Читать книгу: «Мой Бийск, моя Сибирь. Роман – признание в любви. Книга 1», страница 5

25. НА УЛИЦЕ МУХАЧЁВА

На новом месте Слава нашёл и новых друзей. Это были ребята, которые жили рядом – либо в том же доме, где и мы, либо – в соседних. Первым из них появился Женька. Своей шустростью, хитростью он был похож на друга детства Валерку – также постоянно выпрашивал игрушки, предлагал менять одно на другое, с удовольствием менял свою одежду на одежду Славы, выбирая вещи поновее. Но при всём при том, во дворе он становился ярым защитником друга. И это, конечно, окупало его недостатки. Слава очень привязался к Женьке.

Я не мешала этой дружбе. Тем более что Женька был весёлым парнем, никогда не унывал, постоянно улыбался, всегда старался находить выход из трудной ситуации самостоятельно.

Слава мог многому научиться у Женьки. Но в то же время, денег на мелкие расходы, например, на завтрак в школьной столовой, Женька никогда не имел. С малых лет пытался решить это своими средствами. Тем же обменом. Менял старую игрушку на новую, а новую продавал кому-нибудь. Пытался играть на деньги в карты и бильярд, который находился неподалёку – в фойе гостиницы «Центральной».

Узнав об этом, я долго объясняла сыну, почему не стоит играть на деньги.

Рассказала несколько историй, когда мальчишки, проиграв небольшую сумму, попадали в зависимость от жуликов и становились их рабами.

Позднее появился Гриша Левченко. Это был красивый и умный мальчик, сын военного. Он жил с родителями на территории первого военного городка, который находился недалеко от дома, и всего метрах в пятистах, за зданием четвёртой школы.

Гришка постоянно торчал в многолюдном дворе, где мальчишки всегда играли то в футбол, то в войну или в догонялки с девчонками. Иногда уходили к кому-нибудь слушать музыкальные записи. Однажды Гришка зашёл домой к Славе, и с тех пор стал часто бывать у нас в гостях. Я всегда радовалась, когда появлялся этот паренёк, большой выдумщик, изобретатель и отличник. С Гришей Левченко в дом входили умные игры – шахматы, рисование, военные сражения пластмассовых армий с придумыванием сложной тактики и стратегии. Оба игрока превращались в генералиссимусов, могли часами передвигать свои армии и обсуждать, что получится из той или иной военной операции.

Гришка часто рассказывал об отце, которого очень любил и считал героем. Так и было на самом деле, потому что его отец участвовал в чернобыльских событиях. Одно было плохо – он после этого серьёзно заболел. По рассказам Гришки отец старался приучить его к мысли, что когда-то сыну придётся остаться за мужчину в доме. Значит, дела были не очень-то хороши.

Гришка, рассказывая это, смахивал слезу, но старался не расслабляться. Видно было, что таков приказ отца. Но за играми всё забывалось, Гришка становился обыкновенным пацаном. Он же обратил внимание Славы на книги. И это сыграло важную роль. Когда я пыталась заинтересовать сына чтением, он как-то пропускал это мимо ушей. А вот гришкино мнение было учтено.

Именно с тех самых пор Слава стал читать, при чём книги выбирал совсем не по возрасту. Например, вдруг заинтересовался и долго размышлял над сочинениями графа Алексея Толстого. Дважды перечитал повесть «Пётр Первый». Потом увлёкся Уэллсом. В это время ему было десять лет. Больше всего удивляло меня, что Слава полюбил Гёте. С его произведениями не расставался до самых последних дней своей короткой жизни.

Но всё-таки самым близким и верным другом Славы стал Лёша Пинской, по прозвищу «Малой». Это прозвище пришло к нему из какого-то американского боевика, где один из героев звался таким именем и был чем-то похож на Лёшку. Или наоборот, Лёшка был похож на актёра.

Вот кто мог часами слушать музыкальные записи, а потом взять в руки гитару и точно воспроизвести понравившуюся мелодию. У Лёшки был абсолютный слух и неплохой голос. Музыка стала тем, что связало двух друзей крепче крепкого. Вскоре я купила на неплановую премию музыкальный центр с большими стереоколонками. После этого Лёшка почти поселился в нашем доме. Он уходил домой только, когда я возвращалась с работы. Кормила друзей ужином. Слава садился за уроки, и Лёшка тоже бежал заниматься домашним заданием.

Самым замечательным в друге Слава считал то, что тот понимает и любит музыку так же, как и он сам. И вкусы их совпадали. Они часами слушали любимые группы: «Арию», «Моральный кодекс», «Парк Горького», «Алису», «Агату Кристи», «Наутилус», «ДДТ»,»Ланден бит», «Куин», «Европу». Слава знал названия всех новых альбомов своих кумиров, все их мелодии и тексты. Лёшка тоже.

Одно отличие было заметным в друзьях – Лёшка уже активно засматривался на девчонок. Они обращали внимание на его светлые волнистые волосы, ослепительную улыбку и всегда удачные шутки. Им нравилось, как он поёт под гитару. Впрочем, это нравилось всем. В Лёшке не просматривалось оборотной стороны, он имел открытый бесхитростный нрав. В этом они также были близки со Славой. Странно, но и судьбы их оказались трагически схожими.

Но тогда, в детстве и ранней юности, они любили музыку, смеялись, учились в школе. Позднее стало ясно, что в их короткой жизни это и было самым счастливым временем.

Дворовые пацаны, пока не подросли, постоянно играли в войну. На смену этой игре пришли футбол и волейбол. Потом все дружно ходили в секцию самбо. Летом учились плавать, не вылезая целыми днями из воды. Иногда случались драки. Но это не нарушало мальчишьего братства «Казанки» – так называла их ватага район улицы Мухачева, Табачки, Центральной гостиницы.

В шестом и седьмом классах все поголовно вдруг увлеклись пиротехникой. У каждого на балконе сушились газеты, пропитанные раствором селитры. Это «топливо» после сушки забивалось в ракеты из фольги. Готовые конструкции запускались в полёт на пустыре за военным городком.

В восьмом классе все занялись штангой. Тогда уже вошли в моду дискотеки, и пацаны толпой ходили завлекать девчонок. Слава пока не дорос до этого. Но штанге и музыке он был беззаветно предан. Я купила ему настоящую наборную штангу. Слава, Лешка и Женька часами по очереди тренировались, постепенно, изо дня в день, наращивая вес груза.

Приходили тренироваться даже девчонки. Ирка Казанцева, круглолицая, похожая на пацана, каждый день занималась штангой наравне с мальчишками.

Даже я однажды попробовала поднять предельный для себя вес. И тоже стала поклонницей тяжёлой атлетики. С усилием подняла, зафиксировала вес и опустила штангу. Этого оказалось достаточно, чтобы вдруг заработал весь организм. Пять минут работы со штангой, заменяли часовую тренировку с обычной нагрузкой. Это было удобно. Пять минут – и готово, ты уже израсходовал кучу калорий.

Слава стал с удовольствием ходить на уроки физкультуры. Раньше не любил их. Во дворе школы была оборудована спортивная площадка. Турник, вертикальные металлические лестницы, бревно, горка, волейбольное поле… Слава постоянно пропадал там вместе с друзьями. Как только заканчивал подготовку домашнего задания, сразу бежал в школьный двор. Выходные дни мальчишки тоже проводили на площадке.

Бийск, улица Мухачёва 250, конец 80-х.

26. Ничего случайного…

Я встретилась с ним случайно. Хотя… Ничего случайного, как известно, не бывает. Наша встреча произошла в самое тяжёлое для меня время. Тогда я потеряла свой дом.

Заканчивались три провальных года скитаний по чужим углам. Заработав в большом областном городе Самаре какую-то сумму на покупку жилья, я вернулась в родные места. Здесь по-прежнему не платили людям за работу, и жильё стоило баснословно дёшево. Бийск, который считала родным, встретил меня отстранённо-равнодушно.

Ранняя весна захватила улицы, улочки и переулки – сугробы таяли, скукоживаясь и исчезая. Вместо них на свет божий являлась какая-то осклизлая чернота, обрывки бумаг, смятые сигаретные пачки, окурки и прочий мусор – любимое творение горожан.

Люди бежали по грязным улицам, прыгая через лужи. Счастливцы – на почти бесплатную работу, прочие – кто куда, по делам суетным.

У каждого из них на лице, словно маска, проступала железная уверенность в правоте. В какой правоте? Неважно. Каждый стремился туда, где его ждало нечто рациональное – дом, магазин, почта, фрезерный станок на рабочем месте…

И только одна я не знала, что ждёт меня за углом, не говоря уже о дне завтрашнем. «Завтра» для меня было таким далёким и неясным, что не стоило даже и представлять себе его таинственные горизонты. Я уже привыкла скитаться, меняя адреса, ненадолго привыкая к новому жилищу, соседям, легко теряя всё это снова и снова.

Родными были лишь птицы да весеннее солнце. Оно светило всё ярче. Синицы и воробьи галдели бесстрашно и весело. Под звуки их оптимистической симфонии я взошла, словно на подмостки сцены, на высокое крыльцо гостиницы «Центральной». Обернулась, охватив ясный день одним взглядом и вобрав в себя его энергию. Она мне понадобится, ведь теперь мне придётся долго скитаться в родном, но чужом и равнодушном городе. Смогу ли я здесь найти свой дом?

Две недели прожила в гостинице. Вечерами, сидя за столом, включала телевизор. За окнами сгущались сумерки. Зажигались окна в домах, напротив. Весёлые огни подмигивали празднично сквозь прорези в занавесках. Пила кофе и меня не покидала иллюзия домашнего уюта. Казалось, что это и есть мой дом с красивой настольной лампой на столе. Но утром от иллюзии не оставалось и следа.

Всё это время я искала по газетным объявлениям квартиру, которая продавалась бы подешевле. По пятам за мной уже бродила толпа чёрных риэлторов – квартирных жуликов, которых расплодилось во множестве на рынке недвижимости: наглые тётки с хитрыми глазками и добрыми речами, молодые люди, предлагающие решить все проблемы разом и т. д. Я была для них удобной добычей – приезжая, не имеющая угла, зато имеющая какую-то сумму денег. Но жулики работали непрофессионально, неосторожно обнаруживая свои тайные намерения. Мне пока удавалось счастливо миновать их сетей.

Но деньги таяли, а дешёвое жильё для покупки всё не попадалось. Выход был один – снять на время недорогую квартиру или комнату. Я звонила по всем предложенным в газете телефонам, но везде мне сообщали одно и то же: «Квартира уже сдана». Остался лишь один адрес, где не был указан телефон.

И я отправилась в путь.

Двери открыл мужчина лет тридцати пяти – сорока.

Он провёл меня в коридор, потом налево – в небольшую комнату. Кружевные тени от занавесок лежали на светлых обоях, в левом углу стояла цветная тумбочка, в правом – диван. Больше ничего не было. Просторно и светло, несмотря на скромные размеры комнаты. Жилище мне понравилось сразу. Хозяин – тоже, чем-то неуловимым в выражении лица он напоминал служителя церкви. С первого взгляда было понятно, что главная его черта – смирение. Или неумение лгать.

– Как ваше имя? – спросила я и с удивлением услышала:

– Иешуа.

– Как? – переспросила я.

– Иешуа, – спокойно повторил он. – Не удивляйтесь. Так звала меня мать – она утверждала, что я – Сын Божий. Она была поклонницей Михаила Булгакова.

Заплатив за комнату за три месяца вперёд, я отправилась забрать вещи из гостиницы. Через два часа мой дорожный чемодан уже стоял рядом с сиреневой тумбочкой в новой комнате. Так я поселилась в доме Иешуа.

Он, действительно, был похож на Иисуса. Несмотря на выбритое лицо, внешнее сходство поражало. Но и тональность его речей тоже совпадала с образом Сына Божьего.

– Неужели это всего лишь внешняя похожесть? Кажется, нет. Нужно будет поговорить с ним. Интересно, что думает этот человек о людях, – размышляла я, устраиваясь в новом жилище.

Долгие скитания и здесь сыграли со мной ту же шутку – мне снова казалось, что я уже дома. Спокойно спалось мне в эту ночь на маленьком диване в маленькой комнате. За стеной – в другой комнате спал Иешуа. От этого чужого человека, которого сегодня увидела в первый раз в жизни, исходило физически ощущаемое излучение добра. Казалось, что неожиданно, вдруг, пришла помощь и защита.

Начальное впечатление редко подводило меня. Обычно обманывалась я тогда, когда начинала логически анализировать того или иного человека.

При этом первый образ его как бы стирался. Но проходило время, и я вспоминала тот миг, потому что логические убеждения рассыпались в прах. И становилось ясно, что первое впечатление, именно оно, и было верным.

Три месяца прожила я в доме Иешуа. О многом удалось поговорить мне с этим человеком. Порой казалось, что его мать права – и он, действительно, Сын Божий. Может быть, так и оно и было. Очень близок к Иисусу был Иешуа. По сути, был он проповедником – благовествователем, так называл он себя. Этот удивительный человек в долгих беседах поведал и объяснил мне почти всё, что интересовало меня в Библии. «Откровение Иоанна» было главным предметом наших бесед.

Я слушала Иешуа и удивлялась – где он находит слова? Откуда у него такие знания? И в который раз соглашалась с его матерью, которая считала своё дитя Сыном Божьим.

Мои поиски жилья подошли к концу. После долгих скитаний нашлась небольшая квартира в старом деревянном доме, которая мне понравилась. Денег на эту покупку как раз хватало, даже оставался небольшой запас.

Моя последняя беседа с Иешуа странным образом совпала со временем этого события. Сын Божий ответил на мой последний вопрос:

– Как ты думаешь, Иешуа, Град Божий – это выдумка, а, может быть – это наше реальное будущее?

– Град Божий – это наше Прошлое и наше Будущее, – ответил Мудрец. – Многие люди видели и описывали Град Божий. Иоанн Богослов рассказал о нём, подробно нарисовал детали. Иоанн Богослов называет его, по сути – Новый Иерусалим. Каково же настоящее Имя Города, об этом узнают лишь Основатели Шестой Цивилизации, которые уже не будут иметь нужды в Промышленных Монстрах. «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет», – свидетельствует Иоанн Богослов. Но в Последние дни экологическая ёмкость планеты будет исчерпана. Наступит страшное время. Переполнилась Чаша терпения Божьего.

Иешуа, ходивший взад и вперёд по комнате, остановился. Казалось, огромная тяжесть навалилась на его плечи. Может быть, так и было – и он в этот момент держал в своём сердце переполненную Чашу Терпения, боясь расплескать её.

Тихий дождь, прикасаясь к стёклам, шептал что-то тайное. Порой большая капля срывалась откуда-то сверху и падала на металлический наличник окна. Звук, похожий на приглушённый голос колокола, отсчитывал вёрсты времени. Кто-то могущественный шагал там, снаружи, но вслед за ним, словно его неотлучная тень, следовали и мы.

– Скажи, Иешуа, когда это будет? – спросила я.

– Никто не ответит на твой вопрос. Никто не скажет, что будет через неделю или через год. Одно можно утверждать – что время это близко. И страшен Гнев Божий. Но с Именем Отца и Сына в сердце – бояться нечего! На Землю придёт Новая Эра, оставив нам маленькое зерно Жизни. Оно может прорасти в каждом, кто вместил в сердце Завет Божий.

– Скажи, Иешуа, как тебе удалось сделать это, ведь ты вместил Слово Бога в своё сердце? – спросила я.

– Всё очень просто. Я вставал утром, держа в руках эту книгу, и засыпал ночью, не отрывая от неё глаз.

Из Самары в Бийск, улица Ленинградская, 55, 2001 г.

27. Конверсия

Яркая женщина с раскосыми татарскими глазами поворачивалась плавно и странно, глядя то одним, то другим оком. Её причудливая причёска напоминала то розу, то гроздь винограда. Тонкие пальцы с длинными сиреневыми ногтями как бы жили отдельно, о чём-то рассказывая Посвящённым. Запредельная шаманская ритмическая музыка, не то танцующая, не то колдующая восточная женщина – так начался один из моих рабочих дней в период конверсии. Вставая в шесть часов каждое утро, я включала телевизор и пила кофе.

Вкус горячего кофе как бы сливался со странной завораживающей музыкой, экранными образами существ, похожих на инопланетян. Болтливых на западный манер ведущих, которые говорили по-русски с английскими интонациями, их шаблонные речевые блоки, бесконечные пустые игры, я воспринимала как конвейерный поток жвачек или семечек. Из этого серого потока сознание вычленяло только то, что имело индивидуальность, как эта восточная демоническая женщина.

Но вот уже и я сама спешу на работу в потоке людей, движущихся как единый организм, как гигантский червяк. Хвост этого монстра старается догнать голову, которая уже проникла за проходную, преодолела щёлкающие автоматы, выплёвывающие пропуска, и многоглаво растеклась по разным зданиям бывшего НИИ, а теперь ФНПЦ «Алтай».

Здесь живой червяк приобретал другую форму. Он заполнял клеточки – рабочие комнаты, цеха, где начинал кипеть как бульон на горячей плите. Каждая такая кипящая клеточка выдавала свою продукцию – кто чиновничьи и научные бумаги, кто какие-то изделия.

Я работала одна в лаборатории – здесь в стеклянном оборудовании изобреталась новая технология – создавалось красивое производство витамина «С», не хуже швейцарской фирмы «Гоффманн». Я уже собрала установку с платиновым катализатором, подогнала все узлы и сегодня должна была провести первый опыт – получить промежуточный продукт.

Работала сосредоточенно, ничего не слыша кроме звуков действующей установки, следя за движением кислорода по прозрачной трубке, за вращением стеклянных лопастей мешалки. Постепенно бесцветный раствор окрашивался сначала в жёлтый, потом в коричневый цвет и приобретал запах патоки или карамели. Процесс шёл медленно. Я и не заметила, что солнце уже нырнуло за крышу соседнего корпуса – значит, время скатилось к вечеру. Остановила поток кислорода, выключила нагрев и мешалку…

Прислушалась к внешним звукам – по коридору гулко раздавались шаги, последние «из могикан» торопились домой.

Села за стол и подробно описала свой эксперимент – это одно из железных правил научной работы. Отложив тетрадь, снова прислушалась. Теперь по коридору гуляли только звуки тишины – какие-то странные вздохи, шорохи, из открытого окна слышались голоса синиц.

Когда уходят люди по домам, молчат навылет модули строений – по ним гуляет Дух Изобретений, как изгнанный и проклятый имам.

Эти строки сами сложились из тишины и выткались в сознании как бы золотом по серебру. Мне было жаль НИИ, где проработала уже пятнадцать лет – почти всю сознательную жизнь. Западная волна варварского рынка ударила по этому научному учреждению, как и по всему живому в России, окатила его мутной грязью мелочной коммерции, источила, изъела его внутренности, как это делают паразиты, питающиеся чужими соками. Деньги, унесённые этой зловонной волной в лапы хищников, перестали быть эквивалентом труда. Неработающие деньги превратили в живой труп всю промышленность и науку.

Поэтому НИИ, где я работала, имел теперь жалкий вид – стал похож на нищего, собирающего подаяние. Опытные цеха, где раньше создавали уникальные технологии, были заброшены за ненадобностью и постепенно разрушались от холода, жары, дождей и ветров. Хозяйственные сотрудники унесли с развалин всё, что могло пригодиться в работе или на продажу.

Ухоженные когда-то тропинки в лесу, где стояли цеха, заросли дикой зеленью. Повсюду на территории топорщились свалки ржавеющего оборудования, торчали бочки, цистерны с неизвестным содержимым. Запустение и разруха смотрели отовсюду большими провалами в стенах зданий.

Я не могла равнодушно смотреть на эту картину распада. Было больно, словно это я сама неизлечимо заболела.

Многие, лишившись работы, ушли искать счастья в другие места, кого-то сократили, кто-то отправился в мир иной – так уменьшался коллектив НИИ. Новых сотрудников не принимали. Старели здания, старели люди – всё шло на убыль.

С прежней неистовой силой цвели только сирень и яблоня под окном научного корпуса. Сейчас, к вечеру, аромат их сгустился, и я чувствовала этот настырный запах жизни даже на втором этаже.

Сейчас ФНПЦ «Алтай» возродился, стал центром Бийска – наукограда. Всякий организм когда-то выздоравливает после болезни. Но я навсегда осталась там, в 1997 году – в научном корпусе 1-а, где под окном и сейчас цветут сирень и яблони, а в пустых коридорах гуляет Дух изобретений.

Бийск, ФНПЦ «Алтай», 1994–1997, 2015 г.

28. ОДНА ДОМА, ОДНА В МИРЕ…

 
Если я засну, никто не закрутит кран.
Слышишь, капли стучат
в позабытое блюдце.
Никто не выключит радио,
не польёт майоран,
Терминатор не сможет в будущее вернуться.
Если я засну…
А ведь я засну —
В сон уходят даже цари и князья!
Обещаю не спать,
Но если засну,
Берегите себя, друзья!
 

Бийск, улица Ленинградская, 33. 2014 год.