Читать книгу: «Из дневника», страница 5

25 октября. Петербург

Все толкуют о прелестях «вечного» Бори. Ох, уж мне эти прелести! В значительной мере они дутые. Эти молитвы с Мережковскими. Этот черный крест, носимый Борей при всем честном народе и потом так же разорванный. Его филиппики против Али и Сашуры. (Кто же тогда сам-то он?). Сережа поставлен выше их <1 нрзбр.>, какое заблужденье и близорукость! Сережа и Люба превыше Али и Сашуры. Ну, пусть. Бог с ним! Не буду сердиться.

28 октября. Петербург

Боря написал Любе письмо, которое она хотела послать нераспечатанным (жаль, м. б., ей Сашура помешал). Он в ужасе от крови и «алого гроба», умоляет Любу спасти Россию и его, словом вздор и бред. Она написала, что, пока он не откажется от лжи, которая в письме его к Сашуре²⁷, она от него отступается, и чтобы он помнил, что она всегда с Сашурой. Молодец, белая шейка с золотыми волнами волос!

1 ноября. Петербург

После трех дней «итальянской забастовки» я пошла к Але и встретила ее на дороге, идущую к тете Соне. Я проводила ее до конки и узнала много нового: получено письмо от Бори. Он разрывает с Любой самым резким образом, упоминает, что был в нее влюблен, и это уже указывало на то, что «все, что было», не то, а теперь, значит, «нет религии, нет мистики» и т. д., если она его не принимает и не отказывается от Сашуры (другими словами). У Али был по этому случаю сердечный припадок, Сашура в отчаянии, а Люба все приняла спокойно. Если случится что-либо страшное, т. е. Боря сойдет с ума или убьется, будет очень тяжко, но нельзя же ради этого позволять ему поносить Сашуру. И не может же Люба ради культа блоковцев это терпеть. Боря совершенно прав, признавая свою влюбленность несовместимой с чистым религиозным культом. Я-то всегда чувствовала и знала, что все эти пышные речи и мысли основаны только на Любином женском обаянии. Обаяние это исключительно, Боря поэт и не совсем нормален. Ну, это и приняло такие чудовищные размеры. Отношение же его к Сашуре для меня неясно. Что ему от него нужно? Ведь христианство он отвергает, дети тоже, что же тогда? И почему прав Сережа? Темно это. Все, во всяком случае, очень важно не мистически, а фактически: важно в смысле оценки Бори как пророка. Ведь он все основывал на Любе, а теперь ведь все здание разлетелось – что же осталось? Это, впрочем, не совсем фактическая точка зрения. Но что же Аля и Сашура, лишенные Бори и Сережи? Особенно, Бори²⁸.

2 ноября. Петербург. Ночью

Боря уже перейден. Никто не плачется, Аля сказала, что он часто ошибается и совсем не то, что она думала. Ура! Только бы он уцелел, глупый мальчик.

7 ноября. Петербург

Еще новость – Боря написал Сашуре покаянное письмо²⁹ (все берет назад), а Любе прислал подаренные ею цветы (лилии), повитые черным крепом. Красиво. Люба сожгла их в печке, не сморгнув. Аля превозносит ее любовь к Сашуре, а я поставила ей на вид, что это так понятно. Она говорила, что не могла бы так любить; я сказала, что я-то могла, и говорила, что и она бы так любила выбранного ею. Но это, в сущности, м. б., неправда. Разве она так любила? Кокетничала направо и налево во время этой любви. Это ли любовь истинная? Боря, очевидно, опомнился и уцелел. Аля продолжает считать его «Симфонии» пророческими.

21 ноября. Петербург

Ужас пришел: сейчас я от Али. Застаю ее одну в гостиной на отоманке; говорит мне «иди домой, те барышни не придут, там эти змееныши Менделеевы». Лицо бледное, все перекоренное мукой. Я не ушла. Расспросила, в чем дело. Вчера, когда она пришла от меня домой, ее Люба обидела. Аля пришла к ней и говорит, что страшно у них: венчальные свечи горели перед образом, который страшный (Аля находит, что это дьявольщина). Люба за эти слова ее упрекала долго и строго. Она слушала, потом оправдывалась, наконец ушла к себе. Люба ее вызвала и пробовала холодно поправлять дело, сказав: «Я не хочу с Вами ссориться». Ничего не вышло. Аля сегодня мучилась целый день. Мне говорила, что жизнь ее безобразна и унизительна и никому не нужна, что не убить ее – дурно, потому что это для нее было бы благодеяние. Что Сашура без нее хорошо обойдется. Францева жизнь ничем не хороша, а мне без нее будет лучше. Рассказала мне, как турок с вывалившимися внутренностями просил его расстрелять, а ему дали пить и от этого стало только хуже. И что она – этот турок. Говорила, что мы с Францем смотрим на ее желание умереть, как на больную блажь. А у Любы уже была одна истерика и Сашура рыдал (Аля слышала, а м. б., ей это казалось), а когда ушли сестра и брат, они ушли к себе, и начались жалобные Любины речи и Сашурины ответы. Не знаю, чем это кончится; за чаем Люба смотрела угрюмо.

22 ноября. Петербург

Слава в вышних богу и на земле мир! Сегодня Аля и Люба объяснились и помирились. Малышка сама пришла разговаривать и кончилось дело ее слезами и Алиными поцелуями.

1 декабря. Петербург

В воскресенье вечер современной музыки. Прислал С. В. нам всем контрамарки и письмо мне; всех просил быть. Мы пошли. Очень он был этим доволен и ходил главным образом за Алей. Мне кажется, что после Сашуры она для него всех важнее.

Детка милая работает много. Соколов его пригласил в «Золотое руно» и вообще зовут в разные журналы и места.

3 декабря. Петербург

Вчера прихожу к нашим: ждут Борю Бугаева (только что приехал, ужинал у Палкина с Сашурой и Любой). Пришел. Первые минуты были очень натянутые, потом обошлось, сидели до 12½ ч. ночи. Говорили много (весь чай) про Сережу; было опасно, но обошлось. Выяснилась окончательно его исключительная любовь к Сереже и полное к нему пристрастие при беспощадной строгости к остальным. «В Москве нет людей, кроме Сережи». Во всей Москве! Все никуда не годятся. Ведь только что было почти то же про Сашуру и Любу говорено. Теперь «возврат» к Сашуре.

О Боре не хотят говорить, обиженные его несправедливостью, а м. б., и по-другому. А уж не спускается ли он с недосягаемых высот? Деточка был восхитительно мил и добр и говорил «за маму». Маленькая молчала и цвела рядом со мной, пышно цвела. Боря высказал большую сухость.

6 декабря. Петербург

С. В. запоздал к обеду, и вдруг явился Боря. Аля на седьмом небе, вся дрожит и чуть не плачет от радости.

Ушли оба рано, почти в одно время. Боря говорил обычным языком, хотя без философских терминов к счастью. Але сказал, что вдруг перестал на нее сердиться и ей напишет подробно, что теперь об этом всем думает, т. е. об ее отношении к Сереже и пр. (был разговор в пятницу). С. В. говорил что-то скучное с Францем за обедом и временами прислушивался к Бориному бреду, который был иногда очень красив. Потом заговорили о «Балаганчике» и т. д.

Детка в это время сидел на ковре, обернувшись к Боре, и его кудрявая головенка была до того невинна и прекрасна, что С. В., очевидно, не выдержал и, обернувшись, вдруг наклонился к нему и, погладив его по кудрям, тихонько сказал: «Вы самый милый, самый хороший». Аля не поняла его движения, а я отлично поняла: сравнив его с Бориными трудными речами довольно-таки самомнительными и с Бориной лысеющей головой демона с характерными взлызами и острыми глазами под косыми бровями, он особенно пленился его несравненной красотой и детским невинным и добрым взглядом. До чего он был хорош в этот вечер. Давно такой не был. Это после ванны: личико порозовело, а кудри пушистые до того пышно вились, что нельзя было их не тронуть. А они говорили, то Боря похож на Любу. Я с негодованием не соглашалась и С. В. тоже протестовал.