступать, вернулись. На ее испуг Хорвин тут же откликнулся.

– Нет, Ровина. – Он присел рядом с ней на корточки. – Я не собираюсь оставлять тебя. Слышишь, не собираюсь. Но я – не бог и не могу всего предвидеть. Лучше, если ты будешь подготовлена. На всякий случай.

И пришлось ей учиться разводить костер.

Сложить хворост, аккуратно разместить под ним сухой материал для разжигания – это оказалось не так сложно, под руководством своего наставника с этой задачей она справилась. Но вот высечь огонь огнивом…

– Надо ударить сильнее.

– Я стараюсь бить сильнее.

– Попробуй еще раз.

– Не получается.

– Размахнись больше рукой.

– Так?

– Еще больше.

– Ой!

– Осторожнее! Бить надо по кремню.

– Я же случайно.

– Дай руку, посмотрю. Ничего страшного, пройдет быстро. Давай попробуем еще раз.

– Может достаточно?