Читать книгу: «Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман», страница 9
– Да-а, Тимка, ты – философ! – посмеиваясь, оценил его теорию Гордеев, но Тимур своей серьезности не изменил.
– Советую и тебе быстрей начать «философствовать», а то Лучинскую не удержишь! У нее же не взгляд – огонь! Уведи ее куда-нибудь погулять. Здесь же простор! Природа! – Он понизил голос и пристально посмотрел на друга. – Подумай сам: если не ты – то Задорин!
Виктор резко поднял глаза, и его сжавшиеся в ниточку губы ясно показали, что подобная мысль его уже посещала.
Солнце стояло высоко над горизонтом. Ласковый летний ветер играл длинной густой шерстью огромного луга, который простирался от деревни до леса. Волны изумрудного цвета, пробегающие по высокой сочной траве, были настолько похожи на морскую зыбь, что у Лизы возникло ощущение, что она находится на берегу залива, а не на опушке ореховой рощи.
Гордеев на луг не смотрел. Портреты ему нравились гораздо больше, чем пейзажи. Растянувшись на траве в полный рост, он наблюдал за Лизой, которая, поджав ноги, сидела среди вороха ромашек и сосредоточенно плела венок. Первый из них уже украшал ее макушку, второй, очевидно, был предназначен для него. Цветы Лиза нарвала по дороге сюда, во время которой не проронила ни слова, да и сейчас разговорами его не баловала.
Виктор знал, почему она дулась. Сегодня утром он отчитал Лизу за то, что она позволила Задорину донести свое ведро с водой. Когда он увидел их снова вместе – ну, просто не сдержался! Да и, скажите, пожалуйста, кому понравится, когда твою девушку на твоих же собственных глазах обхаживает другой?
– Лиза, не сердись! – попробовал Гордеев заключить «мировую» и потянул ее за подол зеленого сарафана, застегнутого спереди на маленькие белые пуговички. Как ромашковый луг!
Ответа не последовало. Лиза взяла с травы еще один цветок.
– Лиза!
– Что?
Односложно. Бесцветно. Взгляда нет. Она так и будет изводить его капризами? Ладно, будем выяснять отношения.
– Почему ты попросила Задорина?
Дурацкий вопрос!
– В умывальнике закончилась вода, – логично объяснила Лиза, вплетая в венок очередную ромашку. – Было жарко, мне захотелось умыться.
Что жарко – так это уж точно. Гордеев расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. Сколько же терпения нужно, чтобы с ней разговаривать!
– Ты же понимаешь, что я не об этом. Почему ты не попросила меня?
Она пожала плечами:
– Ты был далеко, Сашка проходил мимо. Вот и все.
В следующий раз она, может быть, попросит Задорина помочь ей умыться? Разумеется, если он снова будет «проходить мимо»? Виктор сел.
– Лиза, ты понимаешь, что ставишь меня в дурацкое положение? Как я выгляжу в глазах всех остальных, когда Задорин демонстративно увивается за тобой, а ты его поощряешь?
Озабоченный серебристый взгляд взметнулся к его глазам.
– Всех остальных? Витя, кого это – всех? Есть ты, есть я, а кто это «все остальные»?
– А есть Задорин, – напомнил он ей, так и не ответив на вопрос.
Лиза повысила голос:
– Витя, ну, послушай же! Сашка, он… ну, он мне, как брат, понимаешь? Мы вместе выросли, и я…
Да за кого она его принимает? За безмозглого слепого кретина? Гордеев поднялся на ноги.
– Ты что, смеешься? С кем это «вы выросли»? Ты знакома с ним всего три года!
– Пожалуйста, не проси меня! – Ее лицо исказилось. – Я не могу перестать общаться с Сашкой, но я обещаю тебе…
Он перебил:
– Неужели тебе безразлично, что о нас говорят?
– Да абсолютно! – с досадой фыркнула Лиза. – Мне это совершенно, абсолютно, стопроцентно фи-о-ле-то-во!
Внутри у нее начало расти раздражение. Почему он все время заставляет ее отчитываться? Какая, к дьяволу, разница, кто принес ей это дурацкое ведро? И почему она должна думать, как бы так пообщаться с друзьями, чтобы это не вызвало пересудов? Не в силах достучаться до Гордеева, Лиза выместила свою злость на несчастном ромашковом венке. Скрепляя его концы, она резко затянула узел и стала по одному обрывать лишние стебли.
От ее вызывающего вида Виктор окончательно сорвался:
– Чего ты добиваешься? Чтобы надо мной потешался весь класс? Или весь город? – закричал он на нее сверху вниз.
Черт побери, да как же ему надоело с ней ругаться! Неужели так трудно признать его правоту? Ведь он прав!!!
Лиза вскочила. Позволить орать на себя – вот этого она уж точно не могла. Серебро в глазах гневно сверкнуло.
– Если для тебя так важно, что подумает о тебе Золотов, то почему ты еще здесь? Беги, спроси у него, у Белянской, можно ли тебе гулять со мной по лесу или лучше посидеть у них на виду, чтобы им было, о чем потом болтать?
Нет, она переходит все границы!
– Ты переворачиваешь все с ног на голову!
– Ничего подобного! – Теперь она кричала в полный голос. – Конечно, если ты хочешь, то мы с тобой станем спрашивать у «всех остальных» разрешения на каждый твой поцелуй…
Она собиралась нахлобучить на него многострадальный венок, но он поймал ее за обе руки. Лизе стало больно. Его венок упал, она попыталась вырваться, но Виктор был сильнее.
– Нет, разрешения на поцелуи спрашивать мы не станем.
Ледяной голос. Взгляд – клинковая сталь.
Он что, решил наказать ее за дерзость? Виктор наклонился к Лизе, но ей совсем не хотелось целоваться! Она все еще чувствовала… много чего, даже не перечесть!
– Отпусти! – дернулась она.
Еще не успевший сойти гневный румянец, каштановые локоны пополам с ромашками, испуг в самой глубине ее зрачков… Все это вдруг вызвало такой острый приступ желания, что Гордеев на секунду замер. Вот он, момент «сейчас или никогда»! «Подумай сам: или ты – или…» Про другое «или» думать было невозможно, тем более, что голова уже не работала.
С силой впившись в ее губы, он заставил ее опуститься на ворох ромашек. Его руки запутались в длинных кудрях, но отвернуться ей не дали. Венок соскользнул по волнам ее волос куда-то в траву. Упрямые губы, наконец, сдались и раскрылись – и Лиза перестала вырываться. Прав все-таки Тимур: девчонок нужно укрощать!
Поцелуй становился все более проникающим, и ее обдало жаром. Лизе захотелось одновременно прижаться к нему и оттолкнуть. Раскаленный спазм, возникший в горле, стекал все ниже, расплавляя на пути остатки ее сопротивления. Она подалась вперед и, обняв его за шею, ответила на поцелуй, который из яростного тут же превратился в нежный. Виктор оторвался от ее рта только затем, чтобы потребовать:
– Не смей больше кричать на меня! Никогда, слышишь?
Вместо того, чтобы снова возразить, она коротко кивнула, и он вернулся в омут ее губ. Сердце колотилось со скоростью горошин, сыплющихся на поднос. Руки Виктора, перебирающие ее локоны, спустились на плечи, а потом… Лиза ощутила его ладонь на своей груди. Его длинные и вдруг похолодевшие пальцы едва заметно подрагивали, а из-под них, как круги по воде, разбегались по ее коже мурашки.
– Ты снова «нечаянно»? – прошептала она, почти не размыкая их губ. – Или «не хотел»?…
– Хотел… хочу… – его голос сорвался. – Я хочу тебя!..
О-ох! И что теперь? Кажется, это слишком…
Все сильнее сжимая упругий холмик под зеленой тканью ее сарафана, другой рукой он разыскал на нем застежку и уже справился с первой беленькой пуговичкой, но тут Лиза отстранилась. Не то, чтобы его прикосновения были ей неприятны… скорее, даже наоборот, но инстинкт самосохранения сработал безотказно. Прикрыв тыльной стороной ладони припухшие губы, Лиза отрицательно помотала головой.
– Иди ко мне! – позвал он, задыхаясь без ее поцелуя.
Она была уже на расстоянии шага и отдалилась еще.
– Нет… Витя, нет.
Не может быть! И это всё? Он ведь мысленно уже был с ней… в ней…
– Лиза! – Виктор судорожно сглотнул. Он просто не мог отпустить ее сейчас! Он привстал и потянулся, чтобы схватить ее за руку, но Лиза почти отскочила.
Забавно все-таки наблюдать за парнями! Совсем ведь не могут себя контролировать! Лиза, уже стряхнувшая с себя власть желания, не удержалась от улыбки и оглянулась в поисках путей отступления.
– Иди сюда! – приказал Гордеев, оценивая расстояние между ними, которое увеличивалось с каждой минутой. – Это же глупо. Ведь все равно поймаю!
Ей, кажется, нужен был только повод.
– Поймаешь? Ну, догоняй!
– Что???
Из ее глаз брызнули серебристые смешинки.
– Догони меня! Ты что, бегать разучился?
Гордеев не успел опомниться, как Лиза, распрямившись, словно легкая пружина, пустилась наутек. Чтобы прийти в себя, Виктор тряхнул головой. Голова кружилась. Разве так бывает? Он сделал все, чтобы показать, насколько он к ней неравнодушен, а она – бегать его зовет? С ума сойти! У Тимура, наверняка, таких проблем не было!
Гордеев резко встал и тут же согнулся пополам от болевого спазма. Будто кто-то с размаху дал ему коленкой между ног! Чертовы гормоны! Его тело категорически отказывалось «остывать». Так, что там рекомендовали в книжках при непрошеной эрекции? Подышать, подумать о чем-то, не связанном с сексом… Ёлки, и как, интересно, о нем не думать? Виктор шумно выдохнул. Хорошо, хоть Лиза этого не видит!
Где она там? Зеленый сарафан мелькал уже далеко за деревьями. Виктор усмехнулся. Чер-те что за девчонка! Понятно, конечно, что у нее пока одни ромашки в голове, и до спокойной рассудительной Вари Лизе еще расти и расти! Но… Если он сейчас не сделает ее взрослой – она может достаться кому-нибудь другому! «Моя! Все равно она будет моей!» – решил Гордеев и сожалением посмотрел на примятую траву и ромашки. Два сплетенных Лизой венка остались сиротливо лежать на опушке ореховой рощи.
Солнце пробивалось сквозь листья орешника, создавая причудливо кружевные тени. Виктор оглянулся по сторонам. И где ее искать? По всему лесу?
– Лиза! – закричал он. – Мы играем в прятки или в пятнашки?
Вместо ответа ему в плечо угодил недоспелый орех, Гордеев поднял глаза и среди ветвей увидел зеленый сарафан. Лиза улыбалась и болтала ногами. Ну, как на нее сердиться?
– Что за детский сад? – укоризненно произнес он и мотнул головой в сторону луга. – Только что ты была совсем взрослой, а теперь вдруг сбросила лет десять! Как это у тебя получается?
– Я знаю секрет вечной юности, – рассмеялась она.
– Скорее уж, вечного детства! – проворчал Виктор и, примеряясь, обошел вокруг дерева. – Слезай!
Она нахмурила брови и сказала строгим тоном Власты Эрастовны:
– А ты обещаешь вести себя прилично?
– Всё! Мое терпение лопнуло!
Он ухватился за нижнюю ветку и, подтянувшись, полез наверх. Лиза сразу же перестала веселиться и перебралась повыше.
– Все равно же достану! – пообещал он, почти коснувшись ее ноги.
Она попятилась. Раздался хруст сухой ветки, треск рвущейся ткани… и Лиза, вскрикнув, полетела на землю. Его сердце упало вниз вместе с ней.
Спрыгнув с дерева, Виктор приземлился рядом и начал тормошить, стараясь поймать ее взгляд.
– С тобой все в порядке? Чем ты ушиблась? Голова не болит?
Лиза провела рукой по лбу и тряхнула кудрями.
– Ничего себе! – пробормотала она, поднимая глаза туда, где на трехметровой высоте повис зеленый лоскуток, который пару минут назад был частью подола ее сарафана.
Виктор с облегчением вздохнул:
– Фу ты! У меня чуть сердце не разорвалось! Идти можешь, космонавтка?
Он подал ей руку. Лиза поморщилась и попыталась подняться, но тут же, охнув, осела обратно на траву.
– Ногу больно, – пожаловалась она.
Ее левую коленку украшал огромный кровоподтек, а голеностопный сустав выглядел немного неестественно. Гордеев присел и осторожно дотронулся до ее щиколотки. Лиза побледнела.
– Слушай, а дело-то серьезное! – не на шутку перепугался он, озабоченно осматривая ее раны. – И, кажется, есть только один способ доставить тебя к врачу.
Виктор подхватил ее на руки и даже удивился тому, как легко это сделал. Лиза доверчиво прижалась к его плечу, и он сразу же почувствовал всю ее хрупкость и беззащитность.
Когда Гордеев внес Лизу в спортивный зал школы, все разговоры разом стихли. Снежана, которая делала к вечерней дискотеке новую прическу, застыла с поднятой вверх прядью и, окинув пристальным взором Лучинскую, злорадно констатировала:
– Допрыгалась!
Не обращая внимания на пронесшийся шепот, Виктор уложил Лизу на одеяло и коротко распорядился:
– Нам нужен врач!
– Я за мотоциклом! – моментально среагировал Лихаманов и испарился.
Клементьев и Задорин, которые до этого вторжения мирно играли в шахматы, почти сразу оказались рядом с Лизой. Первое, что бросилось в глаза Сашке – это разорванный подол сарафана и кровь на ее ноге. Ненависть закипела мгновенно.
– Что ты с ней сделал, подонок?!
Сашка схватил Гордеева «за грудки», и Олег едва успел перехватить его занесенный кулак.
– Подожди ты, Шурик! Сначала же нужно разобраться!
– Да что вы, с ума все посходили? – закричала на них Лиза. – Мне и так больно, еще не хватало вас разнимать!
Олег втиснулся между Сашкой и Гордеевым. Тимур подошел и встал рядом с Виктором. Вокруг собралась толпа, и больше дюжины глаз уставилось на Лучинскую. Стараясь смотреть только на своих друзей, она слабо улыбнулась:
– Ребята, вы не поверите, но я упала с дерева!
– С какого еще дерева? Зачем ты его выгораживаешь? – действительно не поверил ей Сашка, выплеснув поток ненависти в сторону соперника.
Олег заинтересованно пригляделся к Лизиной окровавленной коленке: рана была рваной, и вряд ли Гордеев тащил ее через чащу леса…
– Шурик, послушай ее, – тихо посоветовал он другу. – Она говорит правду.
– Конечно! – Лиза добавила в голос бодрости и затараторила. – Я хотела нарвать орехов, но на дереве оказалась сухая ветка, я на нее наступила…
– …а Гордеев, разумеется, случайно гулял под этим деревом и поймал тебя! – ехидно передразнила ее Белянская.
– Если бы я ее поймал – она не сломала бы ногу! – испытывая чувство вины, проговорил Виктор. Наверное, он и вправду был виноват: увлекся.
– Вряд ли это перелом, скорее похоже на вывих, – засомневался Олег и, присев рядом с «пациенткой», приказал со знанием дела. – Ну-ка, пошевели пальцами!
Лиза прикусила губу и выполнила требуемое действие.
– Я же говорю: вывих! – торжествующе подтвердил свой диагноз Клементьев. – А коленка – ерунда! Думаю, даже зашивать не придется. Сейчас перевяжем – и всего-то делов!
Лиза нерешительно предположила:
– А сустав тоже сможешь вправить?
– Не знаю, – смутился Олег. – Я же не волшебник, я только учусь…
– Где тут пострадавшая? – прогремел у входа голос Эдуарда Андреевича.
По-видимому, новость распространилась и до беседки школьного сада, где проводили время учителя.
– Что случилось? – засуетилась Евгения Юрьевна и, увидев плачевное состояние Лизы, побледнела больше своей ученицы. – О, Господи!
– Тише, Женя! Сейчас разберемся! – энергично скомандовал Журавский, но одного взгляда на Лизину ногу оказалось достаточно, чтобы он посерьезнел. Олег изложил свою версию.
– Лиза, у тебя действительно вывих, – согласился преподаватель, обследовав сустав.
– Гришка поехал за врачом, – сообщила Лучинская. Она стала уже белее снега. Нога жутко болела и начала отекать.
Эдуард Андреевич посмотрел на часы.
– Шесть вечера, воскресенье. Вряд ли в местной поликлинике кто-то есть, а до районной больницы – три часа езды. – Он задумчиво что-то прикинул. – Когда мы с друзьями сплавлялись по реке, я такого насмотрелся… И конечности ломали, и суставы приходилось вправлять… Так что, если ты разрешишь – я, как опытный костоправ, сумею починить твою ногу. Ты мне доверяешь? – бодро улыбнулся он.
Лиза мужественно кивнула.
– Будет немного больно. Потерпи, – предупредил Журавский, опускаясь на колени на ее одеяло, и выжидающе спросил. – Готова?
Лучинская судорожно уцепилась за ладонь Виктора и закрыла глаза. Крепко захватив одной рукой ее голень, другой – основание стопы, Эдуард Андреевич резко дернул, вправляя сустав. И Лиза первый раз в жизни потеряла сознание.
– И что же было дальше? – нетерпеливо поинтересовалась тетя Люся, перебирая морские камушки.
Волны облизывали песок пляжа, море сияло яркими бликами. У линии прибоя трехгодовалые двойняшки, сыновья тети Люси, с хохотом стреляли из водяных пистолетов в двоюродных сестер, Катю и Аню.
Отпуск на берегу моря был непременным атрибутом лета, и семья Лучинских каждый год проводила несколько недель в Славянке, в гостях у сестры Ольги Михайловны. Людмила была на одиннадцать лет моложе Ольги и ровно на одиннадцать – старше Лизы, поэтому приходилась подругой им обеим.
Лиза перевернулась на спину.
– После того, как я упала с орехового дерева? – продолжила она свой рассказ, прикрывая глаза шляпкой. – Наш преподаватель, который оказался по совместительству доктором Айболитом, пришил мне новую лапку – и теперь я, как новенькая!
Лиза помахала в воздухе ногой, на которой еще красовался заживающий кровоподтек, и призвала присутствующих убедиться в ее полной исправности.
– Не слушай ты ее, Люся! – вмешалась в разговор Ольга Михайловна. – Ты не представляешь, что я пережила! Звонит мне на работу некто, представляется Лихамановым Федором Борисовичем и говорит: «Вы только не волнуйтесь, с Вашей дочкой все в порядке, но ее надо отвезти домой, а то она ходить не может»!
– Ой, мама! Просто все мужчины – паникеры! – беззаботно отмахнулась Лиза. – Это Гришка дядю своего напугал – вот он и стал тебе звонить. А я вполне могла и на поезде со всеми доехать, не обязательно было папу на машине присылать. Наши ведь только сегодня домой возвращаются!
– Лежи уж! Отдыхай, источник паники! – усмехнулась мама. – Кто до сих пор хромает? Я, что ли?
– Никак не возьму в толк: что ты делала на этом дереве? – пожала плечами тетя Люся.
Племянница тяжело вздохнула:
– Сколько же можно повторять? Орехи рвала! Яблоки там, вроде, не растут!
– Какие могут быть орехи в июне? – недоумевая, проговорила Ольга Михайловна.
Ее дочь постаралась оправдать свои действия:
– Я всего лишь хотела проверить: доспели они или нет?
– Вряд ли орехи созреют в это время года, – хитро улыбнулась тетя Люся. – А вот ты, юная натуралистка, уже в полном порядке! У тебя полный дом женихов, а ты все по деревьям лазаешь!
– Вот и я говорю, что давно уже пора вести себя соответственно! – подхватила Ольга Михайловна и вдруг осеклась. – Каких еще женихов? Люся, ты преувеличиваешь! До окончания института – никаких женихов! Лизе учиться надо, а замуж она всегда успеет!
Мама натянула дочке шляпу на самый нос, Лиза поправила ее и, переглянувшись с тетей, хихикнула.
– Можно подумать, она нас спрашивать будет! – резонно заметила Людмила Михайловна. – Придет ведь однажды домой, как я, и скажет: «Предки! Я замуж выхожу!»
Журавский едва отыскал на железнодорожном вокзале работающий телефонный аппарат. Откомандировав Женю «пасти» подопечных на автобусной остановке, и, «стрельнув» у нее двухкопеечную монету, он отправился звонить Марии Васильевне.
– Тетя Маша? Привет! Да я, я! – снисходительно рассмеялся он в ответ на восторженные восклицания тетушки. – Мы уже приехали, но у меня к тебе просьба: ты двери мне не открывай, ладно?.. Нет, я не шучу! Так надо. Сделай вид, что тебя нет дома или… еще лучше, и вправду, сходи в гости к своей Анне Ивановне – тогда и в шпионов играть не придется… Нет, мне не нужна квартира. Я вообще вернусь завтра утром, ты меня не теряй… Это секрет… Ну, ладно, ладно, уговорила, скажу. Хочу сделать ей предложение! Тихо, только без эмоций, рано еще. Ну, все, пока. Завтра увидишь меня счастливым человеком.
Женя, насупившись, сидела на дорожной сумке.
– Ну, где ты ходишь? Мы уже два автобуса пропустили! – недовольно проворчала она. Каждая минута, отделяющая ее от родного душа, казалась ей пыткой.
Журавский протянул ей «двушку», отвоеванную у телефона молниеносной реакцией.
– Держи. Я не дозвонился.
Леднева махнула рукой, сейчас ей было все равно.
Возле школы компания, которая провела вместе две недели, рассталась. Ребята отправились по домам, учителя – тоже. На знакомой лестничной клетке ничего не изменилось, но близость милого гнездышка со всеми удобствами чуть не заставила Женю прослезиться.
– Все! Больше я из города – ни ногой! – пообещала она, отпирая заскучавший без хозяйки замок.
Журавский позвонил в дверь тети Маши и с облегчением признал, что она умеет держать обещания: никто не ответил.
– Женя, у меня нет ключей.
Сыграть растерянность для Эдуарда ничего не стоило. Евгения сначала даже не поняла. Она стояла на пороге своей квартиры и уже мысленно включала кран горячей воды.
– Что?
– Я не взял ключи. Тети Маши нет дома. Ты приютишь усталого путника? – Он затаил дыхание, но соседка поступила так, как и было предписано его сценарием.
– Боже мой, ну конечно! – гостеприимно распахнула она дверь пошире. – Эдик, ты извини, я что-то туго соображаю. Эта полуночь-полудорога, плацкартный вагон, Тимур, который до утра издевался над твоей гитарой… Как я все это вытерпела?
Он посмеялся и хотел сказать, что споет ей сам, и гораздо лучше Тимура, но Женя даже не взглянула, как он закрыл входную дверь. Сбрасывая на ходу тенниски и ветровку, она устремилась в сторону ванны.
– Я в душ! Первая! – объявила она, и Журавский догадался, что сейчас ее сможет остановить разве что землетрясение.
Двадцать минут спустя родившаяся заново Евгения осторожно тронула его за плечо. Эдуард, умевший отключаться в любых спартанских условиях, дремал в кресле, подложив под голову штормовку.
– Эдик, ты сейчас ляжешь спать или пойдешь в ванную? – тихо спросила она. – Я постелю тебе здесь, на диване.
Он моментально открыл глаза. Она была одета в футболку и шорты, а совсем не в кружевной халатик, как рисовали ему краткие, но содержательные сновидения.
– Да, я лягу. Но сначала – тоже в душ.
Журавский стал расстегивать рубашку, и Женя вышла в соседнюю комнату.
– Держи! – бросила она ему полотенце, появляясь из спальни со стопкой постельного белья.
Он поймал полотенце на лету и перекинул его через плечо, загорелое и мускулистое. Женя отвела глаза в сторону.
На водные процедуры хватило пяти с половиной минут, и он появился из душа с мокрой головой и в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Женя стояла к нему спиной и еще встряхивала одеяло, расправляя складки на пододеяльнике. Диван разложен не был, впрочем Эдуард на это и не рассчитывал.
– Приготовить что-нибудь поесть? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.
Журавский поморщился.
– Нет, попозже. Я сам.
Он подошел к ней сзади и обнял, стараясь быть предельно нежным. На ее плечо упала капля с его волос.
– В ванне есть фен, – пробормотала Женя, не зная, как вести себя дальше.
Он поцеловал ее в шею.
– Жарко, и так высохнет.
Она хотела возразить, что сегодня утром было всего семнадцать градусов, но тут ей тоже стало жарко. Женя вдруг поняла, что из всей одежды на нем – только полотенце, да и то совсем не скрывает явных признаков его мужского к ней расположения. Его рук хватило, чтобы обвить ее в полтора раза. Ладони Эдуарда скользнули от ее талии вверх, большие пальцы обвели окружность Жениной груди, а потом он потянул из шортиков ее футболку.
– Эдик, подожди, – прошептала она.
Он развернул ее к себе лицом.
– Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я мало ждал. Год назад ты вышвырнула отсюда идиота, который пытался облапать соседскую девчонку. Идиот поумнел, и девчонка ведь больше не будет драться? – Эдуард улыбнулся, стараясь зажечь в ее глазах ответную улыбку. – Сегодняшние я и ты – это ведь совсем другое дело…
Женя кивнула.
– Я люблю тебя, – поцеловал ее он.
И она ответила:
– Я тоже…
Теплые ладони под одеждой на ее спине. Завитки темных волос под ее пальцами на его обнаженной груди. Он снял ее футболку через голову, и Женя тряхнула головой, поправляя челку. Ее грудь подпрыгнула, и его желание уперлось ей в живот. Какой недоумок сказал, что женская грудь меньше третьего размера – это не грудь? Кажется, он сам… раньше… Мало ли чего было в этом «раньше»?
Он почти уронил Женю на узкий диван и стянул с нее шорты вместе с трусиками. Его полотенце полетело в сторону кресла и упало на пол вместе с оставленной на подлокотнике рубашкой. Из ее клетчатого кармана с громким звяканьем вывалились ключи от квартиры тети Маши.
Женя, которая не могла этого не заметить, удивленно взглянула на него. Опасаясь упреков, он поспешил накрыть ее своим телом.
– Прости, любимая, я просто не мог дольше ждать.
Она неожиданно широко улыбнулась и спрятала смеющееся лицо у него на плече.
– Конспиратор! Режиссер! Эдик, ты заставляешь всех плясать под свою дудку?
– Нет, не всех, – у него отлегло от сердца: упреков не будет! – Только тех, кого люблю!
– И те, кого ты любишь… А-а-ах! – недоговорила она.
Ее вскрик совсем не был болью, скорее – неожиданностью. Она совсем уже забыла как это бывает. Да и вряд ли это когда-нибудь раньше могло быть так. Так сладко… так безоглядно… так неповторимо счастливо… Он понял и вдохнул ее новое «а-а-ах», соединившись с ней еще и губами. Медленный глубокий поцелуй… Медленное глубокое проникновение…
Уплывая по волнам его ласк, она вдруг вспомнила то, от чего романтический туман в ее голове моментально рассеялся. Первый ее роман оборвался на предположении о ее беременности, и, кто знает, вдруг и Эдик не захочет… Женя вынырнула из поцелуя.
– Эдик, подожди! – озабоченно попросила она, вновь испытывая на прочность его терпение. – Остановись, слышишь?
– Не могу, – прикрыл глаза он. – Теперь уже – точно не могу!
– Я должна сказать тебе… Это важно!
Ее тон был слишком серьезен для ситуации, и Журавский очнулся. Что существенного Женя может сказать ему в этот момент? Быть может, она запоздало решила признаться в том, что в ее жизни однажды уже был мужчина?
– У тебя куча скелетов в шкафу? – попытался он шуткой пресечь поток неуместной сейчас откровенности. – Женя, мне плевать на них!
– Эдик! – в ее голосе послышалось отчаяние, и он, все еще крепко обнимая, замер в ней, глядя в зеленые глаза сверху вниз. – Я хотела сказать… я… не принимаю противозачаточные таблетки. И, боюсь, что у меня дома нет… ну, ты понимаешь?
Ах, вот оно что!
– Презервативов? – услужливо подсказал Эдуард, и усмешка скривила его губы.
Да если бы они были нужны, разве бы он об этом забыл? Журавский приподнялся над нею на локтях и решил, что пора просветить любимую женщину по некоторым вопросам.
– Женя, контрацептивы нужны людям, которые не хотят заводить детей. А я рассчитываю, что моя жена родит мне сына… или дочку. Как думаешь, кто у нас получится?
– Ты делаешь мне предложение? – ахнула она.
Он кивнул:
– Самое официальное. Только можно на колени я упаду несколько позже?
В черных бархатных глазах ее мужчины отразилось озорное счастье, и Женя позволила ему подарить ей всего себя… до последней капли.
