Читать книгу: «Сделаю тебя взрослой», страница 3

Глава 9.

Вставать так рано я отвык уже давно. И не пил, вроде, вчера, но башка гудит, в глаза словно песка насыпали. Мышцы деревянные. С кровати я просто падаю. Лежу долго, носом в ковер уткнувшись, втягивая запах какой-то дезинфицирующей шняги.

Может, нахрен этот футбол? Нормально же жил!

Учился, гонял на тачке целыми днями, развлекался с новыми друзьями, тусил с Васей. Нормально.

Ну, и ради чего мне нужны снова эти ранние подъемы, унижения от тренера, нечеловеческие тренировки?

Нужны!

Да потому что если я не встану сегодня, то тренер примет меня за слабака!

Если не попаду в команду, то так и останусь безызвестным сыном депутата!

Я ж ничего больше не умею, только мяч гонять!

Хотя Васек с этим бы поспорила.

Поднимаю себя на одеревеневших руках, делаю пару отжиманий, привожу тело в тонус. Еще раз. Еще! Мышцы горят. Но в голове проясняется.

Встаю и, наконец, могу заставить себя в ванную пойти. Мельком замечаю часы. Да что б тебя, половина уже!

Пойду, как вонючая скотина. Лучше после душ в клубе приму. Беру форму, кроссы, быстро шлепаю по заднице спящую Ваську, слыша в ответ ворчание и, наконец, покидаю свои хоромы.

Хорошо, что в это время Москва пустая совсем. Долетаю за пятнадцать минут. И вот я уже на парковке, почти самый первый. Не, не первый. Вон, Зайцеву уже привезли.

Она всегда раньше всех появлялась. Не, не потому что такая пунктуальная, просто ее отцу на смену в больницу пора было ехать. Она коротко целует его в щеку и ускакивает ко входу. Может, даже поздороваться успеем.

Вячеслов Олегович хочет уже сдать назад, когда натыкается на меня. Весь его добродушный вид слетает словно маска, открывая истинное лицо этого «уважаемого» человека.

Я бы мимо прошел, но этот вряд ли позволит.

– Самсонов?

– Тут!

– Не ерничай. Что ты тут забыл?

– На тренировку пришел. Вам, кстати, тоже надо, у вас воон какой комок нервов за пару лет образовался, – не в пример отцу. Тот в форме себя держит, словно боится, что матери разонравится.

Весь такой правильный и строгий, но дергается ко мне, берется за край воротника… Задираю бровь, давая понять, как сильно он себя выдает.

Он тут же стряхивает с меня невидимые пылинки.

– Рад, что ты образумился и вернулся в футбол. – Лицемерие, как оно есть. – Узнаю, что ты к Лукерье свои грязные лапы тянешь…

– А если помою?

– Что?

– Ну… Лапы… Вы же за гигиену!

– Слушай сюда!

– Да я все помню. Мне ваша дочка и даром не нужна. Баб мало, что ли? – так грубо я врал последний раз его дочери, когда говорил, что она должна подрасти. На самом деле, я сам отчаянно хотел сделать ее взрослой. Все еще хочу!

– Правильно, занимайся бабами. Узнаю, пущу видео в ход.

Он отворачивается, идет к машине. Хочется догнать, башку об стекло машины разбить. Сказать, что, если он пустит в ход видео, вся его семья по миру пойдет, а мой отец из доброго депутата легко превратится в злого бандита!

– Вячеслав Олегович. Вы только помните, что, если вы пустите в ход видео, ничего вашу девочку от моих грязных лап не спасет! И не только лап.

– Щенок! – поворачивается он, делает шаг, но замирает под звук звонкого окрика.

– Папа!

Луша воздушным облаком слетает со ступеней, подходит все ближе. Смотрит прямо на меня, предупреждающе, с подозрением. О, Зай, я бы столько тебе рассказал!

– Привет, Самсонов? Пап, все нормально?

– Конечно, дочка. Мы просто здоровались.

– Да. Как раз вспоминали, как много твой папа делает для благополучия своих детей. Буквально жизнью рискует.

Наверное, будь в руках хирурга скальпель, мой язык кляксой уже стекал бы по стеклу моей машины.

– Ладно, побегу, опаздываю на тренировку.

– На тренировку? – раскрывает Луша глаза шире, теперь они практически на все лицо.

– Да, пока!

Убегаю, но чувствую, как еще волоски дыбом от встречи. Как от взгляда Луши по лопаткам бегут мурашки. Как жжет затылок от ненависти ее отца.

Не успеваю дойти до раздевалки, как запах Луши буквально обтягивает меня плотным кольцом.

Как и она сама, дернув на себя.

Она ж дождется, блин, я ее так задергаю, что она умолять о пощаде будет!

– Что у тебя за дела с моим отцом?

– Спроси у него, – заглядываю в глаза. Огромные, чистые, голубые с фиолетовыми отливами. Особенно, когда злится. Невероятная!

– Он говорит, что обсуждали Ефима, но он выглядел агрессивным. А это редкость! Скажи мне! – требует, прям. Голос прорезался. – Скажи! Немедленно!

Поворачиваю голову из стороны в сторону. Еще минуты две никого в коридоре не будет.

Толкаю ее к стене резко, дух вышибаю. Руку ставлю над головой.

– Что ты себе позволяешь? – сжимает кулаки, в глаза грозно смотрит. Еще немного, и фырчать начнет.

– Я-то скажу… Но готова ли ты услышать правду?

– Конечно, готова!

– И заплатить за нее готова?

– Заплатить? Деньгами?

– Ты думаешь, я нуждаюсь в деньгах?

– Тогда, – до нее доходит, лицо приобретает розовый оттенок, идет пятнами. – Ты просто ужасен! Как ты можешь это предлагать?!

– Луша, я вообще имел ввиду мою футболку. Ты же не выкинула ее?

– Что? – она краснеет еще сильнее. Стыдится собственных мыслей, как когда-то стыдилась желаний. – Конечно, выкинула. Не думаешь же ты, что я храню твои вещи? Пф!

Врет! От этого волоски дыбом. Она в ней спит? Или надевает после ванной? А может, втягивает остатки запаха?

– И кулон?

– Тем более. В тот же вечер.

– Жаль. Ну, значит, живи без этой информации!

– Сережа!

– Я правда опаздываю. А ты вряд ли захочешь, чтобы твой парень нас тут застал, да?

– Ты просто… Вонючая обезьяна! – хочет ударить, но сжимает руку в кулак, толкает, по коридору уходит.

– А когда-то этот запах ты называла гладиаторским!

Не отвечает, убегает в свою раздевалку. Я же зубами кулак прикусываю, почти вою в него, потому что девчонка – один сплошной пожар, и я бы много отдал за то, чтобы им обжечься. Даже сгореть дотла!

Но не буду. Так будет лучше для нас всех.

FlashBack

Все думают я маленькая, что я не понимаю ничего? Не понимаю, что если девушка сидит на коленях моего парня и пытается проверить его размер его горла языком, то это измена. Это самое настоящее предательство!

– Луша, уйди отсюда, – толкает меня старший брат, с которым я приехала в этот вертеп.

Я не слышу его слов, в голове уже замкнуло.

Я отбиваю его руку, смотрю туда, где Самсонов даже не пытается оправдаться действиями. Спокойно стаскивает со своих рук черноволосую стерву, что притворялась моей подругой, поднимается и не прячет взгляд.

Нужно быть гордой, да? Нужно развернуться и уйти, как взрослая женщина… Но я, черт возьми не женщина! Я девочка, девочка, которой рвут на части сердце.

– Луша! – зовет брат, но я уже вперед иду, сквозь толпу, сквозь яркий свет клубных ламп и биты разрывающей ушные перепонки музыки.

Иду вперед и как кошка вою, вцепляюсь в волосы той, что позволила себе коснуться моего парня. Моего! Моего! Моего!

– Тварь!

– Луша! – меня обнимают за талию, поднимают в воздух и кричат, но я бьюсь рыбой в силках. – Прекрати!

– Стерва! Отпусти меня, я хочу ей вмазать. Ты вкурсе, что нельзя трогать чужое?! За это руки отрубали в Морокко!

Меня выносят, ставят на пол, а перед глазами вдруг Сережа Самсонов. Тот самый, что только что меня предал. Удар по щеке, второй, он все терпит. А мне еще больнее! Мне невыносимо! Мне убить его хочется!

– Как ты мог?! Ты сказал, что будешь дома! Что у тебя снова болит нога!

– Я соврал тебе, – пожимает плечами, руки в карманы убирает. Прячется от меня.

Мы стоим на улице, на парковке клуба… Мы стоим и смотрим друг на друга, как два соперника перед битвой. Но я уже сдаюсь.

– Скажи, что это случайность. Скажи, что он был пьян! – кричу ему в лицо, почти на цыпочки вставая. А он так смотрит, так холодно, так отчужденно. – Скажи, Сереж…. Что я просто не так все поняла! Хоть что – то скажи!

Он коротко мотает головой, а из моей груди крик отчаянья рвется.

– Скотина! Сволочь! Как ты мог! – бью его в грудь, он даже не шевелиться, смотрит на меня волком, и я не могу понять, что у него внутри. – Сережа… Почему…Ты…Ты говорил, что я нравлюсь тебе.

– Нравишься. Но ты маленькая, а у меня есть потребности.

– Потребности, значит?

– Луш, мне восемнадцать, жизнь только начинается, почему я должен из-за тебя надевать добровольный целибат, пока ты решишься стать взрослой, – он подходит ближе, пока мои губы дрожат, пока слезы льются. Он ведь говорил, что дождется, говорил, что уважает мое решение остаться невинной до восемнадцати. – Ну что ты ноешь?! Ну слушай, может ты уже готова, м? Хочешь, прямо сейчас сядем в машину, и я сделаю тебя взрослой. Ты готова остаться со мной? Готова стать моей по – настоящему?

Толкаю его в грудь, теперь его прикосновение как укус змеи. Опасны.

– Мы могли бы начинать все делать постепенно… Ты мог бы учить меня… – Отхожу все дальше… Дальше…

– Луша! – тянет руку, но я как кобру бью ладонью.

– Не прикасайся ко мне! Никогда, слышишь?! – разворачиваюсь и бегу. Ветер под кофту заползает, заполняет душу ледяными иглами. Так больно, так страшно. Я же почти…. Почти была готова… А он!

– Луша! Стой, дура! – он ловит меня в метре от дороги. – Притормози!

– Да пошел ты! – кричу, бью снова и бегу. Теперь только бег делает тише боль, что рвет на части. Теперь только бег помогает дышать.

Слышу сигнал самоката, только когда он уже летит на меня.

Успеваю увернуться, но все равно больно падаю на голые колени.

Вою от боли, вижу злое лицо Самсонова. Он осматривает ноги, рвет на себе футболку, показывая подкаченный живот, по которому я так любила водить пальцами, ощущать пульсацию крови под кожей. А теперь… Закончилось все теперь. Другая будет трогать его. Целовать.

Ненавижу!

Он заматывает мои колени, поднимает на руки и молча несет к своей машине.

– Тебя там девушка ждет, забыл?

– Я ничего не забыл, – сваливает он меня как мешок с картошкой на заднее сидение. Спокойно садится и заводит машину. Везет меня по ночным улицам. Стягивает руль пальцами, а я роняю крупные соленые слезы на свои разбитые колени, словно нарочно причиняя себе еще большую боль. – Луш, есть вещи…

– Даже слушать не буду! – тут же отворачиваюсь. – Не хочу слушать, какое ты животное.

Он не отвечает, довозит меня до дома. Пытается помочь выйти, но я толкаю его руку. Тем более вон уже и мама бежит. И папа за ней спокойно выходит.

– Станешь взрослой, набери меня, будет, о чем поболтать.

– Тогда я никогда не стану взрослой, только чтобы не слышать тебя. Убери руки, а то папа тебе их сломает.

Он отпускает меня, передает отцу. Смотрит на него как на врага.

А потом просто уезжает, оставляя меня в пыли асфальта и несбывшихся надежд.

– Пап…

– Мне уже позвонил твой брат. Я тебя предупреждал, чем это может закончится.

– Да… Ты предупреждал, – хромаю в сторону матери и падаю в ее объятия. Предупреждал, да. Но я до последнего не верила, что мой Сережа не способен на предательство.

Глава 10. Зайка

– Ноги выше! Носки тянем! Зайцева, ты о чем сегодня думаешь?! – орет Наталья Юрьевна.

Нет, она, в принципе, всегда орет, но сегодня именно на меня.

О чем я думаю? Еще позавчера моя жизнь была стабильной. Парень, несильно докучающий, учеба, несильно напрягающая, регулярные тренировки и даже попытка почитать любимый постапокалиптик.

А теперь моя жизнь напоминает мне чертов любовный детектив, где я пытаюсь понять, что может связывать моего отца и моего бывшего парня.

Сразу перед глазами на репите последние минуты наших отношений. Вечер, когда он разбил мне сердце. Как Сережа смотрел на папу. А теперь… Зачем он играет со мной? Чего добивается? И почему все тело трепещет при мысли о плате, про которую я думала? При мысли, насколько было бы приятно платить!

– Зайцева! – мне прилетает по ноге, которую я упорно не хочу закидывать за голову. – Если ты вчера встала на пьедестал, это не значит, что сегодня можно ничего не делать! Что я всегда говорю?!

– Сошла с пьедестала, начала заново.

– Именно! Тебе не стать чемпионкой страны, если ты будешь думать о чем-то постороннем! Или о ком-то, – ругается она, а девчонки посмеиваются. – Это всех касается! Ливнева! Тянем спину!

Она отходит, я шумно воздух втягиваю.

Выкидываю из головы лишнее, сосредотачиваюсь только на своем теле. На мышцах, натянутых на пределе человеческих возможностей. И все получается. Тренер доволен. Я довольна. Только вот чувствую негатив со стороны своей команды. Я не злорадствую, но я единственная из группы, у кого получается встать на пьедестал. Их это очень злит. Я их понимаю, но не приветствую смешков в свою сторону.

– Что, Зайцева, ты больше не фаворит тренера, – слышу сверху, пока собираю сумку. Ливнева – заводила.

Думаю, они бы с Машей подружились, хотя бы на почве ненависти ко мне.

Вздыхаю.

Каждый день девчонки находят новый повод для насмешек. Шесть дней в неделю. Если бы они столько сил тратили на тренировки, то давно бы стали олимпийскими чемпионками.

Когда-то я обижалась, плакала вечерами в подушку, но после срезанных в школе волос решила, что ничего хуже быть уже не может. В том числе попытки меня уколоть.

– Арин, твои насмешки не помешают мне летать высоко, ты не устала?

– Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.

– Но никто не мешает взлететь снова, – поднимаю глаза. Арина красивая, объективно ярче меня, но с природной растяжкой не повезло.

– Пойдем, девчонки, кто-то нос задрал выше головы, – уходят они, крутя в руке булаву, я за ними плетусь.

Наверное, когда-то нужно было наладить отношения, но тут либо тренируешься все время, либо дружишь.

Все зависит от мотивации. Я хочу быть лучшей, а значит, в спину мне всегда кто-то будет плевать. Это я вычитала в какой-то статье, когда искала способ подружиться с теми, кто завидует.

Мы уже возле раздевалки, мне опять чуть не заезжают по лицу тяжелой дверью. Спасает реакция.

Заходим в раздевалку. Я тут же снимаю одежду, чтобы сполоснуться.

Смотрю на этих сплетниц, что-то бурно обсуждающих. Они поглядывают на меня. Интересно, но бессмысленно спрашивать, что они затеяли. Стабильно проверяю свою сумку на презервативы, которые они подбрасывают и грязные носки. Ну, детский же сад! Закрываю шкафчик и иду мыться.

Под струями воды, под паром, что окутывает меня, снова всплывают мысли про Сережу. На тот момент, пока я была с ним, меня не трогали. Даже слово Ефима не имело такой вес, как угрозы Сережи. Наверное, я бы могла пожаловаться, он бы помог, но чего я не привыкла, так это ныть и жаловаться! Да и отец всегда говорил, что если игнорировать людей, то скоро они устанут доставать. Когда же наступит эта усталость?

Надо торопиться, и так сегодня пропустила три урока уже. Голову не мою, только споласкиваюсь.

Выхожу из душевой, подхожу к шкафчику и замираю.

Может, напутала?

Я же точно закрывала!

Вокруг себя верчусь. Девчонки уже ушли, а моих вещей нет. Даже телефона!

Я стою в одном полотенце с сумочкой для душевых принадлежностей и понятия не имею, что делать.

Словно с корабля скинули в открытое море, и полотенце как абсолютно бесполезный в этом случае надувной круг. Ну, то есть он, конечно, позволяет не утонуть, но не перенесет меня на берег.

Иду вдоль закрытых шкафчиков, проверяя каждый. Может, просто, перенесли куда-то?

Нет, они и раньше шутили надо мной, но, чтобы так, чтобы голой практически оставить? Просто капеееец!

В глазах щиплет. В груди болит. Обида поднимается из самого сердца. Жалко себя до ужаса.

Ну, за что они со мной так? Что я им всем сделала?!

И что делать? Куда бежать? В одном полотенце? Я даже маме не могу позвонить!

На другом ряду девчонки со спортивной гимнастики. Мощные и сильные. Попросить у них вещи или позвонить?

– Привет, все нормально? – поднимается одна рыжая девушка. Жаловаться не привыкла, так что улыбаюсь. Сквозь жгущую глаза слезами обиду.

– Просто телефон потеряла. Можно позвонить?

Мне передают телефон, а я набираю маму. Раз, другой, третий. Не отвечает. Ну, что за засада?!

– У тебя вещи забрали? – вдруг понимает она, а я качаю головой. Мы же команда, мы не предаем друг друга, а это все шутки. Обидные, но шутки!

– Может, тренера позвать?

– Да, позовите, пожалуйста. Мама трубку не берет, – прошу, и вдруг рыжая мне пакет вручает.

– Тут нижнее белье, оно новое, потом постираешь, вернешь, – улыбается эта крупная девушка, а я от благодарности почти плачу.

– Огромное спасибо!

– Погнали, – зовет она подругу. – Как тренера зовут?

– Наталья Юрьевна Карамзина.

Сама иду к своему шкафчику, открываю, словно там по волшебству одежда появится. Скидываю полотенце. Смотрю на комплект. Он будет великоват, но сейчас уже неважно. Надеваю трусы, спортивный лифчик.

Слышу посторонний звук и оборачиваюсь резко.

Он стоит за шкафом, в глазах столько всего, что думать стыдно! И смотрит прямо без попытки отвернуться. Озабоченный, блин!

– Сережа…Самсонов, что ты тут делаешь?! – наконец, догадываюсь, что стою в одном нижнем белье. Дергаю на себя полотенце, быстро заворачиваюсь. Замечаю в его руке телефон. – Ты что, снимал меня? Самсонов!

– Нет, конечно. Ну, там вообще-то твой Кирилл ждет тебя, я, вроде как, отвезти вас должен.

– Как это связано с тем, что ты сюда вошел?! Это женская раздевалка! – обидно до жути, а еще он тут, видит меня в таком виде. В одном чертовом полотенце! – Выйди! Мог бы позвонить!

– Ты трубку не брала.

– Потому что у меня нет телефона!

– А куда он делся?

– Никуда.

– Туда же, куда и вещи?

– Выйди, я сама разберусь!

– Ну, это я понял. Белье явно не твое.

– Много ты знаешь!

– Просто помню, что ты любишь чисто белое.

– Замолчи! Ты вообще должен был все забыть! Неприлично так пялиться!

– Неприлично быть такой красивой!

– Ну, перестань, – сил не остается, слезы сами собой текут. – Забудь все! Не было ничего!

– Да я пытался! Знаешь, как говорят? Я пытался тебя забыть в объятиях других баб, но че-то…

– Замолчи и выйди!

– И что ты будешь делать? Матери позвонила? – отпускает он интимный тон и становится серьезным.

– Трубку не берет.

– Беда. Но я бы мог помочь, конечно.

– И как? Снимешь меня, чтобы потом поржать всей командой?

– Ну, уж нет, если я тебя сниму, то не покажу никому! Ну, так помочь?

– Что, просто так?

– Просто так, Зайцева, что ты меня, прям, за мудилу держишь? – Самсонов вдруг снимает с себя кофту и достает из сумки шорты и тапочки. Я дрожащими руками беру это. Сглатываю. Как-то неудобно.

И там Кирилл!

– Я не могу позволить, чтобы Кирилл меня в таком виде увидел.

– Я тоже. Одевайся, я его отправлю, а тебя до дома довезу.

Так просто? Снова сесть в его машину? Окунуться в аромат его тела, что когда-то словно опиум голову кружил?

Глава 11.

– Отвернись, а лучше выйди, – прошу я, взяв вещи. Он пожимает плечами, отходит за другой ряд шкафчиков, а я быстро скидываю полотенце и натягиваю вещи, в которых тут же тону. Конечно, завязки помогают удержать шорты на бедрах, но шорт могло и не потребоваться, потому что кофта была до самых бедер. Я встряхнулась. В принципе, бывает, можно пройти и так. На выступлениях я, все равно, привыкла, что все на меня смотрят. Хотя там больше восхищение и зависть, а не недоумение.

Я хватаю сумочку для душевой и уже двигаюсь к выходу. Сережа ждет тут же, даже дверь открывает, шепча…

– Тебе очень идут мои вещи, – его лицо так близко, а дыхание обволакивает, заставляя провалиться в воспоминания, когда он отдал мне свою футболку.

Именно в этот момент входит Наталья Юрьевна.

– Зайцева, это что за вид? Не поняла, вы что тут устроили? Луша?

– Ничего, Самсонов просто помог мне.

Говорить, не говорить? С другой стороны, сейчас скрою, девчонки будут думать, что так можно делать всегда.

Переглядываемся с Сережей, в его глазах невозможно ничего прочитать. Ладно! Решаюсь.

– Мои вещи пропали из шкафчика. Все. Даже телефон.

Тренер раскрывает от ужаса глаза, смотрит на меня, как на безумную.

– Ты уверена, что просто шкафчики не перепутала?

– Конечно, уверена, я все проверила!

– Кого-то конкретно подозреваешь?

– Вы серьезно? Ее столько лет задирали ваши девки бесполезные, а вы глаза закрывали, теперь вот это! Может, пора что-то решить?

– Самсонов, ты день, как вернулся, а уже права качаешь? Я уверена, что это случайность, но если они и правда это сделали, то будут исключены. Пошли, Зайцева, напишешь обо всем в объяснительной.

Я вцепляюсь в Сережу.

– Что за объяснительная?

– О том. Что у тебя украли вещи. Потом еще в полицию пойдем. Вы уже не маленькие. Это не шалость.

– Чет жестко, нет?

– Нет, Самсонов, если в нашем в СШОРе завелся вор, нам необходимо его поймать и исключить.

– Даже если это вся ваша команда?

– Даже если.

– Я не буду ничего писать, – сразу головой качаю. – Они и так меня ненавидят, если я еще донесу. Как мне потом жить с этим?

– Согласен, это, конечно, жесть, но исключать за шутку, тем более, она же не на улице голой осталась!

– Это не шутки!

– Наталья, как вас там… Вы действительно хотите лишиться целой группы? Вы же понимаете, что если их прижмут, то виноватой будете вы. Это, получается, у вас нездоровая обстановка в группе! Найдете ли после всего работу?

– И что ты предлагаешь, Самсонов? Просто так все оставить?

– Предлагаю припугнуть. Соберите их, скажите, что Луша подала заявление, а когда они расплачутся, то обрадуйте, что Луша не стала давать ход делу, потому что… Ну, ваша там девчачья хрень. Они будут ей благодарны и, наконец, перестанут задирать.

Наталья Юрьевна молчит, пропускает удивленную группку девчонок, которая, хихикая, пялится на Сережу. Тот, конечно, не может не подмигнуть. Помню, как меня ломало от этого раньше, как я бесилась, что он весь такой вежливый и всегда готовый помочь! Вот и сейчас, впрягается. Хотя знает, что ничего взамен от меня не получит.

– Ладно, может, так будет лучше! Но дальше вас эта история уйти не должна!

– Ну, конечно! Мы любим общие секреты, верно, Луш, – тянет он меня к себе, обнимает, а я хочу отпихнуть его, но жду, когда тренер скроется за дверью.

– Не трогай меня!

– Эй, я помог тебе, где твоя благодарность?

– А ты у всех благодарности требуешь за помощь? Не устал получать их?

– Не устал, – становится он серьезным. – Ревнуешь? Хочешь отблагодарить меня сама?

– Вот еще. Поехали, пожалуйста, мне надо в школу!

Мы выходим из здания на парковку, садимся в его машину. Я окунаюсь в запах, в ностальгию, когда мы катались по городу и пили сок из одной трубочки.

Я прячусь, когда вижу идущего к остановке Кирилла. Стыд какой! Вместо того, чтобы пойти со своим парнем, я еду с бывшим.

В его одежде! Тепло от которой сводит внутренности, тепло от которой будоражит фантазию, не давая расслабиться, не давая даже откинуться в кресле. Надо было назад сесть, да?

Я стараюсь не сильно поддаваться эмоциям. Не смотреть на твердый профиль. Не думать о том, что рука Сережи в опасной близости от моего бедра, а я вместо того, чтобы его убрать, ближе передвигаюсь, словно напрашиваюсь.

– Не трогай меня! Тебе места мало? – ворчу, ощущая, как от внутренней дрожи по спине ползут мурашки, все выше и выше, шевелят волосы на затылке.

– Да не трогаю я тебя, – фыркает Сережа, двигаясь вдоль машин как-то чересчур медленно. Я же просила побыстрее. Мне в школу надо! Надо, да!

Но я больше ничего не говорю, даже когда его наглые длинные пальцы с ровными короткими ногтями словно случайно касаются моего бедра. Того участка кожи, откуда сползли его шорты. Это совсем немного от колена, но кажется, что теперь там ожог от крапивы, насколько остро я ощущаю его шершавые подушечки пальцев. Это ощущение сдавливает грудь, сжимает сердце, отдается комом в горле. Приподнимает волоски по всему телу. Я стыдливо молчу, просто смотрю на дорогу, на проезжающие мимо машины.

– Ты же понял, что трогать меня не нужно, – стряхиваю его руку, но она тут же возвращается на свое место, чертит порочный круг вокруг родинки на коленке.

– Конечно, понял. Смотри, какой додж! Он один такой в городе. Крутой, да?

– Да, очень крутой, – машин много, а его касания все смелее. – А вон, смотри SRT – 8. Ты же мечтал пригнать такую из Штатов!

– Ага, мечтал.

Вон красная, вон желтая, а его пальцы все смелее, они все выше, они уже на коленке, забираются под свободные шорты!

Я сжимаю бедра, но молчу, просто ощущаю, как по телу табунами мурашки, как тянут внизу живота, как потоком в кровь желание впрыскивается, подобно яду. Грудь стягивает от знакомых, но давно забытых ощущений! Таких порочных, таких сладостных!

Нужно оттолкнуть его, да? Нужно сказать, что у меня есть парень, а он не устал принимать благодарности, и вообще у меня стресс. Я расстроена!

Черная машина. Черных машин больше всего, белых тоже много. Вон даже розовая. Такая же, как сейчас мое белье, кромки которого касается Сережа, вызывая какой-то нездоровый адреналин, словно я на выступлении, словно я парю над полом под басы музыки, словно крутясь с обручем.

Все быстрее. Быстрее. Все жарче. Все откровеннее. Пока дыхание не сбивается, пока руки, следуя правилам приличия, тормозят четкие порхающие движения пальцев.

– Хватит! – провожу ногтями по руке, и он тормозит, убирает ее, почти незаметно поднося к носу. – Сережа! Фу!

– Что фу, нос просто зачесался. О, кстати, приехали!

Я почти вылетаю из машины, словно из бани, в которой меня хлестали вениками. Даже не прощаюсь, просто бегу.

– Луша! – окликает он, когда рукой тяжелую дверь на себя тяну. – Сумку забыла!

– Какую сумку, – оборачиваюсь. Он вытаскивает из багажника мою спортивную сумку. Ту самую, которую, якобы, украли девочки из группы.