Читать книгу: «Умри как следует», страница 3
– У Бори тоже глюки, – добавил Саня и нервно хихикнул, – Пора промыть мозги пивом!
И парни решительно закончили рабочую смену.
***
В двадцать три двадцать пять дежурный по первому отделу полиции, старший сержант Воробьев принял вызов. Звонила старушка, представившаяся бабой Дусей, жаловалась на шум в квартире выше этажом. Наряд подъехал, но окна на третьем этаже были темны. На звонок никто не отозвался. Водитель, Паша Семичев, вышел из машины покурить. Пока ребята разговаривали с бабой Дусей, он взглянул наверх, на те самые окна. Ему показалось, что из-за балконной двери на него смотрит неподвижное страшное лицо. Он моргнул, потер пальцами глаза и снова взглянул наверх. Паша вовсе не был уверен в том, что именно он видел, все же была ночь, в стекле могли отразиться какие-то блики. Но он готов был поклясться, что у самого стекла стоит человек отвратительного вида и, не мигая, смотрит на Пашу. Паша плюнул с досады, бросил сигарету в урну, промахнулся и забрался в машину.
***
Утром, а правильней сказать, ближе к полудню, на работу явилась бравая бригада из трех человек, двое несли в руках по банке пива. Боря повернул ключ в замке, распахнул дверь, но внутрь не вошел.
– Парни, мы же сюда не возвращались? – парни заглянули через плечо Бориса в прихожую. Саня присвистнул, Никита сказал:
– Не, пацаны, это не наша работа.
Они с опаской вошли в квартиру. Все в ней было перевернуто, плитка побита, гипсокартон изломан, как если бы кто-нибудь вздумал прыгать на нем. Стремянка была погнута. Молодые люди оглядывались, и удивление перерастало в беспокойство и страх. Никита снова сказал:
– Нет, это точно не мы. Смотрите, банка краски валяется, а кинули ее, похоже, вон туда, наверх, в угол, вся стена в брызгах и пол, а на нас ни капли. Значит, мы прямо из кафе к Сане поехали, сюда не заезжали.
– А кто это все сделал? – спросил Боря, – Хозяин сказал, что ключей два комплекта. Один у него. А второй, получается, у нас. Кто будет за это платить?
– Парни, валим! – решительно заявил Саня, и пошел к выходу.
– А что с ключами решим? – спросил Боря. Ключи решили оставить соседке этажом ниже, приветливой старушке. Похватали инструменты, бросили в сумки и рванули вниз по лестнице. Никита задержался, чтобы отдать ключи:
– Здравствуйте, тетя Дуся! Мы вам ключики оставим от сорок восьмой квартиры? – и Никита обворожительно улыбнулся. Бабуля встретила его отнюдь не приветливо, молча взяла ключи и хлопнула дверью перед носом.
– Да что тут происходит?! – возмутился Никита, и побежал вниз догонять парней.
11.
Лето шло своим чередом. Дождливые дни сменяли жаркие, городские жители при первой возможности бросались за город, жарили мясо, купались, особенно романтичные плели венки из полевых цветов, социальные сети заполнялись яркими снимками. На фото присутствовали свежевымытые автомобили, купальники на любой вкус, загорелые и не очень тела, овощи и фрукты, только что выловленные крупные и средние экземпляры щук, сомов, и прочих рыб помельче. У более обеспеченных граждан на снимках стандартно мелькали пляжи и светлые отели, непременные композиции в стиле “я и пальма” или “я и некая экзотическая растительность”, водные лыжи, горки аквапарков и прочие примеры мирного и беззаботного отдыха. Близился сезон грибов и лесных ягод, люди спешили взять от лета все, что могли.
Сережка и Ира собирались будущую зиму встретить в своем маленьком домике, поэтому свое свободное время проводили на строительстве, всем своим видом подгоняя рабочих. Надо сказать, что Ира еще страшно переживала за свои маленькие, под стать домику и участку, грядки, справедливо полагая, что и трактор, и кирзовый сапог, пройдя по зеленым луковым перьям или нежным веточкам петрушки, могут ущерба даже не заметить, а Ирино сердце не обязательно переживет такое горе. И она при каждой возможности путалась под ногами у рабочих, прохаживаясь поминутно мимо бесценных своих посадок то с лейкой, то с тяпкой. Под таким моральным гнетом строители быстро возводили стены, впрочем, та же спешка прощала им ежедневно то дверной проем не с той стороны, где он был тщательно спланирован, то ящик вместо ступенек, положенный “до послезавтра, а потом лестница тута встанет”, но лестницу, естественно, даже и не планировали пока. Вот и бордовый забор заказали не вовремя, в результате Иру чуть удар не хватил при виде забора синего цвета вокруг домика в бордовых и молочных тонах. Пришлось Алексею Петровичу, кашлянув в кулак, взять слово и, нервно потирая то губы, то подбородок, объяснить, что им-де так посоветовал заехавший по случаю в наше захолустье столичный архитектор, и что синий забор, между прочим, защищает дом от злых духов, по старинному поверью, но закончил он свою речь все же понурив голову и засунув руки в карманы:
– Ну, нет у них сейчас бордового. Они думали, что нам через неделю понадобится, и продали, а мы вот вчера и нагрянули, а у них только синий в наличии, вот, – он бессильно махнул рукой в сторону синего безобразия, поправил кепку на голове и сунул руку в карман. Отступать было некуда, поставлен забор был уже крепко, оставалось только ворота и калитку повесить. Сережка осторожно поднажал:
– В принципе, если не придираться, то забор уже стоит, а по мне так и не страшно, красиво даже, когда он синий.
Ира взглянула на него недобрым взглядом, вздохнула и, что-то бурча себе под нос, пошла взбираться по ящику в дом. Уже оттуда она крикнула:
– Я это переживу, если лоток сегодня вымоешь ты!
Мужчины пожали друг другу руки, – А давай Миху отправим на подвиг? А, Миха? – гроза миновала, и Сережка снова развеселился.
– Еще чего! – откликнулся Миша, не выходя из машины, – Кошки твои? Твои! Вот сам и мой! И так меня эксплуатируете через день, да каждый день.
– Не только эксплуатируем. Еще кормим. И в целом, любим и заботимся, – сказала Ира с порога, примериваясь спуститься вниз и не грохнуться с расшатавшегося ящика. Она отправилась к колодцу, держа в руках чайник и кастрюлю. В доме, не имевшем пока даже окон, разогревалась видавшая виды электрическая плитка.
Ира не жаловалась на такую походную жизнь, ужин на траве, затем поездка домой, кошки, домашние хлопоты. Уставала, но терпела. Сережка тоже ничего не говорил. Это была его идея, его мечта, и неудобства, сопровождающие эту мечту на пути к воплощению, он готов был переживать. Он готов был бы жить уже и в недостроенном доме, но уговорить на это Иру ни за что бы не удалось. Он был благодарен и за то, что она без нытья, или почти без нытья, и так почти каждый вечер проводила с ним здесь. Конечно, приходилось побегать и похлопотать об оставшейся от Ириной родни собственности, но что поделать.
Когда он пришел в эту чужую квартиру, разбирал чужие вещи, думал о том, что люди эти поехали отдыхать, ни о чем таком не думали, а вот как все обернулось. Страшно ли им было? Больно? Он надеялся обсудить это с Ирой, хотя бы для того, чтобы убедиться, что она в норме, но Ира пришла туда, словно на работу, прибирала, упаковывала вещи в коробки, фотографировала и размещала в Интернете – и молчала. Он предложил ей забрать себе красивую картинку со стены и серьги – она удивилась. Сказала, что здесь ей все чужое, что лучше бы им побыстрее здесь все закончить и пойти домой. А серьги пусть в ломбард отнесет или маме подарит, если та не побрезгует, конечно. Так что жаловаться он не мог. Понятно, что она устала, но молчала пока. Самым тяжелым испытанием стала для них квартира матери Иры. Сережка видел в одном сериале, как человек свихнулся и начал собирать все подряд, любой мусор, а потом так и умер дома, придавленный своими же вещами, скурпулезно собираемыми годами. Да. А теперь увидел это своими глазами. Ничего даже отдаленно прикольного, напоминающего тот сериал. Вонь, пыль, гниль, тараканы повсюду, наглые, расхаживают неторопливо, никого не боятся. Это не они сюда пришли, не они нежданные гости, это он, Сережка, ошибся дверью и попал на их территорию. Пригодился захваченный для него Ирой платок, медицинская маска, перчатки и очки, какие используют для защиты глаз от стружки их строители. Отвращение, неотступное отвращение испытывал он, выгребая действительно горы хлама, способные заполнить не одну Газель. Он смотрел на Иру, и поражался, до чего она не вписывается ни в образ, создающийся у него от квартиры ее сестры, ни в образ жизни матери. Она сгребала этот мусор, ни на секунду не останавливаясь, не разговаривая, Ирка-болтушка. Она не желала ни одной лишней минуты там задерживаться. Сережка оставил окна открытыми в обеих квартирах, как ни странно, мертвецами пахло и там, и там. Ира зло пообещала зажечь в каждом углу по три ароматические палочки и сварить ведро кофе, чтобы перебить эту вонь, иначе эту помойку никто не снимет. После этого прибрать дачу и гараж было парой пустяков. И все же, оба они работали, кроме всего прочего, Ира продавцом, сам он монтажником рекламных конструкций, словом, за это лето они порядочно вымотались.
Так что эпизод с забором прошел, можно сказать, гладко, и Сережка был рад.
12.
Наконец, обе квартиры были сданы. Ира вздохнула с облегчением, убирая в папку договор с жильцами.
– Я забыла в коридоре ароматические палочки.
– И эти тоже? – удивился Сережка.
– И эти, – сделала Ира виноватое лицо.
– Купи завтра еще, а то три кошки на одну квартиру – это уже почти газовая камера, особенно по вечерам.
– Куплю завтра. А тебе какие больше понравились?
– А какие ты в те квартиры отнесла?
– Ладан и корицу, – удивленно посмотрела на него Ира.
– Ладан? Ну и дела! —рассмеялся он, – Мне, наверное, корица понравилась.
Ладан, однако, оказался гораздо важней в этой истории, но наши герои пока об этом не знали…
13.
У Захаровых было новоселье. Они удачно сняли квартиру. Хозяева намекнули, что если квартирка им понравится во время отопительного сезона, то они готовы будут им ее продать. А квартирка была что надо: встроенные шкафы с дверцами, легко скользящими в пазах, подвесные потолки, хороший ремонт в ванной, туалете, на балконе, дорогущие люстры, два больших шкафа-купе, встроенная кухня, тоже не копеечная, теплые полы везде, комнаты раздельные, третий этаж, лифт, хороший район, словом, не квартира – мечта!
Дочь Лизу, второклассницу, родители давно отправили спать, запечатлев на щеках по прощальному на сегодня поцелую. А сами пошли мыть и вытирать посуду. Валера, само собой, вызвался вытирать. Он в конце концов кормилец у них и глава! Квартиру, конечно, нашла Татьяна, но переезд был на нем. И он имел право сегодня принять за это дело пару рюмок сверх нормы!
– Ну, что скажешь, жена? – самодовольно спросил гордый муж.
– Скажу, что повезло нам с этими новыми хозяевами, и с квартирой повезло.
– А кто все это сделал? – напросился на похвалу Валера.
– Скажи мне лучше, как ты завтра на работу пойдешь? – увильнула Татьяна.
– Лежа! – захохотал от собственного остроумия Валера, – Я завтра не работаю, со Славкой договорился, он за меня отработает.
***
Ночную тишину разрывал раскатистый храп Валеры. Сквозь сон Татьяне показалось, что кто-то еще в этой комнате захрапел, передразнивая ее мужа, и без того крупного, а в последнее время немного располневшего. И в ту же минуту она почувствовала ужасную вонь. Она повернулась к стене и накрылась одеялом с головой, она устала и хотела спать, никакие завихрения мужниного пищеварения не заставят ее встать, вот уж нет!
В соседней комнате Лиза спала слишком крепко, чтобы услышать или почувствовать что-либо помимо своих детских снов. Длинноногая, как олененок, она спала в своей маечке в мелкую ромашку, тонкая косичка, нерасплетенная на ночь, растрепалась, одеяльце свесилось на пол.
На девочку смотрело, не мигая, мрачное существо. Смотрело, будто пыталось понять, кто перед ним. Несколько минут фигура неподвижно стояла, не сводя глаз с ребенка, затем подошла к кровати, посмотрела еще. Протянула руку и погладила девочку по голове. Она явно не рассчитала силу, поэтому поглаживание превратилось в оплеуху. Лиза нахмурила бровки, но еще не проснулась. Но вторая смазанная затрещина выдернула девочку из безмятежного сна. Она распахнула заспанные глазенки, приподнялась и завертела головой, силясь понять, что происходит. В темноте на фоне чуть светлого окна она увидела громадное чудовище, которое почему-то ударило ее по голове. Лиза окончательно проснулась и пронзительно завизжала.
В соседней комнате, дернувшись всем телом, проснулась Татьяна. Существо замерло, удары прекратились. Лиза шумно вдохнула и снова завизжала. Татьяна перебралась через все еще спящего мужа, оперевшись руками о его живот. Валера хрюкнул и тоже проснулся. Татьяна пулей влетела в комнату дочери, ухватившись за косяк левой рукой, правой со всей силы ударила по клавише выключателя, и во вспыхнувшем свете увидела настолько страшную картину, что на мгновение потеряла способность соображать. Сзади подскочил Валера и тоже остолбенел.
У кровати их дочери стоял некто, словно вырвавшийся из ночного кошмара. По грязному рваному платью, когда-то вполне приличному, они определили в существе женщину. Распухшее лицо и растрепанные короткие волосы не позволяли сразу определить ни возраст, ни пол человека. Лиза вывела всех из ступора:
– Мама! Кто это?!
– Кто вы?! – повторила Татьяна вопрос дочери дрожащим звонким, полным паники голосом. Валера отодвинул жену в сторону, и грозно подступил к старухе:
– А ну, пошла отсюда!
Старуха, до этого момента молча наблюдавшая за происходящим, вдруг пришла в ярость. Она со свистом набрала воздуха в грудь и зарычала:
– Кто?! Кто ты?! Кто это?! – она махнула толстой рукой в сторону Лизы, та отшатнулась в угол кровати.
– Не твое дело! Проваливай! – и Валера схватил безумную бабу за правое плечо. Та слегка покачнулась, но с места не двинулась. Потом ухватила его левой рукой так же за плечо, и Валере показалось, что его зажало в железные тиски. Полсекунды Валера был удивлен этой силищей, а в следующее мгновение старуха дернула его на себя и отшвырнула прочь. Валера вылетел в прихожую, ударился об угол шкафа, упал на пол. Наверху он отчетливо видел накинутую цепочку, раскачивавшуюся и позвякивающую от удара. Как же она пробралась в квартиру? Не через балкон же, в самом деле!
Сумасшедшая старуха развернулась и одной рукой опрокинула компьютерный стол. Татьяна бросилась к дочери, обхватила ее руками, загородила собой. Лиза зарыдала от страха. Демоница продолжила крушить все вокруг. За компьютерным столом последовал шкаф, одна из двух створок которого была зеркальной. По полу разлетелись осколки разного калибра. В след за шкафом на пол обрушился книжный стеллаж, сверху парашютом опустилась занавеска из пестрой органзы. Сумасшедшая страшная женщина повернулась к Татьяне, сжимающей в объятиях дочь, но дальше не пошла. Лицо ее исказилось в злобном оскале.
– Уходи, уйди, пожалуйста, – прошептал Татьяна, – Что тебе от нас нужно? – она всхлипнула, слезы покатились по щекам. Ощущение бессилия и ужас переполняли ее. Чудовище будто поняло мольбу перепуганной матери и отправилось в прихожую.
На полу у двери сидел Валера, голова его дико болела от удара, свой взнос сделали и вечерние возлияния, в ушах стоял оглушительный звон. Он попытался встать, но неуклюже опрокинулся снова, закрыл уши ладонями, как будто звон в ушах от этого мог уменьшиться, и крепко зажмурился. Когда он открыл глаза, на него надвигалась зловонная туша кошмарной старухи. Сквозь набат пульса в голове мелькнула тихая и трусливая мысль – все, конец. Тварь занесла над головой руку – не то для удара, не то для того, чтобы опрокинуть еще что-нибудь – и сбила стоявший на полке стаканчик со обувной щеткой и забытыми хозяевами ароматическими палочками. Как ни странно, это отвлекло ее, она подняла картонную коробочку, попыталась открыть. Нет, мелкие точные движения были ей неподвластны. Коробочка разорвалась, пакетик тоже, палочки рассыпались по полу. Она собрала их своей вздувшейся пятерней. Посмотрела на них, словно призадумалась, поднесла к лицу и полной грудью вдохнула аромат. Валера подумал, что это, кажется, всего второй вдох, сделанный этим чертовым животным за все время погрома. Что же она такое?! Тем временем, чертову животному, очевидно, понравился запах, оно даже глаза прикрыло и не выдыхало. Секунд пять спустя она все таки выдохнула и открыла глаза. Что-то изменилось в ней за эти секунды. Казалось, она успокоилась, приступ ярости прошел, даже цвет кожи из серого превратился в простую бледность.Она шагнула в сторону Валеры, тот зажмурился, прикрыл лицо локтем, второй рукой закрыл голову. Вонь стала совсем нестерпимой, но удара не последовало. Валера открыл глаза. Прихожая была пуста, в дверях детской стояли, крепко обнявшись, заплаканные жена и дочь. За спиной его, за металлической дверью, на лестничной площадке гулко раздавались звуки тяжелой поступи.
– Что это было, Валера? – Таня вытерла слезы ладошкой.
– Папа, я очень боюсь! Поехали отсюда к бабушке! – Лиза размазывала слезы кулачками.
В дверь громко постучали. Все трое вздрогнули.
– Полиция! Есть кто живой? – спросил из-за двери юношеский голос. Валера с трудом поднялся и трясущимися руками скинул цепочку и отпер замок. Перед дверью стояли трое молодых людей в форме полиции.
– Сержант Копылов, – представился молодой полицейский, – Что у вас случилось? Соседи пожаловались на шум. Вы в порядке? Разрешите войти, – и решительно вошел в квартиру. Остальные двое молча вошли следом.
– Ну, так что у вас произошло? – подбодрил он притихших виновников шума и остановился на пороге единственной освещенной комнаты, – Тааак. Новоселье, говорят, у вас сегодня было? – он приподнял козырек великоватой кепки и смерил многозначительным взглядом каждого члена семьи.
– На нас напали, – прервала тишину Лиза. Таня торопливо вывела дочь в кухню. Не рассказывать же полиции, что после пышного застолья они увидели в своем доме уродливую старуху, воняющую мертвечиной, не нуждающуюся в кислороде, легко одной рукой швыряющую крепкого мужчину выше себя ростом примерно на две головы и проходящую сквозь дверь! Так и до психушки не далеко. Поэтому она укутала дочь в свою теплую кофту, налила из чайника теплой все еще воды в чашку, насыпала в нее растворимого какао побольше, поцеловала дочь и отправилась спасать ситуацию.
В прихожей на тумбочке сидел сержант Копылов в своей форме на пару размеров больше, чем следовало, и важно записывал кто такой Валера, где он работает, с кем проживает и прочие формальные вещи. Таня поставила табуретку для мужа, встала рядом и, скрестив руки на груди, приготовилась врать. Валера имел вид подавленный, сидел, понурив голову и время от времени потирал то здоровенную шишку на затылке, то красные глаза. Татьяна вернулась в кухню, достала из холодильника упаковку замороженных куриных окорочков и принесла мужу.
– На, приложи к шишке.
– Что вы мямлите, гражданин Захаров, я ничего не могу понять! У вас мебель опрокинута, жена и дочь в слезах, у вас у самого я вижу следы побоев! И запах! – он ткнул ручкой в сторону Валеры – Выпивали? Выпивааали, – уличил он главу пострадавшего семейства.
Наглый молодчик потратил все остатки самообладания Татьяны.
– Вы что, не слышали?! Вам русским языком сказали: на нас напали! – завелась она.
– Ну, предположим. Кто конкретно на вас напал, вы можете это объяснить? При каких обстоятельствах? Куда делся нападавший? Насколько я понял, у вас дверь была на цепочку закрыта, – он ехидно наклонил голову вбок и прищурил один глаз.
– Через дверь! – отрезала Татьяна и, проведя рукой по волосам, добавила уже спокойно и твердо:
– Мы потом дверь заперли. А кто на нас напал и с какой целью, нам неизвестно. Может быть, не на нас хотели напасть. Мы эту квартиру только что сняли. Кто-нибудь из прошлых жильцов или друзья хозяев. Или не друзья. А может, родственники их какие. Мебель здесь не наша стоит, может у них здесь припрятано было что-то, поэтому все шкафы и перевернули. Да, точно. Что-то искали, но не нашли.
– Возможно, это возможно, – признал сержант, – А как они в квартиру попали?
– Я думаю, у них свои ключи были. Мы все уже спали, когда… – Татьяна замялась, подбирая слова. Она так ясно вспомнила, как КТО-ТО передразнивал ее храпящего мужа, вспомнила вонь, жуткий вид старухи, склонившейся над ее дочерью с вытянутой рукой, будто хотела схватить девочку за горло. У Татьяны задрожал подбородок и вспотели ладони.
– Произошло нападение, – подсказал Копылов, начиная верить этим людям.
– А муж головой сильно ударился, вот у него мысли и путаются, – и это уже была правда.
Копылов записывал Татьянин рассказ.
– В травматологию отвезем вашего мужа, врачи посмотрят, заодно зафиксируют побои, – не поднимая головы сказал он, – Так кто на вас напал?
Татьяна открыла рот, чтобы рассказать о двоих неведомых преступниках мужского пола в черных куртках и с большими ножами и тюремными наколками на пальцах, как вдруг детский голос ответил за нее:
– Очень страшная старуха. Очень сильная, очень злая, – и, помолчав, добавила, – И воняло от нее очень. Она меня по голове ударила.
Никто и не заметил, что девочка уже не сидит одна в кухне, а стоит за углом прихожей, в длиннющей кофте с закатанными рукавами, держа в руках чашку с какао. Ей было страшно сидеть одной в этой вчера еще восхитительно новой, а сегодня такой чужой и небезопасной кухне. Татьянино сердце защемило от жалости:
– Иди к маме, Лизонька! – она наклонилась и раскрыла объятия. Лиза прошлепала босыми ножками в прихожую и прижалась к матери. Валера закрыл лицо руками и зарыдал, чего не случалось с ним с самого детства.
Сержант смотрел на них в немом удивлении.
14.
Ира курила у служебного входа в магазин и болтала по телефону:
– Еще не переехали, но уже скоро. Вот окна на первом этаже поставим, да душ закончим делать, и переедем… Да не то слово! Каждый день ездить приходится туда-обратно! И деньги, и время тратим. А эти рейсовые автобусы, Аня, это просто отдельная пытка для нервной системы! Тетки за пятьдесят – это что-то! Заходит в автобус и начинает метаться: вот здесь встану, нет, вот там, а нет, первый раз лучше место было! А старушки! Сядет позади тебя, вцепится в спинку сиденья, волосы зацепит, и раскачивается – ну, чисто спортивный болид пилотирует, или на американских горках несется! Автобус так и не раскачивается, как эта бабка спинку сиденья дергает из стороны в сторону…
– Зорина Ирина Владимировна? Участковый. Тришкин, Борис Альбертович меня зовут, – бодро перебил Иру высокий худой человек в форме, – Курите? Посреди улицы? У всех на виду?
– А где? Здесь у нас “организованное место для курения”, – процитировала она директора.
– Пропагандируете курение среди молодежи? Дети ходят, смотрят на вас, пример берут, – Ира поперхнулась, – Ань, я перезвоню. Я еще сиськи ношу каждый день, так вы запишите, что я среди малолетних мальчиков веду пропаганду сиськоношения, – она бросила окурок в урну, – Чем обязана?
– Острите? Ну-ну. Где мы можем поговорить? – супя брови для важности спросил участковый.
– Пойдемте в подсобку. А что случилось?
Они сели на протертые стулья в подсобке, между покрытым клеенкой столом и металлическим стеллажом, набитом коробками и пакетами.
– Вы сдавали квартиру по адресу: улица Осенняя, семь?
– Ну, да. А что? – Ира почувствовала беспокойство.
– А сколько комплектов ключей от этой квартиры всего существует?
– Ну, вот что. Объясните мне для начала, что произошло. Поскольку я никакого преступления не совершала, насколько я помню, я вам отвечу на все вопросы. Но сначала объясните, зачем мне это делать, – решительно сказала Ира. Участковый поерзал в нерешительности, кашлянул, обдумывая, как бы этот бред получше объяснить. Он надеялся, что если с самого начала возьмет тон построже, то эта баба сама понарасскажет ему на десять листов протокола, и тогда, возможно, что-то и прояснится, но не вышло.
– Да тут странная история произошла с вашими квартирантами, непонятная история, прямо скажу вам. Словом, поступил вызов позавчера ночью от ваших соседей. Жаловались на шум.
– Ну, что за люди! – Ира в сердцах хлопнула ладошкой по столу, – По-человечески предупредили, новоселье у них, ну, и пошумят немного, соседи сами-то что, никогда и половицей не скрипнут?!
– Не в этом дело, – мягко перебил ее участковый, и Ира нахмурила брови, заподозрив за этой переменой тона нечто посерьезней, чем пьяная дискотека.
– А в чем тогда? – после некоторого молчания спросила она, видя, что Тришкин все не решается приступить к сути дела.
– Отгуляли свое новоселье они вполне в рамках закона. Дочь уложили спать в двадцать один час, в двадцать один пятьдесят пять гости разъехались, хозяева посуду помыли, порядок навели, по их словам не позднее двадцати трех часов они спать легли. С этой стороны претензий нет. Около нуля часов соседи услышали крики из их квартиры, ребенок кричал, Захаров кричал, – Тришкин вынул из портфеля листок, – По словам соседей, мебель ломали в квартире Захаровых, а потом все стихло. Когда наряд подъехал, а они, надо сказать, на углу седьмого дома и были, когда вызов приняли, дома всю семью застали, мать и дочь в слезах, перепуганные до предела, у Захарова сотрясение мозга и травма плеча. Да. Травма, – задумчиво и беспокойно повторил он, – Захаровы утверждают, что к ним в квартиру проникли двое мужчин в черных куртках, на пальцах тюремные наколки, – он повернул листок, чтобы Ира могла прочесть это сама, но она не стала, – Следов взлома нет, преступники, вероятно, открыли двери своими ключами. Мебель действительно разбита. Все, что было в детской, кроме кровати.
Ира слушала, нахмурив брови и немного отвернув голову вправо, она не могла поверить услышанному.
– Двое урок что-то искали в квартире Костровых? Быть такого не может. Они, конечно, не бедные люди были, но не из того теста, чтобы нечто ценное в квартире спрятать, показуха – их девиз по жизни был. И с бандитами в наколках их не представить рядом, слишком чванливые они были ребята. Нет, это действительно странно! И мы же, прежде чем квартиру сдать, все там прибрали хорошенько. Ничего такого не заметили, никаких тайников, ни алмазов, ни урана.
– Это, Ирина Владимировна, не все странности. Дочь Захаровых утверждает, что никаких бандитов не было, а была одна пожилая женщина. Она все это и натворила, – Ирины брови поползли вверх, – И сосед из квартиры наискосок от вашей, дверь обита коричневым дерматином, помните? – Ира кивнула,– Там бдительный дедушка живет, он утверждает, что из квартиры Захаровых вышла некая бомжиха, а никаких мужчин он в свой глазок не увидел, только наших ребят, когда они по вызову прибыли.
– Вот это поворот! А Захаровы что, настаивают на бандюках?
– Да. Валят на то, что у ребенка нервное потрясение, она, дескать, спросонок не поняла, кто перед ней. А вот, взгляните, врач пишет, что у Захарова кроме гематом на голове и спине, в следствие падения, есть еще гематома на плече, в очертаниях коей отчетливо просматривается отпечаток левой руки, все пять пальцев, – он с серьезным лицом положил перед Ирой еще один листок.
– Погодите-погодите, вы хотите сказать, что кто-то из родных и знакомых Костровых (или моих), пожилая женщина, проникла ночью в их квартиру, открыла дверь своим ключом, разнесла детскую, взяла огромного Захарова за плечо и швырнула так, что он сотрясение мозга получил при падении, а потом ушла? – Тришкин молчал, – ЗАЧЕМ, Господи ты боже мой? Борис Альбертович, вы мне голову морочите?
– Нисколько. Так у кого еще могут быть ключи от этой квартиры?
– Насколько мне известно, ни у кого. Костровы погибли в аварии все сразу, вместе с собакой и ключами. Оставался один запасной комплект у матери, она мне его отдала. А для Захаровых мы сделали дубликат. Мы с Костровыми не общались несколько лет, так что доподлинно мне не известно, были ли еще ключи. Бедные Захаровы! А замок я поменяю.
– Обязательно поменяйте, – участковый сидел, положа руки на портфель, листки свои не собирал и в целом, явно никуда не спешил.
– Что-то еще?
– У вас же и от матери квартира осталась?
– Вот же елки зеленые! Если кто-то что-то искал и не нашел, могут и ту квартиру проверить, да?
– Могут.
– Тоже зря людей перепугают, из этой квартиры мы не разбирая вещи выносили, прямиком на помойку. Если и было что – все уже на свалке.
– А где ваша семья похоронена, Ирина Владимировна?
– Да какая семья!.. – ляпнула было Ира, но сразу спохватилась, – Костровы здесь, на Городском, а мать в деревне, она просила с мужем ее похоронить.
– В Сатеево? – небрежно спросил Тришкин, и провел пальцем по краю листка с описанием Валериного синяка.
– Да, а что?
– Нет, ничего. Я там бываю иногда. К родным езжу. Кажется, я вас там видел. Память у меня на лица хорошая.
– А, понятно.
– Давайте мы с вами запишем все про ключи, и я пойду, дел еще много.
– Конечно-конечно, идите. То есть, пишите.
***
– Алло, Татьяна? Это Ира, здравствуйте! Ко мне участковый приходил, рассказал про ваше происшествие. Я вам очень сочувствую, но ничего не понимаю. Как вы? Что теперь планируете делать?
– Ой, Ира, мы сами ничего не понимаем. Мы съехали из квартиры, сейчас у моей мамы пока поживем. Правда, оставили вам бардак, вы не обижайтесь, мы очень спешили.
– Ну, что вы, какие обиды, когда такой ужас у вас.
– Мы вам ключи завезем на днях.
– Не стоит беспокоиться, замок все равно новый нужно врезать. Теперь мне нужно вам деньги вернуть…
– Нет-нет! Ничего не нужно!
– Ну, как же!..
– Нет. Мы все уже решили, денег нам не надо.
– Да нет же, это неудобно!
– Нет. До свидания, – и Татьяна сбросила звонок.
– Да как же?.. Ну, вот тебе и здрасте, – растерянно пробормотала Ира, – Теперь совсем непонятно стало.
***
Тришкин шел по улице пешком. Погода прекрасная, а мысли необходимо привести в порядок. Сатеево числилось в вотчине его дяди, сельского участкового Степана Михайловича. Так что он, Борис, был, практически, потомственным участковым. Это дядя рассказал ему про две смерти в Сатеево. Про погибшую на подъезде к городу женщину он узнал сам, случайно. От коллеги. Само собой, причиной смерти признали несчастный случай. Ну, пошла женщина на каблуках по обочине, поскользнулась, упала в канаву. Ну, шею сломала. Это бывает. Но вот муж ее тоже про старуху говорил, и описание совпадает. Требовал, чтобы ее нашли. Кто будет искать сумасшедшую оборванную старуху в лесу? Ответ ясен. Конечно, когда они со Степаном Михайловичем эти истории обсуждали, сидя на деревянной скамейке за деревянным столом прямо на улице под яблоней, да приправляли их самогоном под домашнее сальце с чесноком и прочие простые сельские разносолы, тогда казалось очевидным, что история эта реальна, что есть старуха, и с какой-то целью пробирается она с Сатеевского погоста в город, оставляя позади себя смерть и страх. Но вот он встретился с Зориной, и что? А ведь на этой Зориной все и сходится. Это она похоронила в Сатеево свою мать, с которой несколько лет даже по телефону ни разу не поговорила, он проверил. Они со Степаном Михайловичем все проверили. Дом, в котором убили Черкесову, мать Зориной в свое время прибрала к рукам, пока дочь не стала совершеннолетней и не вступила в права наследования, а потом и продала за бесценок, лишь бы дочери не досталось, хоть бы и много лет спустя. Женщина, погибшая в канаве, позднее помогла отнять у Зориной сына, видно этой мамаше мало было у родной дочери домик отнять. М-да, соседи ее много чего рассказали про это семейство. Как они умудрились вообще погибнуть каким-то сторонним способом? По идее, они должны были погибнуть в драке, пытаясь одновременно перегрызть друг другу глотки. Теперь случай в квартире умершей сестры Зориной, любимой дочери их матери, об этом все в один голос говорили. Впечатление такое, что ищет неугомонная мамаша встречи с дочерью аж с того света. Непонятно только зачем. У самой Зориной даже мысли не промелькнуло тревожной. И он ей не смог намекнуть, предостеречь. Эх!.. А как такое скажешь?! “Здравствуйте, похоже, ваша мать вернулась из могилы и зачем-то ищет вас, попутно убивая людей и собак”, – он усмехнулся. Ну и бред!
