Читать книгу: «Мама, которая не любит. Взгляд психотерапевта на сложные отношения матери и дочери», страница 4

Взгляд дочери, Катя

Я очень переживаю за маму. После того, как ушел отец, она только и говорит о нем при встрече. А сейчас, когда я сама хочу уехать в другой город вместе с парнем, страх не дает принять решение и назначить дату отъезда. Мне двадцать восемь лет. Было несколько неудачных попыток выстроить отношения с мужчинами, и теперь очень не хотелось бы потерять жениха. Предполагается, что, устроившись на новом месте, куда его пригласили на работу, мы поженимся.

У меня есть старший брат, который живет в том же доме, что и мама, в соседнем подъезде. Но на него рассчитывать нельзя. Николай сам несколько лет живет в нестабильном психологическом состоянии, разведен с женой, которая, приезжая из другого города, продолжает останавливаться в его квартире, как у себя дома. Николай надеется, что она вернется, но уже два года его надежды не сбываются. Сам он периодически остается без работы, так как злоупотребляет алкоголем. В общем, никак на него нельзя положиться.

Когда отец ушел, мне было восемнадцать, а брату двадцать. Мать долго ни с кем не разговаривала, а потом запретила нам общаться с папой. Сказала, что, если нарушим запрет, будет считать нас предателями. Мы с братом встречаемся с папой, так как любим его – вместе всегда интересно и весело.

Этот запрет меня угнетает, тем более мы с Колей нарушаем его. Каждый раз я говорю себе, что имею право общаться и любить отца, но чувствую при этом себя виноватой. Мне стыдно перед мамой, так как приходится обманывать.

Мне всегда стыдно, когда я чувствую себя счастливой. Как можно радоваться жизни, когда маме так плохо!

И сейчас, когда мама согласилась пойти к психотерапевту, я надеюсь, что смогу переложить часть невыносимой заботы на специалиста.

Я фактически ежедневно посещаю мать, приношу продукты, так как она редко выходит из дома. Своим достижением за последние полгода я очень горжусь. Я уговорила маму начать ходить со мной на йогу. Точнее пошла сама, и этим удалось вызвать у нее небольшой интерес. Обычно мама от всего отказывается, так как любые выходы из дома вызывают у нее панические атаки или она боится, что паническая атака начнется.

Все десять лет мама провела в депрессии, никуда не ездила, с подругами не общается. А при встрече жалуется на предательство отца, постоянно возвращается к вопросу: «Как он мог так поступить?»

Ненависть к нему с каждым годом только нарастает. Я часто не знаю, как ее успокоить. У мамы повышается артериальное давление, приходится вызывать «Скорую». Какое-то время я пыталась оправдать отца, защитить, приводила аргументы.

При этом папа продолжает финансово помогать, так как она после рождения Коли не работала. Финансовую помощь мама принимает, в то же время злится и говорит, что это плата за предательство. Я перестала вести беседы об отце совсем, только пытаюсь успокоить маму, отвлечь. Периодически она заявляет, что никому не нужна, что у меня будет своя жизнь и «дочь ее бросит, а сына никто не интересует, кроме его шлюхи-жены».

Я плачу, иногда кричу на мать, а потом корю себя за несдержанность.

Взгляд специалиста

Вопрос, который волновал Катю всю жизнь: как же сделать маму счастливой? С детства она старалась хорошо учиться, чтобы мама была довольна. А потом пыталась предложить ей свои радости. Каждый раз, когда не удавалось увидеть мать довольной, она считала, что предложила неудачный вариант или сделала что-то не то. Убеждение дочери, будто все люди хотят большего и лучшего для себя, заставляло искать для матери варианты, в которых та могла бы стать счастливой. После ухода отца Катя взяла ответственность за него на себя. И, испытывая вину перед мамой, начала стараться еще больше: покупала билеты в театр, возила за город, предлагала гулять. Вместе с братом старалась организовать праздники, отметить мамин день рождения. Когда брат женился, Катя приняла всю ответственность на себя. Ошибочно полагая, что способна что-то изменить, Катя жила двойной жизнью, за себя и за мать. Она видела, что мама хочет быть в курсе событий. Но когда что-то рассказывала, особенно приятное, после разговора испытывала горькое чувство, похожее на разочарование в себе. Думала, что зря рассказала, так как Катина радость вызывала обиду Людмилы. И объясняла это тем, что у мамы нет такой интересной жизни как у других. После Катя сделала вывод: нужно постараться ее чем-нибудь увлечь и уходила на очередной виток орбиты под названием «Мама должна быть счастливой». Мама прямо говорила, что ей это неинтересно, но дочь была настойчива, так как хотела иметь счастливую маму для себя. Счастье мамы было единственным ключом к собственному. Иначе это не полное счастье, ведь маме плохо. Катя закончила институт, вышла на работу. Однако мышление о своей жизни было ограничено оправой маминой трагедии и болезни.

На вопрос Кати, почему мама ничего не делает, чтобы быть довольной и радостной, я ответила: «Ей это не нужно», чем вызвала неподдельное удивление.

Конечно, Людмила говорит, что хочет быть счастливой. Но, во‑первых, ее мозг, согласно полученной генетической предрасположенности к тревоге и соответствующее воспитание в семье депрессивной матерью, не научился выдавать интенсивную радость.

Во-вторых, Людмила может радоваться в рамках простой, однотипной активности, такой как ведение хозяйства и уход за членами семьи. Все, что выходит за рамки этого круга, вызывает замешательство, как если бы спортсмену, не имеющему физического образования, предложили написать доклад по фундаментальной физике и выступить с ним на конференции среди ученых-физиков. То, что для мужа и дочери является привычным и естественным, приносит предвкушение радости и всплеск приятных эмоций, вызывает у Людмилы фрустрацию. И эти чувства заставляют ее отказываться от всего, что так радует многих. Она не понимает, как это может нравиться другим, так как никогда, за исключением юности, когда ходила на дискотеки, не испытывала удовольствия от усилий, сопровождающих путешествия, встречу гостей и т. п.

Рекомендации

Самое важное заключается в принятии узкого, с точки зрения дочери, мира матери. Не нужно пытаться расширять его, не стоит насильно вносить элементы счастья. Причем счастья в понимании Кати.

Важно принять следующее: мир некоторых людей может содержать относительно немного элементов, что дает им ощущение контроля над собственной жизнью, предсказуемости процессов, а это, в свою очередь, снижает тревогу.

Только в таком мире они способны ощутить то, что могут назвать радостью.

Чаще такие люди используют термин «удовлетворенность жизнью», нежели «радость» и «счастье». Термин «счастье» воспринимается ими как какофония громких звуков. Мы слышим от них, что это понятие неопределенное, никто не знает, что такое счастье и т. п. Это их психологическая защита от тех, кто испытывает данное состояние и требует от них того же.

Придется смириться с тем, что Катины радости жизни (и ее отца) пугали мать, как если бы ребенка двух лет бросили в воду (без навыков держаться на плаву). При этом все вокруг говорили бы, что водичка теплая, чистая, а море красивое.

Дочери предстояло выработать новый навык общения с матерью, комфортный для нее самой, и она это сделала. Улетела в другой город, вышла замуж. С мамой созванивается несколько раз в неделю, недолго рассказывая о событиях своей жизни, скорее в повествовательном ключе. А вот с отцом, мужем и друзьями делится переживаниями, предвкушениями и радостью.

С Людмилой мы работали полтора года, встречи были не частыми. Ей был назначен коротким курсом антидепрессант (шесть месяцев). Был определен перечень действий, которые приносили удовлетворение, некоторое разнообразие и были ей по силам. Она восстановила отношения с первой подругой, продолжила посещать йогу, иногда гуляла, ходила в кафе и изредка находила желание и силы на предложение подруги пойти в театр. Со второй подругой поменяла тактику и теперь сама ей рассказывает что-то о себе и жизни дочери. Удалось Людмиле поменять и отношение к бывшему мужу, этому было посвящено несколько сессий. Теперь она согласна, что он мог бы и не поддерживать ее материально, а это означает, что он не пустое место в ее жизни. Людмила высказала благодарность, правда, не ему лично, а поделилась со мной.

Теперь ее миру ничто не угрожает. Беспокойство вызывает жизнь сына, но на момент нашего расставания Николай не был готов обратиться за помощью к специалисту. Сама Людмила поддержала мнение, что не нужно оказывать на него давление, так как сама перестала испытывать подобное со стороны окружающих.

Зеркальный диалог

Упорство в принятии только своего образа жизни травмирует обеих.

Глава 3
Пограничная организация личности, или непонятная мать

Взгляд матери, Эльза

Я была очень привязана к сестре. Какой она была яркой, красивой! Я сейчас живу одна с дочкой, так как Розы больше нет. Она ушла за два года, рак. Несмотря на все возможности зятя, мы не спасли ее. До сих пор не могу радоваться жизни.

Я понимаю, в чем смысл жизни таких прекрасных людей, какой была Роза! А я? Иногда даже не чувствую, существую ли вообще.

У меня всегда была частая смена настроения. Психотерапевт сказала, чтобы я вела дневник, когда на это есть силы. Иногда я читаю, что у меня было хорошее настроение, хотя в тот момент, когда мне плохо, кажется, будто плохо, невыносимо одиноко, тяжко было всегда. Это мое обычное состояние, оно мучительное. Мне кажется, оно преследует меня с подросткового возраста. В детстве я была активной, с Розой мы были самыми красивыми в школе. Она старше на два года. Но мы были очень дружны. Как же мне ее не хватает…

Зять купил мне парикмахерскую. Я даже наняла сотрудников и руководителя. В те периоды, когда настроение улучшалось, выходила на работу. Мне нравится быть парикмахером, я училась в юности с удовольствием. Благодаря коллективу и зятю, у нас с дочерью есть деньги. Клиенты любят меня, несмотря на то что иногда я не могу выйти из дома, когда моя смена.

Я отключаю телефон, мне становится плохо, лежу на диване и не могу встать. Мысли расплываются, не могу собрать себя. Только чувствую, что я беспомощна, поэтому ничтожна, абсолютно бесполезна. Мне кажется, что все, связанное с моим профессионализмом, хорошим отношением клиентов, – это не про меня. Все неправда. Мне кажется, все врут, чтобы успокоить меня.

Я даже в зеркало на себя не могу смотреть. Многие говорят, что я красива, а я не вижу этого. Я себе противна, особенно когда мне плохо. Это какое-то непонятное чувство, я вижу правильные черты лица, большие глаза. Но ощущаю себя кошмарной.

Однажды я попыталась пересилить себя и вышла из дома. Это было лето. Сильная слабость заставила меня лечь прямо на газон. Кто-то привел меня домой.

Я принимаю психотропные препараты, они мало помогают, но без них еще хуже.

По заданию психотерапевта я написала свои желания, чего хочу в этой жизни. Написала много, пунктов тринадцать, кажется.

Но на самом деле меня волнует только одно: чтобы это мучительное состояние тоски, внутреннего хаоса, беспомощности и отчаяния меня покинуло. Это состояние сужает меня до момента здесь и сейчас, лишь бы пережить.

Мне жалко дочь, но я ничего не могу сделать для нее. В такие периоды я даже думать про нее не могу. Она ходит где-то рядом по квартире, а у меня нет сил даже отозваться. Она приносит воду и еду. А когда я встала в туалет и упала от слабости, она меня поднимала. А ей только десять лет.

Когда мне легче, я испытываю радость, что у меня есть ребенок, и ужас от того, какая у нее мать. Мне хочется сбежать подальше, чтобы не ранить ее.

Аня рядом, что-то делает, что-то спрашивает. Но я воспринимаю ее как сквозь туман. Понимаю, что нужно ответить, но губы не слушаются. Нужно что-то сделать, но не могу пошевелиться.

По дневнику я вижу, что периоды, когда есть улучшения, стали более длительными. Без психотерапевта хуже, хотя, по-моему, мы обе не всегда понимаем, что происходит, во всяком случае, я. Она считает, что многое в моей жизни случается из-за сравнения с сестрой, недостаточного внимания к собственной личности. Я согласна, но как обратиться к себе, если не чувствуешь присутствия в этой жизни?

Розу отпевали в церкви. Мы крещеные. Но я в церковь не ходила, а сейчас решилась. Как хорошо и спокойно мне стало в храме. Я могла подолгу находиться там. Два месяца я не была у психотерапевта, думала, что нашла решение основной проблемы и углубилась в религию. Я поехала по святым местам, встречалась со старцем, который благословил меня на то, чтобы я приехала к ним в монастырь на два месяца.

Через полгода у меня закончились таблетки, я соскучилась по психотерапевту и пришла на прием. Рассказала о чудесах, которые произошли со мной, но не рассказала о планах.

А когда прошли еще два месяца, я написала ей, что остаюсь в монастыре навсегда.