Читать книгу: «Все люди – животные», страница 2
Глава 4. 2022 год. Семья Польских
На приёме Вика избегала смотреть доктору в глаза и придерживалась официального стиля общения. Даже чай во время пересменки пить отказалась и куда-то из кабинета вышла. Инна Степановна с неудовольствием отметила, что чувствует себя виноватой. Сегодня и милое лицо, и русые кудряшки верной помощницы выглядели как-то уныло и неинтересно. По всему было заметно, что девчонка сильно переживает.
Терапевт подошла к окну и неторопливо приподняла жалюзи. Погода на улице стояла мерзкая: небо в серых тучах, ветер. Прелые осенние листья прилипли к отливу и колыхались вместе с резкими порывами воздуха, вызывая в душе странное тоскливое чувство.
И далась Инне Степановне эта эвтаназия! Тем более, что дело, в общем-то, незаконное и даже уголовно наказуемое. Но слово, как говорится, не воробей. Сказала, поддавшись эмоциям. Теперь только Бог знает, что о ней молодая медсестра думает.
– Вика, мне с тобой поговорить надо, – не выдержала врач, когда Вика вернулась, наконец, в кабинет. Пришло время отправляться по вызовам.
– О чём, Инна Степановна? – безжизненным голосом спросила Вика, рассеянно перебирая карточки на стеллаже, – Я ещё девочкам помогу, карточки в регистратуру отнесу, а потом уже всех наших лежачих навещу, всё сделаю. Завтра Вам доложу.
– Да, про эвтаназию эту… Вик, я вчера просто устала сильно. Ещё программа зависла, как назло. Короче, ляпнула я, не подумав. Эвтаназию я осуждаю, конечно, – произнесла Инна Степановна извиняющимся тоном, – Что там у Польских произошло?
– А… Вы про это… Всё нормально. Это просто я дура – везде свой нос сую. А так-то Вы правы во всём – нет у меня ни доказательств, ни права лезть в чужую семью, – невесело улыбнулась медсестра, отчаянно делая вид, что всё действительно в порядке. Вышедшее из-за хмурых и тяжёлых туч солнце эффектно позолотило из окна завитки её непослушных волос. Какая же она юная, невольно отметила про себя Инна, совсем ребёнок.
– Ну, оно-то дело семейное, конечно, а не наше, но, с другой стороны, если каждый будет так рассуждать и не вмешиваться, зло останется безнаказанным, – произнесла терапевт тихо, отмечая, что сорвавшиеся с губ слова звучат несколько пафосно. Совсем Вика доктора под себя подмяла. Как она это сделала? Наверное, нельзя было у медсестрички на поводу идти, но сердце-то не на месте! Куда сердце девать?
Вика заметно повеселела.
– Вы правда так думаете? – спросила она восторженно.
– Ну… правда, – конечно, Инна Степановна так не думала. Точнее, думала, но не совсем так. Она лучше отправилась бы домой и почитала книгу про любовь, чем нюхать запах чужой трагедии и деградации, но юная и наивная Вика так искренне обрадовалась! Как же этой девочке отказать? – Что ты у них увидела? Почему считаешь, что жена его избивает? Она у него спокойная была.
– Инна Степановна, я сейчас всё Вам расскажу, и Вы сами всё поймёте. Я пришла обработать ему пролежни. Смотрю – он опять без матраца. Спрашиваю жену, как же так, вам же нормальный противопролежневый матрац подарили, качественный. Ему бывшие сослуживцы с матрацем помогли. Роман Польских раньше в Органах работал. Вот. Тот матрац, который испортился, заменили. Почему не пользуетесь, спрашиваю? А она, такая, мол, жучки завелись. Какие такие жучки? Типа клопов, говорит. И вдруг злая стала, глаза кровью налились, даже жутко. Я не энтомолог, мол, в клопах не разбираюсь. Твоё дело – повязку наложить, вот и накладывай.
– Хм. Ну, пока понятно. Может, правда, клопы или блохи?
– Не знаю.
– Ну, а потом что?
– Потом… я говорю, что раны стали хуже, мокнут. А она такая, как это хуже? Я его специально не кормлю, чтоб жира в нём не было. Вот.
– Вик. Ну, она имела в виду, что он диету соблюдает. Мы с ней об этом говорили. Это же не значит, что она его голодом морит, просто жиры и углеводы ограничивает.
– Инна Степановна, чем угодно клянусь – морит!
– Ну, ладно. Верю.
– А потом, как замахнётся на него и со всей силы по лицу ударила. Я даже подпрыгнула от неожиданности и к выходу попятилась. Ой, говорит, муха. И муху мне показывает убитую. И такие глаза у неё жуткие в этот момент были. Как… как… у зверя.
– Вика…
Шокированная Инна Степановна не знала, что ей делать: то ли плакать, то ли смеяться. Эмоциональный и сбивчивый рассказ медсестры потряс её до глубины души, но не в том смысле, в котором предполагалось, а наоборот. Он опытного врача-терапевта насмешил. Женщина изо всех сил старалась не рассмеяться, чтобы не оскорбить сердобольную и обидчивую Вику ещё сильнее. Всё выглядело так, как будто впечатлительная девушка что-то сама себе надумала, а потом сделала странные и страшные выводы, полагаясь на субъективные страхи.
– Не верите? Так я и знала, что не поверите! Я сама видела! Сама! Несколько раз она его при мне толкала и била. И всё время, типа, так надо. Я же уже третью неделю к ним хожу. И девочки, которые до меня ходили, говорили. Эта Польских – она же ненормальная! Клянусь! Бьёт она мужа. До синяков бьёт иногда. А потом, мол, с кровати упал… Честно! Честно! Только нет у меня доказательств. Правы Вы! Нет доказательств никаких. Мне просто этого инвалида ЖАЛКО! – Вика горестно и громко захлюпала носом.
Дверь широко открылась, и в кабинет тут же проникли приглушённый смех, надсадный кашель и невнятный поток скучных повседневных разговоров. Пришла другая смена. Пациенты в коридоре заметно заволновались, довольно агрессивно выясняя, кто в очереди первый.
Плакать было совершенно некогда.
– Добрый день, Инна. Здравствуй, Викуля!
– Добрый! Вик, переодевайся. Вместе с тобой к Польских съездим. Найди номер телефона жены! Давай! Я тебя в машине подожду.
Минут через десять Вика уже сидела в пассажирском кресле, прямая, задумчивая и напряжённая. В салоне было тепло. Мотор работал тихо и умиротворяюще, играла музыка – это Инна включила радио. Из колонок раздавалось что-то протяжное и грустное. Вика вздохнула. Пока она шла по территории поликлиники до парковки, холодный ветер нещадно растрепал её русые локоны, отчего девчонка была похожа на нахохлившегося воробья.
– Почему без шапки, Вик? – поругала Вику Инна Степановна беззлобно, – Уши надует.
– У меня капюшон, – отозвалась та, что-то обдумывая.
– Телефон жены нашла?
– Да. Вот, – Вика протянула доктору бумажку с написанным на ней аккуратным почерком номером.
– Как её зовут?
– Вера, вроде…
Как ни странно, хозяйка оказалась дома. Хотя, почему странно? Она же ухаживала за лежачим инвалидом. Инна с Викой молча поднялись на 7-й этаж на лифте, каждая в своих мыслях.
Вера открыла почти сразу. Вполне приличная дверь в мягкой коричневой обивке совершенно сбивала с толку, потому что внутри квартиры царила атмосфера нищеты и убожества. Инна Степановна бессознательно задержала дыхание, борясь с приступом тошноты. В прихожей отвратительно воняло: копчёной рыбой, мочой и ещё чем-то мерзким. Тут и там по полу были разбросаны тапочки, женские ботинки и пакеты из супермаркета. Полная антисанитария.
– Можно не разуваться. Я давно полы не мыла, – буркнула Польских себе под нос и развернулась к медикам спиной. Кажется, женщина даже не поздоровалась. В сумерках тёмного коридора её худенькая фигурка в длинной майке на голое тело выглядела, как нечто потустороннее. Инна даже головой тряхнула, чтобы наваждение отогнать. Видимо, вдыхаемая вонь и полумрак вызывали что-то вроде визуальных иллюзий.
– А где больной? Куда идти-то? – крикнула доктор вслед удаляющейся в темноту фигуры.
– Я знаю. Я покажу, – отозвалась Вика откуда-то сбоку, отчего Инна подпрыгнула – впечатлённая окружающим хаосом, она про медсестру забыла.
– У них света совсем нет? Ой, чёрт, – выругалась Инна, нащупывая выключатель и щёлкая им вхолостую.
– Я за электричество заплатить забыла, – хозяйка уже стояла рядом с ней, замотавшись в какую-то жуткую, ветхую тряпку. Инна снова слегка подпрыгнула. Однако, нервно.
– А как же мы больного посмотрим?
– А я свечу зажгу. Мне при свечах даже больше нравится. Как в Средние века, – хозяйка хрипло и низко рассмеялась, но тут же болезненно закашлялась. Инна вспомнила про медицинскую маску, – Хотя… зачем свечи? Только заначку тратить. У него в комнате всё равно окно голое, без штор. И так всё видно. Ещё светло. Пойдёмте. Или так и будете в коридоре стоять? Вы, кстати, зачем пришли? Я вас не вызывала.
– Так, это… активный патронаж, – ответила Инна Степановна, слегка растерявшись, – Вик, ты маски медицинские взяла? – шепнула она притихшей, забившейся в угол с верхней одеждой медсестре.
– Да, вы маски-то наденьте. Я наверняка заразная. Да и вонять меньше будет. Я принюхалась уже. Своё не воняет, – вмешалась в разговор медиков Польских, услышавшая шёпот доктора, – Муж-то вроде тоже СВОЁ, – эту фразу она произнесла с особым ударением на последнее слово.
– Я… я забыла маски, кажется.
– Вот, молодец.
Скрюченный Роман Польских, абсолютно обнажённый, без подгузника, безвольно лежал на боку, лицом к стене. Прямо на голой резиновой клеёнке. Бинты, которыми Вика старательно обматывала вчера его локти и пятки, обильно заляпанные сукровицей, валялись на полу возле кровати. Рана в районе копчика зияла и гноилась. От стоявшего в комнате зловония у врача зачесались глаза.
– Вот. Я же говорила – без матраца, без простыни, без подгузника! – зашептала Вика горячим шёпотом Инне Степановне на ухо, но тут же осеклась под тяжёлым взглядом хозяйки.
– Так, кажется, я поняла, кто мне активный патронаж сосватал. А я-то думаю, с каких это пор врачи на патронаж ходят. Уж, грешным делом, думала – реформа Здравоохранения, – медленно произнесла Вера, недружелюбно хмурясь, – Пойдём на кухню, доктор. Поговорить надо, – скомандовала она, кивая Инне в сторону выхода.
– Слушай, тебя муж пиздил когда-нибудь? – спросила хозяйка повседневно-буднично, когда они с доктором остались, наконец, наедине в обшарпанной, замызганной жиром кухне. Она внимательно вглядывалась Инне в лицо, чуть склонив белокурую голову набок. В пронзительно голубых глазах искрились холодные льдинки. Молодая, симпатичная, даже красивая, но…
– Н-нет, – поперхнулась Инна Степановна от её откровенности.
– Значит, тебе даже близко меня не понять.
– Это ты его за то, что бил, гнобишь? – доктор вдруг решила выяснить всё одним махом. Если истина сама в руки плывёт, нужно пользоваться.
– А кто сказал, что он меня бил? Кто сказал, что я его гноблю? – Вера рассмеялась издевательским, жутким хохотом, вздрагивая всем своим худеньким телом. Иннин взгляд выхватил нацарапанные на белом кафеле красной краской, кривые и маленькие цифры «666». Число Зверя. Детский сад!
– Вер, он же у тебя в Органах служил, значит уважаемый человек, сослуживцы матрац этот не просто так подарили. Почему не пользуешься? К твоей семье со всем уважением относятся, благодаря мужу твоему, – Инна решила попробовать зайти с другой стороны.
– Чё? – Вера даже скривилась от её слов, как будто съела что-то кислое, – Чё ты городишь, доктор? Чё за ебанину? Кто тебе про сослуживцев наплёл? Эта пигалица твоя? Уважение? Он человека избил, и у того ноги отказали. Знаешь, за что? За тысячу рублей, – она расхохоталась, – Кстати, коллега твой. Почти. Чувак с Роспотребнадзора. А благоверный мой – отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Противодействие коррупции. Во как! Мощно противодействовал! Хребет переломал. Ни за что. Органы? Турнули моего Польских из Органов. И никто не заступился. Он же псих. Кому он нужен? Хорошо, что не прикрыли. Или хуёво? Тут, кому как. Уважение… насмешила…
– А кто же тогда…
– Матрац? Этот, который с блохами? – Вера перестала смеяться и сделала серьёзное лицо, – А, ну да. «Друг» один подарил. Кстати, сослуживец, права ты. Видимо, не только я мужа своего сильно «люблю», – она снова глухо рассмеялась, и Инна увидела, что верхний резец у неё сломан.
Да, странная женщина. Странный разговор. Зря они с Викой сюда пришли.
– Короче, так, докторша. Забирай свою жалостливую дуру и катитесь домой, пока я на вас жалобу не накатала, – подвела итог хозяйка, – Не надо ко мне ходить. Не на что тут смотреть, поняла? И перевязывать его не надо. Я и сама могу. А если решите участковому настрочить, так он меня уже знает, – она облизнулась, – Очень хорошо знает. Я у них в отделе полы мою и иногда яйца ему лижу. Он за Ромку впрягаться не станет. А меня пожалеет. Так что валите, девочки! ВОН!
– Вика!
Инна Степановна вышла из вонючей квартиры Польских быстрым, бодрым шагом и потащила упирающуюся медсестру Веру за собой, вниз по лестнице. Ей не хотелось заходить в лифт, в замкнутое пространство. Не хотелось оглядываться. Не хотелось думать. Хотелось лишь выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух полной грудью.
И чтобы холодный ветер трепал волосы, провонявшие чужой болью, а в ушах звенело…
Глава 5. Начало нулевых. Так вот ты какая, Вера
Устроившись в мягком и тёплом салоне на переднем сиденье, Вера почувствовала, что всё её маленькое тело предательски дрожит, а зубы выбивают чечётку. Странно, но музыки, которую девушка услышала из приоткрытого окна автомобиля, не было. Слышалось только агрессивное, словно звериный рык, завывание ветра. Наверное, перед тем, как выйти, мужик выключил радио. Или мелодия ей почудилась?
Девушка не чувствовала ни страха, ни паники, наоборот – всё казалось ей неестественным и наигранным, как будто происходило в кино, но организм всё равно трепетал каждой клеточкой. Наверное, это от холода – решила Вера и попыталась расслабиться, используя дыхательную гимнастику, о которой прочитала в одном женском журнале.
Через пару секунд автомобиль ощутимо вздрогнул, издал скрипучий, похожий на стариковское кряхтенье, звук и плавно заходил ходуном – это хозяин занял своё законное место водителя. Вера бессознательно вжалась в кресло, пряча подбородок и натягивая шарф на глаза.
– Чё трясёшься? Боишься? – спросил незнакомец, беззлобно ухмыляясь и поворачиваясь лицом к своей случайной пассажирке. Её нос уловил какой-то отдалённо знакомый запах, Вера робко вдохнула его и задержала дыхание. Запах воздуха перед грозой…
Голос у водителя был с приятной хрипотцой, густой, мужской, слегка вибрирующий на низких нотах и, как сказала бы Верина бабушка, проникновенный. В этом голосе Вере послышалась музыка: классическая, с контрабасом и грустными флейтами, и рыдающими скрипками, и гулкими барабанами. Девушка выдохнула. Эта музыкальность его голоса особенно хорошо ощущалась в замкнутом пространстве, даже после того, как мужчина уже задал свой вопрос. Как будто воздух вокруг едва слышно звенел. Внезапно Вере стало тепло, даже жарко.
– Нет, не боюсь. Замёрзла, – тихо ответила она и вдруг прекратила дрожать.
– Да, похолодало.
Разговор ни о чём, на спокойных тонах. Наверное, это неплохо.
Смотреть на водителя Вера опасалась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но почувствовала левой щекой, что тот отвернулся, и услышала краем уха, как он вставил ключ в замок зажигания. Раздался звук мотора. Девушка слегка скосила глаза, чтобы разглядеть своего похитителя хотя бы мельком. И ещё раз принюхаться. Было в его запахе что-то будоражащее и притягательное.
Да уж, история! Раньше она никогда не садилась в машину к незнакомым людям. По факту, этот мужик забрал её у Машиного папы. Вера вспомнила, как неподдельно Машкин отец испугался, как затрясся, словно пугливый заяц, как униженно сгорбился. Теперь девушка поняла, что значит фраза «в штаны наложил», и почувствовала сначала стыд, а потом тошнотворное отвращение, как будто вступила в кучу говна. Оказывается, чужой страх – мерзкая штука.
– Ну, ты чё молчишь-то? Могу везти, куда захочу? – спросил водитель насмешливым тоном, – Отчаянная ты, Вера.
– Что? – не поняла Вера, глупо замотав головой, кое-как обвязанной плотным шерстяным шарфом.
– Шарф сними, уши освободи, раз не слышишь. В машине тепло, не замёрзнешь. Везти тебя куда, спрашиваю? Где живёшь?
– А, здесь недалеко, направо, через двор… в 15 доме.
– Ты же в 48-ю школу ходишь? Там недалеко наше подразделение. Я тебя часто вижу. Запомнил. А теперь вот, имя твоё знаю, – произнёс похититель вкрадчиво.
Во дела! Вера даже поперхнулась от удивления. Запомнил. Её? Чем же она так примечательна? Обычная школьница. Ещё ребёнок. Чем может привлечь взрослого мужчину чей-то мимо проходящий ребёнок?
– Меня? Запомнили? А Вы что, – Вера не смогла задать вопрос, вертевшийся на языке, но ей стало до чёртиков страшно, – Детей любите? – попыталась она смягчить фразу, ощущая, как объятая ужасом душа медленно уползает в пятки.
– Вер, ты дура? – ответил он вопросом на вопрос, ничуть не обидевшись, и Верина душа прекратила своё падение, – На хер мне дети?
Девушка спустила с белокурой головы шарф и уверенно повернулась в сторону незнакомца, в первый раз разглядывая того пристально и в упор. Это же… тот, который… там, возле шестого гаража. Это меняло суть дела. Получалось, что мужик её не похищал, а просто предложил подвезти?
А Машкиного отца зачем напугал? Может быть, и правда что-то плохое о нём подумал? Идёт мужик с двумя девочками, а ему подозрительным показалось. Лес, темень. Если с этого ракурса посмотреть, то незнакомый водитель чёрной машины её спас?
А за обделавшегося от страха папу пусть его дочь Маша переживает.
– А шестой гараж – это Ваш, получается? А Гера тогда кто? – выпалила она первое, что пришло на ум.
Машкин отец. Почему он не защищался? Почему слова в ответ не сказал? Если нет на нём вины, так бы и пояснил!
Веру немного удивило, что можно вот так запросто перестать уважать человека, которым раньше восхищалась, но она предпочла отогнать от себя пустые мысли. Вполне возможно, что отец Марии никогда ей и не нравился, а восхищалась она лишь потому, что завидовала.
– Какой шестой гараж? Не понял, – мужчина, имени которого Вера до сих пор не знала, широко улыбнулся, обнажая ряд крепких белых зубов. От его харизматичной улыбки девчонку немного тряхнуло. Или просто машина колесом на кочку налетела?
– Ну, шестой. Возле которого бабу, – она осеклась. Причём здесь замёрзшая баба? Что-то Веру куда-то не туда понесло. Она почувствовала, как щёки вспыхнули от смущения. Сейчас незнакомец точно про бабу спросит. И что ему отвечать?
– Какую бабу?
– Да никакую. Я перепутала.
Вера отвернулась в окно, чтобы не палиться. Она наверняка красная сейчас, как варёный рак. Неудобно.
– А, ты про гараж, – догадался, наконец, водитель, – Так я его недавно купил. Тебе какой подъезд?
– Третий.
– Ну, приехали.
– Спасибо.
Вера попыталась открыть дверь, но та оказалась заперта.
– Дверь не открывается, – объявила она, смущённо поглядывая на водителя.
– Не открывается, – равнодушно констатировал тот, доставая сигарету и пренебрежительно швыряя пачку на приборную панель. Щёлкнул зажигалкой. Вера почувствовала запах сигаретного дыма и почему-то закашлялась, – По спине постучать? Или, может, сигаретку?
– Не-не надо, – ответила сбитая с толку девчонка, испуганно поджимая под себя ноги, – Вы не могли бы мне дверь открыть?
– Не мог бы, – мужик глубоко затянулся, открыл окно и выпустил туда эффектно клубящийся столп дыма. Повисла напряжённая тишина. В салон проникли холод и ноябрьская влага. Вере стало зябко и не по себе.
– Но… мне домой надо. Вот мой подъезд.
– Иди.
– Но дверь закрыта?
– Закрыта.
Их странный диалог напомнил Вере беседу со школьным психологом. Может быть, это такая игра? Если бы водитель хотел причинить Вере зло, он давно бы это сделал и точно не возле её дома. Довёз – спасибо, но почему не отпускает?
– Это такая игра? – совершенно искренне удивилась Вера, – Мне нужно произнести кодовое слово, которого я не знаю?
Безучастно куривший мужик немного оживился и взглянул на Веру с интересом. Их взгляды на некоторое время встретились. Вере стало нехорошо: отчаянно закружилась голова, а холодные ладошки вспотели. Перед растерянными голубыми глазами замелькали серые мушки, но взгляд она не отвела. Если это игра, то нужно играть! В психологии, как в спорте. Она волейболистка, и понимает это на уровне рефлексов!
– Знаешь, Вера, – водитель нарушил тишину первым, неожиданно прерывая их зрительный контакт, – Все люди – животные. Кто-то хищник, а кто-то травоядный, как твой обосравшийся провожатый. Кто-то косит под хищника, им не являясь, а бывает и наоборот, – он швырнул окурок в окно и поднял стекло, – И я хочу понять, кто ты… потому что… потому что просто ХОЧУ.
– ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРЬ! – произнесла Вера внятно и чётко, интуитивно догадавшись, что нужно проявить твёрдость.
– До свидания, Вера, – спутник растянул губы в очаровательной улыбке и, подняв указательный палец левой руки, похожей на медвежью лапу, вверх, демонстративно нажал кнопку центрального замка, – Ты свободна. Меня, если что, Роман зовут. Можно просто дядя Рома, – он громко заржал.
Вера без труда открыла дверцу автомобиля и опрометью бросилась к подъезду. Приложив ключ-таблетку к домофону, она вдруг ясно почувствовала, что… улыбается.
