Читать книгу: «Встреча в метро, или Разбитое сердце», страница 4

Но какое отношение к этому миру современных красавиц имела Татьяна? Ровно никакого.

Ни разу не красавица, без какого бы то ни было реализванного хотя бы чего-то? Воспитанная на сериалах или страстных подражаниях дамочкам-львицам светского общества – сама не являлась ни блондинкой, ни моделью, ни хотя бы кем-то – кроме просто женщины, случайно среди прочих, познакомившейся с Николаем много лет назад. Настойчивее других преследовала, вот и всё достоинство.

Николай – тоже ни разу даже близко не Принц или мечта любой ссыкухи, не сыночек папика из списка богатеев журнала Форбс. И не герой статей хотя бы журнала Сноб. Он изначально совершенно не подходил ей на роль нужного для зависти давно замужних подруг. Или всего лишь на роль нужного в хозяйстве мужа. И повторял ей об этом неоднократно. Но она же уговаривала. Только и делов – недооценила своего же воспитания: в духе журнально-глянцевого счастья.

Однако избраннику такой глянец был глубоко ненавистен. Поскольку сыпал гигантские кучи соли на раны личной нереализованности, недооценённости и неумения добывать бабло охапками.

Такие вещи женщины всегда понимают задолго до серьёзных отношений. И только совсем уж бедолага выйдет замуж за того, кто заведомо не из той оперы, где она хочет блистать в виде Прима-балерины.

В итоге бывшая подруга, ставшая женой, сыпала соль на раны не обслуживающего её мечты мужа. Он отбивался, стараясь разбивать её идеалы – чеканными злыми фразами… Лицо его в это время напоминало хищнический оскал. В полубеспамятстве пьяной речи он, отвратительно ухмыляясь, терзал её слабую психику – наказывал, стараясь укусить побольнее. Защищался, нападая с оттяжечкой. Хотелось её распять – чтобы под левым соском увидеть собственный клык, припавший к побеждённой жертве, вздрагивающей в конвульсиях своего поражения.

В регулярных словесных баталиях поочерёдно истекали кровью их эмоции: то одна жертва собственного порока заходилась в крике оскорблений, то другой – возвращал полученное, прибавив в добавок своего из личного банка озлобления. Подпитываемые опьяняющим пойлом, они могли или сливаться в сексуальном исступлении, или в словесных истязаниях – вместо секса.

Для скандала лучше всего срабатывала правда.

Татьяна психовала. Не привыкшая к откровенной речи простонародья, ведь хорошую девочку учили в культурном русле: сохранять лицо, изображать деловую даму. Высказываться откровенно в отношении «так воспитанной мамой» душечки как-то так – не позволялось. В их среде – успешных хозяев жизни – воспитанием детишек занимались с помощью дрессировки на похвалу. Голубке было уже за тридцать, а ей примитивно не хватало похвал. Но разве пьяный мужчинка, всю жизнь жестоко страдающий совестью и принуждением себя к смирению – способен хвалить вообще непонятно за что? Ему такая претензия вообще непонятна.

И пока они долгие годы страстно лаялись по телефону, то всегда выручало простое действо – бросить трубку, напиться таблеток и успокоиться. И на другой день начать все сначала. Но после начала проживания в одной квартире такой финт сделался невозможен.

Напиваясь, он доводиил её, она в ответ – так оборонялась, наступая во все тяжкие, что в квартире сгорали лампочки, утюги, разбивались телефоны и лап-топы. А кот прятался под диваном, так что достать его не представлялось возможным.

Конечно, припоминать те «ласовые слова», которыми они с упоением награждали друг дружку вовсе не хотелось. И конечно признать главное – то, что за словами он нарывался – не умея наказать себя за то, что не может жить с удовлетворением и постоянно страдает, внутренне терзая себя – этого вспоминать тоже не хотелось.

Казнить близкую женщину за то, что она такая же ничтожная, каким чувствует себя он сам? Перекладывая личное ничтожество на окружающих? – Нет уж. Не надо ему таких воспоминаний!

Попеременно – он перекладывал на окружающих то личную чувствительность и трогательную хрупкость, веруя что «может разбить сердце девушке». То личное ничтожество, как ощущал себя на дне души за то, что неспособен ни «стать мужиком и завести бизнес», ни хотя бы «бросить пить». Не умея простить себя – он нападал на близкого человека, проецируя своё на другого. Вернее – на другую. На отца нападать таким образом он никогда бы не осмелился. И не потому что не за что, а потому что чуял – отец его «искренности» не оценит и «добрых откровений» не жаждет. А женщины, особенно сами нуждающиеся в помощи, стремятся помогать, исправлять, открывать глаза – за это их частенько хочется урыть. По-принципу: сами виноваты, не трогайте пьяного, пусть самоубивается дальше. Но они же женщины, по-бабски и нарываются. А раз так – бей по ним словами, раскручивай на психоз – пусть повертятся на пупе, доказывая что не верблюдицы…

Будь на месте Татьяны кто-то поумней, сразу же определяла, когда муж «заряжен на драчку», и самоустранялась, чего бы он ни говорил – залепила бы собственные уши кусочком пирога, ну или хотя бы надела наушники и отправилась послушать музыку Брамса. Но нет – женщина же тоже человек, потому начинает зеркально качать свои права и пытаться победить. А не надо этого делать, когда родной муж «заряжен на драчку». Ведь для прекращения данного положения существует же развод. Не обязательно побеждать мужа, если он не хочет танцевать под заунывную дудку, давно опостылевшую однообразием. Можно же догадаться, что если с вами муженька тянет «зарядиться на драчку», значит чего-то вы не смогли создать очень важного в том своём Датском королевстве, которого являетесь хозяйкой?

Но увы – Татьяне, женщине из светского общества – тоже регулярно требовалось перед кем-то качать права, ведь у неё внутри темнело разливаясь волнами море разливанное своих проекций на окружающих. Её собственная душенька плакала по себе нереализованной, а виноватыми казались окружающие, и в частности муж, за которым она охотилась более десяти лет.

Так и бывает: встречаются два одиночества… И качают права, вместо того, чтобы что-то менять по жизни, сорваться с резьбы-инерции, внутри которой крутится каждый, что та белка в колесе…

-– Конечно вспоминал, – ответил Николай, улыбаясь примирительно, – особенно на кухне во время нарезки салата.

–– А я про тебя все эти годы думала. Всё представляла, какой ты теперь. Как живёшь, что делаешь.

–– И что же я делал в твоих представлениях?

–– Уехал в США. Там тебя призвали в Армию и послали в горячую точку. И ты пропал. И никто не знает, где твоя могилка.

–– Отличный сценарий мести!

Подумать только, она всё ещё не готова от него отстать – Николая удивил полёт её фантазии, раньше за ней такого не водилось. Если «жёнушка» мыслит в таком русле, значит не успокоилась. Куда его могли бы послать – тем более не военнообязанного? В Афганистан? Но там давно не велось военных действий.

-– Хочется тебе посетить мою могилку? А чего тогда скорую вызывала?

Татьяна промолчала, будто не расслышала. Молча, согнулась в спине, наверно устала держаться прямо – опала. И уставилась перед собой невидящим взглядом, мимо прохожих.

–– Жаль что у тебя нету детишек, – произнесла она вяло, ни к селу, ни к городу.

У Николая была дочка, почти десяти лет от роду. Общаться ему разрешали строго где-то в парке или на детской площадке. Домой не давали. Бывшая подруга вскорости после их разрыва вышла замуж за мужичка из родительского окружения. Чей-то сынок взял её замуж, дочку не усыновлял специально, чтобы не лишиться алиментов. Николай смирился.

Дружбы с дочерью у него не зародилось. Воспитывали её во вполне потребительском духе. При редких встречах она принимала подарки, очень быстро отбрасывая, что говорило о достатке – девочка ни в чём не нуждалась. И ценить что-то приучена не была.

Без душевной близости настаивать на более частых встречах Николаю не хотелось, к тому же он на несколько лет уезжал. И любовь, сначала зародившись, постепенно ушла в глубину засевшей там занозой.

Как завести близость с ребёнком, с которым не живёшь? Не играешь, не утешаешь, когда плачет, не рассуждаешь о добре и зле? Не читаешь сказок, уложив у себя на груди? Когда не делишься откровениями, и ребёнок не ищет в тебе ни друга, ни защитника?

Тогда отношения чисто формальные, ребёнок приходит на свидание словно на урок, который нужно отбыть ради мамы, чтобы она сходила в парикмахерскую или отдохнула с папой в кино. Николая дочка папой не звала. Он не настаивал, ведь папа – тот, кто воспитывает. А какой из него воспитатель, если он себя не смог воспитать?

Николай чувствовал, что его будто бы обкарнали. Но ведь он сам виноват, это же он твердил что ненавидит детей и не хочет. Ну и чего теперь: не хотел и не надо. А подруга хотела и получила.

Всё время от него что-то получают, но потом – больше не нуждаются. А ему уже за сорок…

-– Ты чего-то задумался, обо мне, да? – Татьяна напомнила о себе.

Она достала пудреницу, и быстро посмотрев в зеркало, захлопнула. После чего продолжила:

–– А ты знаешь, мама всегда говорила, что ты мне не пара. Кстати, как твоя? Надеюсь довольна, что мы расстались? Помню, какое гнусное письмо она мне написала, ещё до нашей свадьбы, помнишь? Мы чуть не рассорились полностью. Какая же она у тебя всё-таки подлая.

–– И хорошо было бы, если бы рассорились и расстались. По сути – можешь теперь выражаться, а только маман оказалась права. Ведь она именно об этом предостерегала. Думала, что тебя дуру остудит, предупредит нас об ошибке, а оказалось меня нужно было от тебя кувалдой отгонять. Жаль, что ей это не удалось.