Читать книгу: «Золотой век князя Ярослава. Князья и воины», страница 3

ГЛАВА 8 У КОЛДУНЬИ

Колдунья Ажбета была созданием вездесущим, а то что касается княжеского дома, знала совершенно точно и неустанно следила за тем, что там творится, потому совсем не удивилась, когда у нее появилась княгиня Мария.

Она внимательно следила и за проделками беса, и прекрасно знала, кто скрывался под маской той самой обольстительной незнакомки. Сначала она пыталась понять почем рогатый так не любит этого князя и княгиню, в то время, как в Ярославе Киевском души не чает и во всем старается ему помогать. Вот и последние события вопят о том же самом.

Вмешаться она, конечно, могла, да не хотела. Да и какая ведьма настолько потеряет страх, что против беса пойдет, как бы ни хороша была княгиня, даже если она ее дочь родная, и тогда никакая колдунья ничего делать не станет, понимая, что при любом ее колдовстве только хуже будет, и к ней самой все это и воротится непременно.

Ажбета должна была признать, что силы их были неравными. Но как-то успокоить, ободрить княгиню она все-таки могла. Потому, даже не дослушав ее до конца, и заговорила она ласково, но строго:

– Милая моя, тревоги твои пока напрасны, ты та единственная, которую любит князь Мстислав, и не собирается он тебе изменять, не о чем тебе волноваться, и хлопоты твои напрасны.

– Но откуда тебе это ведомо, – допытывалась у нее Мария.

Только еще раз усмехнулась в ответ старуха, ничего она больше не сказала ей, да и что толку слова тратить, если у страха глаза так велики. О бесе и его проделках и заикаться она не собиралась – не нужно ей этого знать вовсе, и так перепугана до смерти. Она понимала, что все от самой княгини зависеть будет. Если она поверит ей и успокоится – все хорошо, если не поверит и дальше тревожиться станет, то бес проклятый изведет ее, ведь именно на это он и надеется в первую очередь. Зная, что ни одна из смертных женщин против княгини не пошла, он и приволок какую-то чертовку, или молодую ведьму неизвестно откуда. Уж он мастак на такие проделки всегда был, а тут и думать и гадать долго не надо.

Странно это могло показаться, но княгиня поверила в слова колдуньи, понимая, что это самое разумное из всего, ничего другого делать ей не оставалось. Ныть, рыдать, в чем-то попрекать князя она не могла, понимая, что только хуже сделает.

По дороге домой вроде и мир в душе ее восстановился, только позорного этого происшествия она все равно никак не могла позабыть. Знала, что не раз еще всплывет он в памяти ее, и вспомнится боль, унижение и раздражение, которое переживала она в те часы и минуты, когда столкнулась с мнимой соперницей своей. Да что с этим поделаешь, ведь она сама себе такую судьбу выбрала, а теперь отступать поздно. Но как трудно бывает себя в чем-то убедить и справиться с сомнениями и горестями.

Она кожей ощущала ту жуткую силу, которой должна была противостоять, но у нее не хватало на это никаких сил. Вот и старуха видно знает больше, чем говорит, хотя вроде неплохо к ней относится, но того, другого мира она боится больше, чем саму княгиню. Тот, кто за этим стоит, подчиняет ведьму собственной воле, и ее нельзя будет подкупить. Она даже ничего толком и не сказала, хотя постаралась утешить ее. И поняла княгиня, что земные, самые смелые и коварные соперницы ее просто смешны, рядом с этой. Их можно купить, запугать, отослать подальше, бросить в темницу. Она удивилась тому, что даже мысли подобные спокойно допускала. Но здесь она безропотна и бессильна. Единственное, что она смогла сделать – отправиться к старухе, которая так ничего ей и не объяснила. Все это было и горько и дико, и никак не укладывалось у нее в голове. И она поражалось тому, сколько воли надо было просто для того, чтобы жить, отстоять право оставаться княгиней. Но как с ролью великой княгини справляется жена князя Ярослава, чужеземка, хотя она и рождена и воспитывалась для того, чтобы стать королевой. Вряд ли она ведает о чем-то подобном, но как трудно ей должно быть тут.

Мстиславу рассказали о том, что княгиня накануне ходила к колдунье. Он только усмехнулся и ничего на это не ответил. Он понимал, что происходило что-то такое, но вряд ли может быть что-то серьезное. И только на несколько минут он отвлекся, а потом снова погрузился в собственные дела и забавы. Когда это такое было, чтобы мужчина отвлекался на женские дела и позволил себя увлечь всякими глупостями, тем более, что никакой вины особенной он за собой не чувствовал.

ГЛАВА 9 БАНЯ

Впервые за все время существования в этих местах Банник и Мефи были едины по отношению к князю. Это Банника даже позабавило. Он относился ко всем одинаково плохо, а вот отношение беса было различным, и когда тот признался ему во время последней помывки, что князь ему глубоко не симпатичен, он и порадовался и подивился одновременно. Обычно тот ни о ком так резко не отзывался, скрывал свои чувства, юлил, хотя никому он в любви не объяснялся тоже. Но порой он был снисходителен, часто только терпим, и вдруг. И он подчеркнул, что Банник может делать все, что ему заблагорассудится, и два раза его о том не надо было просить. Давно скучавший от благочинства и безделья, на этот раз он решил заняться делом, устроить одну из бесчисленных проказ. Они с чего бы ни начинались, завершались всегда одинаково – страшно для человека и весело для него самого. Баню топил он с особенным рвением, на славу, так, что Кикимора ненароком туда заглянувшая, поинтересовалась даже, чего он так старается.

– Да у тебя тут дышать нечем, – говорила она, отдуваясь и спеша его оставить поскорей, – что это ты интересно удумал такое пакостное?

– А это не твое собачье дело, – огрызнулся он, – язык у тебя длинный, а я не потерплю, если кто в мои дела вмешается, а уж особенно мне мешать станет. Я не посмотрю, что ты моя старая знакомая и бессмертная вроде, я тебе такую баню устрою, что надолго забудешь сюда дорогу, тогда и в дела мои свой длинный нос пихать не станешь больше.

Но Кикимора на то и была Кикиморой, что не так – то просто было ее перепугать даже Баннику, отличавшемуся во все времена своей свирепостью. Угрозы только еще больше ее раззадорили. Потом она, конечно, убралась к себе. Но оставлять его так просто не собиралась. И хотя мозгов у нее было не особенно много, но они все-таки были. И решила она незаметно, но очень ловко баннику помешать, догадавшись, что все это для светлого князя затевается. Она хотела защитить ничего не подозревавшего князя. Он был у них один и очень хорош, а остальные, если и помрут, не велика утрата – новые народятся и нарастут, как грибы после дождя. Так она и думала, решив помыслить о том, что может случиться позднее.

И потирала руки Кикимора, убежденная в том, что все труды банника коту под хвост пойдут, она приложит все усилия для того, чтобы ничего не вышло.

А в это время бродил Мстислав по княжеству своему, и ведать не ведал, какие казни для него тут готовятся. А когда наступило время для бани, обернулась Кикимора девицей пригожей и решила совместить полезное с приятным, да и между делом объясниться князю в любви. Она хотела задержать его до того времени, пока первые смены туда отправятся.

– Князь милый ты мой, – заговорила она бархатным голоском, – долго я ждала того часа, чтобы тайну тебе невероятную поведать.

Удивленно взглянул на незнакомку князь Мстислав, хотел было отстранить ее, но она была рядом, говорила таким обворожительным голосом, обещала поведать нечто. И подумал он тогда, не Ярослав ли такую обольстительницу прислал, не желает ли князь Мудрый передать с ней что-то важное. Вот и сказал он своим дружинникам, что со второй сменой мыться пойдет, но когда они замешкались да заупрямились, то рассмеялся:

– Какая разница, обычаи для того и создаются, чтобы нарушать их можно было.

Кики подслушала его мысли и решила от имени Ярослава и выступить:

– Братец твой говорил, что красавец ты, да силен, да удал. Но и подумать я не могла, что ты такой добрый молодец. Но не за этим я пришла к тебе, а просил передать князь мой ненаглядный (она его и в глаза никогда прежде не видела), просил он сказать тебе, что беда тебя стережет, не любит тебя бес, потому и остерегайся подвоха, – с этими словами она подняла кверху указательный палец.

– И ради этого ты такой путь проделала?

– И надеюсь, что скоро ты мне спасибо скажешь за труды мои тяжкие.

И говорила она убедительно. Князь невольно поверил таким ее словам.

– Не знаю, за что я должен благодарен тебе быть, но жена моя обидчивая и ревнивая, не дай бог прознает, что я тут с такой красивой девицей уединился, не снести мне тогда головы моей, это точно, – рассмеялся он.

– Но ты ни в чем не виноват, – напомнила она ему с какой-то издевкой и затаенной обидой.

– Не виноват, – рассудительно говорил он, – только знаешь, как длинны языки у людей.

Вот и этот про длинные языки заговорил. Это напомнило ей недавнюю беседу с Банником. Он наверняка догадается, чьих это рук дело, несдобровать ей тогда. Она поморщилась и решила скорее убраться. Хотя дело сделано, сожалеть больше не о чем.

Мстислав только подивился тому, как бесследно исчезла девица. Он решил, что все это странно, давно пора догонять своих и мыться. Он и так из-за глупости какой-то задержался. Будто дурмана на него напустили. Возможно, так оно и было тогда. Но он решил забыть об этом, и упрекнул себя за то, что не смог остановиться перед незнакомой женщиной. Только защебетала девица о том, какой он красавец, а он и позабыл про все. А она не проста оказалась, исчезла моментально, заморочив ему голову. Что она творит с другими мужиками и представить себе трудно, хотя какая разница – все они одинаковы. Но какова должна быть воля, чтобы устоять перед нею. А сколько таких еще окажется на пути его, представить себе страшно.

№№№№№№

А между тем Банник потрудился на славу. Только вдруг понял он, когда дело было уже сделано, тела валялись на полу бани, что все было напрасно. Он напрасно рыскал среди них и всех разглядывал – Мстислава там и в помине не было. Оставалось только взирать на пятерых угоревших, еще раз проверяя, словно после этого что-то перемениться могло. Но сомневаться не приходилось. Мстислав не пришел, и у него даже появились подозрения о том, как такое могло случиться.

И это значило, что не для князя, а для него самого тяжкие денечки наступали. Он сплоховал. Оставалось только вытащить их и куда-то понадежнее спрятать. Может, еще не так они угорели и оклемаются? Как знать. Оставалось уповать только на это. Тогда и княжеский гнев будет не так силен. Кики и застала его за страшным этим даже по ее меркам занятием и захохотала неожиданно.

– Что это я вижу, интересно, что с тобой и с ними приключилось? -притворно спрашивала она, желая отказаться, чтобы он ни в чем ее не заподозрил, запудрить ему мозги было не так и сложно.

А потом она прыгала от одного к другому, заглядывала им в лица, стараясь отыскать князя. Она еще не знала, или делала вид, что не ведает, что Мстислава там не было, и нет.

– Его здесь, голубка моего, нет, – наконец стала говорить она, внимательно обсмотрев всех, словно это заранее не было ей известно.

– Вот именно, нет, – разъяренно крикнул бес, – и я даже не сомневаюсь, что это твоих рук дело.

Он появился неожиданно, и его не так просто было провести, как доверчивого Банника.

– Ничего я не ведаю, рогатый, – вопила она, почувствовав, что бить они ее будут оба, сразу или по очереди, это как им захочется.

– Я заглянула, чтобы посмотреть, что этот противный Банник тут творит, вот и увидала. Хороши, ничего не скажешь, если они и оживут, то толкну от воинов угорелых немного будет, но, по-моему, так они мертвее мертвых, и вряд ли князь вас благодарить за такие делишки станет, – глубокомысленно заявила она.

Ни тот, ни другой не могли с ней спорить. Они хотели что-то сказать или сделать, но в тот самый момент князь и вошел, наконец, в баню. Трое воинов из пяти как-то очухались, но так стонали, что у любого бы душа разорвалась, если она, конечно, была у них. А двое из них были мертвы, их оставалось только похоронить. Но бесу отчего-то стало весело, старая карга заразила его своим весельем. И он захохотал.

– Что тут происходит? – раздраженно крикнул Мстислав, понимая, что творится что-то ужасное.

Он бросился от одного из воинов к другому.

– Что могло случиться в этой проклятой бане? Я должен быть благодарен той девице за то, что не валяюсь тут рядом с вами беспомощный и приморенный?

Кики несколько отодвинулась в тень. Ее тайна стала явью, подозрения уже оправдались.

– Чертовка говорила правду, – между тем рассуждал вслух Мстислав, – и мне грозила опасность.

Он выдал Кики с потрохами, и ей пришлось, не раздумывая больше, спасаться бегством. Она не знала, что сказал он еще, но в ее пользу точно ничего сказано не было. Около бани стал собираться народ. Слухи о том, что там что-то приключилось с князем, сразу разлетелись по всему миру.

Кто-то схватил факел и зажег это окаянное место, потому что после всего этого вряд ли кто-то решится отправиться помыться. Пожар полыхал. Это был последний штрих к проказам коварного банника. И сам князь в тот момент услышал отчаянный крик своей жены. Она прорывалась через толпу, чтобы убедиться в том, что он жив и невредим. Она так перепугалась, что ни оного слова сказать не могла, когда увидела его и не понимала никак, жив он или уже мертв. И вдруг он увидел, как она упала рядом и не шевелилась, словно случайная стрела ее сразила.

– Да что это тут такое происходит, – возмутился князь, – прямо мор какой, – то.

Он бросился к ней и подхватил ее на руки. Он отнес ее во дворец, но своего первенца после всего пережитого княгиня все-таки лишилась.

Бес радовался тому, что ему не пришлось прикладывать для этого никаких усилий. А сотворил все это Банник, который сам заплатил за проделки свои сполна – он навсегда лишился своей бани. Но бесу было понятно и другое – напрасно надеется князь, у него никогда не будет потомков. Хотя чем ему так не угодил князь Мстислав, он и сам не мог понять до конца.

Ярким пламенем полыхала княжеская баня, выл от ярости осиротевший банник, молча сжимал кулаки князь Мстислав, распоряжаясь о тризне для воинов своих. А бес решил, что это только начало его славных дел, то ли еще будет. Пока князь вышел сухим из воды, но у них осталось на все про все достаточно времени.

ГЛАВА 10 ПОМИНАЛЬНЫЙ ПИР

К утру от бани остались только столбы и груда пепла, ничего больше не осталось, кроме двух гробов – мертвые остаются мертвыми, князь, зная, что он тоже мог быть среди них, устроил пышный поминальный пир по невинно убиенным своим соратникам.

Мстислав с грустью подумал о том, как нелепо не в бранях страшных, а вот так в обычном пожаре умирать. Но во всем была роковая предрешенность.

Княгиня накануне грустного пира подумала о том, что все могло закончиться и хуже:

– Что ты так на меня смотришь, – усмехнулся Мстислав

– Ведь и ты мог быть мертвым, – тихо, словно боясь свой голос услышать, произнесла она.

– Они могли оставаться живыми, если бы не я, – отвечал Мстислав, – ведь из-за меня все это.

Он отвернулся, словно хотел скрыть отчаяние, таившееся в глазах.

– Откуда тебе это ведомо? – спросила она, хотя и сама думала о том же самом.

– Меня ведьма какая-то задержала, думал пустая болтовня только, запугать хочет. Но на прощание она сказала, что я ей еще благодарен буду за то, что мы с ней вот так задержались. Так и вышло, значит, ведала заранее, что стрястись должно.

– Это случай, – Марии очень хотелось успокоить Мстислава, она видела, что чужое он берет на себя. И душа его мечется, будто птица в клетке от того, что по его вине погибли невинные.

Наверное, у Ярослава, которому всегда везло, такого и быть не могло, почему так несправедливо устроен этот мир?

– Неужели им мало Святополка Окаянного, зачем им еще ты понадобился? – спрашивала у кого-то неведомого княгиня.

– Духи не слишком любят таких, как он, у них свои привязанности.

Князь насмехался, хотел показать, что его это не задеваетТолько что прошел обряд погребения, никто не взглянул на князя косо, даже шепотом ничего ему не сказали, настолько они любили его и верили ему, но самому Мстиславу не стало от этого легче, он растерялся. Они слишком добры к нему. В этом есть какая-то необъяснимая странность.

Когда все сели за столы и медовуху по чашам разлили, Мстислав долго молчал, а потом поднялся:

– Давайте помянем тех, кто погиб вчера, – произнес, наконец, он, – после крушения ладьи на море выплыл я, – говорил князь, обращаясь не к сидевшим рядом, а к кому-то дальнему, может быть Перуну, – а если бы вчера не задержался перед баней, то там бы оказался. Не посылал я их туда, но погибли они из-за меня. Но что случилось, то случилось, в несчастье этом ничего не поменять, они уже на небесах с дедами нашими беседы ведут, а нам тут еще, на земле оставаться, да жить дальше, не всех в один срок прибирают туда.

С этими словами повыше поднял он кубок, и все вслед за князем кубки подняли.

Бес, невидимый для них, внимательно наблюдал за происходящим, чертыхался, и хотел понять, что же там такое приключилось. Но каким же чистым и благородным казался Мстислав, недаром они его называют Красивым. Только Олег и мог с ним сравниться, а больше не было у них таких князей.

Уже и презирать начал князей бес, а тут вдруг такой вот красавец. Что-то привлекало, притягивало и не отпускало. Но бес чувствовал – как только он разгадает князя, интерес к нему и пропадет сразу. Но не нынче это случится.

– Что же с банею делать? – спросил один из гостей на пиру, – не станем же мы грязными теперь ходить?

Мефи навострил уши, хотя в том и не было необходимости – он и так все прекрасно слышал.

Почти тут же ответил Мстислав, видно он и сам об этом думал:

– Построим баню, мастера еще не перевелись, но можно, как у викингов, у Олега сделать и таких банщиков отыщем, та мне больше нравилась, сказывают в их банях угореть нельзя, вот и нам надо такую соорудить.

Этим ответом вроде все остались довольны, Мефи чуть вслух не захохотал, когда побежал Баннику эту новость сообщать. Конечно, без злорадства не обошлось. Тот надеялся на то, что князь одумается, не станет сюда чужие бани тащить.

– Ничего, привыкнешь, не грязными же и нам и им ходить, научишься и с той управляться.

Бес знал какая она финская баня, но решил заранее не расстраивать своего старого приятеля. Как он и предполагал, на Банника было страшно смотреть.

– Черт бы их всех побрал, что творится, – ворчал тот, как это может у славян финская баня появиться, да с какого такого перепоя, на какой ляд она нам нужна?

– Не чертыхайся, надо уметь проигрывать, – заговорил черт, которого в ярости помянул Банник, – а надо признать, что на этот раз мы проиграли.

– Тебе —то что, ты же по миру болтаешься, в баню только заглядываешь иногда, а я родного дома, пристанища, как видно навсегда лишился, вот что мне теперь делать прикажешь?

Бес молчал, только ковырял ногой мох.

– А может это ты все устроил.

Не успел бес шустро отпрыгнуть, как тот бросился на него с кулаками, да так яростно, что, наверное, прибил бы, но бес быстро сообразил, в чем дело. Дрались они долго и озверело, так, что шерсть летела клочками. Понятно, что схватка может продолжаться до бесконечности, тем более, что Баннику терять было нечего. Но в тот момент пред ними и нарисовалась Кикимора, быстро сообразила, что надо делать, вылила на них ушат холодной воды. Это драчунов в один миг отрезвило и оттащила черта от Банника – он ей под руку попался.

– Вы что тут творите, полоумные, посмотрите, вон весь пепел на свои шкуры пособирали. И в чем это бес пред тобой виноват, – обратилась она к Баннику, неужели ты так глуп, что не соображаешь, что все это сотворила я, а не он.

– Ты? – взревел с новой силой Банник, – как же я прежде о том не догадался?

Он бросился на нее, оттолкнув беса в сторону. Но она ловко отскочила в сторону. Банник растянулся на поляне, споткнувшись о корень дуба. Можно было не мечтать – она не дастся ему в руки. Что ему оставалось, подняться и погрозить ей кулаком. На этом выяснение отношений между духами и закончилось.

ГЛАВА 11 СПОР ДУХОВ

Банник прекрасно понимал, что проиграл, надеяться ему больше было не на что. Но он не собирался так быстро отступать и сдаваться. Он решил отомстить князю за то, что тот одним взмахом длани бросил его на произвол судьбы, даже и не думая о том, кто так долго и верно ему служил.

Опомнившись от пережитого ужаса, Банник не изменил своей натуре и оставался духом коварным и нетерпимым ко всему происходящему. Вот и пробрался он во дворец, да и стал требовать от Домового, чтобы тот его поджег той же ночью. И у него была причина для того шага – Домовой был ему должен после крупного проигрыша в кости. А чтобы рассчитаться с долгами, нужно было исполнить любое желание победителя.

– Ты, по-моему, белены объелся, – удивленно взглянул на Банника добродушный Домовой, – я понимаю, что в тебе говорит обида, остался ты на бобах, вернее на углях, но интересно, в честь его я стану сжигать дворец. Мы с князем живем мирно и дружно, да и мне самому тут жить, если ты не забыл. Не стану я этого делать, не проси даже.

Казалось бы, все верно сказано. Но так разозлился Банник, что и взглянуть на него было жутко.

– Нет. Ты сделаешь это, – визжал он, – ты обязательно это сделаешь. И как совсем недавно на беса, он кинулся теперь на Домового. Но если в прошлый раз силы их были примерно равны, а в чем-то бес его превосходил, то сейчас Банник одерживал верх, хотя Домовой и был не из робкого десятка.

И снова полетели в разные стороны клочья, а в пустой комнате дворца такое поднялось, что они готовы были разбудить всех, кто там находился, и людей и духов.

А Кикимора где-то загулялась, остановить их было некому, вот и дрались они до упаду. Банник победил Домового и заставил бы его сделать все, что требуется, но тут пронзительно закричал петух, и они услышали этот сигнал наступления света, когда боги просыпаются, и все видят, а темные дела творятся темной ночью.

Им пришлось оторваться друг от друга. Отряхнулись они да и разошлись кто куда. Домовой прошептал ему вслед:

– Не приходи сюда более, я и не подумаю пожар устраивать, ничего у тебя, злыдня старого не выйдет, даже и не мечтай.

– Посмотрим, чья возьмет, – буркнул ему вслед Банник, покидая тот угол, где расположился на сон Домовой. Тот ворчал и поправлял свою постель.

Он чувствовал, что проиграл, теперь бесполезно со стариком связываться, он всех упырей и злыдней поднимет, чтобы они поймали и поколотили его, и придется, как какой непутевой Кикиморе ему на болоте прятаться. И что за времена такие наступили, почему это интересно валится на его больную голову, в чем он перед всем миром провинился. Но сколько бы он не возмущался и не сетовал, пользы для него и вреда для остального мира уже никакого не было.

Банник решил посоветоваться с бесом, что ему делать и как быть дальше. Хотя недавно они бились не на жизнь, а на смерть, на поляне еще клочья шерсти валяются, но настроение у него переменчивое, как он решит, так Банник и поступит. К нему и нужно обратиться. Банник не терял надежды, все еще хотел сжечь это проклятое гнездо, уничтожить его не мытьем так катаньем.

№№№№№№№№№

У беса было хорошее настроение.

– Ты кажется еще раз подрался, – осведомился он, -видок у тебя еще тот, кто стал очередной жертвой?

– Будешь тут белым и пушистым, когда весь мир против тебя, – сердито ворчал Банник.

– Кикимора говорила, что Домовой от тебя отбивался героически, но сам =то ты сколько еще будешь на невинных духов нападать? А он за дворец свой родной сражался, если ты помнишь, не хочет он из-за твоих капризов в заброшенную лачугу перебираться, согласен, за это его убить мало.

– Значит, ты не поможешь мне, – с ходу решил выяснить бес.

– И не подумаю, – честно признался Мефи, – с каких это щей я должен княжеский дворец палить? При всех моих напряженных отношениях с Мстиславом, я не собирался гробить такой дворец, век человеческий короток, а дворцы их переживут надолго, может потом и лучший из князей явится.

Только ты не понимаешь, что нет в этом никакого проку, никому легче от этого не станет. Но ты не научился проигрывать, да и не научишься, наверное, никогда. Вот на этой грустной ноте они и распрощались, бес понимал, что у него в этом мире появился еще один яростный враг, Банник был злопамятен и мстителен, но и идти у него на поводу он не собирался.

Ну что же, вот так враги и появляются, когда ты не желаешь чем-то скверным заниматься. Банник испробовал все, что было возможно для отмщения, и на следующий день, когда Домовой приготовился отражать новую атаку, он не явился. Не явился он и потом, показав, что след его простыл, он куда-то отправился искать себе новое место обитания.

Мефи был прав в одном, он так и не научился, и наверное, никогда не научится проигрывать. Нео и быть посмешищем, биться головой об стенку он тоже не собирался. Они еще вспомнят о нем, разыщут и вернут назад. Бес же защищал только свои интересы и не о красотах княжеского дворца он тогда думал – это он говорил, чтобы пыль в глаза пустить. Ему хотелось помочь князю Ярославу. Он с самого начала знал от богини Мокоши, которая еще недавно володела всеми судьбами, о том, что Ярослав был ему предназначен, а Мстислав все время стоял у него на пути. А после того, когда утихнет, погаснет костер вражды, он один останется, чтобы помогать великому князю. Потому Мстислав из всех братьев и остался жив, рука Святополка Окаянного до него не дотянулся, потому что спрятали его на краю света. Но он был лучше других, какими бы святыми убиенных не обвинили жрецы нового бога, его-то никому не удавалось обмануть. Вот и не мог бес допустить самоволия Банника, да и сам оставался благодушно настроен к Мстиславу. Такая вот сложная появилась обстановка в мире духов – хранителей, куда людям никогда не было хода.

– Я не люблю его, но он мне нужен, – подвел черту Мефи, – а Банник сам во всем виноват, кто его заставлял угар устраивать, зло возвращается, сколько раз я ему о том говаривал, кому, как не ему убеждаться в том каждый раз и всегда об этом помнить.