Читать книгу: «Тебе жить», страница 4

Пауза.

КАРИНА (глядя перед собой). Надо рожать.

КЕНТ. Что до меня, то выбор такой – я не изменю стиль плавания. Только ускорюсь на дистанции.

КАРИНА. В этом выборе весь ты.

Кухонная дверь распахивается, в гостиную в обнимку вываливаются Паныч, Веник и Вадим. Хохоча, они исполняют пародию на танец маленьких лебедей. Паныч уходит в спальню.

ВЕНИК (громогласно). Конфликт исчерпан, разрешен в результате субстантивных дипломатических усилий к общему удовлетворению высоких договаривающихся сторон.

АНКА. Такой красноречивый, когда выпьет – ужас. Откуда берется?

ВЕНИК (Вадиму). И какие бы замуты вы у себя в ковидной Москве не придумали, мы… я и Антоха останемся невозмутимы, как Будда. Мы будем отстраненные певцы, как британский поэт Робин э-э…

ВАДИМ. Бернс.

ВЕНИК. Робин – дра – нат Тагор! (Напевает). Я уплываю, и время несет меня с края на кра-аай. (Декламирует). Средь вашей всей мышиной розни и толкотни от края к краю я был отчаянно несерьезен. И несерьезнейше отчаян. (Анке) Ань, запиши, я потом отшлифую.

АНКА. Ты бы притормозил с водочкой-то.

ВЕНИК. Я на завтра договорился, Леха меня подменит.

Из спальни в гостиную идет Паныч с небольшой картонной коробкой в руках. Ставит ее на стул.

ПАНЫЧ. Вадик! Спрашивал – вот оно. Наследие. Весь архив группы «Джамбулат против».

ВАДИМ. Уже не актуально. То есть я хотел сказать, зачем записи, когда мы вот они. Живые, здоровые. Талантливые-е…

ВЕНИК. Ты суперодаренный, брат Геринг!

ВАДИМ. Веня! Ты басист от Бога. Джон Дикон! Трухильо!

ВЕНИК (тянет с сомнением). Так-то Трухильо как бы…(в пренебрежительном жесте крутит кистью руки, морщится).

ВАДИМ. Согласен! Поэтому только Юрий Попов из «Джамбулат против».

Вадим снимает свой пиджак со спинки стула, надевает.

ПАНЫЧ. Веня – наикрутейший. Люблю я его! (Обнимает Веника, целует в макушку). Он в детстве жил с родителями в доме напротив. А потом они переехали в особняк.

ВЕНИК. Скажешь – особняк.

ПАНЫЧ. В частный дом. И как-то раз… (Анке). Я тебе, Анка, рассказываю. (Кенту). Наливай, что залип! Как-то раз Юрочка аж оттуда пришел обратно в наш двор, чтобы вызвать меня на дуэль. На прутиках. Притащил с собой прутик. Здрасьте, теть Марина, а Антон выйдет. Нет, не выйдет. Тогда Юрка пошел обратно. И по пути воткнул шпагу в землю. И чудо – прутик пророс. И вырос в развесистый клен. А клен это такая зараза, где один – там пятнадцать. Клены разрослись, и вы знаете теперь в том месте – тридцать лет почти прошло – в том месте теперь закоулок, который так и называется – «Клены». (Вадиму). Ты когда шараду загадал, я первым делом подумал, что район города, где деньги лежат – это «Клены». Только потом дошло, что «Топаз».

ВЕНИК. Что за шарада?

ПАНЫЧ. О! Это я расскажу. (Анке). Расскажу. Тут такая шикарная штука! (Кенту). Шикарная? Ты наливать будешь?

Кент разливает водку, девушкам – вино.

АНКА. В теперешнее время маленького ребенка не отпустят одного в такую даль.

ПАНЫЧ. Лет по пять нам было, если не меньше. Дуэль на кленовых прутиках, хм. (Поднимает стопку). Давайте за детство. Прекрасная пора.

ВАДИМ. За детство!

Все выпивают.

ПАНЫЧ. Странное дело – клен. Когда маленький, его побег, ну что? Бурьян, сорняк. Выдернуть, выбросить. А вырастает кучерявый – летом тень дает блаженную. Зимой – пургу придержит. Вертолетики с него тр-р-ррр – весело. Но маленький когда, как разобрать в травинке, добрый это росток или нет? Я не отличу. Тут нужен знающий. Садовник разберет. (Пауза). Так же и с людьми. Детство, детство, а что вырастет? Знает только садовник. С большой буквы Великий Садовник.

ВАДИМ. Ты о Боге?

ПАНЫЧ. Я… о Боге. Все слова о Боге. В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог. Слова, как клены – где один, там их море вырастает. Вон Веник скажет: «Сейчас захаваю пластинку сыра». А на самом деле это слова: «Спасибо, Господи, за хлеб насущный, что я не голодаю, что здоров. Спасибо, Богу, как мы его понимаем».

КАРИНА. Дайте ему гитару.

ПАНЫЧ. Я и сам возьму. (Достает из-за спинки дивана гитару). Слава Богу, что дал мне к музыке способность. Иначе совсем было б хреново.

Паныч играет перебором медленную мелодию. Все слушают. Анка берет у Карины тонкую сигарету, держит ее в пальцах напоказ, трепет Вадима по плечу, зовет его с собой. Вадим и Анка уходят в подъезд.

2.

Лестничная клетка освещена тусклой лампочкой. Дверь в квартиру Паныча закрыта. Анка и Вадим стоят у перил.

ВАДИМ. У меня нет зажигалки. Бросил.

Анка ломает сигарету, выбрасывает в банку из-под кофе, стоящую здесь в роли пепельницы.

Значит, разговор тет-а-тет. Понятно. Твой не заревнует? Он знает, что у нас с тобой было? (Пауза). Крутые времена… Концерты, репетиции. Поклонницы!

Пытается обнять Анку, она отстраняется.

Вспоминаешь? Хоть иногда? Я читал в умной книге, что первого мужчину женщины не забывают.

АНКА (задумчиво). Первого. Да. Все девушки мечтают. Представляют первого, первый раз. (Со злобой). А я помечтать не успела! Мне было двенадцать лет.

ВАДИМ (неприязненно). Ты выглядела, мать, гораздо старше!

АНКА. Двенадцать лет, первый секс, и с кем? Один из самых популярных в городе парней. Счастливая ходила два дня, пока не выяснилось, что парень популярный отношений ни разу не планировал. Что ему плевать! Еще одна для галочки. Какой там роман? Животная случка. Сунул-вынул, дальше пошел. Посчитал своим долгом широко рассказать, как он трахнул девку на пляжном матрасе. Широко рассказать! Многим, всем кому мог!

ВАДИМ. Это неправильно. Глупый был, молодой.

АНКА. Двенадцать лет мне было. Кто глупый?

ВАДИМ. Что было, то было. Теперь же все хорошо. Смотрю, ты за столом – семейная дама. (Пауза). Чисто курица. А сейчас, гляди-ка – преобразилась.

АНКА. Ты уехал скоро. Что дальше? Ты знаешь, что со мной было потом? А была такая обычная, такая предсказуемая история! Так оно и бывает. Так чаще всего происходит – ты уже не маленькая, Аня! Ты уже шпилишься вовсю, давай. Давай? Давай. Один, второй. А я уже не маленькая! (Ступает к Вадиму). Меня кинули, но докажу! Руки под юбкой, чего ты ломаешься? Тебе же нравится, давай! Девятый, десятый! Руки задирают футболку, расстегивают джинсы. А вот их уже двое враз! Садись сверху, и коля-митя, а, ты здесь еще ни разу. Хорошо. Ха-ха, компрессия – туго, нормально. А вот уже очередь к Нюрке – она всем дает, безотказная. Геринг-первопроходец открыл колодец, он не жадный, он для всех. Знаешь, как меня трахали? Очень! Мно-го!

ВАДИМ. Я не знал.

АНКА. Во всех саунах, во всех банях! Местные, приезжие, казахи, кавказцы, всех испытала. Все попробовали меня. Меня! Не дашь? Ты чего, шалава!? Пешком пойдешь до города! В машинах всех марок, которые есть, меня! Меня!! Половина подростков этого города стали мужчинами где? На мне! Все импотенты этого города пытались вернуться. С кем же? Ну, да.

ВАДИМ. Ты, наверное, преувеличиваешь.

АНКА. Наверное. (Сквозь зубы). Двенадцать лет мне было, Вадик, всего-то двенадцать.

ВАДИМ. Я, типа, виноват? Сама.

АНКА. А, типа, нет? Типа! Тот еще тип, принц оказался. (Усмехается). И, типа, телефон, типа, возле матраса.

ВАДИМ. Какой телефон?

АНКА (после паузы). Запись, Вадим. Двенадцать лет! Тебе в два раза больше. Тебя посадить – дело пяти минут. Вон, за поворотом ГОВД.

ВАДИМ. Ань, ты чего? Разыгрываешь меня? (Оглядывается). Кто здесь?

АНКА. Не ори. Никаких шуток.

ВАДИМ (после паузы). И что дальше?

АНКА. Спасибо Юре. Я ему без конца благодарна – не побрезговал. Добрые твои друзья, Вадик.

ВАДИМ (с надеждой). Ты тоже.

АНКА. Город маленький. А Юра…. Зачем ему это? Очень благородный. Ну почему не он тогда оказался? Почему ты? Я была во всех влюблена. Музыканты, рокеры! Почему ты?

ВАДИМ. Так сложилось.

Пауза.

АНКА (твердо). Мне нужно уехать. В Москву. Ты в этом поможешь.

ВАДИМ. А если нет? Пойдешь в полицию?

АНКА. Запись, Вадик. Там доказывать ничего не надо, все даты есть. Да и так видно. И, я узнавала, срок давности по таким преступлениям не прошел.

ВАДИМ (подумав). Что ты хочешь? Денег?

АНКА. Денег тоже. Москва, какое-то жилье. Съемное, не волнуйся. Работа. Я думаю, в твоих силах это сделать. Да, на дорогу у меня тоже нет.

ВАДИМ. А Юрка? Наш очень благородный Веник?

АНКА. Я его потом заберу. Устроюсь.… И он не должен знать о наших уговорах.

ВАДИМ. Н-да. (Пауза). Шантаж. (Задумался).

Дверь в квартиру приоткрывается, выглядывает Веник. Его не видят.

Прикольно. Едем, значит, со мной в Москву. Я уезжаю завтра. Успеешь собраться?

АНКА, Успею.

ВАДИМ (пытается шутить, чтоб сохранить лицо). Тогда возьмемся за руки по старой памяти и рванули в первопрестольную. Первый мужчина не забывается, так? Я это где-то читал.

АНКА. Не забывается.

Веник тихо возвращается в квартиру.

К несчастью, не забывается.

ВАДИМ. Сделаю. А гарантии?

АНКА. Нет гарантий. Но ты сам понимать должен – женщине инициировать такое дело стремно. В моих интересах избежать. Опять же репутация… сложная. А через два года срок давности кончится сам по себе, и ты можешь быть спокоен.

ВАДИМ. Сделаю. Что могу, сделаю. Я, видимо, и правда, виноват перед тобой. Никогда бы не подумал…. Ты тогда извини.

АНКА. Не извиняйся, не получается у тебя.

ВАДИМ. Квартира есть московская. Для другого она, но живи. Денег подкину.

АНКА. Не думай, что дело в корысти. Мне от тебя было бы ничего не надо, но уехать. В городе, где все про всех знают… ребенок если… В жизни каждый за себя. Зубами, локтями. Мне надо уехать.

ВАДИМ. Уедешь, уедешь. (Достает из кармана пиджака карточку, протягивает Анке). Моя визитка, нижний номер, завтра набери. Теперь у нас исключительно деловые отношения. Этого «Вадик-Вадик» не надо. Только звони не рано, надо проспаться после попойки… и неожиданного наезда. Вот же! Попал под шантаж. Убойный закон бумеранга. Да уж, каждый за себя! (Заходит в квартиру).

3.

Гостиная. Паныч играет на гитаре, рядом на диване сидит Карина, положившая голову на плечо Кента. Веник опрокидывает рюмку и снова наливает, выпивает. Входит Вадим, стремительно направляется туда, где стоит на табуретке картонная коробка. Вадим открывает коробку, перебирает там. На него никто не обращает внимания. Вадим находит один диск, прячет его в карман. Находит еще – прячет.

ПАНЫЧ. Всегда, исполняя эту мелодию, я испытывал некую высокую печаль, но в этот раз чувствую тоже легкую высокую печаль. (Венику). Зачем ты, братуха, накидываешься без всех?

ВЕНИК. Я со всеми тоже буду.

ПАНЫЧ. Вот ты деятельный. (Убирает гитару за диван).

Возвращается Анка в компании человека в очках с толстыми линзами. Человек останавливается, Анка садится рядом с Веником, берет его за руку. Веник с силой вырывает руку, наливает стопку.

А вот и спонсор не заставил себя ждать, нарисовался, как на поминки.

СПОНСОР (с оживленным сожалением). Сорвался. Так-так-так.

ВЕНИК (Панычу). Что за спонсор? Всех субсидирует? Эй, спонсор! Проходи.

ПАНЫЧ. Это не такой спонсор. В теплом обществе анонимных алкоголиков это наставник.

ВЕНИК (восхищенно). Иди ты!

СПОНСОР (подходя к дивану). Да, Антон… самый чуть-чуть до третьего шага. (Вздыхает). И кодировка не помогла, я предупреждал.

ПАНЫЧ. Ты понимаешь – друг приехал. (Показывает на Вадима). Вон стоит. Настоящий.

КАРИНА (с сарказмом). Что за чудесный парень? Друг приехал – концерт отменил, зрителей кинул, директора подставил. К тому ж раскодировался. Просто красавчик!

ПАНЫЧ. Все по делу, блин, не ори! Ой… (Кенту) Извини, дружище.

КЕНТ. Все по делу. (Карине). Ты в самом деле…

СПОНСОР (Панычу). Пойдем на кухню.

ПАНЫЧ. А у меня от друзей секретов нет. Это, считай, моя семья.

СПОНСОР. Семья тебе не помогает. Тебе помогает группа. Не друзья дали три месяца воздержания, а наши собрания и Бог, как мы его понимаем. Вспомни, что сказано в нашей книге! Перепоручить нашу жизнь, нашу волю силе более могущественной.

КЕНТ. И теперь нам расскажут всю программу «Двенадцать шагов».

СПОНСОР (Кенту). Владимир Сергеевич! Вы, разумеется, человек авторитетный, но есть такие сферы, куда ваше влияние не распространяется. Вам тоже было бы полезно (достает из кармана разноцветные буклеты, протягивает Кенту), приходите к нам на собрание. Не понравится – уйдете.

КЕНТ (убирает руки за спину). Не надо мне. На кого попёр, пехота!? Меня вербовать – зовите фельдмаршала! Кто в вашей секте сейчас доктор Боб? И этот еще… Весельчак У.

СПОНСОР. Мы не религиозная организация. Мы добровольное содружество людей, делящихся опытом и надеждой. (Передает буклеты Венику). Наша цель оставаться трезвыми и помогать оставаться трезвыми другим.

КЕНТ. Алкоголь и наркотики – химический способ изменить сознание, примитивный. Участие в секте – психологический способ того же, утонченный.

СПОНСОР. «Анонимные алкоголики» не секта. Мы, как сказано в нашей книге, мы духовно выздоравливаем и никогда не высказываем нетерпимости или ненависти.

ВЕНИК (рассматривая буклеты). А если есть вселенское желание высказать именно-таки ненависть?

СПОНСОР. Приходите на наше собрание. Глава восьмая нашей книги посвящена отношениям с супругой – женой алкоголика.

Карина смеется, отпивает вино из бокала. Вадим за спиной Спонсора поднимает руку ко рту, как длинный язык, перебирает пальцами.

ВЕНИК. А может лучше… (опрокидывает стопку). О! Прошло.

ПАНЫЧ. Я приду на собрание и покаюсь. Все так делают. Сегодня, извиняюсь, зоологическая беззаботность.

СПОНСОР. После срыва нужно писать все сначала. Ты писал сегодня анализ чувств? Отвечал на вопрос, что я сделаю сегодня для счастья?

ПАНЫЧ. Я все делаю для счастья. Все равно – андердог.

СПОНСОР. Правильный ответ – сохраняю трезвость. Если утром читать молитву «Боже! Дай мне разум и душевный покой», если пообещать не пить только сегодняшний, один только день, не сорвался бы. Срывы неминуемы, об этом пишет и Билл У., но если контролировать, отмечать признаки срыва…

КЕНТ. Как это все! Неинтересно!

СПОНСОР (Панычу). Были? Признаки срыва. Анализировал дефекты характера? Нет? Результат на лицо.

ВЕНИК (возмущенно восклицает). Да какие у него дефекты!?

СПОНСОР. Основной – идеализм и мечтательность.

КАРИНА (смеется). Мечтательность…

КЕНТ (берет Спонсора под руку). Видите ли, уважаемый, в чем дело, э-э, мечтательность для творческой деятельности… Я объясню. Можно вас? (Уводит Спонсора на кухню).

Пауза.

Паныч и Анка выпивают. Вадим ходит по комнате. Веник направился в туалет.

КАРИНА (Панычу). Никак не побороть идеализм, мечтатель?

ПАНЫЧ. Вадик! А что ты сегодня сделал для счастья?

ВАДИМ. Кое-что сделал, поверь. Не хотел, а сделал. Анюта тоже отработала на своем участке.

КАРИНА (Панычу). Женись на Нюрке. (Анке) Ты как, согласна? А Юру отправим к Герингу в Москву. Наша колода бесконечно тасуется.

ПАНЫЧ. Наша кодла и так кошерно тусуется. А ты-то! Что сегодня сделала для счастья?

КАРИНА (смеется). Ничего. Я счастья не заслуживаю.

ВАДИМ. Зря ты так! Все заслуживают свой кусочек счастья. (Пауза). Надо стараться.

ПАНЫЧ. Стараться! На редкость тупое слово. Постараться вилку взять со стола. (Анке). Анка, постарайся взять вилку. (Анка берет вилку). Нет! Ты взяла. Ты не бери, а постарайся взять.

Возвращается Веник.

ВЕНИК (Панычу). Я не пойму, как ты ходил к анонимным алкоголикам. Сидишь, слушаешь. Очередь дошла, встаешь: «Всем привет, меня зовут Василий. Я – алкоголик». И все такие: «Привет, Антон! Привет, алкаш!». Какая анонимность? В нашем-то колхозе.

ПАНЫЧ. Примерно так. Юрец! А что сегодня для счастья сделал ты?

ВЕНИК. Забил на несчастье.

Карина аплодирует.

Я – нейтральный. Шибко счастливых все ненавидят.

ВАДИМ. Почему?

ВЕНИК. Люди потому что.

Пауза.

ВАДИМ. Слегонца перефразируя не помню кого, скажем, что увеличение общего счастья не влечет уменьшения несчастий. С одной стороны становится больше счастья, с другой – рост темпа несчастий, бедствий и уныния.

АНКА (задумчиво). Не было бы счастья, да несчастье помогло.

ПАНЫЧ. Володя бы сказал – диалектика.

ВАДИМ. Если субъективно смотреть, а можно ли строить свое счастье на чужом обломе?

Анка встает из-за стола, уходит к окну, открывает балконную дверь.

Допустимо?

ВЕНИК. Тебе жить.

Пауза.

КАРИНА (Панычу). Тебя спонсор спросил про анализ чувств.

ПАНЫЧ (помолчав). Да, утренний. Что я делаю для счастья? Никогда никому не говорил, но для вас, друзья мои, не буду делать исключений. (Пауза). У японцев. (Шутливо Карине). Это такие умные азиаты, живут под Сахалином. У них есть принцип икигай. Там хрен переведешь с иероглифа, есть разные толкования. А мне нравится такое: икигай – это то, ради чего я просыпаюсь утром. Есть у человека икигай – он, считай, уже счастливый. Я просыпаюсь, чтобы песню написать. Или старую доработать. Больше ничего не надо.

КАРИНА. Да-да, больше тебе ничего не надо.

АНКА (смотрит на улицу). Слышите, на площади шумят.

КАРИНА (Панычу многозначительно). Шумят на площади.

АНКА. Поют.

КАРИНА. Кто-то поет. Кто-то не стал. Друг же приехал.

ВАДИМ (раздраженно). Да сколько можно!

Из кухни медленно выходит Спонсор. Он шатается, очки висят криво.

СПОНСОР. О-о-о!! Компания! Приве-ет! (Нетвердой походкой шагает к дивану). Антоний! Ты такой молодец!

Все смеются, кроме Анки.

ПАНЫЧ. Я так и знал! Развязал! С Кентом наедине! Кого хочешь уболтает.

СПОНСОР. Антоний! Дай я тебя обниму! (Потянулся к Панычу, отпрянул). Нет. Фу! Алкашня! Не буду.

АНКА. Напрасно вы это. Вам нельзя.

СПОНСОР (заплетающимся языком). Я приду на собрание и покаюсь. Срыв, он и есть срыв. Неожиданно. А доктор Боб предупрежда-ал!

ПАНЫЧ. Такси, может, вызвать?

СПОНСОР. Покаюсь. Покаяние – вещь! Сразу, как новенький.

КАРИНА. Как все у вас просто! Удивительные.

ВАДИМ (придерживает спонсора под локоть). Давайте сядем.

СПОНСОР. Ауген блик, майн херр. (Озирается). Где у вас можно… блевануть?

Вадим отходит.

ПАНЫЧ. Это я виноват, ага. Хреново вышло. (Пауза). Ё-моё! Печально.

Пауза. Смешки.

Анка возвращается за стол.

СПОНСОР (поправляет очки, трезвым голосом). Неприятно? Вот и мне неприятно.

Общее удивление.

Ваш друг о себе высокого мнения. Хотел меня напоить, сладко пел. Я уговорился, но выпил стакан воды, незаметно подменил. А Владимир Сергеевич после стакана водки…

Карина уходит на кухню.

ПАНЫЧ. Ну, ты артист!

ВАДИМ. Кто бы говорил!

СПОНСОР. Сегодня, я так понимаю, все разговоры бессмысленны. Созвонимся. Я пошел.

ПАНЫЧ. Да подожди!

СПОНСОР. На площадь пойду, скоро фейерверк. Бывшая дочурку отпустила на праздник, я игрушку ей пока включил в машине. (Пауза). В каком-то смысле, Антон, хорошо, что ты бездетный. Меньше страданий.