Читать книгу: «Кого ты видишь? Я ошибка. Книга пятая», страница 2

Воздух кончался: «Какая сложная многоходовка, господин Гордон. Нашел замену мне, даже Марку! А следующий шаг? Убедить всех, что я сумасшедшая? Придумает мне психическую травму, которая не совместима с социальной активностью, и закроет в психушке?»

Гордон потерял третий шприц и, выругавшись, сдавленно застонал. Еще недавно уверенные, крепкие руки било высокочастотным тремором. Зашить себя самостоятельно ему не удавалось. Мое паническое расстройство отступило на второй план. Взгляд вместо окровавленных тампонов, хирургических инструментов и использованных шприцев, разбросанных по рабочему столу, перетек выше.

Ноут, флешка, наши телефоны. Он активировал мой телефон, зашел на электронную почту, и на изогнутом экране монитора с большой диагональю появились видеофайлы с темой «Я»: его связи, зверства, извращения… Мужчины, женщины и подростки, почти дети… «Персональные» и групповые порно сессии, и даже оргии, где он в главной роли – вампира, садиста, доминанта. Увы, не архив прошлой жизни. Судя по датам съемок – настоящие будни одержимого урода.

– Это… Я?! – Закусил кулак и молча просмотрел подборку роликов своего хоумвидео. Меня мутило, я не отслеживала объем информации, отравляющей сознание последние четыре месяца. Поставил на паузу, с гнусным чавкающим звуком втянул клыки, обтер о белоснежную салфетку окровавленный кулак и резюмировал. – Представляю, как ты ненавидишь меня, родная. Даже не за эту ложь. Что взять с чудовища? А за то, что разрушал тебя как личность, заставил презирать себя, ломать, когда не могла оставить умирать и позволяла существовать такому уроду дальше.

Испуганно замерла. Гордон грубо выругался, и я смогла вздохнуть. Мое присутствие оставалось необнаруженным.

– Твою же мать… Предпоследний ролик перед бенефисом?! И это последнее, что она помнит? Вот и откат. Из ада. – Гордон скинул в металлическую ванночку зажим с окровавленным тампоном и, сипло взвыв от боли, зажал переносицу. – Но добрый доктор прав. Это не внушение. Это я. Материальный.

«И до Джоржа добрался?!» – осознавая масштабы его ментальной диктатуры, машинально следила за нервно барабанящими пальцами по подлокотнику.

– Письма отправлены с разных фейковых ящиков, все зареганы на неизвестном почтовом сервере. Территориально за границей. Для следственных органов недоступны. Даже если удастся технически отследить подставного отправителя, то реальную личность установить невозможно. Мне нужен ее ноутбук, флешки, телефоны – все! Уничтожить эту мерзость. – Гордон отфильтровал файлы по дате и открыл последний: «Этот я еще не видела». – Так, спокойно. Ищем след.

Смотрели оба, не дыша. Камера фиксировала время съемки. Дата совпадала с моментом моего пробуждения в его доме после четырех дней бреда.

Девочка задумчиво крутила тяжелое помолвочное кольцо на безымянном пальце, отвлеклась на посторонний звук и, пытаясь приподняться, вздрогнула. В тени материализовался обнаженный хозяин дома.

Гордон поморщился и глубоко затянулся дудкой, глуша приступ брезгливого кашля, а я вросла в ледяной пол, когда увидела это чудовище со стороны…

Распущенный, голодный, бездушный психопат. Все тот же искусственный больной взгляд, транслирующий откровенную похоть и вседозволенность. Зрелое античное лицо искажено презрительной усмешкой. Сильные руки скрещены на груди. В облике какая-то поврежденность. Во власти этого монстра находилась доверчивая девочка с глазами-звездами, что излучали абсолютные любовь и принятие.

Сердце замерло от страшного предчувствия: «Мозг милосердно отключил часть воспоминаний?»

Хищник медленно опустил руки, группируясь для атаки. По бедру нетерпеливо постукивало его излюбленное орудие Британской инквизиции – плеть-кошка с девятью хлыстами. Удивление на побледневшем лице жертвы сменилось настороженностью: «Люк?» Прыжок…

Я прикусила щеку, чтобы не заверещать. Неуравновешенный сосед по камерному «кинотеатру» приватного сеанса взорвался. В меня летели зажимы, скальпели, хирургические тупые двузубые крючки, ножи, пинцеты… Моргнула, хромированная шрапнель застряла в куполе вибрирующего щита. Телекинетик методично собрал, застывший в воздухе медицинский инструментарий. Я мысленно перекрестилась, благодарная, что не оказалась в момент детонации рядом с самим подрывником. Гордон упаковал операционный набор, швырнул в стол, вколол себе микс транквилизаторов, отбросил шприц-пистолет. Три глубоких вдоха, он преодолел аффект, возвращаясь к просмотру добытого вещдока.

Плеть скользила по обнаженным плечам. Теплый сливочный оттенок ее кожи становился молочным. Монстр разглядывал подопытную зверушку с каким-то больным плотоядным интересом, словно примерялся к препарированию. Рукоять поднялась по шее, медленно прошлась по подбородку, замерла на скуле: «Начну с мордашки», и вдруг хлестко ударила по пересохшим губам…

Я зажала рот одновременно со своим экранным двойником. За стеной горько выли. Я сосредоточенно дышала. Последний вдох, и снова свободна – никаких эмоций, самоосуждения, долгов: «Он ошибка. Переживу. Благодарю за опыт». Губы, горящие фантомной болью, сложились в замороженную полуулыбку.

Та влюбленная, зависимая от прихоти чудовища, дурочка еще искала смысл в его действиях. Съежилась в подушках и с подозрением вглядывалась в…

– Да она же смотрит в мое лицо. Мое!

На дне стеклянных глаз застыло абсолютное безумие. Монстр замахнулся.

Его прототип поставил видео на паузу, доказывая в пустоту:

– Не я! Это не я!

«Может, вы, господин Гордон, заразились избирательной амнезией от Стаса Шульгина, когда падали с ним с башенного крана пару месяцев назад?» – актер был органичен. Игнорируя разыгранный шок, я равнодушно открывала для себя причину своих многочисленных подкожных кровоизлияний.

Мимолетная заминка. Прислушиваясь, спугнутый хищник вытянулся в стойку. Вдруг серия неуловимых ударов – жестких, яростных, с профессиональной точностью садиста. Пряча в ладонях лицо, девочка сжалась в подушках, группируясь в маленький беззащитный комочек.

– Безумец! – Гордон выскочил из кресла и взревел, как дикий зверь. – Ну почему я был таким слепым? Гога! Слышишь? Почему ты не убил меня?

«Гога?! Господи, надо бежать от этого хронического шизофреника», – попятилась, оставляя в поле зрения только монитор. Гордон сорвался к экрану, максимально приближая контейнер с капсулами. С минуту изучал содержимое, не отрывая взгляда от изображения, выдвинул верхний ящик стола. На стол один за другим летели ополовиненные флаконы из темного стекла и блистерные упаковки:

– С-сука! – Гордон схватился за виски и вдруг встал на колени. – Отче! Если Ты еще меня слышишь… – Исповедь была тихой. Я почувствовала себя гнусно, сделала шаг назад, и он замер, снова преображаясь в опасного хищника. Прислушиваясь, медленно повернул голову к дверному проему. «Да ты не чувствуешь меня?!» – фыркнув, Гордон подтвердил гипотезу и вернулся к прямой улике преступления.

Повелительное: «Пей!», и доминант исчез. Девочка отняла дрожащие ладони от лица и с трудом сглотнула. По пальцам бежала кровь. Внешне без синяка, только небольшая припухлость выдавала нижнюю губу, но внутри слизистая была разбита. Она бегло осмотрела себя и, путаясь в простынях, ошпаренной кошкой выпрыгнула из кровати. Голые ноги, исполосованные багровыми синяками подогнулись. Упала на пол.

Гордон синхронно покачнулся и охрип:

– В чем ты? Я боялся тебя коснуться, чтобы переодеть, умыть. Боялся даже рядом встать, чтобы не задеть детонацией. А эта мразь все время была рядом?!

Размазывая слезы, голодранка доползла до подоконника и захватила свои «обезболивающие». Шаг, и она споткнулась снова. Контейнер закатился за ведра с ненавистными цветами. Меловое лицо все резче контрастировало с медленно наливающейся кровавой струйкой. Справляясь с болью, «пользованная девка» шарила по полу в поисках контейнера. Стараясь не смахнуть ни одного букета, только благодаря выбросу адреналина и стрессовой реакции, принудительная фармакологическая наркоманка смогла добраться до ванны, повисла на ручке и снова потеряла равновесие…

– Боже правый… Как. Ты. Выжила? – «Заблуждаетесь, господин Гордон. Не выжила». Мгновение, и неуправляемый монстр смел все, что было перед ним, рванул на себя окно. Массивный стол врезался в дверь и проломил ее. Уже исчезая по коридору, я слышала вопль раненого чудовища, сотрясающий стены дома. – Аа… Где ты, мразь? Я не знаю кто ты, что ты такое. Но я найду тебя!

Стекла атриума дрожали. Чудовище продолжало бесноваться, а я босиком сбегала с лестницы. Слабое зрение компенсировалось обостренными тактильными ощущениями. Под ладонями холодные металлические перила, фактура батистовой туники на разгоряченной коже, за спиной – тяжесть развивающихся влажных волос. Инстинктивно шарахаясь от полыхающего камина, рысью пересекала неосвещенный холл, судорожно справлялась с двойным замком, вырывалась на морозный ночной воздух.

Выскочила на дорожку. Мертвый сад. Фоном корявых силуэтов – неоновая мистерия. Небо гудело от напряжения, прокатываясь багровыми всполохами и, разражаясь отголосками далекого грома, бросало цветные отсветы на снег. Он казался коралловым. Воздух остро пах разреженным озоном, словно в преддверии грозы: «В марте?» Скользя по снегу, отстраненно видела себя со стороны.

Длинная сорочка развевалась на ветру, пеньюар сползал с плеч и стелился, как невесомый шлейф. Ночное небо наливалось вспышками, точно передавая определенный шифр: «Северное сияние? Здесь?» Под ревущим возмущенным небом по мерзлой пустоши бежала девушка. В голове ускоряющимся пульсом отдавались касания по обжигающему снегу. Ворота. Последний шаг…

Меня снес вихрь.

– Не могу потерять тебя! – Синяки под потухшими глазами. Лицо перекошено страхом. Надломленный голос. Седина еще белее. Не обращая внимания на мое сопротивление – рев. – Не смогу! Не переживу. Уже не чувствую. Теряю!

– Не смей до меня дотрагиваться! Я запрещаю! – Скачок. Душная сумрачная спальня огласилась моим визгом. Давясь в истерике, ворвалась в реальность.

Вдох. Синие глаза напротив. Та же комната, но двумя сутками позже.

– Такси и дверь найду сама. Не провожайте, господин Гордон. – Соскочила с кровати, жестом потребовала свой телефон. Хозяин в сердцах повысил голос:

– Я – Люк! Твой Люк!

– Я вас не знаю.

– Да не страдаю я расщеплением личности! – взвыл, отлетел на безопасное расстояние, с чувством хватил кулаком о стену. – Это был не я! – Инстинктивно закрылась от осыпающейся штукатурки. Осел на пол. – Прости, родная! Тот – не я!

– Который из них? Тот, что выгнал из дома, как использованную проститутку или тот, кто бил? – Оттянула нижнюю губу, демонстрируя на слизистой неровный белесый росчерк его пера. Рептилия увеличилась в габаритах и окаменела. В фосфоресцирующих глазах – ни намека на рассудок. Я промокнула губы тыльной стороной кисти и сухо отклонила апелляцию. – Плеть твоя. Как и твой автограф.

Покерфейс удержать не удалось. Отвращение тошнотой подступило к горлу. Зажимая рот ладонью, попятилась. Перевоплощаясь человеком, обеспокоенный Гордон вскочил за мной:

– Я найду его. Только покажи мне. – Рядом находился совершенно незнакомый, опасный человек. «Человек ли?» – критичный разум подкинул очередные доказательства его произвола. Выкрикнула:

– Не подходи! Не ройся в моей голове! – Меня трясло. Капитулируя, он поднял руки. В тень отступить не успел. Приступ панической атаки сдавил легкие. Снова сорвалась на визг. – Вон!

Источник моего расстройства растворился в воздухе, и я смогла вдохнуть полной грудью. Успела ввалиться спиной в ванную, зафиксировала дверь и разрыдалась, даваясь рвотой и слезами над унитазом…

Я слышала рингтон своего телефона, словно он лежал под дверью, жалобные завывания Жака. Меня все это время жестоко рвало. Организм освобождался от всего, что в состоянии блаженной амнезии я успела допустить в себя, чередуя в оригинальной последовательности: молочная вода, слезы и цитрусовая горечь…

Усилием воли заставила себя преодолеть рецидив фобии, похожий уже на приступ нервной булимии, прополоскала рот, умылась. Взгляд в зеркало, и я отшатнулась: «Это хотя бы объясняет слабое зрение, туман в глазах и острую реакцию на яркий свет. Бежать!» – кровоизлияния практически затопили белок. Сосредоточилась на дыхании и решилась выйти за дверь. Хищник затаился и следил за подслеповатой жертвой из самого затененного угла. Не поднимая красных глаз, быстрыми шагами пересекла комнату, выскочила на лестницу, три пролета, атриум, холл… Снова впечаталась в тень с дикими синими галогенами:

– Вспомни. Ты дала мне шанс.

– Проститесь достойно, Господин Гордон. А не в своем духе психопата. – Слова вылетели сами. Зажмурилась, сглотнула и услышала звук подъезжающей машины. Сумеречный атриум осветили адаптивные биксеноновые фары. На дорожку перед парадным входом, въехал автомобиль.

– Артем?! – осеклась, обреченно глядя на свой телефон в руках расчетливого инсинуатора. Дежавю. Красный Audi Q5 Sportback и за рулем невозмутимый водитель. Только сам хозяин стоял на коленях, ко мне лицом. С безжизненным лицом. Меня выворачивало от одного лишь осознания, что я малодушно оправдывала и покрывала этого маньяка, убийцу, седого педофила: «И только Бог знает, кого еще!» Перед глазами снова всплыли грязные сцены его извращенных игр: «Слава Богу, желудок пуст уже, как два часа», – я выбежала на крыльцо, позабыв о скандальном виде. Легкая туника взметнулась на злом буранном ветре пестрым сарафаном, таким же чуждым, как бразильский карнавал среди вечной мерзлоты. В спину прилетело: «Только не беги!», и я сиганула с обледеневшего крыльца. Артем вышел из машины с моим полушубком и успел поймать меня на последней ступеньке. Зубы стучали:

– А Д-джорж? – Благодарно забирая из его рук спасительный флакон мятного эфирного масла, справлялась со рвотными спазмами и опасно гудящей головой.

– Особенности национального менталитета не позволяют нашему Herr Doktor нарушать порядок и личные границы, вторгаясь без назначения на чужую территорию. – Намек на улыбку тронул только умные глаза, но в голосе звучал сарказм. – Ждет тебя. – Кивнул на плотную тонировку задней полусферы.

Перед лобовым стеклом медленно проплывал почерневший частокол заснеженной непроходимой чащи. В глаза был направлен диагностический фонарик, уверенные чуткие пальцы прощупывали пульс. Я нервно тасовала зеркальные очки, запасной телефон, футляр с наушниками и старалась усидеть на месте, чтобы не сорваться босиком домой. Вдруг смазанная вспышка. В свете фар на дороге материализовался монстр, уперся в передний бампер:

– Не отпущу! Родная, вспомни! – Его трясло в пароксизме наступающей мутации. Я испугалась за Артема, но мужчина, неизменно отличающийся профессиональным тактом и бесстрастностью, сжал руль обеими руками и удивил:

– Знаешь, на что это похоже? Казнь. Не совершай ошибки. Не простишь себе.

Покосилась на Джоржа. На квадратных скулах играли желваки. Смотря перед собой, он растирал мои обмороженные стопы и цедил по слову на ломаном русском:

– Отключи эмоции. Выслушай его. Будь объективной.

«Объективной?» – вцепившись в ремень безопасности, я смотрела на голого по пояс психопата посреди сумеречного леса, под ледяной метелью. Обернулась – позади остался темный трехэтажный особняк. Развела руки, хмуро оглядела себя – грудь под видимым лазерным прицелом, как живая мишень, на которой сошлись два синих диода. С сомнением перевела взгляд на водителя, потом на толерантного немца:

– А вас ничего не настораживает?

Тишина. Мужчины единодушно выразили солидарность.

«Невеста мрачного жнеца» задрала рукав туники, засветила синяки, уникальные линзы³ на весь глаз цвета клюквенного морса и процитировала:

– А причиной всему мои колоссальные физические нагрузки и цейтнот?

Джорж разжал челюсти и, не хотя, признался:

– У тебя был микроинсульт. – «До или после того, как я сюда попала?» – напрягла глаза и, разглядывая гематомы на внутренней стороне локтя, раздраженно вздохнула. Наблюдая, как я морщусь, но упорно прощупываю следы от катетеров в промежуточных венах локтя и предплечья, серьезный доктор не выдержал испытания моим обострившимся слабоумием. – Бриги не знают. – «О, это уже не аргумент», – моя скомпрометированная репутация даже не упоминалась. Усмехнулась, и Джорж повысил голос, заканчивая монолог с нелогично восходящей интонацией. – Постельный режим и реабилитация не обсуждаются. Ты остаешься.

– Я не бездомная. – Все больше убеждаясь в низости Гордона, проглотила оскомину и, с иронией вспоминая уроки Ивана по подготовке к военному положению и сбору «тревожного чемодана», уже отстраивалась от мужчин за зеркальными очками и наушниками. – Как я вообще здесь оказалась? И почему ты это допустил?

Ходатайственная речь немца стала походить на четкие пулеметные очереди:

– Я не PR-менеджер, а врач. Мой приоритет – твои здоровье и безопасность. Это закрытая частная территория. Здесь ты можешь взять паузу и восстановиться без свидетелей. Частичная утрата цветовосприятия носит временный характер. Никто не будет тебя беспокоить ни звонками, ни визитами. К тому же… – Вскинула ладонь в стоп жесте, но прагматичный немец оставался верен своим принципам. – Юридически и на законных основаниях этот дом принадлежит… – Адвокаты седого психопата пропали за громкими низкочастотными басами моих наушников.

Доктор Зорин вышел из машины, спокойно встал рядом с хозяином усадьбы и, привлекая внимание невменяемого типа, сочувственно похлопал по обнаженному плечу. Я сдержала слезы: «Что ж, уважаемые, я считала вас друзьями. А вы только… реабилитологи. Курс окончен».

Сдержанный Артем передал мне телефон, забытый у Гордона, и сел в машину. Sportback дал задний ход и, огибая окаменевшего идола, бесшумно покатился по утопающей в снегу дороге. Я боялась обернуться. В голове стучало хриплым баритоном: «Докажу, что невиновен. Я верну тебя!» Взгляд в зеркало дальнего вида, и я вздрогнула. Смотрела на сгорбленный темный силуэт, застывший среди морозного сумрака. В багровом свете задних фонарей выделялись только человеческие глаза: «Ты дала мне шанс. Помни лишь это, Любовь моя».

Гордон повалился на колени и пропал за налетевшим снежным вихрем, а я смогла логически оформить подозрение, что тревожило меня все это время: «Глаза! У Гордона они синие, живые. А те – стеклянные бусины странного бутылочного оттенка. Словно на них поверх наложен фильтр… Личина? Оборотень?! Боже…».

Глава 2. Произвол

Проверила журнал звонков и ужаснулась. К такому рабовладельческому произволу я оказалась неготовой. Инквизитор ответил всем, а с кем не общался лично – писал в чатах. «Половина контактов заблокирована, треть удалена, часть – помечена как спам. Почтовый ящик вычищен», – с горечью посмотрела на телефон и оставила его в столе, достала раритетный телефон Марка и активировала давно забытую симку.

Успела закинуть в багажник три подрамника, и на въезде перед домом затормозил черный Nissan Patrol. На дорожку спрыгнул взвинченный Максим. Один.

– Пообщаемся в следующий раз, – поприветствовала гостя издалека, с дежурной улыбкой указала на парадную дверь. – Ключи у тебя есть. – Села за руль.

Юноша обогнул два фонаря и вырос перед рольставнями гаража:

– Уезжаешь?! Но тебе нельзя!

Справилась с собой и спокойно посмотрела в глаза кроту Гордона:

– Тебе же нужны мой ноутбук и флешки? Они в библиотеке. С паролем придется повозиться. Может, Джорж подскажет? – выдохнула и вставила ключ-карту.

Оставляя за собой бульвар, шлагбаум, лес, смеялась сквозь слезы, вспоминая настороженных родителей, нервничающих врачей. Теперь под негласным запретом на приближение оказались все, кто вернул Гордону кредит доверия, и пока конфликт не перешел в силовую фазу, я ушла. Ни кем ни рискуя, ни разоблачая, ни доказывая. В уголок личного пространства, чтобы принять решение.

Тревожный взгляд оторвался от зеркала дальнего вида, и я выдохнула: «Хищник вычислил бы меня везде. Уже вычислил. Если бы… смог».

Выехала на трассу и поняла, что с трудом управляю автомобилем, в городе – не вижу светофоров. «Боже…», – честно старалась не паниковать, сжимая свой символ веры – старенький телефон брата. Ощущая абсолютную беспомощность, припарковалась на обочине, сползла на руль и завыла:

– Почему ты сразу не убьешь меня, садист? Отрываешь мушке лапки по одной и наблюдаешь. – Слезы капали на сведенные в замок пальцы, а я рыдала в голос, подавляя яростное и глупое желание – разодрать глаза в попытках убрать плотный серый фильтр. – Полноценный ценитель жизни превратился в тень. Разрушенную тень с ограниченными возможностями. Это твоя цель? Уже ни есть, ни спать, ни танцевать, ни водить, ни доверять, ни семьи, ни здоровья, ни друзей… А теперь навязываешь мне – колористу, свой мрачный мир, лишенный красок?! Ненавижу!

Подняла лицо – перед лобовым стеклом мир размывался еще больше. Сумерки, световыми пятнами разгорающиеся фонари и тени…

«Транспорт, люди, существа?»

Экран кнопочного Siemens ожил: «Детка, я с тобой», а вместе с ним и мои внутренние опоры. «То, что запретишь – не состоится. Верь. В себя», – слова еще бежали по экрану, а я расправила плечи.

– Ну и что вы будете делать со своими неограниченными полномочиями, господин Гордон, если ваш гипноз на меня не действует? Я запрещаю тебя.

Вдох полной грудью. Свободна от оков: ни страхов, ни долгов и ложных обязательств, ни слабости, ни зависимости – ни от людей, ни от обстоятельств. Открыла планер: «Через час деловая встреча. В девять – творческий штурм. Завтра в первой половине дня сдаю эскизы. Стоит заказ на серию этюдов. Чудо, что в технике гризайль⁴. Через две недели госэкзамены. Потом диплом. Фотосессия, выставка, впереди два турнира. В Казани и Воронеже. Я не потерянная девочка. Не позволю управлять собой».

Через два часа Jaguar добрался до окраины города и въезжал на узкую улочку частного сектора. Март удивил резкой оттепелью. Дорогу развезло. На раскисшем снегу – мусор и оттаявшие нечистоты. Все запахи обострены. Воздух пропитан характерным душком куриного помета, навоза, сырой коры деревьев и оттаявшей канализации. Захолустье. Спрятала чуткий нос в благоухающем распушившемся меху чернобурки и припарковалась перед последним домом, опасно расположившимся прямо над обрывом, переходящим в глубокий тридцатиметровый карьер. В двухэтажном домике-скворечнике меня ждали.

Дверь скрипнула, приглашая присоединиться к многочисленной незнакомой компании. На меня не обратили внимания. Я уже решила попрощаться с пунктом творческой сублимации⁵, но путь к отступлению отрезал неврастеничный возглас:

– Моя Весна! Ты пришла на звуки посвящения твоего преданного менестреля!

Глаза гостей заметались, пытаясь определить обладателя лестного статуса, а я выбегала на вечерний воздух. Сесть в машину не успела. Друзья художники без вопросов уже извлекали из багажника громоздкие подрамники, папки с эскизами, этюдник, три загрунтованных холста и планшет:

– Подруга, задержалась. Он без тебя не собирался начинать. Совсем окосел.

– Патрик?! – Я растерянно застыла у открытой дверцы. В контражуре появился сам виновник вечера. «А где мой хиппи, обвешанный фенечками, в длинном обляпанном джинсовом плаще, со спутанными рыжими копнами, обтертым этюдником и гитарой за плечами?» – в светлой сценической рубахе, шейном платке маэстро вышел из дымного прокуренного пятна света, опустился в снег на одно колено и благоговейно приложился к моей поледеневшей кисти:

– О, Эвтерпа! – Повлажневшие глаза, детская святая непосредственность. Затаил дыхание. – Моя Муза, ты вдохновила меня на этот творческий вечер.

Я прикусила щеку, но патетику восторженного друга сбили ироничные коллеги:

– Слышь, фронтмен, балалайку-то не урони. Открой ворота. Загони машину. Камилла, ты же надолго?

– Пока не найду квартиру. – Парни присвистнули. Патрик устремил на меня блаженные глаза. Я представила заунывные депрессивные речитативы в течение нескольких часов подряд и, стряхивая грязную снежную кашу с ботинок, уже садилась в машину. – Извини, не знала, что у тебя праздник. Заеду в другой раз.

Костя сбросил свой сценический образ, возмутился и преградил дорогу:

– Мы же договаривались! Я тебе звонил два дня. А там какой-то маньяк все отвечал: «Ты будишь нас четвертый раз. Камилла отдыхает. Мы не спали ночь. Мужчина ты, или либидо потравило наркотой? Должен понять или приехать объясниться?» А я не понял. Кто это? С кем ты зависала? – Копируя интонацию психотерапевта самозванца, Костя опасно балансировал гитарой на нестройных ногах, а я зеленела: «Негодяй». Вслух процедила:

– Ты ошибся номером. – Нерешительность осталась в прошлом. Распахнула дверь уникальной мастерской, которую ребята арендовали у вдовы недавно почившего знаменитого художника. Шаг, и я окунулась в тяжелый дух перегара, неслабой курительной дряни и гогота шумной компании. Костя, пошатываясь, плелся следом, придавая мне ускорения компрометирующими предположениями:

– Да? А автоответчик твой. – Я обернулась через плечо. Яркий свет упал на сердитое лицо, и Костя присвистнул. – Ох, ни хрена себе, глаза… Не, реально? Че за секс-машина, что тебя так закоротило на пару дней? И Бриги о нем так лестно пели… – Я оступилась в сенях и снесла банку с олифой. Закатывая жестяную банку обратно в покосившуюся этажерку, Костя рассеянно кивал. – Я и домой к тебе звонил. Да и Ник четыре раза. Проверить, из каких источников деза. И нас так ко-о-онкретно убедили… – Испепеляющего взгляда оказалось достаточно, чтобы протрезвевший Патрик уже тащил меня к гостям, лично представляя каждому. Тот факт, что «Весна» была похожа на разбуженную гарпию с красными глазами, ни у кого не вызвал вопросов. У депрессивного менестреля и муза была соответствующая.

Маэстро сел на единственный в доме высокий стул с гнутыми лакированными ножками, ударил по струнам и заголосил самопальный хит на ломаном английском. От такого аудио-напалма сработала сигнализация не только моего Jaguar. К стихийным «овациям» присоединились сирены соседских автомобилей и возмущенный лай собак. Константин не сконфузился побочным сопровождением, продолжая испытывать терпимость соседей своим средством самореализации.

Подпевающая публика рукоплескала. Особо эксцентричные натуры пустились в пантомиму и, отдавливая ноги таким же обкурившимся собратьям, превращали импровизацию в сумасшедший фарс. Ничего удивительного в их поведении не было. Чтобы пережить тот бред, которым «самовыражался» Патрик, адепты театральной студии по кругу затягивались набитой в самокрутку, дрянью, и непрестанно ржали. Одна я не вписывалась в формат отрыва в стиле «алкотреш». На общем фоне мистерии мой трезвый вид выглядел до безобразия вызывающим. Под какофонию я проскользнула наверх в мастерскую, прошла вглубь и устроилась с этюдником на подиуме.

К полуночи мне стало очень скверно. Не спасали даже шумоподавляющие наушники. Гости гуляли на первом этаже, а я сидела наверху в пыльной, пропитанной запахом масляных красок, мастерской среди пустых мольбертов и беспощадно вколачивала отповедь в несчастный этюд: «Лжец! Я не твоя собственность. Тебя больше не существует. Не существует! Я одна».

Согрелась зеленым чаем. Нестройные аккорды оборвались. Смолкли бурные дебаты припозднившейся компании. Невменяемая ватага решила продолжить гуляния на улице. Ребята открыли настежь окна на первом этаже, поднялись в мастерскую и заняли рабочие места. Сам музыкант осенил нас своей персоной самым последним – манерно появился с гитарой наперевес, прошел к подиуму, настроил свет. Я недоверчиво следила, как маэстро искусно укладывает на моем плече складки невесомой драпировки.

– Всего несколько часов. Ты будешь работать, а я тебя писать. А фон и детали сделаю потом. – В глазах добродушного рыжего прохвоста светился эстетический восторг. Невольно усмехнулась. Патрик расхаживал с гитарой среди мольбертов, примеряясь к натуре. – О, Эвтерпа! Твой античный профиль, классические черты лица, прямой пробор, лента в волосах, складки белоснежной греческой туники падают с плеча. Золотые нити вплетаются в орнамент. Волшебные глаза. Длинные ноги перевиты шнурами высоких кожаных сандалий. Изящные линии тела. О, жительница Эллады! Откуда на земле такое совершенство? – Закрылась от него палитрой и не успела выставить единственное условие: «Тишина», а художественный гений самозабвенно ударил по растянутым струнам. – Боги! Какое удивительное сценическое перевоплощение! Я видел твою румбу. Массовый стояк. А сейчас ты здесь, моя Эвтерпа⁶. И снова эта грустная мистическая полуулыбка! Такая целомудренная, девственная красота…

Парни ругнулись, перекрикивая вдохновенного маэстро:

– Ты согласилась на его диплом?! Камилла, взвесь риски. Он же не заткнется! – Не ошиблись. Пока придворный трубадур был занят декламацией своего произведения меланхолического оттенка, я выучила его наизусть с единственной целью – отпугивать злых духов.

– Так всегда будет? – Нервы не выдержали, когда очередное депрессивное завывание совпало с неприятным открытием: «Забыть лекарства дома?!» Голова раскалывалась, в глазах постепенно проявлялись темные провалы, но нарастающий шум в ушах я впервые посчитала избавлением.

– Ты – моя Муза! Я посвящаю тебе душу, творчество, самого себя.

– Возьму тайм-аут. – Судя по выражениям лиц остальных пострадавших, подобные мысли посещали не одну меня. – Никита, побудь временно «Весной». Сама Муза не в состоянии дослушать посвященный вой.

Маэстро делал быстрые техничные талантливые наброски, чередуя их с балладами. Критика только подогревала его жажду творческого самовыражения:

– Тебя не втыкает? Напишу элегию… – бросил кисти на палитру. Расстроенная гитара опять надрывно застонала. Я пожалела, что не позволяю себе нецензурно выражаться. Отвела бы душу. Мои собратья по несчастью так и поступили. Громче всех был сам Никита.

Бряцание прекратилось. «Поздно», – в ушах поднимался ассоциированный шум. Приступ мигрени неуклонно приближался к критическому рубежу. Голова закружилась, в горле ком, перед глазами – языки огня. Не справляясь с дрожью, потеряла несколько кистей и опрокинула банку с водой: «Срочно на свежий воздух».

– Камилла? Ты как? Два часа. Вся бледная. Мы сами уберем. Отдохни. Плед на софе. – Обеспокоенные парни оторвались от холстов. Буквально выдыхая дым и гарь из своих кошмаров, я накинула прямо поверх муслиновой туники меховой жилет, приклеила картонную улыбку и, отшучиваясь, пятилась к лестнице:

– Я знаю, как порадовать мальчиков и взбодрить приунывшего певца. Ребята, пицца? В машине. Сидите. Я сама. – исключила свидетелей очередного приступа и понеслась. Два пролета ветхих скрипучих ступеней. Бревенчатые стены. Сени, масляные краски, химические реактивы. Сердце тревожно зачастило. Окружающее становилось призрачным. Видоизменялись акустические феномены. Голоса друзей отдалялись. Одинокие бытовые звуки застывшего захолустья, переполох разгульной компании, сирены где-то на шоссе – все становилось неотчетливым. Сочная ночь превращалась в зернистые разводы. Цвет пропал. Совсем. Время остывало в черно-белой ретроспективе. «Теперь я окончательный дальтоник. – уже на ощупь положила коробки с пиццей на капот. В кармане вибрация. – Кнопочный Siemens?!»