Читать книгу: «Черные подковы», страница 9

Глава 16

Нет, конечно, все это рисовалось Виктору несколько по-другому. Он думал, что потихоньку обрастет нужными связями, будет расти в должности, звании. И когда-нибудь придут те дни, когда полковничья папаха, а потом и генеральские лампасы будут достойной наградой за вложенные усилия. Он сядет в кресло, нальет себе коньяку, поднимет рюмку и скажет себе: «Все, чего ты достиг – сделано тобой самим, и только тобой. Ты на своем месте. И никто не сможет сказать, что ты недостоин достигнутого». И выпьет, и разобьет рюмку – на счастье.

Анатолий – та самая нужная связь, да. И он предлагает помощь. Вот до этого момента все хорошо. А дальше… Что дальше, Виктору даже думать не хотелось. Будь что будет, там разберемся, что-нибудь придумаем. В конце концов, никто никого еще не сдал и не подставил.

Но настроение испортилось, и вечером Гордеев решил еще «накатить». Никого из друзей видеть не хотелось, поэтому выпивали вдвоем с женой, которая была явно удивлена такому решению, но видя состояние супруга, много вопросов не задавала. На работу Виктор ехал с серьезного похмелья. Гера, глянув в лицо зама, долго не думал и отправил его спать в досмотровую.

Проснулся он от шума – кто-то был серьезно недоволен. Витя аккуратно вышел из комнаты и хотел пойти в туалет умыться. Но оказалось, что на шестом секторе погранцами закрыты двери в накопитель, и в туалеты не попасть. На пятом секторе шло оформление рейса в Китай.

– Что тут за хрень происходит? – Он подошел к Насонову.

– Погоди, вон Гера освободился, сейчас он тебе сам все расскажет, – улыбаясь, ответил Вова.

Большой, увидев Виктора, потащил его за собой в проходную комнату.

– Собирался будить тебя. Тут новый погранначальник решил себя показать…

Долгое время у пограничников начальником был Яша Крюков – кудрявый майор с вечно улыбающимся лицом. Все его очень любили. Таможенники – потому что знали его с самых первых дней своей работы в порту, еще с командировок, когда Яша жил вместе с ними в гостинице, когда они вместе бухали и играли в преферанс ночи напролет. Девчонки с перевозок – за веселый нрав и… за что могут любить женщины хорошего мужика? Собственные подчиненные любили Яшу за то, что он никогда никого серьезно не наказал, даже старшего по званию и по возрасту, своего зама подполковника Ухова, который мог ночами напролет где-то бухать и гулеванить. А самое главное: майор Крюков выбил всем – всем нуждающимся на тот момент, без исключения! – квартиры в поселке. У Яши к тому же был какой-то родственник в Москве, и он говорил, что долго здесь не задержится, это только этап в службе. И вот этому этапу пришел конец.

Новый начальник погранпункта, полковник Шалимов, в первую очередь запомнился тем, что служить сюда вместе с ним пришла его жена, прапорщик Елена, женщина с фигурой бочкообразного типа. Во вторую очередь полковник запомнился конкретной руганью с девушками из перевозок, которые курили в туалете в момент нахождения там его жены. Сегодня полковник решил себя показать снова.

Он обратил внимание на то, что накопители – места, где пассажиры находятся до вылета или после прилета, – находятся между кабинками погранконтроля и выходом на поле, к самолетам. И именно в накопителях находились туалеты, куда во время рейсов могут ходить пассажиры, а вне рейсов – работники международного сектора: таможенники, погранцы, менты, перевозки, грузчики. Шалимов решил: раз накопители находятся за кабинками погранцов, значит это погранзона, и вход туда всем, кроме пограничников, запрещен. Не только во время рейсов – в любое время. Разве что в шестом секторе багаж выдавать – пусть один грузчик и одна девушка с перевозок, заранее получившие пропуска… ну и так далее. И вот, на свою беду, Гера с Кристиной, девчонкой из перевозок, пошли в туалеты на тот самый шестой сектор. Справив естественные надобности, они по очереди были задержаны бдительным начальником погранпункта, на горе всем находящемся здесь, в связи с «нарушением режима безопасности погранзоны».

– Я ему говорю: вы в своем уме? Не заболели, нет? – Гера откровенно ржал. – Он своими белесыми шарами на меня смотрит и что-то мне типа – вы нарушили, будете отвечать по всей строгости. И жена его что-то там уже черкает. Остальные ребята, ты, Витек, их бы видел, они по стеночке, руки разводят, сами обалдели от такого начальника. Ну, я в армии служил, не таких видал, говорю – добро, оформляй.

Расписываться Большой нигде не стал, просто на выходе дверью посильней треснул. А начав оформлять Китай на пятом секторе, предупредил охранников и Машу Бревенникову – будьте готовы! И когда пограничный полкан со своей женой пошел через сектор на выход, Ваня Крошкин выступил вперед и, чуть помогая себе плечом, твердо и вежливо развернул полковника в направлении стойки, где стояла Мария. Петя Войнов с улыбкой проделал ту же процедуру с полковничьей женой. Маша уже достала документы из ящика и готова была их заполнять.

– Что вы себе позволяете? – Глаза Шалимова чуть не вылезли из орбит, лицо было краснехонько. Жена вцепилась в его руку и косилась на стоящих рядом охранников.

– Нарушение зоны таможенного контроля, знаете ли, – голос подошедшего Геры был невероятно ласков. – Проход по таможенной зоне во время рейса категорически запрещен, да и во внерейсовое время это можно будет сделать только по заранее полученному пропуску. У Вас их, полагаю, нет. Поэтому прошу вас предъявить ваши документы для оформления протоколов.

Лицо полкана приобрело пунцовый оттенок. Он дернул плечом, как бы вырываясь, хотя его никто не держал, и под смех таможенников и удивленные взгляды пассажиров побежал к дверке погранконтроля. Жена семенила за ним. Они оттолкнули какого-то непонятливого пассажира и просочились в накопитель.

– Нажаловался уже, поди, падла, – продолжал смеяться Большой. – Да и хрен с ним, таких по другому не пронять.

Начальство не заставило себя ждать. Только закончили оформлять рейс, появились Филинов и Горьков. Они зашли в проходную комнату, поздоровались со всеми и, поманив за собой Геру, скрылись у пограничников. Вскоре за стенкой раздался знакомый хохот Большого.

– Сейчас Геру натянут, – предположил Насон.

– Что-то по хохоту не похоже, что его там натягивают, – усмехнулся Боря Колосков.

– Могут на будущее запомнить, – сказал Виктор.

Первыми появились Гера и Горьков. Оба улыбались.

– Дурдом, я сам полковник, но такого «штаба» давно не видел, – Горьков откровенно был удивлен. – Вы уж потерпите, – посмотрел он на ребят, – и ты не сильно выступай, – обратился он к Большому.

– В смысле – терпите? Так нас будут пускать в туалет? – спросила Маша Бревенникова.

– Будут, будут, – Горьков засмеялся. – Гера предложил им под дверь налить, если уж невтерпеж…

Все захохотали.

– Тихо, вы что! – Горьков сделал суровое лицо. – Еще не так поймут. Там ведь… ох, нет слов.

– Что у вас за шум? – Филинов зашел с недовольным лицом. – Значит, так – с пограничниками больше никаких конфликтов. Если сектор занят – идите в общий зал, в платный туалет, не обнищаете. Но чтобы таких случаев больше не было, ясно? – он обращался лично к Большову.

– Ясно. Мы бы и так в платный пошли, не весь же день в себе носить…

Филинов посмотрел на Геру, потом на других. Потом вздохнул, махнул Горькову, и они вышли.

– Пошли, пожрем? – Виктор посмотрел на Геру. Тот кивнул.

Большой достал ключи и посмотрел на Насона:

– Вова, покомандуешь часик?

Они вышли в зал, посетили платный туалет, а потом поднялись на второй этаж. Там пару дней как открылось кафе «Молодость», владельцем которого, по слухам, был замдиректора порта Бричкин. Еще никто из таможенников там не обедал и не рассказывал о предлагаемой кухне. Гера и Виктор решили рискнуть. Народу было на удивление немного – время было самый обед.

– Может, цены высокие? – предположил Гера.

Нет, цены были приемлемыми. Они сделали и оплатили заказ – от салата к соку – и, ожидая, стали обсуждать погранцов. Им принесли сок. Виктор свой выдул сразу, очень уж хотелось пить. Потом им принесли второе.

– Э-э, девушка, – обратился Гера к официантке, – а можно узнать, чем обусловлена такая подача блюд?

– Так как повар сготовит, так я и несу, – ничтоже сумняшеся, выдала та. – Вы подождите, не ешьте, сейчас я принесу салат.

– Вот как, – Большой посмотрел на Витю. – Похоже, мы ошиблись с выбором заведения.

– Ага, вот салат, – обрадовался Виктор. – Всего-то осталось дождаться суп.

– Ну, я пока салат поем. – Гера взялся за вилку. – Так, где соль?

Первое явно запаздывало, и его решили не ждать. Доедая досоленный гуляш, Гера ткнул вилкой в направлении бара:

– Никак первое несут.

Он не ошибся. Хозяев решили не злить, и взяли ложки. Однако первым, что Большой выловил у себя в тарелке, был… нерастворившийся кусочек бульонного кубика. Гера нашел в тарелке еще два кусочка, пару штук выловил Виктор.

– Официанточка, милая, подойди-ка сюда, – елейный голос Большого не предвещал ничего хорошего. Та подошла.

– Это что такое? – Витя сунул ей под нос ложку с бульонными кусочками.

– Я не знаю. Мясо? – предположила она с наивным видом.

– Вы что тут, совсем непуганые? Или по форме не видите, кто к вам пришел? – Гера был очень зол. – Вы чем народ кормите? Ну-ка, зови сюда своего повара…

Официантка быстро убежала, но почти моментально вернулась обратно.

– Он не может. Он с товароведом товар принимает.

– Правильно, готовить-то некому, никто к вам не идет, – засмеялся Виктор.

– И за все это вы с нас сняли денег как за качественную еду? – Гера продолжал долбить официантку.

– Конечно, такой порядок…

– У вас Бричкин владелец? Иди ему звони. У вас должен быть канал связи на форс-мажор, вот и скажи, что пришли таможенники, жалуются на еду.

Официантка опять убежала. Обратно она шла уже не спеша.

– Владелец нашего заведения сказал, что если посетителям что-то не понравится, они могут внести запись в «Книгу жалоб».

– Так, деньги можете забить себе в очко, – сказал Большой. – Хер к вам кто-то еще с таможни придет, а может и вообще с порта. Бричкину привет.

– Вот уроды, – они уже шли по пятому сектору, но Гера не мог успокоиться. – Видят ведь – свои пришли, и даже не повошкались.

– Не отравиться бы, – засмеялся Виктор. – Хотя сок вроде ничего был, и второе, только несоленое.

– Редко после еды у меня бывает плохое настроение, – посетовал Большой. – Даже и не помню, когда было такое. А нет, вспомнил. Раз ходили на обед, а на обратном пути нас понятыми попросили быть при раскопках трупа, вот это была жопа!

Виктор засмеялся.

– Мне про это в Городской таможне рассказывали, когда я документы подавал.

– Да ты что? Мы же с Угольком тогда были и еще с одним нашим корешем. А кто рассказывал? Толя, кадровик?

– Нет, с ним там девушка сидела, напротив него стол.

– А, Светка-конфетка. Кстати, ты обратил внимание, что у нее стол стоит на некотором возвышении?

– Нет. Хотя… да, вроде сейчас что-то припоминаю…

– Так получилось, что Толя выбрал свой стол первым. И когда Светка устроилась и за свой стол села, первое, что Толя увидел в проеме стола – ее раздвинутые ноги, а между ними – ярко-зеленые трусы. Она не специально, не думай, просто так вышло. И вот представь: взрослый мужик, такая фигня. И ведь сказать не может, боится, типа она еще начнет думать, что он специально все подстроил, или за извращенца его примет. А глаза постоянно возвращаются на одно и то же место, о чем не думай. Почти как в книжке про Ходжу Насреддина! В общем, он так месяц маялся, все трусы ее наизусть выучил, работать нормально не мог, потом притащил из дома молоток с гвоздями, нашел где-то кусок ДВП и забил проем. Догадалась она или нет, когда увидела все это, неизвестно, но когда он нам про все это рассказывал – мы просто уссывались!

Отпустив Насонова на обед, они вышли на пятый сектор. Виктор посмотрел вверх – видна ли лампочка, которую Гера ему показывал? С того времени он даже ни разу про нее не вспомнил, вот ведь как. Нет, при свете дня ничего не видно. Может, там уже ничего нет? Почему-то вспомнился вчерашний разговор с эфэсбэшником, и настроение резко испортилось. Виктор глянул на Геру – Большой смотрел в окно. Вопрос сформировался в голове сам собой:

– Гера, как ты думаешь, у нас стукачи на пассажирке есть?

– Думаю, есть, – Большой обернулся. – А что ты так заинтересовался?

– Да я все про Степку думаю, – надо же было что-то соврать.

– А-а, – протянул Гера. – Да сейчас есть наверняка уже, как понабрали столько народу. Малафеев у Буянкина по всем признакам стукачок. Ему же ничего не надо, у него мама большая шишка в банке, деньги его интересуют не так сильно. Его и устроили по крюку, так понимаю – никто в таможню его брать не хотел. Явно дует куда-то. Пяткин у Мосина в смене работает – тоже очень скользкий тип. Сам большой, а натура ссыкливая. Я ему немного помогал недавно, когда его у нас на районе при аварии напрягли. Пообщались маленько. У нас вроде пока тихо, как думаешь?

– Вроде да. Нормальные вроде все.

Витя помолчал. Потом поднял глаза – Гера смотрел на него. Надо было что-то сказать…

– А у тебя остались друзья в ФСБ? С которыми общаешься? Которые могут помочь тебе… если что?

Большой усмехнулся и поднял глаза к потолку.

– Давай я тебе кое-что объясню. Во-первых, ты мне можешь верить или не верить. И как относиться ко мне, зависит от твоего воспитания и способности реально оценить происходящее вокруг тебя и вокруг меня. Я на это никак не повлияю, что бы тебе ни говорил, так?

– Так.

– Разобрались. Во-вторых – у каждого из нас есть свои маленькие секреты, о которых никому знать не надо. Это, думаю, тоже понятно. Ну, а в-третьих, и это мое мнение, каждый должен рассчитывать в первую очередь только на свои силы. Время сейчас сучье. И настоящих друзей, которые действительно смогут тебе помочь, как ты говоришь – если что – мало. В основном нас с тобой ценят за то, что мы работаем в таможне. Как только ты отсюда уйдешь, или с тобою что-то случится – почти никого из тех, кто тебя сегодня окружает, с тобой рядом не останется. Представь подобное, не дай Бог такого, конечно, и прикинь, кто реально захочет тебе помочь.

– Надеюсь, что таких немало, – предположил Виктор.

– И зря, – обрезал Гера. – Не витай в облаках. Ты хоть немного, но старше меня, и должен уже научиться разбираться в людях. Сейчас все ищут выгоды, и от отношений тоже. Если от нас не будет выгоды – кто будет нам помогать? Я думаю, что только те, кто знал нас до таможни.

Он помолчал. Потом опять усмехнулся и продолжил:

– Не знаю, к чему вспомнил – оформлял как-то рейс на Эмираты. Вылетает девушка, с собой только маленькая спортивная сумка. Мне с хискана маякнули – проверь, что в ней? Я, пока документы смотрю, с ней разговор завел: не страшно ли одной лететь, там свои законы, всякие ограничения. Нет-нет, все нормально, встречают. Откройте сумку, ей говорю. А она мне: да там пусто, ничего нет, давай я пойду. Я говорю: так не пойдет, дайте сам, и начинаю копаться. А там… всего-то здоровенных два рулона наших родных синих презервативов, этих, с надписью «Проверено электроникой», да помада с тушью. И все. Мне ее так жалко стало. Стюард один раньше летал, сейчас там в Дубаях работает, прилетал и рассказывал: там целые городки, забором огороженные, есть, где и проститутки наши, и бухло, и никакие законы не действуют. Главное – за забор не выходить, там уже проблемы могут быть, а проституткам вообще зиндан сразу на год. Вискарь мне все время привозит, к себе зовет – отдохнем, развлечемся! И вот гляжу я на эту девчонку – до чего же ты дошла, милая? На все готова, себя продать готова, зинданом рискнуть… А ведь, если что, – Гера посмотрел на Виктора, – ей там никто помогать не будет. Нет у нее никаких друзей. И сколько таких по России?

– И что, все рассчитывают на себя?

– А на кого? Государство давно на всех положило, потому и приходится рассчитывать на свои силы. Одна вот презики с собой в запас тащит, другая, помню, видеокассету повезла в Германию, на которой записано, как ее перли в разных позах. Это у нее было как квалификационная карточка, что ли… Правда, мы кассеты-то все досматривать обязаны, вот и включили в проходной, потом все по одному ходили смотреть со стоек, пока она краснела возле меня. Михайлов-старший предлагал кассету задержать для подробного досмотра как «сугубо подозрительную», но пожалели тетеньку.

Виктор уже сталкивался с процедурой досмотра видеокассет – это делалось под предлогом недопустимости вывоза на них секретной информации. Чаще всего кассеты приносили заранее, особенно при их большом количестве – к примеру, у тех, кто выезжал на ПМЖ, то есть – на постоянное место жительства – в Израиль. Но все обычно сводилась к банальной проверке на порнографию, такие кассеты возвращались назад или попросту изымались. Случались и конфликты – однажды пассажир испугался, что кассеты у него отберут, и попросту сломал на лестнице две видеокассеты с фильмами Тинто Брасса.

– Кстати, чтобы у тебя не сложилось ложное впечатление, – Большой хлопнул ладонью по стойке. – Перед той сменой, когда загребли Михайлова-старшего, ко мне приехали ребята. Вечером, часов в 10, наверно. Два таможенника и общий знакомый. Они мне и сказали, что завтра будет проблема. Звонить никуда не советовали – телефон мог прослушиваться, я даже Уголька не мог предупредить, да у него тогда и телефона не было, а на работу звонить глупо. Направлено это было против Димы Михайлова, Рамиза и меня, мы тут самые старые были. Причем все это организовал зам по оперативной с Городской таможни, Леньков Федор Сергеевич, я его еще с комитета хорошо знаю. Как он ногами стучал, когда узнал, что я заболел! – засмеялся Гера.

– Злился на тебя?

– Нет. Просто понял, что мне кто-то сказал, а слив информации – всегда плохо. Дело не во мне, мы в хороших отношениях, и я не думаю, что он реально мне желал влететь. Кстати, именно он меня сюда засунул, когда у меня там проблемы начались с начальником. Был в городняке такой Послов. Хороший мужик, но как вобьет себе чего в голову – все, не переубедить. Под меня один мудак с отдела борьбы с контрабандой начал рыть, будто я медь в Литву по левым документам оформляю. Этому бы мудаку в другом направлении чего поискать, но он мелочь какую-то насобирал и к Послову с этим отправился. Откровенно врать не стал – я его насчет этого сразу предупредил, знал, что ничего существенного не найдет. Но и мелочи хватило – Послов начал меня давить: дескать, ты вор и взяточник, увольняйся, иначе тебе хана, я его даже на диктофон записывал, где-то кассетка лежит… Вот Леньков меня сначала в охрану засунул, а потом сюда. А Послова потом турнули с начальника, тот самый мудак, что меня пытался разработать, его же, собственного начальника таможни, прикрепил к одному медному делу, известному, может, слышал – там памятник Колумбу собирались делать? – Витя кивнул. – К чему я это – к тому, что Михайлова-старшего я терпеть не мог, но и заказывать его не собирался. А то, что мне в этом ребята помогли – так благодарен им буду за это до конца дней.

– Ты мне так все говоришь, как будто я тебя в чем-то подозреваю, – воскликнул Виктор.

– Про то, как относиться к моим словам, мы с тобой уже говорили, – кивнул Большой. – Если по чесноку, то я давно уже не обращаю внимания, кто и что про меня рассказывает – если не грубости, конечно. Пусть говорят, что я беру взятки, что я помогаю разворовывать страну, что я вообще конченый контрабандист. Мне насрать. Если бы мне платили зарплату хотя бы в десять раз больше, чем сейчас, я бы посылал всех нахрен, не брал никаких подношений, драл со всех нужные пошлины и держался бы за это место как за последнее. Кнут и пряник – вот, что должно держать нас на этой работе! И не только нас – это касается всех правоохранителей. Только так. И государству это было бы выгодно, любой из нас свою десятикратную зарплату может при желании за раз на Стамбуле в карман положить, если повезет. И подобное – по всей стране. Но наверху это никому не интересно. Поэтому сейчас есть только кнут. А раз так – я беру свой пряник и плюю на чье-то мнение. Зато могу решить многие вопросы по мере их поступления. И могу нормально содержать семью, помогать больным родителям, и сестре, которая с ними живет, имея на иждивении двоих детей и придурка мужа. Помогаю вместо того же государства, между прочим. И друзьям стараюсь помочь, тем, старым друзьям, которых знаю со школы.

– Я тоже стараюсь родителям помогать. И своим, и Татьяниным, – сказал Виктор.

– И правильно делаешь. Только не забывай об осторожности, – засмеялся Гера, – иначе то самое ФСБ… Там тоже всякого народу хватает, факт. Но случайных людей там практически нет. Жесткий отбор, четкие задачи. Все отработано десятилетиями. Старых людей ведь не так просто даже сами буквы КГБ пугают. Был случай – пришли мы как-то по простому делу к директору Высшей партшколы, так он, седой дед, задрожал, когда мы с товарищем ему корочки предъявили. Знаешь, как не по себе было? Так что в комитете работают люди жесткие, нацеленные на результат. Поэтому там могут быть знакомые, приятели, но точно не друзья. И даже если они тебе помогут по своей службе, ты им это отработаешь втройне. А захотят – просто используют тебя в своих целях и отбросят в сторону, как ненужную бумажку. Понимаешь, о чем я говорю?

«…отработаешь втройне…». Надо же было в такое ввязаться! Гера говорил, а Витя думал: «Интересно, их там учат читать мысли по лицам, по глазам?» Очень бы этого не хотелось, и он старался не поднимать голову. А в голове звучало: «…отработаешь втройне…»