Читать книгу: «Возрастное. Книга 1. Часть 1», страница 6
Глава 4
Октябрь 1904 – Июнь 1906
Село Норино. Наши Мытарства
А на самом деле всё вышло не совсем так. Точнее говоря, всё было совсем не так. Всё было нехорошо, и даже очень плохо.
В селе Норино мы поселились в хате, стоявшей во дворе хозяина. Домишко наш был тесный, с одной небольшой комнаткой, продуваемый всеми ветрами и, естественно, без водопровода, канализации, и прочих «коммунальных удобств».
По приезду в деревню отец, в целях безопасности семьи, решил утаить свою настоящую фамилию, Фейгин и назвался – Ниткин.
Вскоре после нашего приезда сюда к нам пожаловал деревенский староста. Как говориться – зашел «на огонек164». Поговорил с отцом о том, о сем, про погоду, про виды на урожай. Затем он сказал, что ему известно, почему отец уехал из города Почепа, и добавил, что не позволит «какому-то там смутьяну» мутить народ здесь, в «его» селе. Он также сказал, что будет «иногда» заходить. Поговорить. О погоде. Что он и делал примерно раз в полгода.
Работы, для отца, мало. Мы перебиваемся с хлеба на воду. Мать тоже пытается подработать, ищет заказы: кому что пошить, или связать.
Так мы, более-менее спокойно, прожили полтора года.
Наступило лето 1906 года.
В семье уже трое детей, в том числе маленький сынишка Моисей, крепкий, жизнерадостный малыш. Итак, в нашей семье пять душ, живущих, дышащих, и хотящих кушать.
Но царская охранка не оставляет в покое нашу семью.
Снова к нам приехал староста деревни, в сопровождении двух стражников, и… настоятельно «рекомендовал» уехать!!!
Конечно, на «такие» слова нельзя было не обратить внимания.
Полицейский, «связной», «заказчик», – это был один и тот же человек, влиятельный в полиции, который ранее, в городе Почепе, получал «мзду» от Гутермана в виде дорогой полированной мебели: то комод, то стол, то стулья, и тому подобное.
Он же остерегал о какой-либо надвигающейся опасности товарищей Гутермана, Ниткина, Авербаха165, а также руководителей партийных «ячеек».
Эти «ячейки» были организованы в деревнях Мехово166, Анохово167, Ильюшино168, Норино, при помощи солдат, пришедших из царской армии. Все эти села расположены по дороге к городу Почепу.
Недалеко от нашей деревни Норино, через речушку со странным названием Уса169, была расположена деревня Мехово.
«Связной», который в это время был в чине старшего170 стражника, прибыл туда для «прочесывания» жителей смежных деревень и выискивания среди них «нарушителей спокойствия».
Его подчиненные «рассеялись» по соседним селам в поисках так называемых «смутьянов». Двое из них пришли в нашу деревню. Они вошли в наш дом, арестовали моего отца и забрали его с собой. Куда? Мы не знали…
Он остановился, как всегда в таких случаях, в этой деревне, в одном из богатых купеческих домов. Вот туда-то и привели арестованного «бунтовщика» Ниткина, а на самом деле, Фейгина.
Увидев отца, «связной», конечно же, узнал его, но не подал и виду, а, сделав «хмурое» лицо, строго и серьёзно произнес.
– Ну-с, ну-с, «хорошо», – и распорядился «зычным» голосом. – В карцер его, бунтовщика!
Ранее я написал, что мы жили в хате, что стояла во дворе хозяина.
Кто же были эти хозяева? Это была крестьянская семья Насыриных. Они очень уважали нашу семью и поддерживали нас материально, чем могли. Причем Насырины были давними друзьями Залман-Бера Головичера, арендатора фруктового сада помещика Шинкаренко171 в селе Высокое172, что расположено в двадцати пяти173 верстах от нашего села Норино.
Мамин дядя Залман-Бер еще вчера был у нас. Мои родители советовались с ним о том, как жить дальше. Уже было ясно, что здесь полиция отцу спокойно жить не даст, хоть он и не Фейгин, а Ниткин. Они договорились, что на следующий день дядя вернется сюда с Григорием Гутерманом, и они все вместе будут решать этот вопрос.
Обо всём этом, конечно, Насырин не знал, и знать не должен был. Но он видел, как конная полиция заехала в наш, а фактически, его двор, вывела Хаима из хаты, и увезла его.
Но куда?
Насырин знал постоянное «логово» полиции. Он быстро запряг свою лошадь и уехал в село Высокое за маминым дядей и вскорости примчал его в село Мехово, на улицу, где и было расположено их «логово». Сам же он уехал домой и зашел к нам.
Арише – так звали маму в деревне – он рассказал, куда ездил, кого привез, где его оставил, и что тот скоро придёт к ней вместе с её мужем. Мать бросилась обнимать, целовать этого доброго, догадливого человека, обливаясь горькими слезами.
– Ну, ладно, – сказал Павел Петрович Насырин, – успокойся. Твой дядя просил меня передать тебе, что он придет домой вместе с Хаимом. Скоро. – А перепуганным детям, подмигнув глазом, сказал: – Отец сейчас придет, и у вас всё будет хорошо. – И ушел к себе.
Около двух лет мы жили у этих добрых людей, «как у Христа за пазухой174». Особенно это стало ясно в смутные Январские дни 1905 года, когда «Чёрная175 Сотня» устраивала еврейские погромы, искала евреев, чтобы грабить, бить, и даже убивать. Именно тогда Насырины и их соседи, которые присоединились к ним, встали с вилами и кольями в руках у своих ворот, и отстояли нас не без риска для себя.
ВЕЧНОЕ НАШЕ СПАСИБО ВАМ!!!
Хочу привести «выдержку» из рассказа маминого дяди о том, что произошло с ним в «логове» полиции.
– Когда я вошел туда, там никого не было видно. Дверь во вторую комнату, служившей карцером, была приоткрыта, слышен был тихий говор. По голосам я догадался, что это был разговор «связного» с Хаимом.
– Вскоре из карцера вышел «связной», за ним, замыкающий, шёл «наш бунтовщик Хаим». Увидев меня, полицейский первый протянул руку и, кивнув головой в сторону Хаима, сказал с «деланной» улыбкой. – А мы с ним уже собрались идти по домам.
– Домой так домой, – ответил я с такой же улыбкой моему «приятелю». – Скажи, пожалуйста, а без этого, – и я показал на Хаима, – нельзя было сегодня обойтись?
– Вот именно, «сегодня – нельзя было». Указание свыше. – Такой был дан мне ответ.
– Затем «связной» поделился с нами информацией о том, что Высшее Жандармское Управление очень обеспокоено ростом антиправительственных массовок. Поэтому дано строжайшее указание о принятии особых мер по ликвидации «таких» выступлений.
– И в заключение он посоветовал Хаиму с семьей уехать из деревни, пока не приехали уездные жандармы.
– И чем раньше ты, Хаим, сделаешь это, тем лучше…
С этими новостями отец и мамин дядя пришли к нам домой.
Час от часу не легче. Шутка ли, в самом деле, мы, сегодня, снова, должны уезжать, как и прежде, как мы когда-то уехали из города Почепа. И куда ехать-то? Нам некуда деваться, кроме города Хотимска, да и нет у нас другого выбора.
А началось все это мытарство из столярной мастерской Гутермана. Сперва он втянул отца в рабочее движение, потом отца задержали как «бунтовщика» и поставили на учет в полиции как человека, нарушающего закон, и, наконец, наш немедленный отъезд оттуда и приезд сюда, в деревню Норино, откуда, на рассвете, мы должны уехать в город Хотимск.
Мои родители и мамин дядя долго советовались, думали так и этак, а финал всё тот же. Когда ехать? Сейчас? Или подождать? Но, чего ждать-то? Ареста?
Так и не решив ничего, решили пригласить на «совет» супругов Насыриных. Никакого риска здесь нет, ведь они теперь уже и так всё знают. Да, к тому же, наш немедленный отъезд отсюда зависит от них.
«Совет» состоялся здесь же, в нашей хате.
После долгого рассмотрения различных вариантов, размышления и обсуждения, было принято решение покинуть деревню на рассвете. Мы решили мебель не брать, оставить хозяевам.
Мои родители и дядя сразу же начали упаковывать наши вещи.
Насырины пошли кормить лошадей, готовить две брички176, армяки177 для укрытия детей в пути от возможного ветра, дождя. Хозяева, зная, что евреям нужна «кошерная178» пища – яйца вареные, масло сливочное, молоко топлёное и, конечно, хлеба побольше – они приготовили всего в дорогу, словно «заботливая мать для своих детей».
Еще ночью, в темноте, мы встали, и, не евши, ни пивши, чтобы успеть до рассвета, погрузились на повозки и «убрались» из села. Мы – это мамин дядя Залман-Бер Головичер, нас, Фейгиных, пять душ, да Насырины, муж с женой, возчики.
Поехали, кони добрые, день удался ясный, расстояние до города Хотимска, через поселок Клетня, всего-то верст сто179, правда, с «гаком180». Должны добраться за два дня.
Глава 5
Май 1904 – Июнь 1910
Фейгины. История Двух Братьев.
Младший брат моей мамы, Меир Головичер, женился на младшей сестре небезызвестного вам Менделя Когана, и в 1904 году, вместе с младшим братом моего отца, Самуилом Фейгиным, был призван в «солдаты».
В 1905 году, во время Русско-японской181 войны, будучи на фронте в Порт-Артуре182, они попадают в плен.
Японцы изо дня в день гонят голодных, изможденных, раздетых военнопленных на погрузо-разгрузочные работы на иностранные корабли. В результате, какой-то иностранец с одного американского корабля, по договоренности с группой кочегаров этого же корабля, прячет в трюме десять «русских» пленных солдат. Их переодевают в одежду кочегаров, обильно смазывают сажей их одежду, руки и лица, и увозят в Америку, в Нью-Йорк.
В первом своем письме домой в Хотимск, почти что через год после побега из плена, дядя Самуил Фейгин описал, как они «уплыли» из плена.
– Когда корабль пришел в порт, мы не могли сойти на берег, так как у нас, военнопленных, нет ни денег, ни одежды какой-нибудь, не говоря уже о том, что и документов-то нет никаких. И хозяева корабля предложили нам поработать за плату – плавать в ближайшие порты. Они пообещали нам «сделать», через несколько месяцев, документы. И мы согласились. Так мы прослужили моряками чуть более полугода.
– Хозяева свое слово сдержали. Они выдали нам паспорта, но паспорт-то были чужие, умерших или утонувших моряков. Затем высадили нас с мизерной суммой денег в Америке, в Нью-Йорке, откуда мы с Меиром сразу же перебрались «на жительство» в Чикаго. Вскорости, мы потеряли друг друга из виду. Искать человека в Чикаго можно, но, без знания языка, да еще с нашими «документами» – опасно, даже очень. Пришлось несколько ночей ходить в синагогу, и не столько молиться, сколько ночевать и стараться попасть «на глаза» служителям. По чужим документам я жил недолго…
Шамес183, приметил «новичка», особенно тогда, когда дядя мой читал поминальный «кадиш184» по своему покойному отцу, моему деду Моисею Фейгину. В синагоге таких мужчин, которые поминают в будние дни, особенно вечером, бывают единицы.
Шамес обязательно знает их, потому что в эти дни ему, Шамесу, сколько-нибудь «перепадет». А тут новый, незнакомый человек и… ничего. Он доложил «Габаю185», о новом прихожанине.
В нашем «обиходе» служители обязательно познакомятся с новым человеком – откуда еврей? Кто он? В чем нуждается? Гость обязательно расскажет им все откровенно. И, если сложный вопрос одному «старосте» не под силу, то он, либо соберет свой «комитет», либо пойдет к раввину. И никогда еще не было случая, чтобы еврею не помогли. Как обычно, в любом народе ведется, на общественные посты выбирают людей честных, добросовестных, а в старое время, обязательно еще и богатых.
Дальше постараюсь вкратце изложить содержание последующих писем, присланных моим дядей своей маме, то есть, моей бабушке Этель, в город Хотимск. Бабушка приехала к нам в Акуличи с этими письмами, проведать нас, узнать, как мы тут устроились. Было это в 1909 году.
– Староста выслушал меня, – писал в своих последующих письмах дядя Самуил, – почитал мой «документ», потом пригласил меня ночевать к нему… познакомил меня с женой… Дочь мне его очень даже понравилась… Утром мы пошли на его шляпную фабрику…
– Я живу у них…
– Поздравьте нас с Лизой186 со свадьбой…
– Поздравьте с дочкой…
– Днями вышлю Давыду шифскарту187 и деньги на проезд к нам в Америку.
Следующее письмо с фото, их всех и Давыда, мы получили через год.
У меня есть фото дяди Давыда, найденное мной у моей матери в Евпатории в 1965 году. Второе фото, дяди Самуила, с женой и дочкой на руках у него, сидящих на крыльце собственного дома в 1930 году где-то в Чикаго, кто-то стащил у моей мамы.
В основном, письма из Америки присылал дядя Самуил, а Давыд ограничивался «вкладышами» да «приветами».
В первом таком «вкладыше» дядя Давыд сообщил, что на корабле компании РУСКАПА188, плывущем в Америку, он познакомился с девушкой-попутчицей, оказавшейся дочерью киевского раввина, зовут ее Рахиль189. За время, проведенное в пути, они понравились друг другу, и, приехав в Чикаго, в доме у дяди Самуила, «сыграли» свадьбу. На свадьбе были родственники Рахили… Жених, которого ее родня приготовила ей, «остался с носом190»…
1. Выражение связано с прежним обычаем ставить на окне зажженную свечу в знак того, что хозяева дома и к ним можно зайти.
2. На огонек значит «на миг», т. е. на очень короткое время, достаточное, чтобы получить, зажечь огонь или только погреться.
Уездная полицейская стража организационно состояла из стражников, распределенных по населённым пунктам, и целостных команд на казарменном положении. Число последних не опускалось ниже 25 % от общего состава. Офицеры назначались из расчёта: один офицер на 300 пеших или 150 конных стражников.
С 26 июля 1906 года была введена должность старшего полицейского стражника. Стражники подчинялись полицейскому уряднику.
Социальную основу этих организаций составляли разнородные элементы: помещики, представители духовенства, крупной и мелкой городской буржуазии, купцы, крестьяне, рабочие, мещане, ремесленники, казаки, полицейские чины, выступавшие за сохранение незыблемости самодержавия на основании формулы «Православие, Самодержавие, Народность».
Период особой активности черносотенцев пришёлся на 1905–1914 годы.
В России брички делали обычно без рессор, тогда как в Западной Европе чаще на рессорах и с откидным верхом. В Польше нередко брички были двухколёсными. В бричку запрягали одну или пару лошадей. Кучер мог сидеть на козлах или рядом с пассажиром.
В России – кучерской кафтан, крестьянская одежда. Известна на Руси с XIII века. Наиболее распространенная верхняя одежда крестьян-мужчин.
Армяк представлял собой длинный, теплый, просторный халат без сборок. Подпоясывался обязательно цветным кушаком. Как правило, армяк носился с поярком (гречником) (шляпа из овечьей шерсти, напоминающая пирог-гречник).
В русском языке прилагательное «кошерный» образовано от ко́шер – ашкеназского варианта произношения иврит каше́р; антоним – «трефно́й», от идиш трейф – букв. некошерный, в свою очередь восходит к иврит трефа́ – букв. «растерзанное».
На первом месте во всей русской политике первой половины царствования императора Николая II стояли вопросы Дальнего Востока – «большая азиатская программа». Основным препятствием к русскому преобладанию на Дальнем Востоке была Япония, неизбежное столкновение с которой Николай II предвидел и готовился к этому как в дипломатическом, так и в военном отношении.
Проведя масштабную модернизацию экономики страны, Япония к середине 1890-х годов перешла к политике внешней экспансии.
Внезапное, без официального объявления войны, нападение японского флота на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года привело к выводу из строя нескольких сильнейших кораблей русской эскадры. В мае, использовав бездействие русского командования, японцы провели высадку своих войск на Квантунский полуостров и перерезали железнодорожное сообщение Порт-Артура с Россией. Осада Порт-Артура была начата японскими войсками уже к началу августа 1904 года, а 20 декабря 1904 (2 января 1905) года гарнизон крепости был принуждён к сдаче. Остатки русской эскадры в Порт-Артуре были потоплены осадной артиллерией японцев либо взорваны собственными экипажами.
В феврале 1905 года японцы заставили отступить русскую армию в генеральном сражении при Мукдене, а 14 (27) мая – 15 (28) мая 1905 года в Цусимском сражении нанесли поражение русской эскадре, переброшенной на Дальний Восток с Балтики. В результате поражений в этой войне с начала января 1905 года в России возникла и развивалась революционная ситуация.
Война завершилась Портсмутским миром, подписанным 23 августа (5 сентября) 1905 года и зафиксировавшим уступку Россией Японии южной части Сахалина и своих арендных прав на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу.
Около Порт-Артура в ночь на 27 января 1904 года начались первые боевые столкновения Русско-японской войны, когда японские корабли выпустили торпеды по русским военным кораблям, стоявшим на внешнем рейде Порт-Артура. При этом были серьёзно повреждены броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич», а также крейсер «Паллада». Оставшиеся корабли предприняли две попытки вырваться из порта, но обе оказались неудачными. Нападение японцев было совершено без объявления войны и было осуждено большинством стран мирового сообщества. Только Великобритания, являвшаяся в то время союзником Японии, праздновала нападение как «великое деяние».
В ходе войны японская армия, при поддержке японского флота, начала осаду крепости Порт-Артура, которая длилась 11 месяцев, несмотря на то, что японцы использовали самые современные на то время гаубицы калибра 280 мм.
20 декабря 1904 (2 января 1905) года крепость была сдана японцам на 329-й день после начала войны генералом Стесселем вопреки решению Военного совета и желанию обороняющих крепость солдат.
В настоящее время существует почти исключительно в хасидских общинах. Шамес – распространённый персонаж фольклора восточно-европейских евреев, а также еврейская фамилия.
Чтение поминального кадиша близкими родственниками установилось, видимо, в XIII веке в Германии после частых случаев мученической смерти евреев при крестовых походах.
Поминальный кадиш, не содержащий слов о загробной жизни или о воскресении из мёртвых, как бы служит признанием справедливости небесного суда в духе талмудического указания: «Человек обязан благодарить за постигшее его зло, как за ниспосланное ему добро».
Сегодня габай – должность общественная, ничего экстраординарного в ней нет. Но раньше она была настолько уважаема и почетна, что многие, стремясь ее получить, готовы были заплатить большие деньги, не получая взамен никакой денежной компенсации. Во многих случаях габаем становился староста синагоги.
В Западной Европе также есть имя Изабелла (Изабель, Исабель), которое является формой средневекового провансальского имени Елизавета (Isabeu). Эти имена считались королевскими и были распространены среди высших кругов общества. Элиза, Лиза, Луиза, Вета – это краткие формы имени Елизавета, но в последнее время они стали самостоятельными именами.
